28 августа, пятница

Входная дверь захлопывается. Из спальни мне слышно, как Мэттью заводит машину, выруливает за ворота и уезжает. В доме повисает тишина. С трудом приняв сидячее положение, я тянусь к подносу с завтраком за двумя маленькими таблетками персикового цвета, кладу их в рот и запиваю апельсиновым соком. Потом опускаюсь обратно на подушки и закрываю глаза, не обращая внимания на два красиво разложенных ржаных тоста и баночку греческого йогурта с гранолой.

Мэттью был прав. Теперь, когда я регулярно принимаю таблетки, я чувствую себя гораздо лучше. Качество моей жизни значительно улучшилось за последнюю… неделю? Две? Я кошусь на часы, чтобы увидеть дату. Двадцать восьмое августа, пятница. Значит, тринадцать дней. Я помню не так уж много, однако 15 августа сохранилось в моей памяти как день, когда у меня был нервный срыв. А еще это мамин день рождения – но вспомнила я об этом только вечером, уже после визита доктора Дикина; и когда поняла, что не положила цветы на ее могилу, то снова сорвалась и принялась обвинять Мэттью в том, что он мне не напомнил. Это было абсолютно несправедливо, ведь я никогда не называла ему дату, однако Мэттью промолчал на этот счет и сказал лишь, что можно пойти туда на следующий день.

Но я так до сих пор и не сходила, потому что просто физически не могу. Я принимаю две таблетки перед сном и сплю всю ночь. Утром Мэттью перед уходом на работу приносит мне еще две таблетки вместе с завтраком, старательно выполняя наказ доктора позаботиться о том, чтобы я отдыхала. Благодаря этому тревога, которую я всегда ощущаю, оставаясь дома одна, успевает стихнуть, пока я умываюсь и одеваюсь. Подвох, однако, в том, что к середине утра я уже чувствую себя настолько вялой, что едва переставляю ноги. Большую часть дня я провожу на диване перед телевизором, барахтаясь между сном и бодрствованием, и смотрю все тот же «магазин на диване», потому что не в силах даже переключить канал. Иногда краем уха слышу звонок телефона, но он настолько далек от меня, что не вызывает никакой реакции. Я не беру трубку, и, вероятно, поэтому звонки раздаются все реже. Однако он не прекращает звонить совсем, желая, очевидно, показать, что не забыл обо мне. А я с удовольствием представляю себе, как он раздосадован тем, что не может до меня добраться.

Жить стало проще. Таблетки, пусть они и слишком сильные, позволяют мне хоть как-то функционировать: грязное белье стирается, посудомойка загружается и в доме делается уборка. Правда, я совсем не помню, как это происходит, и по этому поводу мне вообще-то следовало бы бить тревогу: ведь такое лечение играет с моей и без того слабеющей памятью злую шутку. Если бы я могла соображать нормально, то уменьшила бы дозу вдвое. Но если бы я могла соображать нормально, мне вообще не понадобились бы таблетки. Возможно, мне стоило бы побольше есть, и тогда таблетки не действовали бы так сильно; однако аппетит я, похоже, потеряла вместе с разумом. Завтрак, который приносит мне Мэттью, отправляется в мусорное ведро. Обед я всегда пропускаю: днем я слишком сонная для еды. Так что питаюсь я лишь раз в день, вечером, – тем, что готовлю нам на ужин.

Мэттью не знает, как проходят мои дни. Действие таблеток ослабевает за час до его прихода. Этого времени достаточно, чтобы голова немного прояснилась; я успеваю причесаться, слегка накраситься и приготовить что-то на ужин. А если он спрашивает, я сочиняю, что работала или, например, намывала какой-нибудь сервант.

