Опасность

Серый «рено-сценик» ехал на малой скорости по дороге, ведущей к Старушечьему пляжу. Проблесковый маячок на его крыше окружал голубоватый ореол. Патрульный Пешнар напряженно всматривался в даль, стараясь не прозевать выскочившую из тумана встречную машину. Комиссар Фонтана устало смотрел в окно. На заднем сиденье лейтенант Николь и еще один полицейский в форме терпеливо ждали, когда же они наконец приедут. Фонтана выловил из бардачка упаковку «ментоса», вытряхнул парочку драже в ладонь, забросил их в рот и потряс пакетиком, предлагая угощенье коллегам. У него в кармане завибрировал телефон.

– Фонтана слушает. Скажите, что это продлится столько, сколько надо. Я приеду и все им объясню. Не знаю. Часа через два, может, раньше. Кстати, если найдете Ле Флоша, задержите его – мне нужно с ним поговорить. Да, у начальника порта. Спасибо.

Фонтана раздраженно убрал телефон. По его приказу бригадир Дюпир с группой полицейских должны были оцепить порт и никого не выпускать с острова до его возвращения. Комиссар не исключал, что поднимется шум, – как-никак убили человека, – и в связи с этим не мог сидеть сложа руки. Он вытащил из кармана буклет-гармошку, который прихватил на пристани. На первой странице снимок, сделанный с вертолета чудесным летним днем, пересекала кичливая надпись: «Бельц – жемчужина Атлантики». На фото порт, синее море и причаливающий к берегу паром, вычерчивающий на поверхности воды белые завитушки, выглядели как игрушечные. На других страницах были изображены дикие ланды, добродушный рыбак с огромным блюдом лангустин и улыбающиеся во весь рот и ступающие нетвердой походкой туристы в желтых спасательных жилетах. И наконец, на последней страничке – снимок дикого, пустынного Старушечьего пляжа и текст, восхваляющий белый песок и бирюзовое море.

Вертя в руках буклет, Фонтана делал про себя кое-какие подсчеты. На цифре 2 он встрепенулся. Две недели. В течение этого времени он сможет работать спокойно. Писаки наверняка уже на месте – на остров их высадилась целая свора, и Дюпир сдерживает их натиск как может. Здесь они нашли все, что так любят: кровь, жестокость, человеческая трагедия. Они возбудились от этого сюжета и теперь вьются над ним, как мухи над свежими фекалиями. Упакуют его в красивую газетную обертку и станут продавать еще несколько месяцев. Для начала их вполне устроит сама по себе кровавая история, но потом – по его прикидкам, недели через две – им понадобятся виновные. К этому моменту тиски начнут сжиматься. Общественное мнение, местные депутаты, его собственное начальство – все это обрушится на него в едином порыве. Потом настанет черед лично господина префекта, который проявит «особый интерес» к расследованию и сообщит, что нисколько не сомневается в том, что «мы получим убедительные доказательства в кратчайшие сроки». Ну разумеется, месье префект. К вашим услугам, месье префект. Фонтана знал наизусть эту старую песню, как знал и то, что ничего хорошего ждать не приходится. Это преступление – грязное пятно на жемчужине Атлантики, и ему нужно как можно скорее его стереть.

Фонтана сложил буклет и сунул его в карман. Втянул носом воздух и дохнул на стекло машины, образовав на нем мутное облачко.

Согласно первым отчетам полицейских, прибывших на место происшествия, убийство было совершено довольно… странно. Именно это слово они употребили. Скоро он составит обо всем собственное мнение, но уже сейчас он втайне предполагал худшее: перед ним целый узел загадок, запутанных, неразрешимых. Если он прав, то ход расследования будет зависеть только от опыта, интуиции и сноровки его самого и его людей.

Комиссар бросил взгляд налево, потом в зеркало заднего вида. Пешнар, вцепившись в руль, щурился, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь в густом тумане. Двое остальных сидели подавленные, с потухшими взглядами. Фонтана показалось, что ему на плечи свалился мешок песка.

Когда они прибыли на место, там уже стояли две полицейские машины и одна «скорая». Выходя из автомобиля, Фонтана наступил в грязную лужу и обругал скотскую погоду. Николь отправился вперед, четверо мужчин потянулись следом – меж кустов и папоротников, по неровной тропинке из красного песка, изрытой потоками дождевой воды.

На пляже в радиусе пятидесяти метров от тела была натянута черно-желтая лента, один из полицейских с каменным лицом охранял периметр. В конце тропинки, переминаясь с ноги на ногу, чтобы не замерзнуть, курили два медика со «скорой». Неподалеку на песке сидели четверо.

– Комиссар! Сюда!

Фонтана и Николь подошли к ним. Бригадир Биро поднялся им навстречу и что-то прошептал на ухо комиссару. Оставшиеся сидеть – мальчик лет десяти, его отец и дядя – жались друг к другу под одним серым шерстяным одеялом. Отец обхватил мальчика за плечи.

– Как вы? – осторожно спросил Фонтана.

Отец покачал головой. Мальчик даже не шелохнулся, словно не услышал.

– В котором часу вы нашли тело?

– Сегодня в шесть часов утра. Мы возвращались со скал Созона. Провели там всю ночь. С сыном и братом ловили креветок.

– Почему ночью?

– Был высокий прилив. Для пильчатой креветки самое оно. Вчера вечером на скалах собралось десятка три рыбаков. Большинство ушли домой часа в три, в четыре. А мы остались, потому что лов пошел удачный. Вернулись назад в шесть, перед самым рассветом.

– И тогда увидели его?

– Да. Прошли через скалы, потом вдоль пляжа, туда, где оставили машину. Жанно заметил что-то на песке. Я подумал, это тюлень. В это время года такое случается. Мальчишкам ужасно нравится. Ну я сказал ему: «Иди посмотри на тюленя». И вдруг вижу издалека, как он садится на песок. Зову его, зову, а он не отвечает.

Он снова крепко прижал сына к себе, но мальчик даже не пошевелился. Он был безучастен, с пустым взглядом.

– Продолжайте, – настойчиво попросил полицейский.

– Тогда мы с братом подбежали и увидели его. Он лежал вот так, вытянувшись во весь рост. Так, как сейчас.

– Он вчера вечером выходил рыбачить?

– Не знаю.

– Ничего не слышали, пока ловили креветок?

– Ничего.

– А чтобы добраться сюда со скал Созон, нужно идти так, как шли вы, или есть другой путь?

– Ну, в принципе можно пройти по утесу, – задумчиво протянул рыбак. – Но там кругом обрывы. Со снастями на спине это нереально, нет.

– А без снастей?

– Без снастей? Наверное, можно…

Комиссар сделал паузу.

– В ближайшее время у нас могут появиться к вам еще вопросы. Будем признательны, если вы не откажетесь нам помочь.

Мужчина кивнул, а Фонтана повернулся к Биро:

– Тело никто не трогал?

– Никто.

Фонтана опустился рядом с мальчиком. Тот не шелохнулся. Его слабое дыхание едва приподнимало узенькую грудь, прикрытую одеялом.

– Здравствуй, Жанно. Меня зовут Паскаль. Я тут у полицейских главный и собираюсь пока поработать в ваших краях. Обещаю, полиция со всем здесь разберется, а вы с папой можете идти домой. Я хочу, чтобы один очень хороший человек повидался с тобой, это психолог. Вы с ним просто поговорите. Если вдруг ты забыл рассказать о чем-то полицейским или своему папе, можешь передать ему. Решать, конечно, тебе. Только так.

Ребенок даже не пошевелился. Фонтана заговорил тише:

– Если сам захочешь, понимаешь. Но это мой друг и правда очень хороший человек. Если ты не против, тогда кивни.

Мальчик не реагировал. Фонтана ждал, все так же сидя на корточках и не проявляя ни малейшего нетерпения. Он зачерпнул мягкий песок и просеял его между пальцами, потом повернул голову и посмотрел на волны, набегающие на берег, затем снова на мальчика. Тот кивнул.

– Ладно. Вам с папой пора возвращаться. А тот человек, о котором мы говорили, навестит тебя сегодня днем, – подытожил Фонтана, вставая.

И, обращаясь к отцу мальчика, добавил:

– Идите домой – и позаботьтесь о нем. Удачи.

