Зубы дьявола

На полу валялась солома. Наверное, это рига или амбар. Марка окружали четыре стены из плохо пригнанных досок. Ветер задувал в щели с адским воем. Оглушительному свисту и завыванию вторил грохот сотрясавшихся стен, и казалось, вся конструкция вот-вот обрушится, не выдержав очередного порыва ветра. По оранжевым отсветам он понял, что день клонился к закату. Становилось холодно.

Марк хотел подышать на пальцы, чтобы их согреть, но руки его не слушались, как и онемевшие ноги. Голова раскалывалась от дикой боли. В нескольких метрах от него маячили длинные черные тени, они держались прямо и неподвижно, он едва различал их, словно в тумане.

Сарай для сена. В воздухе стоял густой запах подгнившей травы, почти такой же, как в сарае у дяди Саши. Марк понял, что руки у него за спиной к чему-то привязаны и он сидит, подогнув под себя ноги. Кровь в венах застоялась, и ему требовалось поменять положение тела. Он попытался ухватиться правой рукой за икру, но прикосновения не почувствовал, – его нога была безжизненной, как кусок мяса. Он шумно выдохнул. У него совсем не осталось сил. Марк оперся на запястья и, стиснув зубы, сумел разгрести покрывавшую пол солому. Одна ступня, другая. По жилам снова заструилась кровь; ноги, от пальцев до бедер, стало покалывать, как будто в них впились тысячи кнопок. Он сморщился от боли. Боже мой, куда он попал? Что произошло? Он ничего не понимал. И его невыносимо клонило ко сну.

Внезапно он различил среди свиста ветра не то жужжание, не то шорох. Этот звук был не похож на другие – как будто пучок соломы терся о доску. Звук раздался снова, и Марк затаил дыхание. Видел он смутно, и тем не менее его не покидало ощущение, что здесь, рядом с ним, кто-то есть. Он еле слышно подал голос, но никто ему не ответил. Шуршание прекратилось. В горле у него пересохло, и во рту стоял сильный и противный сладкий привкус. Когда он попытался сглотнуть, горло обдало жаром. Его голова лопалась от боли, и он старался меньше ею шевелить. Какой-то негодяй накачал его наркотиками и привязал, это его шаги он слышал, подумал Марк, но внезапно его мысли прервала сильная пульсация крови в ушах. Он зажмурился. Почему ему не отвечают? Марк попытался ослабить веревки, но упаковали его на совесть.

Он откинулся назад, привалившись к столбу, к которому был привязан. Услышал слева тихий шепот. Он готов был поклясться, что рядом с ним кто-то тихо переговаривается.

– Кто вы? – заметавшись, крикнул Марк. – Я вас слышу. Чего вам от меня надо? Развяжите меня, развяжите…

Голос ему изменил, и его последние слова потонули в рыданиях. Шепот прекратился, но он чувствовал их присутствие. Вне всякого сомнения, это двое мужчин. Глаза Марка постепенно привыкали к темноте, и в десятке метров от себя он разглядел две фигуры. Одну сидящую, другую стоящую. Время от времени первая поднималась, а вторая садилась. Порой они наклонялись друг к другу. А Марк между тем все боролся со сном, головная боль у него немного утихла, но сознание по-прежнему было спутанным.

Внезапно воздух по обе стороны от него и сзади пришел в непонятное движение. И тут же две руки обхватили его щиколотки. Он начал отбиваться, и в тот же момент почувствовал, как две ладони со всего маху впечатались ему в лицо – одна давила на нос, другая на подбородок. Эти мерзавцы силком пытались открыть ему рот, и он вновь ощутил на языке и в горле отвратительный химический вкус. Он пробовал сопротивляться – сжимал челюсть, плевался, – но вынужден был проглотить эту гадость. По телу тотчас разлилось благодатное тепло, веки отяжелели, и в глазах появилась какая-то муть – в виде мужских силуэтов, растворявшихся в полумраке. Силы стали покидать его. Пытаясь перекричать сумбурный хор голосов, он требовал, чтобы они отпустили его, чтобы развязали эти проклятые веревки и отправлялись ко всем чертям, называл их бандой ненормальных и негодяев и обещал придушить их одного за другим, говорил, что он им… Но сыпавшиеся на их голову проклятия так и замерли у него на губах.

Ветер стих с наступлением ночи, точнее, с ее переходом в 21 марта. Ночи равноденствия и полнолуния. Щели в стенах зияли чернотой, температура воздуха снаружи упала до трех градусов. Однако сквозь маленькое слуховое окно, прорезанное в крыше амбара, просачивался едва заметный бледный свет. Тропу контрабандистов, убегавшую вверх, к высокому мысу Аргоа, окружала прозрачная звездная ночь, отливающая холодным лунным светом, который отбрасывал на землю бесформенные тени тисов и приморских сосен и выхватывал из темноты кусты утесника и ежевики, словно танцоров луч прожектора. Ланды окрасились серым, ложбины и впадины холмов превратились в черные пятна и выглядели пугающе грозными, кокетливые домики растворились во тьме, – остров казался зловещей немой декорацией, черно-белым натюрмортом без единого звука и малейшего движения.

Стены вздрогнули от взрыва, сильный сквозняк подхватил солому и сдул ее с пола. Сквозь широкий прямоугольник в амбар хлынул бледный свет, и в середине проема появился коренастый мужчина. Он стоял, расставив ноги, напряженный, как туго натянутая гитарная струна, – и держал обеими руками охотничье ружье.

– Кто первый дернется, застрелю как кролика.