Я хочу изолироваться от внешнего мира. Мне приходит невыносимо много сообщений – от Рэйчел, Мэри, Ханны, которые зовут меня выпить кофе, и от Джона, который хочет поговорить об учебном плане. Я не отвечаю. У меня нет сил на общение и встречи, и уж тем более на обсуждение учебных планов. Это угнетает меня с каждым днем все сильнее. Внезапно я решаю, что нужно засунуть куда-нибудь мой телефон. Да, это лучший выход: если он потеряется, исчезнет и необходимость отвечать. Все равно сеть дома плохо ловится, так что от него и толку-то особого нет.

Я беру мобильник и выключаю его, игнорируя два новых голосовых сообщения и три эсэмэски. Спускаюсь в гостиную и осматриваюсь в поисках места, где можно было бы его спрятать. Подхожу к орхидеям, вытаскиваю одну из горшка и, положив телефон на дно, опускаю растение обратно.

Если из-за таблеток я вдруг забуду о своей деменции, всегда найдутся маленькие напоминания о том, что мой мозг постепенно и неотвратимо разрушается. Например, я разучилась пользоваться микроволновкой. Хотела вчера сделать себе горячего шоколада, но в итоге пришлось греть его в кастрюльке, поскольку все это множество кнопок на панели микроволновки мне больше ни о чем не говорит. И еще нам постоянно присылают разные вещи, которые я видела в «магазине на диване», хотя я не помню, чтобы их заказывала.

Вчера пришел очередной пакет. Мэттью нашел его у двери, когда вернулся с работы.

– Это было под дверью, – произнес он очень спокойно, хотя это уже вторая посылка за последние три дня. – Ты еще что-то заказала?

Я отвернулась, пытаясь скрыть замешательство и проклиная себя за то, что не заказала что-то компактное; если бы пакет пролез в щель для почты, я бы успела спрятать его до прихода Мэттью. Нам ведь только во вторник прислали спиральную овощерезку – и вот сразу за ней снова невесть что, очередной позор.

– Открой и посмотри, – сказала я, чтобы выиграть время.

– Так это для меня? – Мэттью потряс сверток. – Там как будто инструмент какой-то.

Я смотрела, как он снимает упаковку, и отчаянно пыталась вспомнить, что же такое заказала.

– Картофелерезка? – удивленно уставился на меня Мэттью.

– Я решила, что она забавная, – пожала я плечами, вспоминая, как картофелина за считаные секунды превращалась в множество аккуратных ломтиков.

– Я понял, это вдогонку к той штуке для овощей, которую прислали в понедельник. И где ты только откапываешь такие вещи?

Я наплела, что увидела рекламу в одном из журналов, которые нам кидают с воскресной почтой. Это все же лучше, чем признаться, что я заказала их в «магазине на диване». Пожалуй, придется мне оставлять сумку в спальне, чтобы избежать искушения. У меня уже вошло в привычку брать ее по утрам с собой вниз на случай, если придется срочно убегать, и получается, что кредитка всегда под рукой. А ведь если бы мой преследователь и явился за мной, у меня бы все равно не получилось уйти далеко. Из-за таблеток мне нельзя садиться за руль, так что сбежать я могу разве что в сад. Вряд ли это меня спасет.

Временами мне кажется, что он здесь. И тогда я выхожу из забытья, а сердце бьется как бешеное оттого, что я уверена: он наблюдает за мной через окно. Инстинкт самосохранения велит мне бежать, и я даже почти поднимаюсь с кресла, но потом снова валюсь обратно, равнодушно говоря себе, что если он и правда здесь, значит, наконец-то все закончится. Я еще достаточно хорошо соображаю, чтобы понимать: таблетки, ставшие моим спасением, рано или поздно меня погубят. Или, как минимум, они погубят мой брак. Разве могу я рассчитывать, что Мэттью будет бесконечно терпеть мое все более эксцентричное поведение?

Заметив, что от выпитых таблеток мысли уже начинают путаться, я быстро принимаю душ и натягиваю свободные джинсы и футболку – свою новую домашнюю «униформу», которая, как я выяснила, сохраняет более или менее презентабельный вид даже после целого дня лежания на диване. Как-то утром я надела платье, и под конец моего сонного дня оно измялось до неузнаваемости; Мэттью даже пошутил, что я, наверно, с утра до вечера ползала в нем по кустам в саду.