Отец согласно кивнул. Пешнар пошел проводить мужчин и мальчика, а Фонтана и Николь тем временем пересекли черно-желтую окружность. На песке под блестящим термопокрывалом лежало имевшее непонятные, пугающие очертания тело.

– У малыша сильнейшее потрясение, – сообщил Николю Фонтана. – Видели его глаза? Так смотрят на бесконечную череду одних и тех же картин.

Фонтана махнул рукой, и полицейский, охранявший место преступления, медленно поднял серебристое покрывало. На лицах офицеров словно застыла маска.

Пьеррик Жюган, хозяин «Наливая», славный рыбак, охочий до работы, всеобщий любимец, известный задира и крикун, лежал на спине с распоротым животом, раскинув руки и сомкнув ноги, как Христос на кресте.

Но что больше всего в этом безжизненном теле, распластанном на влажном песке, поразило обоих следователей, так это его противоестественный, извращенный вид. У рыбака отняли не только жизнь, но даже само свидетельство его былой жизни; у него отняли тело, благодаря которому хоть на секунду можно обмануться и решить, что это не мертвец, а человек, который всего лишь заснул и мирно отдыхает. Жюган не спал, потому что Жюган лишился человеческого облика.

Его руки лежали перпендикулярно телу, а ноги сомкнуты и вытянуты вдоль тела. Брюшная полость вскрыта, а вывалившиеся из нее кишки извивались на песке в луже черной крови. Но самое шокирующее зрелище представляла собой голова жертвы. Ее отрезали и установили в области промежности несчастного. Лицо посинело, застыв в жутком крике страха и ненависти. Мизансцена получилась эффектной – видимо, ее срежиссировали заранее. Николь прижал ладонь ко рту, а Фонтана усердно тер затылок, чтобы хоть чем-то себя занять. Он подумал о маленьком Жанно и о том, что психологу предстоит изрядно потрудиться.

– Николь, вызовите патологоанатома, как его там?

– Франк Мартинес.

– Ах да. Скажите, для него есть серьезная работа. Что известно о жертве?

Бригадир Биро достал из внутреннего кармана куртки маленькую записную книжку.

– У жертвы не было явных врагов. Мотивов для самоубийства тоже. Проблемы с деньгами – как у всех. Не так давно у него случилась стычка с другим моряком, Жоэлем Карадеком, – так, ничего особенного. Несколько рыбаков видели Жюгана на скалах этой ночью, но ничего подозрительного они не заметили – ни каких-либо людей, ни странностей в поведении жертвы. И вообще… В этих местах никто не живет, кроме одного маргинала, который самовольно занял заброшенный дом на холме. Его зовут Патрик Пупон. Что касается ножей, достаточно прочных и острых, чтобы обезглавить человека, то тут такие есть на каждой посудине и у любого местного жителя. – Полицейский убрал книжку в карман.

– Понятно. Продолжайте опрашивать людей. И вызовите ко мне этих двоих… Как, вы сказали, их зовут?

– Жоэль Карадек и… Патрик Пупон, – ответил Биро.

– Да-да. Начнем с них.

Трое полицейских пошли по пляжу к машине. По ходу Фонтана давал указания Николю:

– Мне нужен полный список лиц, отправляющихся из порта Бельца, а также их данные. Командируйте на остров двух полицейских и организуйте пост, по меньшей мере на две недели. И еще. Я хочу поговорить с хозяином бара, он здесь все про всех знает.

Николь кивал через равные промежутки времени.

– По делу от отрезанной ноге… у нас по-прежнему ничего нет.

– Не теряйте на это время, – строго проговорил Фонтана. – Сейчас у нас дело поважнее, и с ним нельзя медлить. Ускоряемся.

Возвращаясь в городок, Фонтана повторял про себя отдельные фрагменты заявления, которое он бросит в пасть местным акулам пера, и все обдумывал, как бы получше им преподнести официальную версию случившегося. Он представлял себе, как они столпятся вокруг него, точно дети, требующие рассказать сказку на ночь. Весь обратный путь, глядя в окно, он бормотал себе под нос свою будущую речь. «Убийство Пьеррика Жюгана – хрестоматийный случай. Как в «Клуэдо», только в натуральную величину.

Жертва убита на Старушечьем пляже сегодня утром, между четырьмя и шестью часами, предположительное орудие убийства – острый режущий инструмент. И если, господа журналисты, наши сведения верны и контроль за прибытием и отъездом пассажиров в порту острова Бельц организован должным образом – а сомневаться в этом у меня нет ни малейших оснований, – то, вероятнее всего, преступник все еще находится на острове. Заверяю вас, что национальная полиция прилагает все усилия, чтобы обезвредить его в самые кратчайшие сроки. На этом, господа, позвольте с вами попрощаться».

Карадек с сосредоточенным видом, нервно потирая руки, ходил взад-вперед по маленькой кухне. Мертвую тишину нарушало только бульканье воды в жестяном чайнике. Марк совсем пал духом – он сидел в гостиной, вжавшись в кресло и в бессилии покусывая губы. Он упустил свой шанс, опоздав всего лишь на один день. Ситуация усложнилась. Сейчас на остров высадится целая толпа полицейских, они просеют через мелкое сито каждую улицу в каждой деревне. Жалкий придурок. Всегда поступаешь как бог на душу положит. Говорил же – надо бежать отсюда. Так нет! Он сомневается, спорит! И вот результат. Ты вляпался, парень. За двое суток они прочешут местность и пригвоздят тебя к столбу. И с радостью налетят полюбоваться, как на чужеземную тварь. Ты для них злодей, и сам же поднесешь им себя на блюдечке. Готовым обвиняемым.

У Карадека зазвонил телефон.

– Алло! Да, я. Да. Зачем? Нет. Сегодня? В три часа? Все суда блокированы… А, я понял. Отходит в два часа дня… Договорились. До свидания.

Марк вошел в кухню и напряженно посмотрел на Карадека, который, нахмурившись, не спеша положил трубку. Хотя со стороны его движения и выглядели размеренными, казалось, изнутри он кипел от негодования.

– Кто звонил?

Карадек повернулся к Марку: лицо его было белее мела.

– Полиция. Хотят меня допросить. Они отправляют судно в Лорьян в два часа дня.

– По поводу Жюгана?

– Да. Наверное, им рассказали о нашей перепалке в «Тихой гавани».

– Я сожалею. Это все из-за меня.

– Нет. Мы с ним все время ругались. Это не имеет к тебе никакого отношения. Я им все объясню.

Карадек вышел в уборную, и его голос через дверь звучал приглушенно. Вернувшись с влажной тряпкой в руке, он пересек кухню и поднялся по лестнице к себе в комнату.

– Не волнуйся. Я о тебе не скажу, – прокричал он сверху, так, чтобы Марк хорошо его расслышал. – Но ты должен сидеть здесь. Никуда не выходи и жди меня.

– Когда вы вернетесь?

– Надеюсь, сегодня вечером.

Марк смотрел в окно. Морось перешла в мелкий дождь, туман немного рассеялся, и показалось небо. Карадек спустился с небольшой холщовой сумкой, куда из предусмотрительности сложил кое-какие вещи.

– Поглядим, чего они стоят, – сказал он, взяв Марка за руку, надел непромокаемый плащ и вышел из дома.

Ну вот, приехали. Момент истины. Останешься здесь и будешь, как дурак, ждать, пока за тобой придут, или возьмешь себя в руки?