Марк повернул голову в направлении приглушенного голоса человека с ружьем и увидел его словно сквозь матовое стекло. Потом его голова упала на плечо, и он уже не мог ее поднять. Голоса. Тени. А теперь вот – чудо. Ангел-хранитель. На этом острове у него появился ангел-хранитель. Марк попытался закричать, но с его губ слетела только слабая мольба:

– Жо… эль…

Оба его тюремщика застыли в нерешительности – вероятно, от неожиданности. Жоэль Карадек не шелохнулся и сверлил их презрительным взглядом. Он целый день искал Марка и теперь был вне себя от гнева. И не говорил, а лаял:

– Что за бардак? Что здесь творится? Кем вы себя возомнили? Проклятые слизняки!

Парочка стушевалась, увидев оружие. Один из них прислонил свое ружье к деревянному ящику и стал приближаться к Карадеку мелкими шагами.

– Положи ружье, Жоэль, – произнес он уверенным звучным голосом.

– Заткнись, Антуан, – огрызнулся Жоэль. – А для начала выйдите все из тени, чтобы я видел ваши рожи.

Оба в сомнениях топтались на месте. Жоэль не выдержал:

– Немедленно показывайте рожи, или я испорчу вам шкуру.

Ле Шаню осторожно выступил вперед. Карадек наставил на него ружье.

– Опусти оружие, Карадек. Это плохо кончится.

– Захлопнись. Я не шучу, ты можешь не дожить до пенсии.

Рассчитывая каждое движение, второй мужчина приблизился к своему ружью и протянул руку к стальному стволу. Он действовал по наитию. Но у него не хватило времени совершить глупость. Карадек заметил его маневр и взревел:

– Эй ты, а ну выходи оттуда! Подними руки. Думаешь, я тебя не вижу?

Мужчина подошел и встал рядом с Ле Шаню.

– Танги! – вскричал Карадек. – Какой дурак все это придумал?

– Не твое дело, – отрезал Ле Шаню.

– А я думаю, что мое. И если это ты, то надо бы продырявить тебе башку.

– Совсем ты, Жоэль, с катушек съехал. Аббат оказался прав. Ты стал ненормальным. Тебя следует посадить под замок.

– Ага, значит, за всем этим стоит Лефор! – воскликнул Карадек. – Значит, он устроил этот жалкий заговор? И это вам, остолопам, он поручил выкрасть парня?

Карадек махал ружьем перед лицом Ле Шаню.

– Жоэль, не дури, – со вздохом произнес Танги.

– Это я-то дурю? Я, а не вы?

Танги, пятясь и не спуская глаз с Карадека, выбрался из светящегося прямоугольника.

– Чего ты от него ждешь, от этого своего парня? – снова заговорил Ле Шаню. – Думаешь, он вернет тебе сына? Твой погиб, но это не значит, что тебе все можно. Иди домой, пока не поздно.

– Вы окончательно спятили, – заметил Карадек.

– Нет, это ты рехнулся. Сошел с ума и бредишь.

В темноте к Карадеку сзади приближалась еще одна фигура. Ле Шаню это заметил и попытался привлечь внимание Карадека, чтобы тот не обернулся. Мужчина шел на цыпочках, бесшумно и держал в руке деревянный брусок. Каллош, он должен был встретиться с ними на Аргоа. Наверное, заметил, что дверь открыта, и сообразил, что что-то пошло не так. Он двигался вытянув вперед руки и, видимо, рассчитывал подкрасться к Карадеку и повалить его на землю. Ле Шаню был готов к нему присоединиться. Когда Каллош кинулся, словно хищник, на свою жертву, край его тени мелькнул в прямоугольнике лунного света. Реакция Карадека была мгновенной. Он повернул ствол ружья и пальнул в нападавшего. Звук выстрела разнесся по всему амбару. Пуля подсекла Каллоша, и он рухнул на землю. По его плащу растекалось пятно крови, а сам он задыхался. Двое его сообщников бросились к нему.

– Он сумасшедший. Он его убил. Он нас всех убьет.

Танги кинулся помогать раненому. Ле Шаню сделался мертвенно-бледным. Каллош выл от боли. Карадек, вне себя от гнева и страха, держал на мушке обоих мужчин и угрожал выстрелить снова.

– Антуан, отвяжи парня! Да поживей! – скомандовал он.

Ле Шаню с вызывающим видом пошел на Карадека, но Танги удержал его за рукав.

– Антуан, остановись. Какое нам дело до грека? Черт! Не стоит ради него рисковать своей шкурой.

Ле Шаню стоял в двух метрах от Жоэля. Он видел, что может одним прыжком сбить противника с ног, но также и понимал, что раньше тот успеет выстрелить. Потому и заколебался. На секунду. Потом отошел назад, очень медленно, достал из кармана нож и направился к Марку.

– И без глупостей, слышишь? – пригрозил Карадек.

Каллош дрожал всем телом, оглушенный болью. Танги смастерил из чего-то жгут и наложил его на плечо, чтобы раненый не истек кровью. Марк мутным взглядом смотрел на широкий силуэт, который сначала приблизился к нему, а потом обошел сзади. Запястьям стало легче, молодой человек клюнул носом и уткнулся в свои колени. Ле Шаню подхватил его под мышки и помог подняться. Когда они выходили из тени, Марк с трудом держался на ногах – Ле Шаню практически тащил его на себе. Карадек повел ружьем, приказывая им остановиться.

– Вы останетесь здесь и будете сидеть тихо, – сказал он, прижав Марка к груди.

– Морис сильно ранен, ему нужен врач, – сказал Ле Шаню, опускаясь рядом с Каллошем на колени.

– Я сам вызову врача. А вы останетесь тут, – сказал Карадек, и они с Марком попятились к выходу из амбара.