Беру поднос и, оставив сумку в спальне, спускаюсь вниз. Разламываю тост и выношу в сад, птичкам. Хотелось бы мне посидеть там, наслаждаясь солнцем, но я не могу: я чувствую себя в безопасности только запершись в доме. Я никуда не выхожу с тех пор, как стала постоянно пить таблетки. На ужин готовлю то, что нахожу в холодильнике, а вместо свежего молока беру пастеризованное, которое мы держим про запас. Вчера Мэттью заметил, что холодильник опустел, и завтра – я надеюсь – предложит съездить за продуктами.

На ватных ногах я возвращаюсь в дом и, порывшись в холодильнике, нахожу несколько сосисок. Осталось порыться в голове, чтобы сообразить, как превратить их в подобие ужина. Кажется, где-то завалялась пара луковиц, а в буфете точно есть банка томатов. Меню готово; довольная иду в гостиную и опускаюсь на диван.

Ведущие «магазина на диване» мне уже как друзья. Сегодня предлагают усыпанные кристаллами наручные часы, но, к счастью, я слишком устала, чтобы идти за сумкой в спальню. Звонит домашний телефон. Я закрываю глаза и позволяю сну завладеть мною. Люблю ощущать, как меня медленно уносит в забытье. И плавно возвращаться обратно в реальность – через несколько часов, когда действие таблеток ослабевает. Сегодня, витая вне времени и пространства между сном и явью, я в какой-то момент ощущаю рядом чье-то присутствие. Словно кто-то здесь, в комнате, смотрит на меня – не с улицы через окно, как раньше. Я лежу не шевелясь, и с каждой секундой тело каменеет, а дыхание становится поверхностным. Чувства обостряются до предела, и, когда терпеть больше нет сил, я резко открываю глаза, ожидая увидеть, как он заносит надо мной нож. Сердце бешено колотится в грудной клетке, и я слышу его глухие удары. В комнате никого нет. И за окном тоже.

Часом позже, когда Мэттью возвращается с работы, стол уже накрыт, а сосисочная запеканка ждет в духовке. Чтобы скрасить отсутствие второго блюда, я открываю бутылку вина.

– Выглядит аппетитно, – произносит Мэттью. – Но я бы сначала пива выпил. Тебе что-нибудь достать? – С этими словами он открывает холодильник, и даже я вздрагиваю при виде пустых полок. – Ой… А ты разве сегодня ничего не покупала?

– Я подумала, может, мы завтра вместе съездим?

– Ты же собиралась заехать в магазин после собрания. – Мэттью достает пиво и закрывает дверцу. – Кстати, как прошло?

Я украдкой смотрю на настенный календарь. Рядом с сегодняшней датой пометка: «СОБРАНИЕ». У меня падает сердце.

– Я решила не ходить, – отвечаю я. – Какой смысл, если я все равно не вернусь на работу?

– И когда ты это решила? – удивленно спрашивает Мэттью.

– Мы уже это обсуждали, помнишь? Я сказала, что пока не в состоянии работать, а ты ответил, что можно поговорить об этом с доктором Дикином.

– Да, но мы договорились сначала подождать недели две и посмотреть, как подействуют таблетки. Но раз ты так хочешь… – Он достает из ящика открывалку и откупоривает пиво. – А что Мэри думает? Сумеет она найти тебе замену за такой короткий срок?

– Не знаю, – отвечаю я, отвернувшись и пряча лицо.

Мэттью отпивает прямо из бутылки.

– А что она сказала, когда ты сообщила, что не вернешься?

– Не знаю… – мямлю я.

– Ну сказала же она что-нибудь? – настаивает он.

– Я ей еще не говорила. Я только сегодня это решила.

– Но ведь она должна была поинтересоваться, почему ты не придешь на собрание!