Снаружи задувал ветер и дождевые капли с силой барабанили в оконные переплеты. В насыщенном влагой воздухе все слабее раздавалось пофыркивание пикапа, потом оно превратилось в тихий монотонный гул и вскоре вовсе затихло. Марк схватил бутылку кальвадоса и поднес ко рту. Выпив из горлышка половину, он рухнул в кресло и так и сидел без сил, пока горячительная жидкость разливалась по желудку. С самого утра он не проронил почти ни слова, а между тем его голова пухла от мыслей, готовых выплеснуться хоть на кого-нибудь, чтобы помочь ему оценить проблему со всех сторон и взвесить имеющиеся возможности, – речь шла о его жизни. Как там остальные? Они тоже рисковали? Не считая того типа, что укокошил Жюгана… Впрочем, Марку было все равно, кто это сделал. Но он-то сам… Несчастный нелегальный мигрант, без документов, с отчетливым акцентом, попавший в западню на острове три на восемь километров, в тот самый момент, когда здесь произошло убийство и высадился десант полицейских, когда из страны целыми самолетами выкидывают иностранцев…

Марк не стал снимать куртку. Он поднялся, взял из книжного шкафа Карадека три книжки карманного формата, положил их в сумку. Как-то он приметил в глубине леса хижину – сейчас-то она ему и сгодится. Отсидится там дня три-четыре, и, возможно, этого будет достаточно, чтобы избежать опасности. Он снял с вешалки шарф, обмотал его вокруг шеи, взял непромокаемый плащ и направился к кухонному буфету. Поднял двумя руками фарфоровую супницу, переставил ее на стол, порылся в груде сваленных в нее «сокровищ», быстро отыскав то, что нужно: металлический карманный фонарь. Достал три жестянки сардин, две упаковки равиоли, две банки свиного паштета, пачку сухого печенья и бутылку воды. Побросав провизию в сумку, он выдвинул ящик буфета, выудил оттуда нож, открывалку для бутылок и сунул их в карман. Полицейские могут в любой момент ввалиться в дом Карадека, но Марка они здесь не найдут. Он прихватил бутылку, которую оставил на столе, сунул ее в спортивную сумку и вышел из дома под дождь.

* * *

Жоэль и Папу сидели рядом на гнутых пластиковых сиденьях черного цвета, около стенда с буклетами, спиной к большому окну, выходящему на улицу Теодора Ботреля. Полицейский в форме был так занят своим компьютером за стойкой дежурного, что совершенно не обращал на моряков внимания. Помещение походило на просторную приемную в каком-нибудь государственном учреждении. Стеклянные перегородки, алюминиевые оконные и дверные рамы, мебель из толстого гнутого пластика, кремовая штукатурка на стенах, на полу серый линолеум. Ни грязно-желтых стен, ни хлопающих дверей, ни скрипящего паркета – времена комиссара Мегрэ канули в вечность. Отныне полицейские комиссариаты напоминали скорее больницу или офис налоговой инспекции. И назывались не комиссариатами, а отделениями полиции. Жоэль сразу обратил внимание на эту деталь и даже хотел подойти к дежурному за стойкой и спросить, в какую палату их определили. Но с полицейскими не проходят подобного рода шуточки, поэтому он спокойно сидел на стуле и рассматривал плакат, надпись на котором сообщала, что: «Общественный порядок: переменная величина». Папу как-то обмяк на своем стуле. С той минуты, как они отчалили, он ни разу не открыл рта.

– Если никого не найдут, повесят все на нас, – бросил он тогда, и с тех пор не издал больше ни звука. На верхней ступеньке лестницы показался лейтенант Николь. Он подозвал Карадека, тот встал со своего места и потянулся к нему на второй этаж. Они прошли через тесное помещение, где пара полицейских допрашивали двух парней, огромных и черных, как шкафы эбенового дерева. В маленьком коридоре Николь постучал в дверь.

– Войдите! – отозвался приглушенный голос.

Они прошли в кабинет. Комиссар жестом пригласил Карадека сесть напротив.

– Месье Карадек! – начал Фонтана. – Вас, вероятно, интересует, и что же вы тут делаете?

– Нет, – просто ответил Карадек.

– Ага, – протянул сбитый с толку комиссар.

– Я поругался с Жюганом. Жюган мертв. Вы хотите меня видеть. Вот и все.

– Да. И правда все? Ну посмотрим…

Он сделал вид, будто роется у себя в столе. Потом поменял местами две ручки и продолжил:

– У меня, знаете ли, есть к вам несколько вопросов. Дело-то серьезное. Ваши ответы мы зафиксируем. Хотите пригласить адвоката?

– Нет.

– Ладно. Николь, вы записываете?

Николь поставил на стол перед Карадеком маленький магнитофон и включил его. Комиссар взял листок бумаги, вытянул руку и прочел:

– Вы Жоэль Карадек, пятидесяти пяти лет, рыбак, живете на острове Бельц, в доме номер три по улице Керлоан?

– Да.

– Вы находились на острове двадцатого и двадцать первого февраля?

– Да.

– Вы были знакомы с Пьерриком Жюганом?

– Конечно. Он жил на Бельце последние пятнадцать лет.

– Вы были с ним в приятельских отношениях?

– Да. Вообще-то, как со всеми. Не в лучших и не в худших, чем с другими.

– Нам известно, что недавно между вами разгорелся спор.

– Спор… Да нет: мы с ним поругались. Такое происходит сплошь и рядом. На судах-то моряки не разговаривают, а орут друг на друга. Так-то.

– Когда точно произошел ваш… случилась ваша ссора?

– Три недели назад в «Тихой гавани». И на другой день в порту.

– Два раза подряд. Три недели назад.

– Где-то так.

– А из-за чего вы повздорили?

– В баре Пьеррик надрался. Он наехал на одного паренька. Я за него вступился. Ну и слово за слово…

– А что это за паренек?

– Маркос Воронис, грек. К слову – если вас это интересует, – он прибыл на остров наняться ко мне на работу.

– И где он теперь?

– А, это… Да я не знаю. Ему не понравилось. Я имею в виду рыбацкую профессию. Она для настоящих мужчин, а молодежь к ней не приспособлена. Нужно вставать в четыре утра. Каждый день. Такая работа не для него. Да спросите кого угодно, все вам подтвердят…

Он наклонился поближе к Фонтана, как будто хотел поведать ему тайну:

– Он страдал морской болезнью. Вот и сбежал через неделю, не оставив адреса. Между нами говоря, комиссар, я не очень-то и расстроился, избавившись от него.

– Хмм… А во второй раз? Все из-за этого же парня?

– Нет. Говорю же, он пьяный был. На следующий день он бы обо всем этом забыл, только я, честно говоря, унизил его перед всеми, и он не мог этого стерпеть. Подошел ко мне в порту перед выходом в море. Сказал, неудивительно, что при моем скотском характере от меня сбежала жена. Тогда я на него и набросился. По правде говоря, еще чуть-чуть, и дал бы ему в морду.

– А потом решили вернуть ему должок?

– А вот тут нет, комиссар, вы идете не по тому пути. Мне плевать на него. Он меня оскорбил. Это обычное дело. К счастью, за такое не убивают. Иначе на Бельце с незапамятных времен не осталось бы ни одного моряка.

– Что вы делали в ночь убийства?

– Я был дома. Спал.

– Вы можете это доказать? Свидетели у вас есть?

Карадек посмотрел комиссару прямо в глаза:

– Нет. У меня нет свидетелей. Если хотите знать…

– И последний вопрос. У вас есть догадки насчет того, кто мог затаить злобу на Жюгана? Какая-нибудь семейная история, деньги, что-то еще?

– Представьте себе, я сам задавал себе этот вопрос. Это был нормальный мужик. То, что случилось, никуда не годится. Он не был богачом, а значит, и проблем-то особых у него не было. И детей тоже, насколько я знаю. Нет. Честно говоря, не понимаю, кто….

– Вы говорили, от вас ушла жена?

– Не вижу связи.

Фонтана прищурился, намекая на то, что это он задает здесь вопросы.

– Это было много лет назад, – продолжал Карадек. – Ее и в живых-то уж нет.

– Дети у вас есть?

Карадек запнулся:

– Нет. То есть… да. Был сын. Но он пропал.

– Умер?

– Пропал. Никто о нем ничего не знает.

– Ну ладно. Спасибо.

Комиссар сделал знак Николю выключить магнитофон. Откинулся на регулируемую спинку кресла.

– На сегодня все. Вы можете нам еще понадобиться, так что заранее спасибо за понимание. Побеспокоим вас только в случае необходимости.

Карадек встал, кивнул на прощание и вышел из кабинета комиссара.

Фонтана повернул голову к окну, посмотрел на улицу и, не глядя на Николя, спросил:

– Вы ему верите?

– Его рассказ выглядит правдоподобно. И соответствует тому, что нам известно на данный момент.

– Я и правда не представляю себе, как эти мужики могли бы порезать друг друга на куски из-за пьяной ссоры, – заметил Фонтана.

– Хотя…

– Да нет, я не думаю. Зовите второго.