Марк старался собрать оставшиеся силы, чтобы не упасть. Он не понимал и половины из того, что произошло. Ле Шаню и Танги следили за ними, чувствуя свое полное бессилие, а Каллош все плакал и плакал от боли.

– Никто отсюда не выйдет. Я закрываю дверь. Первый, кто ее откроет, получит пулю. Понятно?

Когда они вышли наружу, Карадек подпер дверь амбара массивным брусом, потом обхватил Марка за пояс, и они пошли по дороге на Аргоа.

* * *

Драгош смеялся. Ветер ерошил ему волосы, гулял под рубашкой, обдавая прохладой грудь. Он захмелел – от скорости, свободы, жажды схватки. От рева мотора и его оглушительного шума. От шума этого чертова самолета!

Драгош чувствовал легкую боль в районе грудины. Эти говнюки, скорее всего, сломали ему два ребра. На правом рукаве рубашки расплылось кровавое пятно, его лицо горело. Что ж, все это издержки профессии. Он устроил бойню у шоссе на Каркассон и сам поймал две пули. Совсем не плохой счет, и, если бы на ринге был арбитр, без всякого сомнения, победу присудили бы Драгошу. Он видел, как стоит в вискозных шортах с серебристым поясом на животе. На трибунах адский гвалт, прожекторы раскалились, пульсирующий поток воздуха массирует ему тело. Он слышал, как из громкоговорителей доносится его имя, произнесенное по слогам. Дра-гош Мун-тя-ну! Дамы и господа! Дра-гош Мун-тя-ну, наш победитель, отправивший соперника в нокаут! И он поднимает кулак. Поломанные ребра, разбитая бровь и улыбка на губах? Он прокричит свое имя. Публика устроит ему овацию. Драгош захохотал. Он чувствовал себя непобедимым. Эти чертовы ублюдки избили его. И что? Они что думают? Что имеют дело с жалким ничтожеством последнего разбора? С трусом, слюнтяем, который ляжет от первого же удара? Если они надеялись именно на это, то они ошиблись адресом. Драгош был бойцом, и удары в челюсть его возбуждали. Он любил свою работу. Но они его реально достали, и он всех их уничтожит. Сперва сопляка украинца, много времени это не займет. Потом он займется Киву, этим чокнутым Киву Молдованом. Что он возомнил, этот тип? Что Драгош – мелкий хулиган, который грабит прохожих в темном переулке, а потом писается от страха, надеясь, что никто не вспомнит его имя? Он совершил большую ошибку, и скоро ему придется пройти ускоренный курс обучения. А потом, чтобы успешно покончить с делом, он заявится в кабинет к Йонуцу Лупу. Как послушный солдат. Он принесет ему доказательства по делу четырех украинцев, как было условлено, и старик похлопает его по спине – он ведь всегда считал его дураком. Драгош и будет изображать придурка, чтобы тот расслабился, а потом воткнет свой любимый нож ему в глотку. Ублюдок.

Драгош глубоко дышал носом. Воздух врывался в его тело. Ревел мотор. Пейзаж стремительно менялся. Драгош мчался вперед, захмелев от скорости. С ним ничего не может случиться – ведь он бессмертный.

* * *

Они шли по песчаной, наспех вымощенной камнем дороге: только по ней можно было попасть на вершину Аргоа. Марк, опиравшийся на плечо Карадека, спотыкался на каждом шагу и был уже на пределе. Жоэль держал ружье на плече и старался дышать ровно, чтобы сберечь силы. Светила луна, и это облегчало им путь, зато из темноты их было слишком хорошо видно. Это беспокоило Карадека. Им следовало поторапливаться, поэтому моряк, словно вьючное животное, тащил матроса на себе. Ночь была холодная и тихая. Буки и сосны неподвижно застыли у дороги, на кустах терновника и стеблях наперстянки не шелохнулся ни один листок. Они прошли триста метров и добрались до бугристой земляной площадки, где Карадек оставил свой пикап.

Каллош корчился от боли. Танги не спускал глаз с его раны. Ле Шаню не выдержал. Ему не терпелось броситься в погоню за беглецами, но Танги уговаривал его остановиться.

– А если он караулит нас за дверью и выстрелит?

– Наплевать, я выхожу.

Ле Шаню подошел к двери амбара, ударил в нее плечом, потом еще раз. Дверь не поддавалась. К нему присоединился Танги. Они разбежались и одновременно навалились на дверь. Она зашаталась, но выстояла. Но на третий раз им удалось ее высадить. Мужчины покатились на землю. Никакой стрельбы не последовало.

– Быстрее, их нужно догнать, – сказал Ле Шаню.

– А как же Морис?

– Лучше пусть останется здесь. Вызовем ему врача. Пойдем, – позвал Ле Шаню, устремляясь вверх по дороге.

Карадек усадил Марка на пассажирское сиденье, вставил ключ в замок зажигания, протянул руку к бардачку, лихорадочно в нем пошарил, вытащил складной нож и выскочил из машины. Крепко зажав в руке свое орудие, он воткнул его в заднюю шину «фиата» Каллоша, которая тут же сдулась, как воздушный шарик. Он проделал то же самое с машиной Ле Шаню, но в самый последний момент нож сломался и порезал ему палец. Карадек выругался и, едва разогнув спину, с дальнего конца дороги услышал приближающиеся шаги. Он поспешно вернулся в пикап. Когда он тронулся с места, включив заднюю передачу, Ле Шаню и Танги находились уже в каких-нибудь пятидесяти метрах от них. Проклиная себя за то, что так неудобно припарковался, он сдал назад, переключился на первую и, набирая обороты, выехал на неширокую асфальтированную дорогу. Едва он вырулил с площадки, как в зеркале заднего вида отразились лица обоих мужчин, выскочивших со стороны песчаной дороги. Он втопил педаль газа в пол – пикап взревел и скрылся в темноте.