Меня спасает звонок в дверь. Мэттью идет открывать, а я сажусь за стол, обхватив голову руками и удивляясь, как могла забыть о собрании. Потом слышу, как Мэттью в прихожей рассыпается в извинениях, и с ужасом понимаю, что там Мэри. Только бы он не пригласил ее в дом!

– Это была Мэри.

Я поднимаю голову. Мэттью стоит передо мной, ожидая от меня какой-то реакции. Надо что-то сказать, но я не могу. Я не знаю как.

– Она ушла, – прибавляет он. Я впервые вижу, как он злится. – Ты что, вообще ничего ей не сказала? Почему ты не отвечала на ее сообщения?

– Я их не видела. Я потеряла телефон, – отвечаю я грустным голосом. – Никак не могу его найти.

– Когда ты его в последний раз видела?

– Наверное, когда мы с тобой ездили ужинать. Я вообще редко пользовалась им в последнее время, поэтому только сегодня вспомнила.

– Скорее всего, он где-то в доме.

Я мотаю головой:

– Я везде смотрела, и в машине тоже. Даже в ресторан позвонила на всякий случай, но они его не находили.

– Ладно, а ноутбук ты тоже потеряла? А домашний телефон? Почему ты к нему не подходишь? Похоже, все коллеги пытались с тобой связаться – Мэри, Конни, Джон. Сначала они думали, что мы с тобой в последний момент улетели куда-то отдохнуть, но когда ты не появилась на собрании, Мэри решила сама заехать и проверить, все ли в порядке.

– Это все из-за таблеток, – бормочу я. – Меня от них вырубает.

– Тогда попросим доктора уменьшить дозу.

– Нет! – Я решительно мотаю головой. – Я не хочу.

– Если ты в состоянии заказывать всякие штуки из рекламы, то могла бы и с коллегами связаться, особенно с начальством. Мэри, конечно, отнеслась ко всему с пониманием, но я думаю, она очень недовольна.

– Хватит меня ругать!

– Я ругаю? Да я только что тебя прикрыл!

Он, конечно, прав, и я остываю.

– Что сказала Мэри?

Мэттью возвращается к пиву, которое оставил на столе, когда пошел открывать дверь.

– Ну что она могла сказать? Я объяснил, что у тебя все лето были проблемы со здоровьем и ты принимаешь лекарства, а она как будто даже не удивилась. Похоже, в последнем семестре она и сама начала за тебя беспокоиться.

– Вот как? – Слова Мэттью выбивают меня из колеи.

– Но она ничего не говорила, поскольку думала, что ты просто от переутомления все забываешь, и надеялась, что за каникулы ты отдохнешь и придешь в норму.

– Тогда она, наверное, счастлива, что я не вернусь! – отвечаю я, издав натужный смешок. Какой стыд, что Мэри заметила мои провалы в памяти!

– Совсем наоборот: сказала, что они будут скучать без тебя. И просила сообщить, если ты найдешь в себе силы вернуться.

– Какая она милая, – я уже раскаиваюсь в своем сарказме.

– Все там за тебя переживают, Кэсс. Все мы – и я тоже – хотим, чтобы тебе стало лучше.

Глаза застилают подступившие слезы.

– Я знаю, – отвечаю я.

– Тебе нужно взять справку у доктора Дикина.

– А ты можешь его попросить?

Я чувствую на себе его взгляд.

– Хорошо.

– И в супермаркет нужно. Отвезешь меня? Я не хочу садиться за руль, пока пью таблетки. А продукты закончились.

– Они так сильно на тебя действуют?

Я медлю с ответом: если скажу «да», он может попросить доктора уменьшить дозу.

– Да нет, не сказала бы. Просто не хочу рисковать.

– Ясно. Ладно, съездим завтра.

– Тебе это не в тягость?

– Конечно нет! Ты только скажи, что я могу для тебя сделать, Кэсс, и я это сделаю; что угодно, лишь бы тебе было легче.

– Да, я знаю, – отвечаю я, с благодарностью глядя на Мэттью.