* * *

Марк как мог старался не выходить на дорогу. От дома Карадека он решил срезать путь и пройти через участок Ле Коз до изгороди. Перепрыгнув через грязную жижу канавы, он раздвинул локтями ежевичные плети, вышел на пастбище, где не часто можно было увидеть какую-нибудь скотину, торопливо пересек его и оказался на песчаной тропе, огибавшей дома Кер-Лало и Кер-Тибур. Шагая по высокой и густой, полегшей от ветра и отяжелевшей от воды траве, Марк мгновенно промочил джинсы. В конце дороги на Габуре он повернул направо, еще на одну тропку, покрытую рытвинами от тракторных колес, и по ней добрался до проселочной дороги, ведущей на Трегор, за полчаса пройдя расстояние, которое по шоссе преодолел бы за пять минут. Спрятавшись в канаве, он долго озирался и прислушивался, поворачивая голову то вправо, то влево, чтобы ни с кем не столкнуться, потом пересек ленту дороги и метнулся к опушке леса.

Когда он был здесь в прошлый раз, стояла прекрасная погода. Он вспоминал, какой замысловатый узор из веток и листьев рисовали на земле солнечные лучи, как свод туннеля из сомкнувшихся крон буков и остролистов расчертили голубые полоски небесного цвета. Но в эту холодную дождливую погоду тропа напоминала скорее черную дыру. Он чуть помедлил, но, поскольку стоять возле проезжей части было небезопасно, нырнул-таки в темноту.

Могло показаться, что дождь прекратился, ведь он очутился под колпаком из зеленых ветвей, но он слышал его шум, приглушенный мягкой сеткой из листьев. Скрытый мраком деревьев, Марк с осторожностью продвигался вперед. Воздух был пропитан влагой, под ногами хлюпала грязь, и его кроссовки моментально покрылись липким тестом бурого цвета. Когда он брал в сторону, огибая ямы, папоротники гладили его, а ежевика и остролист цеплялись за ткань плаща. Им овладел первобытный страх, какого он не испытывал уже много лет и какой не поддавался никакому разумному объяснению, но имевший прямое отношение к сумраку и тишине. «Я здесь не один».

Марк не понял, сказал он это вслух или эта мысль прозвучала у него в мозгу. Но она всплыла на поверхность, как мячик со дна бассейна. Тут был кто-то еще. За ним кто-то наблюдал. Чей-то взгляд пришпиливал его к земле. Он на секунду остановился, оглянулся. Какая-нибудь зверюшка? Косуля или кабан, которых он спугнул в момент их трапезы. Но животных – господи, кого же еще? – он рядом не видел. Наверное, кого-то из них он застал врасплох, – эта мысль придавала уверенности, но на голову ему по-прежнему давил свинцовый шлем. Он чувствовал, что зверь рассматривает его с удвоенным вниманием, однако от него не исходило ни звука – ни шороха, ни дыхания. Не хрустнула ни одна ветка, не зашелестела листва. Марк подобрал палку, оборвал с нее сухие боковые ветки и крепко зажал в кулаке, как меч.

В прошлый раз он приметил рядом с небольшим прудом заброшенную хибару, оплетенную побегами ежевики. Когда он задумал бежать из дома Карадека в поисках тайного убежища, он вспомнил об этой хижине. Поселиться в ней среди зимы было не самой удачной идеей, но на несколько дней – вполне сносным решением. Пока полиция не уберется с острова. Всего на пару-тройку дней. Ну может, на четыре.

Вдруг невдалеке что-то хрустнуло. Марк замер, кровь гулко била ему в виски. Он покрепче вцепился в палку.

– Кто здесь?

Он не ждал, что ему ответят, просто вопрос вырвался сам собой. Странное ощущение, что рядом кто-то есть, стало гораздо явственней. Марк по-прежнему никого не видел, но чувствовал чужое присутствие и что его внимательно разглядывают и совершенно не боятся.

– Кто здесь?

Это не косуля. Косуля испугалась бы. Она бы подскочила и убежала. Кабан тоже. Марк вспомнил охотничьи истории, которые рассказывал его дед Петя. Кабан – зверь крупный, мощный, его вес доходит до трехсот килограммов, но он пуглив и неповоротлив. Между тем существо, которое за ним наблюдало, было терпеливым, бесшумным и приближалось к нему с осторожностью. Волк? Марк сомневался, что на острове водятся эти животные. Внезапно он ощутил в области затылка чье-то дыхание. И тогда вскрикнул, упал ничком на землю, перевернулся и стал махать палкой, словно саблей, готовясь отразить нападение.

– Что это? Выходи оттуда! – завопил он, с силой молотя палкой вокруг себя.

И опять никого. Ни единого знака. Только запах. Такой, что бьет в нос, потом вроде развеивается, но оставляет тошнотворный след. Так пахнет… при расстройстве кишечника, точнее…

– Вот дерьмо!

Марк выругался – от досады, обнаружив, что одна его ступня по самую щиколотку увязла в жидкой массе. Сдерживая дыхание, он с трудом вытащил ногу, но перевести дух так и не смог.

Прямо на него с высоты нескольких метров смотрели два круглых огненных глаза. Марк отпрянул. Его правая нога отяжелела от липкой грязи. Он споткнулся о камень и упал на спину. Отползая задом наперед, как краб, он не отрывал взгляда от двух красных точек. Разглядеть пришельца ему так и не удалось, в нем лишь угадывалось нечто плотное, громадное, черное – гораздо более темное, чем окружающий мрак. Он перевернулся, встал на колени и поднялся. В его плащ вцепились ветки ежевики.

– Брысь, мерзость!

Он сражался с колючими травами, хлестал их палкой. Он мог бы поклясться, что ежевика и остролист тянут к нему свои ветви, стараясь удержать его, преграждая ему путь к отступлению.

Чем дольше он бился, тем сильнее шипы впивались в его плащ и джинсы и своими когтями рвали его плоть. Он в ужасе обернулся: огненные глаза приближались. Но вот появился и смутный силуэт в два человеческих роста высотой. Не волк, не медведь, не какая другая лесная живность – нечто совершенно неизвестное. Единственное, что Марк понял, увидев это существо, – что оно способно вызвать к жизни настоящий первобытный страх. Поначалу он собирался идти в обход, но с той стороны существо преградило ему путь, а значит, оставался один выход – бежать прямо вперед. Он собрался с силами и рванул с места, поскользнулся на мокрой земле, то и дело оступаясь, вскочил на ноги и помчался от зверя прочь, не оглядываясь. Растительность становилась все гуще. Туннель сужался.

Ежевика теперь хватала его за обе руки. Ему приходилось бежать ровно посередине дороги, по грязи и лужам. И он не останавливался. В него летели брызги, словно росшие по обе стороны деревья и кусты плевали ему в лицо. Он не переставал отбиваться. По спине у него тек пот, он тяжело дышал, и в рот ему попадала жидкая грязь. Работая локтями как заведенный, он сражался с зарослями, которые так и норовили сомкнуться вокруг него. Он с остервенением, словно безумный, лупил по ним палкой. В момент, когда кусты немного ослабили объятия, а тропа расширилась – ну, может, ему это только показалось, вокруг по-прежнему было темно как в могиле, – он поскользнулся и упал. С трудом вытягивая руки из вязкой жижи, он поднялся, а прямо перед ним, на расстоянии брошенного камня, громоздилась гигантская фигура. Чудище смотрело на него горящими как угли глазами. Марк остолбенел. Потом обернулся. Тропа у него за спиной исчезла – на ее месте высилась непроходимая стена из ежевики, преграждавшая ему путь к бегству.

Он дрожал всем телом, руки и ноги ему не повиновались. Он выронил палку, и у него даже не хватило сил ее поднять. Он стоял совершенно беззащитный, пока тень неотвратимо к нему приближалась. Огромная, но не такая чернющая, как вначале ему показалось. Он смог различить ее очертания: будто два паруса расходятся с макушки до самых пят, напоминая колокол. Скорее всего – при этой мысли Марк содрогнулся от страха, – это были два крыла, огромные, жесткие, туго натянутые. Глаза Марка наполнились влагой, по ногам потекли струйки другой жидкости. По мере того как фигура приближалась, стал заметен блестящий продолговатый нарост, напоминающий в тысячу раз увеличенное жало насекомого, и по краям крыльев – пучок когтей, длинных и тонких.