Карадек катил на высокой скорости. Он повернул к Легану, затем налево, к Керивену, и снова направо, на шоссе. Марка трясло от холода и клонило в сон. Он пытался говорить, и ему казалось, что слова приходят к нему прямо из сна.

– Куда мы едем?

– В порт. Я захватил твои вещи, – сообщил Жоэль и включил печку на максимум.

Вместо ответа Марк только покачал головой. Кошмар скоро закончится, и это единственное, что было для него важным в тот момент. Он с удовольствием обнял бы Карадека, но его тело отяжелело и стало непослушным. Он прислонил голову к стеклу и отключился, а тем временем моряк гнал машину, не разбирая дороги и поглядывая в зеркало заднего вида.

Не прошло и двух минут, как Танги и Ле Шаню тоже вырулили на шоссе и помчались следом за Карадеком.

– Куда едем?

– А куда нам, по-твоему, ехать? В порт.

Карадек оказался в порту за пять минут до своих преследователей. Он затормозил, выскочил из машины, снял цепь, преграждавшую путь на причал, и быстро пронесся по нему до того мета, где была пришвартована «Пелажи». Высокий прилив на равноденствие едва не затопил порт, и вода стояла всего на локоть ниже уровня причала, который казался мостовой, уложенной прямо на волнах. Издали маяк напоминал корабль, вышедший в открытое море, а мощный гранитный мол, защищающий порт от разгневанного океана, выглядел таким же ненадежным, как песчаные замки, построенные детьми перед началом прилива. Карадек перетащил Марка на «Пелажи», перебросил на палубу его вещи и отвязал швартовочные концы. Когда он запрыгнул на борт, порт Бельца осветили лучи автомобильных фар – Ле Шаню тоже выехал на причал.

Карадек запустил двигатель, добавил оборотов. У него не было времени поднимать кранцы, в спешке он задел корму «Берты», пришвартованной рядом. Он был уже в нескольких метрах от причала, когда его преследователи вывалились из машины, принялись махать руками и призывать его вернуться. Но Карадек уже направил судно в открытое море. «Пелажи» была легким судном, и Ле Шаню знал, что ему не удастся его догнать.

Они выстроились в боевом порядке на причале. К ним присоединились аббат, Лозашмер, Фанш Ле Корр и Лестреан. Ле Шаню прыгнул на палубу «Неустрашимого», а Танги отвязал швартовы. Лозашмер поднялся на борт вместе с ними, больше никого Ле Шаню брать не захотел: траулер, сказал он, и так слишком тяжелый, и лишние пассажиры только помешают. Не теряя ни секунды, он отправился в погоню за Карадеком. Аббат угрюмо смотрел вслед обоим судам, исчезавшим в ночи.

– Плохо дело, да, господин аббат? – обратился к нему Фанш Ле Корр.

– Мы поднесли его ему на блюдечке, – странным тоном ответил Лефор.

– Кого?

– Грека.

– Кому? – удивился Ле Корр.

– Карадеку, дубина ты этакая. А кому же еще?

* * *

На мостике «Неустрашимого» Ле Шаню правил судном, а Лозашмер курил сигарету. Все трое бессильно смотрели на удалявшийся от них силуэт «Пелажи». Все они держали курс на северо-восток, прямиком на материк, но в полумиле от маяка Бельца, почти сразу за буем напротив Сен-Жиль-Круа-де-Ви, мужчины разом насторожились.

– Боже милостивый, аббат был прав, – произнес Ле Шаню.

– Сам вижу, но верится с трудом, – подхватил Танги. Лозашмер подошел к мостику. – Что они затеяли? – Они изменили курс, – сказал Ле Шаню.

– Куда они идут? – спросил Лозашмер. – Разве не в Лорьян?

– Нет, – отозвался Танги. – Они идут не в Лорьян. Лозашмер бросил растерянный взгляд на Ле Шаню.

– Они идут к Зубам Дьявола, – ответил тот с уверенностью, под которой не сумел скрыть нарастающее чувство тревоги.

– К Зубам Дьявола… Не может быть. Это же безумие. Трое мужчин в ужасе переглянулись.

* * *

Паскаль Фонтана вернулся домой, оставив за плечами еще один тяжелый день. При мысли о Бельце у него портилось настроение. А между тем в то утро было раскрыто дело о контрабанде кокаина, а днем команда морских спасателей предотвратила гибель трех человек, едва не утонувших в районе Этеля. Но ничего не поделаешь: он так и не мог избавиться от мысли, что преступление на Старушечьем пляже несет ему одни неприятности. Поэтому, когда Николь оставил у него на столе папку с нацарапанным ручкой названием «Бельц», комиссар в нее даже не заглянул. Правда, уходя домой, он прихватил папку с собой и обнаружил в ней статью из «Шасс-Марэ» и стикер, на котором рукой лейтенанта было написано:

«Зубы Дьявола: Тереза Жюган говорила мне о них на допросе. Я тогда решил, что это все не важно, но потом обнаружил любопытную статью от 27 июля 1972 г. Может быть, она вас заинтересует. Николь».

В статье, проиллюстрированной фотографией, говорилось о некоем необычном месте, расположенном неподалеку от острова Бельц, которому местные жители – вероятно, из-за чрезмерного пристрастия к оккультизму и всяким небылицам – дали весьма экзотическое название.