Лицо Марка было залито грязью и слезами. Он машинально подобрал палку и в отчаянии бросил ее прямо перед собой. Палка просвистела в воздухе, улетела непонятно куда, хрустнула и пропала. Марк, не понимая, что с ним происходит, качнулся назад и без памяти рухнул на землю.

* * *

Папу вошел в кабинет, понурив взгляд. Он вытирал свои широкие потные руки о куртку и нелепо дергался, как деревянная кукла-марионетка.

– Садитесь, месье Пупон, – начал комиссар, и не подумав представиться. – Патрик Пупон, двадцати девяти лет, житель Бельца. Адрес неизвестен. Профессии нет. Все верно?

Папу кивнул. Если бы он хотел, чтобы его сочли виновным, ему следовало бы вести себя именно так.

– В вашей биографии, месье Пупон, имеются пробелы. Не можете же вы нигде не жить…

Папу поднял голову, но предпочел не встречаться взглядом с комиссаром. – Я живу на холме Керафюр. – Поблизости от скал Созон?

– Да.

– И рядом со Старушечьим пляжем.

Папу наморщил лоб.

– Не убивал я его, клянусь.

– Успокойтесь, – снова заговорил комиссар. – Просто отвечайте на мои вопросы и говорите правду – это лучшая тактика.

Папу уставился в окно, чтобы не смотреть на Фонтана.

– Что вы делали в ночь с двадцатого на двадцать первое февраля?

– Ходил в «Тихую гавань».

– С которого и по который час вы там находились?

– С шести до десяти – десяти тридцати.

– Жюган был там?

– Да. И другие тоже.

– Кто, например?

Папу нахмурил брови, вспоминая имена:

– Жюэль, Ле Келлек, Танги, Мартен, Морис Каллош, Фанш… Я уже точно не помню.

– Жюган ушел из «Гавани» раньше вас?

– Да. Он сказал, что ему нужно подготовиться к рыбалке на берегу.

– Ночной рыбалке на скалах Созон.

– Да.

– В котором часу он ушел?

– В десять часов. Немного раньше, чем я.

– Один?

– С Танги и Беллеком. Это его матросы. А пошли они на рыбалку вместе – этого я не знаю.

– А вы, когда вышли из кафе, куда отправились?

– Пошел домой.

– На холм?

– Да. Я живу в бывшем таможенном каземате.

– А на что вы живете?

– Я оказываю услуги.

– Какого рода?

– Помогаю разгружать улов, чинить сети, красить лодки… В порту полно всякого такого.

– Почему вы сами не ходите в море?

– Не гожусь я для этого.

– Не повезло вам…

– Так уж вышло.

Николь с сомнением поднял брови, но вопроса не задал. Фонтана подошел поближе к Папу и снова заговорил:

– Какое расстояние от вашего каземата до Старушечьего пляжа?

Папу задумался:

– Не знаю. Метров двести.

– Двести метров. Иными словами, прямо над ним. И ничего не слышали?

– Ничего.

– Жюгану вспороли брюхо в двухстах метрах от вашего дома. Он наверняка кричал, а вы ничего не слышали.

– Ничего. Клянусь. Я хорошо выпил, сразу лег и уснул. Я сплю как бревно. Даже когда с вечера гроза, я не просыпаюсь.

Фонтана, вздохнув, снова сел в кресло.

– Вы не знаете, кто мог до такой степени ненавидеть Жюгана?

– Нет. Он всех веселил. Человек он был неплохой. Хотя, конечно… с характером.

– Часто затевал ссоры?

– Это да.

– С кем, например? С Карадеком?

– Нет. Я про него вообще не подумал.

– А о ком подумали?

Папу колебался, у него возникло ощущение, что еще немного, и он зайдет слишком далеко. Обещал ведь себе говорить как можно меньше, но эти полицейские на него такого страху нагнали!

– Вы о ком-то подумали. О ком?

Папу вздохнул. Он по-прежнему избегал смотреть в глаза комиссару.

– О Терезе. Терезе Жюган.

– Он бил свою жену?

– Много раз.

– Она могла отомстить?

– Этого я не говорил.

– Вы можете ее описать, Терезу Жюган? – вмешался Николь.

Папу заерзал на стуле. Он злился на себя за то, что сказал лишнего.

– Ей лет пятьдесят. Примерно. Она брюнетка, волосы с проседью. Небольшая такая.

– Ладно. Благодарю вас, – отрезал комиссар. – Возможно, вы нам еще понадобитесь.

– Я могу идти?

– Да. Поторопитесь, судно отходит через полчаса.

Николь проводил молодого человека к стойке дежурного, потом поднялся в кабинет комиссара. Тот стоял и смотрел в окно. В глубокой задумчивости. Николь закрыл за собой дверь.

– Что вы об этом думаете? – проговорил Фонтана, провожая взглядом Папу и Карадека, переходивших улицу.

– Что убийство совершил сумасшедший и что Пупон, на мой взгляд, совершенно чокнутый.

– Ну да… – согласился Фонтана, который, в сущности, думал точно так же, как лейтенант. – Меня больше всего озадачивает картина преступления, – продолжал он. – Все проделано необычайно тщательно, а на Пупона это совсем не похоже. Так, ладно… От первых впечатлений я обычно бегу как от чумы.

– Что будем делать? – вздохнув, спросил Николь.

– Продолжим работать. Теперь Тереза Жюган и два матроса, как их там?

– Танги и Беллек, – уточнил Николь, проведя указательным пальцем по страницам своего блокнота.

* * *

Когда Марк пришел в себя, он лежал на земле, навзничь. Правая половина лица мокла в грязном месиве. Голову словно пытались расколоть щипцами для орехов. Его знобило. Ветер тихо шуршал листвой, а тропинка приняла свой обычный вид. Он окинул взглядом неподвижные кусты остролиста и ежевики, деревца: они пребывали в полном покое. Он попытался сесть, придерживая голову руками. На тропе было светло – конечно, не как в ясный день, но и совсем не так, как в той пугающей тьме, волнами накатывающей из воспоминаний. Он подобрал брошенную поодаль сумку и пошел к маленькому пруду, прокладывая себе путь сквозь папоротник и болотные травы. Вход в заброшенную хижину преграждали побеги плюща.

Внутри он обнаружил порванный полотняный шезлонг, набор пустых металлических коробочек из-под пастилок «Виши», десяток картонных коробок разных размеров, выстроившихся вдоль деревянной стены. Марк закрыл дверь. Крыша, судя по всему, не протекала.

Он три дня не высовывал носа из дома. Дрожал от холода, питался консервами и печеньем, отпивал по глоточку спиртное. Он пытался поспать, но едва его веки смыкались, как он погружался в мучительный кошмар, тонул в водах чернее чернил, во мраке которых его поджидали безобразные чудовища. На четвертый день мучений, оставшись без еды и воды и едва не чокнувшись от нестерпимого холода, он решил выбраться наружу. Ему по-прежнему следовало быть настороже, однако оставаться в этом месте становилось невыносимой пыткой. К тому же полиция наверняка уже перестала колесить по острову. Можно было и рискнуть. Он собрал вещи и свернул свой лагерь.

Из осторожности он не стал выходить на шоссе. Пошел по песчаной дороге к морю, затем по тропе таможенников, ведущей на север острова.

Почти час он шагал по сиреневым ландам, держась как можно ближе к изгородям и сосновому лесу и наконец увидел вдали маленький белый домик. Во дворе стояла незнакомая ему серая машина. Марк спрятался за небольшим бугорком и бросил в окно несколько камешков. Спустя минуту на пороге показалась Марианна.

– Марк? Что вы здесь делаете? – спросила она, сразу же пригласив его в дом. – Господи, что с вами стряслось?

Марк сильно осунулся. Он был весь в грязи, его лоб пересекал глубокий рубец, покрытый запекшейся кровью.

– Я прятался в лесу.

– В лесу? Да вы с ума сошли!

– Пока нет. Но я очень голоден.

Марианна взяла у него из рук сумку и легонько притронулась к его лбу.

– Вы ранены?

– Я все вам расскажу. Можно мне к компьютеру?

– Конечно. Но… сначала это нужно снять.

Марианна, с трудом скрывая отвращение, указала подбородком на его одежду, всю в земле.

– Не хотите принять душ? Это поможет вам согреться.

Молодой человек пошел за ней в ванную. Она протянула ему полотенце и вышла.