В десяти милях к югу от острова Бельц находится полоса рифов, которая с древних времен наводила страх на мореплавателей. Истории, связанные с этими местами, породили множество легенд, не в последнюю очередь благодаря тому, что великое множество судов, напоровшись здесь на скалистое дно, потерпели крушение и затонули. В отличие от других смертельно опасных участков бретонского побережья Зубы Дьявола имеют одну пугающую особенность: этот подводный риф совершенно невидим, так как прячется под волнами, затаившись в толще океана. Причудливое переплетение острых как копья скал занимает площадь в две квадратные мили, и их скрытые под водой пики невозможно увидеть невооруженным глазом и трудно отличить от самого обычного участка моря. Тому, кто хоть раз заглянул под воду, знаком нечеловеческий ужас, который вселяет один вид этого плавно спускающегося к пучинам Атлантики участка материковой платформы шириной в двести метров, ощетинившегося грядой гигантских гранитных игл. Расположенная в уединенном месте, эта гряда в головокружительном порыве тянется к небесам, но по злой воле какого-то порочного демона останавливает свой бег всего в нескольких метрах от поверхности океана. Если смотреть на нее из морских глубин, то она напоминает исполинскую каменную челюсть, жаждущую крови мореплавателей. Лишь четыре дня в году, во время самых сильных приливов и отливов, когда вода отступает гораздо дальше обычного, можно видеть, как в этом месте из-под воды проступает лик дьявола. В дни весеннего и осеннего равноденствия, в марте и сентябре, в момент отлива насколько хватает глаз над водой появляются сотни черных острых клыков, которые алчно и яростно тянутся к небосводу. Моряки с Бельца, из Лорьяна и Ла-Трините-сюр-Мер называют их Зубами Дьявола.

В 1904 году вокруг рифа – на севере, юго-востоке и западе – были установлены три приливных буя. С тех пор кораблекрушения в этом районе случаются значительно реже, чем в прежние века. За первую половину XX века здесь произошло пятнадцать трагических случаев, примерно столько же и после Второй мировой войны. Жертвами стихии становятся в основном рыболовецкие траулеры, военные корабли, а в последнее время и туристы. Зубы Дьявола по-прежнему остаются опасным местом, которого следует избегать. Местные моряки обходят его стороной, несмотря на то, что этот небольшой, обособленный участок моря всегда манил их богатым уловом: там кишмя кишит лаврак, серая дорадо, скат, морской черт. Что это, если не подводный Эдем? Говорят, стоит там опустить руку в воду, как вытащишь целую кучу рыбы. Легенда гласит, что моряки там могли ходить прямо по воде – столько в ней было всякой рыбы. Не многие смельчаки отважились отправиться туда ради чудесного улова, мало кто из них вернулся, чтобы рассказать о своих приключениях. Но следует отдать им должное: благодаря им легенда о Зубах Дьявола до сих пор не забыта.

* * *

Марк, совершенно окоченевший, лежал на палубе. Сил, хотя бы слегка пошевелиться, у него совсем не осталось. Он свернулся в клубок, чтобы спастись от холода, который сковал мышцы рук и ног, парализовал суставы и тем самым вывел его сознание из забытья. Он был голый, прикрытый сверху грубой тканью. Его ноги в резиновых сапогах совсем окоченели. Голова трещала. Кровь шумела в висках, словно горный поток, и отвратительный сладкий вкус, который он ощутил, когда сидел в амбаре, казалось, добрался до самого мозга. Он прокашлялся и выплюнул комок кровянистой мокроты.

– Черт! – выругался он, обнаружив, что связан и лицо у него все в крови. Пол под ним ходил ходуном, горло разъедал тошнотворный привкус гари. Он восстановил в памяти череду событий. Амбар… Выстрелы… Карадек… «Пелажи»… И черный занавес, а за ним ничего. Кто это сделал? Где Карадек? Он попытался кричать, но изо рта не вылетело ни звука. Насколько он мог различить помутившимся взглядом и понять больной головой, на носу судна маячила тень. Слишком большая, совсем не похожая на силуэт Жоэля. Да и человеческая ли это тень? Он никого с такими очертаниями прежде не видел, но они ему что-то напоминали. Ах да, это та самая тень, что преследовала его уже не первую неделю, та, что он встретил в лесу и потом увидел во сне. На этом острове, куда бы он ни пошел, она постоянно чудилась ему то в каком-нибудь закутке, то среди пейзажа. У нее были разные лица, но она всегда держалась поблизости. И теперь на носу «Пелажи», окутанная покрывалом из водяной пыли, она исполняла для него хаотичный, нелепый танец смерти.

Марк извернулся и попытался подняться, цепляясь за обшивку. Под третьим шпангоутом был поврежден стальной лист – Марк вспомнил, как во время одного из выходов в море он поранил руку об этот торчавший почти на уровне палубы заусенец. Не отрывая взгляда от носовой части судна, он добрался до нужного места, развернулся и приложил связанные запястья к рваному краю металла; стиснув зубы, он принялся водить руками по покореженному лезвию, пока его усилия не дали желаемого результата: веревка на запястьях была перерезана. Он ухитрился встать на колени, потом подняться на ноги. Мотор урчал, но «Пелажи» стояла на месте. Свет, исходивший от луны, и без того яркий, усиливал какой-то дополнительный источник, окрашивавший мглу странным зеленоватым цветом, который придавал ночной темноте ощущение нереальности. Марк пошарил руками вокруг себя, нащупал лежащий на ящиках багор и зажал его в руке. Ни один звук не долетал до него, только океан застенчиво плескал волнами в корпус траулера. Карадек. Марк хотел позвать его, но в горле все еще стоял ком.