– Я приготовлю вам что-нибудь поесть.

Марк некоторое время наслаждался ласковыми прикосновениями горячих струй. Он силился выбросить из головы осаждавшие его страхи. Он пытался переориентировать свое больное сознание на благоухание шампуня, которым обильно намылился, когда раздался стук в дверь.

– Можно войти?

Марианна открыла дверь, неся в руках чистую одежду.

– Вот, это вам. Пока будут стираться ваши вещи. Как будете готовы, приходите на кухню.

Марк разглядел рубец на лбу, тянувшийся от правого виска почти до макушки – порез был глубокий. Он надел то, что принесла ему Марианна, и вышел из ванной.

– О! Так вы выглядите гораздо лучше.

Марианна улыбалась, помешивая деревянной ложкой в дымящейся кастрюле. Марк сел к столу и набросился на суп, который она для него разогрела.

– Что же с вами случилось?

Марк посмотрел Марианне прямо в глаза:

– Мне кажется, что я схожу с ума.

– С чего вы так решили, Марк?

Ему не хотелось обсуждать эту тяжелую для него тему, и он заговорил о другом:

– Жюган… Его убил не я.

– Само собой. А почему вы об этом говорите?

– Потому что люди так думают. А может, и полиция.

– С какой стати им вас обвинять?

Марк поморщился и проглотил очередную ложку супа.

– Потому что я иностранец. Это всех устраивает. Когда я приехал, Жюган сказал, что мне нечего здесь делать. Сказал при свидетелях. И добавил, что выдаст меня полиции. Они обвинят меня в этом преступлении.

– Но вы ведь можете им сказать, что в тот вечер были с Карадеком. Жоэль подтвердит. У вас будет алиби. А если есть алиби, то нет обвинений.

Марк проглотил еще две ложки и продолжал:

– Есть еще кое-что… У меня нет документов. Если я попаду на допрос в полицию, меня отправят на родину.

– Но вы же грек. Европеец. Они не имеют права…

– Я не грек. Я украинец. Меня зовут Марк Воронин. Во Францию я приехал нелегально. Если они меня арестуют, то вышлют обратно. А мне нельзя возвращаться. Это слишком опасно.

Он замолчал. Марианна поняла, что он больше не хочет говорить.

– Что вы собираетесь делать?

– Не знаю. Хотел было уехать, но опоздал. А теперь полиция проверяет все суда.

– Полицейские и сюда приходили, – подтвердила Марианна, и голос ее звучал серьезно. – Они думают, что убийца все еще находится на острове. Но о вас они не упоминали…

– Я пришел сюда, потому что не знал, куда мне еще идти.

– Можете оставаться сколько захотите.

– А полицейские? Что они сказали?

– Дело, похоже, сложное. Вроде бы тело жестоко изуродовано. Говорят, что обезглавлено. Просто ужас…

– У Жюгана были враги?

– Не думаю. Люди на острове очень сплоченные. Они живут одной жизнью. Ссорятся, как и в любой семье. Но чтобы убить, да еще так…

Марк встал. Он взял Марианну за руки и посмотрел ей прямо в глаза:

– Марианна, клянусь, это не я. Поверьте.

– Я вам верю, – отозвалась она и рук не отняла.

– Даже не знаю, как вас благодарить?

– Не берите в голову. Если хотите воспользоваться компьютером, пожалуйста. А я пока займусь вот этим, – заметила она, забирая пустую миску и тарелку.

Марк поднялся на второй этаж. Он едва притронулся к компьютеру, и тот моментально включился. У Марка было недоброе предчувствие, и он дрожащей рукой открыл страницу своей электронной почты.

Что это ты нервничаешь? Волнуешься за мать и сестру? Правильно, не нужно было их бросать. Кому нужна твоя тревога, если ты за пять тысяч километров от них?

Марк сразу же увидел послание от Зои, которое она отправила 21 февраля, потом второе – от 24-го. В первом говорилось:

zoyazoya@ infocom.ua

Кому: [email protected]

Тема: Re: Re: Новости

Дорогой Марк.

Мы собираемся уезжать отсюда. Мама хочет вернуться, жить в этом доме не очень удобно, я тебе рассказывала. Не знаю, куда еще, кроме нашей квартиры, мы можем поехать. Надеюсь, проблем не будет. Напиши мне. Расскажи, как там у тебя дела.

Моя подруга дала мне контакты тех, кто переправляет людей в Европу. Думаю, мне пригодится. И маме тоже. Только она не захочет. Поскорее ответь мне.

Целую,

Зоя

Второе было короче.

zoyazoya@ infocom.ua

Кому: [email protected]

Тема: Re: Re: Новости

Марк, сегодня мы с мамой возвращаемся в Одессу. Потом я уеду во Францию. Мама согласна. Она пока что остается. Если все пройдет удачно, я ее заберу. Скажи, где ты находишься. Очень хочется с тобой повидаться.

Марк схватился за голову. Потом быстро написал ответ.

[email protected]

Кому: zoyazoya@ infocom.ua

Тема: Re: Re: Re: Новости

Дела у меня здесь не очень хороши. Сейчас ты

ДОЛЖНА оставаться в Украине. Понимаешь?

ДОЛЖНА. Ни о чем не спрашивай. Я тебя люблю, сестренка.

М.

Марк закрыл компьютер и спустился вниз. Сидя в гостиной, Марианна неторопливо пила чай.

– Проблемы? У вас озабоченный вид.

– Сестра. Она меня беспокоит.

– Мне кажется, вы устали. Хорошо бы вам немного поспать. Я съезжу в город. Заодно и новости узнаю. Если хотите, можете лечь на мою кровать.

Марк поблагодарил ее и, едва она вышла за порог, не раздеваясь растянулся на ее кровати. Уснул он мгновенно, и за все четырнадцать часов не увидел ни одного сна.

* * *

Крошечная комнатушка с проломами и трещинами по стенам служила им и спальней, и кухней, и гостиной – в общем, квартирой, оснащенной еще и душевой кабиной. В ней постоянно стоял лютый холод, с которым они пытались бороться, затыкая дыры комками бумаги и листами картона. С жильем им помог Павел. Это маленькое двухэтажное строение, затерянное в заброшенной промышленной зоне – что оказалось как нельзя кстати, – выходило окнами на длинную цепь складских помещений. Скорее всего, раньше в этом доме жил сторож. От улицы здание отделял небольшой двор за решетчатым забором, запертым на висячий замок с цепью. Обитатели дома попадали в дом через пристройку, так как вход с улицы замуровали, а между двумя строениями установили дверь, разбив в стене кладку кувалдой.

Они делили второй этаж с двумя русскими, а на первом проживали молдаване – строительные рабочие. Без труда подключившись к соседскому водопроводу и электричеству, они обеспечили себя светом, отоплением, водой и даже спутниковой антенной, которая ловила множество ТВ-каналов.

В самый разгар трансляции футбольного матча с участием «Шахтера» телевизор затрещал, и Василий, ворча, в одних трусах и майке поднялся с кровати. Он хлопнул ладонью по телевизору, после чего тот окончательно замер. За перегородкой слышалось журчание душа. Василий еще раз хлопнул по телевизору, потом ударил по нему кулаком. В этот момент дверь комнатки с треском распахнулась. В проеме возникла темная коренастая фигура, державшая в руке что-то длинное, размером с черенок от лопаты.

Василий на долю секунды застыл, потом нырнул в сторону кровати. Раздался выстрел, и он почувствовал, как рвутся мышцы его плеча. Он попытался дотянуться до лампы у изголовья и изо всех сил дернул за провод – помещение погрузилось во тьму. Василий, перекатившись на бок, слетел с кровати и метнулся к двери в ванную, открыв ее ударом ноги. Незнакомец бросился на него и вцепился ему в руку. Василий выругался и невероятным усилием вырвался из цепких объятий Драгоша, захлопнув за собой дверь, по которой румын начал наносить мощные удары, пытаясь ее выбить. Повинуясь чувству самосохранения, Василий не увлек за собой девушку, которая, стоя под горячими струями воды, ошеломленно уставилась на него. Он ринулся к слуховому окну, стремительно подтянулся и тут услышал шум разлетающейся в щепки двери. Девушка вскрикнула. Затем прозвучали два выстрела, и безвольное тело сползло на пол кабины. Третья пуля задела ступню Василия, которому удалось-таки выскользнуть наружу. Когда голова его преследователя показалась в проеме окна, Василий со всей силы вмазал ему ногой в лицо, почувствовав, как пальцы коснулись мягкой плоти. Драгош взревел, его голова исчезла из оконного проема, и Василий на четвереньках выскочил на черепичную крышу.