Впереди его поджидало это жуткое существо. Оно возвышалось над носовой частью судна, над рубкой, даже над лебедкой. На нем было что-то вроде покрывала или скорее плаща, который хлопал на ветру, точно крыльями. Марк разобрал довольно сильный плеск за правым бортом. Как будто тело упало в море, подумал он. Выглянув за борт, он заметил огромную блестящую рыбину: она выпрыгнула из воды и снова нырнула. И она была не одна. Да это дельфины. Он не раз наблюдал, как они сопровождают парусники, гонясь с ними наперегонки и совершая вокруг них свои сальто. Но столько дельфинов сразу он не видел никогда. А здесь море начало бурлить от их прыжков. Ему казалось, что они хотят с ним заговорить, что там, внизу, на глубине, они увидели нечто пугающее, необычное.

Марк сделал несколько шагов по палубе, держа в руке багор. Комка в горле как не бывало, и темноту прорезал его истошный крик:

– Жоэль!

Жоэль не ответил, но гигантская черная фигура в мгновенье ока повернулась. Марк стоял рядом с рубкой. Дверь была открыта, но внутри опять же не было ни души. Пахло сигаретой, на приборной доске стояла пепельница, и в ней дымился окурок. По обе стороны судна все так же скакали дельфины. Жуткая тень на носу корабля сверлила Марка своими горящими глазами, и по его телу ручьем струился пот, а в голове по-прежнему роились путаные мысли. Он видел, что тень внимательно за ним наблюдает.

– ЖОЭЛЬ!

И опять в ответ тишина. Внезапно запах моря вытеснил тяжелый зловонный дух, тот самый, от которого его стошнило в лесу, тот, что исходил от того, кому повиновались деревья. Он вспомнил слова Папу: «Анку убивает. От него никому не уйти».

Существо не шелохнулось. На месте лица зияла пустота, под тонкой серой кожей выпирали кости, из-под плаща торчали покрытые синими пятнами руки, и в них сверкала огромная сабля. Молодой человек уже не чувствовал холода, его конечности и кровь превратились в лед. Он не мог ни повернуть назад, ни закричать. Он словно окаменел. И тут огромная фигура зашевелилась. Сабля в ее руках описала дугу в воздухе и воткнулась в палубу прямо перед его носом. Марк закричал:

– Что вам от меня нужно? Что я вам сделал?

В тот же миг огромный скелет заколыхался, голова его быстро повернулась, и он ткнул Марка пальцем в плечо. Океан вокруг «Пелажи» фосфоресцировал, дельфины выпрыгивали из воды на небывалую высоту. В ту секунду, когда фигура повернулась, Марк догадывался, что сходит с ума. Аббат Лефор, кажется, говорил, что Господь покинул эти места. Но Марк-то здесь при чем, ведь он даже не верит в Бога. Ни в дьявола, ни во все остальные подобные выдумки. Однако он вполне может лишиться рассудка. Он выпустил из рук багор и упал на колени.

Прямо перед ним на прислоненной к мостику подставке для ящиков сидел человек и внимательно его разглядывал. Эта фигура была ему знакома до мельчайших подробностей. На него волной нахлынул страх. В сравнении с тем, кто сейчас неотрывно смотрел на него, и Анку, и самые жуткие людоеды из его детских кошмаров казались просто забавными уродцами. Ледяной, безжалостный, лишенный сострадания взгляд. Марк, совершенно обессиленный, упал на палубу, шепча одно слово, наводившее на него ужас уже почти тридцать лет:

– Папа.

Тень Андрея Воронина пошевелила губами, и Марк услышал резкий торопливый голос:

Ну что? Разве я тебя не предупреждал? Я ведь старался, из кожи вон лез. Но кто меня послушает? Вот уже двадцать восемь лет, как я пытаюсь с тобой поговорить, как пекусь о тебе, но ты НИКОГДА меня не слушал. Ты недостойный сын! Лучше бы ты вовсе не появлялся на свет.

Марк всхлипывал, как в детстве, когда отец приходил домой мертвецки пьяный, круша все на своем пути, спотыкаясь о его маленькое тело, которое сжималось в комок, стремясь защитить мать, как будто от этого хоть что-то могло измениться… Как и тогда, Андрей Воронин закричал ему в ухо так громко, что голос его сразу превратился в хрип:

Прекрати скулить и слушай меня, сопляк!

* * *

Коренастый «Неустрашимый» храбро разрезал волны, и Ле Шаню, крепко державший штурвал, словно слился со своим кораблем. Каждая следующая волна, вздымавшаяся перед ними, вызывала у него резь в желудке. Каждый спуск с гребня был для него как глоток свежего воздуха. Танги стоял прямо, опершись на шкафчик-аптечку, и глядел в пустоту.

– Для того и нужно было равноденствие? Чтобы идти к Зубам Дьявола? – спросил он со вздохом, повернувшись к своему капитану.

Ле Шаню не ответил. Только смотрел вперед и работал штурвалом, чтобы увернуться от волны или набрать максимальную скорость на спуске.

– Ты знал? – не отставал Танги. – Знал и ничего не сказал?

Ле Шаню насупился. В конце концов, это была не его идея. Он ничего не делал, только наблюдал, как и все. Ему не в чем себя упрекнуть. Да и какой теперь был бы в этом толк? Они неслись как полоумные прямиком на рифы, самые опасные в этих краях. Такова реальность, и поздно рассуждать. Надо было раньше думать – когда было время. Прикинуть, что да как, высказать сомнения, взвесить все за и против… – Я думал, что все знают, – недовольно ответил Ле Шаню.

* * *

Лестреан и Лефор стояли на причале и не отрывали глаз от «Неустрашимого», превратившегося в крошечную желтую точку, которая могла в любую секунду растаять в ночи.