Добежав до края, он сгруппировался и перепрыгнул на уровень ниже; у него под ногами оглушительно загрохотало рифленое железо. Драгош с окровавленным носом, кипя от ярости, высунулся из окна, потом развернулся, выскочил из ванной и, перескакивая через ступеньки, ринулся во двор. Украинец бежал по оцинкованной крыше, которая гремела под его ногами, в то время как бандит, затаившись, словно кошка, прислушивался к движениям своей жертвы. Василий стремительно удалялся в другой конец улицы, а Драгош, покинув двор, направился в обход группы строений.

Василий уже не чувствовал ног. В одном нижнем белье, раненный в ногу и плечо, истекающий кровью он карабкался по металлической крыше. Заметив водосточную трубу, ухватился за нее, собираясь спуститься с противоположной стороны дома, и соскользнул вниз, обдирая руки об острое железо. Падая на асфальт, он завопил от боли.

Прямо к нему медленными шагами, держась за щеку, приближался Драгош. Василий заметил его слишком поздно – когда их разделяли всего несколько метров. В ночной тишине прогремел выстрел, раскроивший парню череп.

* * *

Когда Марк проснулся, было уже светло. За ночь ветер разогнал все тучи. Сквозь оконные переплеты Марк видел голубое небо с редкими перистыми облаками. Ничто не мешало солнцу согревать эту холодную, промокшую от дождей, еще недавно окутанную мглой землю. Деревья, камни, трава, цветы на песчаных холмах – вся природа застыла в неподвижности, захваченная врасплох, опьяневшая от нежданного драгоценного дара – солнечного дня среди зимы.

Будильник показывал 8:07. Марк сообразил, что проспал одетым почти четырнадцать часов; он встал с постели и вышел из комнаты. В гостиной никого не было, и он прошел в ванную, постучался, но ему никто не ответил. Глядя в зеркало на то, как по его обнаженному телу струится мыльная вода, он все гнал от себя навязчивую мысль: «И что, собственно, ты собираешься делать?»

Не мог же он вечно прятаться. Нужно срочно что-то придумать, никто другой его проблем не решит. Ситуация складывалась для него не лучшим образом. Хоть тебе и неприятно это слышать, но во всем обвинят именно тебя, Марк. Вот и все.

Врешь. Это не все – до конца еще ой как далеко.

Есть у тебя алиби или нет, полицейские все равно тебя схватят. И знаешь почему?

Марк вышел из-под душа и схватил полотенце. С силой стал тереть голову и плечи. Нет, он не знал. А может, все же догадывался? Этот несносный внутренний голос всегда предрекал ему неприятности, но до сих пор Марк как-то выкручивался, отчего голос бесился от злости.

Ты сеешь ненависть, Марк…

Он сел на бортик ванны, опустив руки на колени. Его взгляд рассеянно блуждал по кафельным прямоугольникам, которые, пересекаясь по горизонтали и вертикали, стремились к бесконечности.

Внезапно дверь бесшумно приоткрылась, и появилась Марианна. Она была в белом домашнем халате. Свои черные волосы она собрала в пучок и закрепила черепаховой заколкой. Потрясающая улыбка озаряла ее лицо. Марк смотрел на нее, не зная, что ему делать. Он даже не сообразил взять полотенце и прикрыться, как вдруг она одним движением плеча сбросила с себя халат, который соскользнул к ее ногам.

Под едва тронутой загаром кожей ее тонких длинных рук и ног угадывались натренированные мышцы. Марк не мог оторвать зачарованного взгляда от идеальной линии ее живота и бедер, от маленькой дерзкой груди. Она подняла руку, расстегнула заколку, и черные волосы водопадом заструились по ее плечам.

Приблизившись к нему, она провела пальцами по его щекам, а он обхватил ее за талию и приник губами к ее животу. Потом медленно поднялся и зарылся лицом в ложбинку между грудей. Не открывая глаз, они жадно искали губы друг друга, и те, наконец встретившись, сомкнулись в неистовом поцелуе. Ежесекундно их тела то соединялись, то разъединялись, одновременно яростно и нежно, и в какой-то момент, слившись воедино, напряглись и непроизвольно выгнулись; ногти Марианны вонзились в спину Марка, крепко обхватившего ее ягодицы, и они в один голос издали хрип удовольствия и опустошения.

Марианна вышла из ванной, Марк последовал за ней и обнял за талию.

– Я не могу уехать с острова и не могу просто так остаться у тебя, – сказал он, опустив подбородок на плечо девушки.

– Тогда возвращайся к Жоэлю. Полицейские уже поговорили со всеми, к кому у них были вопросы. Они уехали с острова, и тебе ничто не угрожает.

– Я не предупредил Жоэля о своем уходе, и он наверняка думает, что я сбежал. А если он сказал кому-нибудь об этом, то мое возвращение…

– Я знаю Жоэля, – уверенно проговорила Марианна, повернувшись к Марку и обхватив ладонями его лицо. – Он могила. Вернись к нему. И к работе. Но с условием…

Она дважды быстро поцеловала его в губы.

– Что станешь заходить ко мне…

Марк прижал ее к себе, и взгляд его упал на фотографии, на которые обратил внимание, когда впервые оказался в этом доме.

– Кто это?

Марианна обернулась.

– Это Эрван, сын Жоэля, – ответила она неожиданно серьезным голосом.

– Сын Карадека? – удивился Марк и взял в руки рамку со снимком.

– Мы какое-то время были вместе. Я по уши влюбилась в него… Он был видный парень. Кстати, ты чем-то на него похож. А уж если отрастишь волосы и бороду…

– Вид него невеселый.

– В тот день казалось, что нет людей счастливей нас, хотя до конца я так и не смогла его понять.

– Почему?

– За год до этого умерла его мать. А десятью годами раньше она ушла от Жоэля.

Марианна достала из буфета пачку сигарет.

– Куришь?

– Нет. Бросил. Вроде бы.

Она усмехнулась, закурила сигарету и передала ее Марку.

– После смерти матери Эрван вернулся на Бельц. Он плохо помнил отца и хотел узнать его поближе. Добивался отцовской любви и в то же время мстил за то, что Жоэль его бросил. Пытался доказать, что он взрослый и не нуждается ни в чьей помощи, и нанялся на судно к Антуану Ле Козу.

Марианна затянулась сигаретой.

– Эрван с Жоэлем соперничали, не вступая в открытую схватку. Но оба знали, что это неизбежно. Время от времени они устраивали ссоры, и однажды вечером – уж не знаю, что между ними произошло… Эрван взял лодку Ле Коза и в одиночку вышел в море, в прилив. Он отправился к Зубам Дьявола – это очень опасный скалистый участок; но он всегда говорил, что в этом месте фантастическая рыбалка. Думаю, он хотел произвести впечатление на Жоэля. И…

– …погиб, – продолжил за нее Марк, видя, каких усилий Марианне стоит этот рассказ.

– Он наскочил на риф. Лодка затонула. Это какое-то безумие. Ему был двадцать один год.

– И Жоэль винит во всем себя.

– Да. Он тащит на себе этот крест. С того дня он сильно изменился.

Повисла тишина, и Марк не сразу нарушил ее:

– Его преследуют ночные кошмары.

– Чувство вины совсем его изглодало.

– Что не помешало отнестись ко мне по-человечески, – заметил Марк.

– По-отечески? – спросила Марианна.

Марк поднес руки к лицу девушки. Провел по ее щекам, потом по вискам.

– Завтра… Я вернусь к Жоэлю завтра. А сегодня останусь с тобой.

* * *

Фонтана закрыл за собой дверь, на которой значилось «1BR2». Трое мужчин стояли к нему спиной. На звук открываемой двери один из них обернулся, это был Николь. – Комиссар, доктор Мартинес ждет вас.

На первом, подземном этаже морга, где патологоанатом назначил встречу Фонтана, стоял невыносимый холод. Едкий неоновый свет искажал пропорции помещения с низким потолком, черным крапчатым полом, серыми стенами, и оно казалось расплющенным. От вида стальных лотков, весов, столиков на колесах с целым арсеналом ножей, пинцетов, каких-то сосудов комиссара начинало подташнивать. В глубине на нескольких этажерках размещались сотни стеклянных флаконов и полиэтиленовых контейнеров. Фонтана не выносил подобных мест.

Посреди комнаты в форме буквы «Т» стояли два стола для вскрытия из нержавеющей стали. Первый был пуст, на втором лежал труп, накрытый простыней, из-под которой торчали две восковые ступни. С большого пальца левой ноги свисал ярлычок с корявой надписью маркером. Склоненные над столом мужчины выпрямились, и тот, что поменьше ростом, поспешил навстречу комиссару.

– Рад знакомству. Я Франк Мартинес. – Сухощавый мужчина, с зачесанными назад темными с проседью волосами, крепко пожал руку комиссару.

– Позвольте представить доктора Мецже.

Тот вежливо кивнул.

– Сожалею, что вам пришлось ждать, – продолжал патологоанатом, – но я не предполагал, что провожусь с этим столько времени. Доктор Мецже, будьте добры, принесите нам документы.

Ассистент на секунду исчез в смежной комнате, но тут же вернулся с крафтовыми конвертами, которые положил на свободный стол.

– Это отчет, в нем все написано, – снова заговорил Мартинес и снял простыню с трупа Жюгана, которому помощники доктора кое-как приделали голову, приставив ее к шее.

Мартинес взял первый конверт и надорвал его пальцем. Вытащил серию из двенадцати цветных снимков формата А4 и разложил рядком перед собой. Последние четыре выглядели как почтовые открытки.

– Это увеличенные снимки травмированной кожи. Обратите внимание на эти участки: здесь и здесь.

Мартинес ткнул пальцем в два красных кружка, нарисованные на глянцевой бумаге. Фонтана склонился над фотографиями.

– На теле обнаружены довольно необычные раны. Нам пришлось повозиться, исследуя их, но в конце концов мы пришли к определенному выводу. Вот, взгляните.

Он подтянул поближе огромную шарнирную лампу, висевшую над столом, и заговорил, указывая то на фотографии, то на труп:

– Прежде всего отмечу, и для вас это, скорее всего, не новость, что рыбак скончался от удара ножом. Вот, видите рану прямо напротив сердца? Проникающая, с выходным отверстием на спине. Далее тело волокли по песку – его обнаружили у него в обуви, носках, волосах, ушах. Почти везде, кроме брюшной полости, в которой имеется разрез длиной сорок сантиметров. Единственное объяснение: брюшная полость была вскрыта, когда тело уже перетащили на пляж. Жертву застали врасплох на ходу, проткнули холодным оружием, затем волокли по песку и, наконец, ей вспороли живот. Такова картина преступления, но думаю, что вы и сами пришли к такому же выводу. Хотя информации не так много. На самом деле мое внимание гораздо больше привлекла отсеченная голова. Вы помните историю мученической смерти Толлендаля?

Фонтана с сумрачным видом покачал головой.

– Барон Толлендаль был обезглавлен на Гревской площади в Париже в 1766 году. Обычная практика. Но у нас весьма смутное представление о том, что такое отсечение головы мечом. В действительности это отвратительная бойня. Палачам порой приходилось по нескольку раз наносить удар. Они прицеливались не всегда точно, и несчастный умирал в жутких мучениях. Вольтер в свое время писал об этом. Для облегчения страданий осужденных на смерть и появилось одно из самых прекрасных изобретений французского гуманизма – гильотина.

Во время своего выступления Мартинес переложил наверх три снимка, изображавшие содержимое вспоротой плоти.

– Это фотографии не нашего трупа, а другой жертвы, которую я исследовал три года назад. Несчастный погиб на заводе, ему отрезало голову лезвие промышленного агрегата. Я подумал, что будет полезно вам их показать. Это увеличенные изображения участков кожи на шее несчастного парня. На первом – лезвие только начинает входить в шею со стороны кадыка. На втором – оно примерно в середине пути, в районе передней лестничной мышцы, в тот момент, когда перерубает шейные позвонки.

Наконец, последний снимок демонстрирует разрез в районе затылка, когда лезвие завершило свое дело. Вы понимаете, о чем я?

Фонтана изнывал от нетерпения, но всего лишь утвердительно кивнул.

– Вот, посмотрите, – продолжал патологоанатом, показывая на первое фото и приглашая комиссара наклониться пониже. – Вначале лезвие режет кожу так же аккуратно, как ножницы – листок бумаги. Разрез совершенно ровный. Оно входит в шею на полной скорости, рассекая кожу, мышцы и хрящи так легко, словно это масло. А теперь посмотрите вот сюда.

Мартинес показал второе фото, слегка коснувшись того места, где на бледной коже виднелись крошечные волокна прозрачной плоти.

– Стальной нож уже проник в шею жертвы более чем на пятнадцать сантиметров и сбавил скорость, в ожидании встречи с позвоночным столбом. Теперь он режет с усилием. Невооруженным глазом этого не заметить, но в микроскоп видно очень хорошо. Лезвие разрезает кожу, а не рассекает ее. Посмотрите теперь на третий снимок.

Фонтана неохотно склонился над фотографией: Мартинес тыкал пальцем в синеватую эпидерму с фиолетовым отливом. С близкого расстояния было отчетливо видно, что у разреза очень неровные края. Кожа в этом месте напоминала листок бумаги, разорванный посередине.

– Здесь, – снова заговорил Мартинес, – лезвие уже на выходе. Оно только что рассекло шейный позвонок. Его скорость максимально снизилась. Оно уже не разрезает кожу, оно ее разрывает. Вы по-прежнему следите за моей мыслью?

– Да-да, продолжайте, – ответил Фонтана и выпрямился.

На лице Мартинеса выразилось не то разочарование, не то торжество. Он схватил второй крафтовый конверт и разорвал его, не сводя глаз с комиссара.

– А теперь я попрошу вас очень внимательно посмотреть на эти фотографии, – произнес он, раскладывая на столе из нержавеющей стали восемь пронумерованных снимков, тоже с красными кружочками. – Это фото раны на шее Пьеррика Жюгана.

Его палец скользнул по красным кружочкам, как будто хотел их соединить. Фонтана бегло взглянул на них и наконец догадался, зачем Мартинес устроил этот спектакль. Почему он вел себя так придирчиво и не только во всех деталях описал механизм вскрытия, но и объяснил, каким образом он, методично, шаг за шагом, пришел к своим выводам. Комиссар все понял, и по спине у него побежали мурашки.

– Удивительно, не правда ли? – продолжал Мартинес. – На всех снимках разрез ровный. Здесь, здесь и здесь. Лезвие рассекало шею с одинаковой скоростью, а это означает, что оно было острым как бритва либо же механизм или человек, нанесший удар, обладали невероятной силой.

Фонтана шумно вздохнул. Финальная сцена произвела на него такое впечатление, будто его ударили ножом в живот.

– То есть?

– А то, что у разыскиваемого вами убийцы рост должен быть не меньше трех метров и он способен размахивать тридцатикилограммовым мечом, словно дирижерской палочкой. Собственно, это я и хотел вам сообщить, – подвел итог Мартинес. – И я обязан указать это в отчете. Комиссар, никто из ваших подозреваемых не мог убить этого человека.

– Уж сказали бы сразу, что Жюган вообще не умер, и то было бы лучше, – раздраженно выпалил Фонтана, передернув плечами.

– Этого я не говорил, – возразил Мартинес. – Ваше обвинение развалится, как только я сдам отчет о вскрытии, если только вы не арестуете лох-несское чудовище. Советую вам закрыть это дело.

У Фонтана перехватило дыхание, как будто его прямо в одежде бросили в бассейн с ледяной водой.

– Ну конечно, вам плевать, что со мной будет! Что журналисты ходят за мной по пятам. Что супрефект и, возможно, министр уже сейчас…

– Мне жаль.

– Ну-ну, – холодно бросил Фонтана.

Доктор Мартинес сложил фотографии в один конверт и передал Фонтана, но тот не стал их брать. Зато Николь протянул руку и забрал снимки. Не попрощавшись с медиками, комиссар круто развернулся и вышел из помещения «1BR2». Все его тело настоятельно просило чего-нибудь крепкого. Выпить.