– Вы думаете, удастся его спасти? – не выдержав, спросил Лестреан.

– Их спасти, – поправил его аббат с печальной улыбкой. – Жоэля и Марка. Нужно спасти их обоих. Только…

Он схватил Лестреана за рукав плаща.

– Только им надо успеть.

Танги смотрел на море через грязное стекло рубки. Его голова раскачивалась в те же стороны, что и судно, и он, казалось, совершенно не желал сопротивляться. Разве не в этом смысл профессии моряка – подчиняться воле волн и прихотям ветра, быть жалкой игрушкой стихийных сил, которые ему неподвластны? Он вытащил мятую сигарету из почти опустевшей пачки и сунул ее в рот. Что им остается, всем этим людям? Над чем они имеют власть? Танги знал это так же хорошо, как и другие. Любой моряк давал клятву, порой даже этого не осознавая, – клятву покорности. Выходишь в море – оставь надежду на берегу.

– Все из-за его сынишки? – спросил Танги, прищурившись, чтобы горький дым не разъедал глаза.

– Угмм… – только и ответил Ле Шаню, не выпуская из рук штурвала.

– Он так и не смирился…

– Нет.

Танги покачал головой и снова погрузился взглядом в переливы волн. Слабое лунное свечение накинуло на темные воды сверкающую пелену, прикрепив к их неровной поверхности миллионы серебристых искр. Хотя два моряка внимательно следили за курсом судна, прислушивались к шуму мотора и приспосабливались к качке, это чудесное зрелище незаметно околдовало их.

«Неустрашимый» шел на предельной скорости. Ле Шаню с каменным лицом держал штурвал с таким усердием, что даже пальцы побелели. Танги, не получив ответа ни на один из своих вопросов, решил, что говорить с капитаном бесполезно, и стал смотреть в иллюминатор на беспокойное море, на вздувающиеся и опадающие волны, на пену, которой ветер украшал их гребни. Лозашмер держался ближе к корме. Он взобрался на траловую лебедку и всматривался в горизонт, насколько позволяла качка. И вдруг, когда судно взлетело на гребень волны, он закричал:

– По правому борту! Это они!

Танги стремглав выскочил из рубки и поднялся на полубак. Вытянул шею, потом повернулся к Ле Шаню, размахивая руками. Ле Шаню повернул штурвал вправо и направил судно на пять градусов восточнее. Спустя считаные минуты море успокоилось: как будто чья-то невидимая рука заполнила водой ложбины между валами, и последние волны, разбившись о борт, потеряли свою силу. Не отрывая взгляда от трубки лота, который показывал резкий подъем уровня дна, Ле Шаню снизил скорость.

– Черт! Приехали.

Танги и Лозашмер поспешили на нос судна. В полутора милях на юго-восток, в самом центре Зубов Дьявола в ореоле сероватого цвета шел самым малым ходом, еле двигаясь, маленький траулер. Несмотря на все усилия, ни один из троих мужчин так и не сумел разглядеть на его палубе ни одного человека. Казалось, экипаж покинул «Пелажи», ведь не было ни малейшего сомнения в том, что перед ними судно Карадека. И тут вдруг Лозашмер вскрикнул:

– Впереди! Видите?

Остальные двое напрягли и прищурили глаза.

* * *

Марк стоял на коленях на палубе, его глаза застилали слезы, он не мог пошевелиться. Его полуголое тело корчилось в судорогах и не слушалось его. Чувства обманывали его, и он не понимал, правда ли, что он на судне, которое слегка покачивается, что здесь воняет соляркой, что из глубины океана льется зеленоватый свет, – или ему это только кажется. Он никогда не принимал наркотиков, но представлял себе, что они должны действовать примерно так. Реальность сжималась, и он как будто смотрел на нее со стороны, через запотевшее стекло. Голоса сливались в неразборчивое бормотание. Мысли путались. Он потерял контроль над собой, и это его пугало. Прошел уже час, и действие снадобья немного ослабло, но не исчезло совсем. А теперь его снова накрыло, как будто захлестнуло бешеной волной. Марк опустил глаза и стиснул зубы: он был сломлен. От боли у него в глазах стояли слезы, и сквозь эту пелену он увидел, как перед ним появились знакомые высокие ботинки и шерстяные брюки, промокшие до самых икр.

Взгляд Марка пробежал снизу вверх по возвышавшейся над ним коренастой фигуре. Почувствовал, как сильная рука сжала его правое плечо. Поднял голову, ожидая увидеть своего защитника, и вздрогнул от ужаса, поняв, что это не знакомое лицо Карадека, а лицо Андрея, его отца, и видение это так и не рассеялось. Это было точно его лицо, такое же, как двадцать лет назад. Ни морщин, ни единого седого волоса. Таким он его помнил в мельчайших деталях – как он щурился, как складывал губы, как смотрел на него круглыми холодными глазами, когда напивался и терял рассудок. У него в ушах звучал этот гнусавый голос:

– Вставай, пора с этим покончить.

Марк почувствовал, как руки отца хватают его и поднимают. Ноги Марка не слушались и подгибались, как у тряпичной куклы.

– Отпусти! Отпусти! – кричал он.

Его правая рука наконец обрела чувствительность, и он ударил Андрея. Тот поднял его, подхватив под мышки, и теперь держал на уровне своего живота. Марк снова ударил отца. Потом еще раз. Тогда Андрей еще раз встряхнул его, подняв повыше, и руки Марка вцепились ему в волосы.

– Отпусти! – взвыл Марк, как попало колотя по нему ногами.

– Отпущу. Гораздо быстрее, чем ты думаешь, – ледяным тоном произнес Андрей.

Воронин-старший перехватил Марка другой рукой и повернул спиной к себе. Взял за горло и сдавил его. Марк отбивался, но его душили одной рукой, а другой удерживали за левое запястье. Он уже почти не мог дышать и в отчаянии, согнув правую руку, сильно ударил Андрея локтем: тот тут же ослабил хватку. Марк воспользовался этим, повернулся, стал изо всех сил колотить противника по ребрам, и тот замешкался. Марк набросился на него, обхватил за пояс и толкнул, стараясь сбить с ног. Но старик сопротивлялся. Когда их лица соприкоснулись, Марк отпрянул. Это чертово зелье опять сыграло с ним злую шутку. Лицо отца, любимое, ненавистное, пугающее, исчезло. Что за колдовство? Черты демона изменились до неузнаваемости, и перед Марком появилось лицо его ангела-хранителя. Марк замер.

Воспользовавшись его смущением, Карадек ринулся на него и толкнул к борту, крепко вцепившись в него и вступив в схватку, у которой мог быть только один конец: пустота и океан.

– Жоэль! – крикнул Марк, теряя силы. – Жоэль, это я!

Но Карадек по-прежнему толкал его к борту судна.

– Прости. У меня нет выбора, – прошептал моряк.

Он взвалил Марка на спину, сомкнув руки у него за спиной, и согнулся, как будто нес мешок цемента. Марк еле доставал ногами до пола, он задыхался.

– Почему? – крикнул он, и голос его сорвался.

Но Карадек не ответил. Он обливался потом. Казалось, он перестал быть самим собой, и это не он, а кто-то другой, внешне на него похожий, действует вместо него.

– Так это ты убил Жюгана! – отбиваясь, крикнул Марк. – Это ты!

– Он хотел тебя сдать, – прорычал Карадек дрожащим от гнева и волнения голосом. – У меня не было выбора. Ты понимаешь? Не было выбора!

Зеленоватое свечение под водой усилилось. Оно полностью вытеснило темноту. Судно словно плыло по бирюзовым волнам южных морей. На поверхности появлялись и исчезали круги пены. Дельфины, решил Марк. Но дельфины исчезли. Видимо, они что-то почувствовали. Марк колотил Карадека, но сил у него не хватало, а моряк держал его крепко. В нескольких саженях от траулера круги пены на поверхности стали расти, и из-под воды вырвалось облако пара, как будто здесь всплывала подводная лодка. Марк отбивался, скребя носками кроссовок по палубе и вопя от ярости. Карадек сантиметр за сантиметром подтаскивал его к океану. Силы покидали Марка, а его противнику было хоть бы что. Моряк был слишком силен, с ним ничего нельзя было поделать. Кошмар становился явью. Кошмар, в котором Карадек, обливаясь слезами, мчался куда-то сломя голову. Кошмар, мучивший его каждую ночь на протяжении более двух лет. Значит, Марк должен утонуть, и Карадек обретет свободу. Их тела, как и судьбы, окончательно срослись.

Зеленую воду вокруг корабля покрывала пена. Карадек сдавил Марка и повернул голову, приблизив губы к его уху:

– Он там. Ты слышишь? Он зовет меня. Я должен его спасти. Ты понимаешь? Эй, парень! Ты понимаешь?

Марк почувствовал, что захват стал еще жестче. Он сморщился, как будто в него воткнули нож.

– Эрван… Папа здесь, – снова заговорил моряк.

Марк почувствовал, что Карадек немного ослабил хватку. Он воспользовался этим, замахнулся, отведя руку назад, и ударил Карадека локтем в бок. Тот охнул и согнулся пополам. Марк вывернулся из его объятий. Высвободив обе руки, он по-боксерски бросился на Карадека и стал молотить его кулаками в живот. Моряк терпел и не защищался. Только тянул жалобным голосом:

– Папа здесь… Папа здесь…

Карадек совсем потерял голову. Марк бил его – бездумно, жестоко, а моряк постанывал и отступал. Он прикрыл обеими руками живот, стараясь защититься от ударов, и Марк, улучив момент, заехал ему кулаком в лицо. Получив удар в челюсть, Карадек словно очнулся. Он увернулся, отпрянул, спружинил правой ногой и бросился на Марка, раскинув руки, словно хотел схватить его на бегу. Он всей тяжестью обрушился на Марка, и тот потерял равновесие, отступил, сделав несколько шажков, споткнулся, и его ступни стукнулись о деревянную перегородку. Одна нога застряла в грузовом порте. Он тяжело повернулся и вывихнул лодыжку, но в пылу схватки не почувствовал боли. Карадек, развернувшись, оказался между Марком и бортом траулера. Марк, прикованный к месту, прижался к груди Карадека, обхватил его обеими руками и толкнул изо всех сил. Моряк потерял равновесие, ударился об ограждение и полетел за борт.

Марк, задыхаясь, вцепился в леер. Море светилось. Карадек неистово барахтался в воде. Ему каким-то чудом удалось вынырнуть на поверхность: он не умел плавать. Марк, потрясенный, чувствующий свое бессилие, стал звать на помощь, но в бронхи Карадека уже устремилась вода. Его руки колотили по волнам, сначала отчаянно, потом все реже и слабее, и он стал уходить на глубину, окруженный зеленоватым ореолом, постепенно тускневшим по мере погружения в пучины океана, а Марк тем временем в ужасе смотрел вниз, выкрикивая его имя.

Молодой человек рухнул на палубу. Судно вздрогнуло от глухого толчка, сильно запахло топливом, и Марку показалось, что он слышит далекие голоса: они витали вокруг него. Ногу пронзила сильная боль, она перешла на все тело, и Марк потерял сознание.