На Бельце рыбный промысел полностью подчинен расписанию приливов и отливов. Ежедневно, независимо от времени года, суда заходят в порт и покидают его в течение четырех часов до или после прилива. В момент отлива только в самой середине неглубокого илистого участка сохраняется узкий канал, позволяющий проходить лишь маленьким суденышкам и непригодный для траулеров.
Последние пять ночных выходов в море совершенно вымотали рыбаков. Лов в темное время суток, да еще зимой – каторжный труд. Моряки отчаливали еще до полуночи, каждый в свое время, гуськом, выходили в открытое море и направлялись к месту лова; освещением им служили только слабый отблеск луны на водной поверхности да разрезающие темноту лучи галогеновых прожекторов. Для того чтобы предугадать приближение невидимой волны, распознать, откуда она нахлынет, и направить форштевень судна в нужную сторону, требовались сноровка и неусыпная бдительность. Рыбный промысел сопряжен с определенным риском, и нередко моряки платили за свой труд высокую цену, – ничего не поделаешь, такова эта профессия.
Все эти пять дней прогноз погоды оставался неутешительным. Ледяной северо-западный ветер силой в сорок узлов не стихал ни на минуту, поднимая четырехметровые волны в нескольких кабельтовых от фарватера, проходящего вблизи Сен-Жиль-Круа-де-Ви. Каждый вечер порт, где готовые к отплытию траулеры и сейнеры уже урчали своими двигателями, содрогался от оглушительного грохота разбивающейся о волноломы водной громады. Тем не менее штормового предупреждения метеорологов, предписывающего судам оставаться на приколе, не поступало. А значит, нужно выходить в море – в погодных условиях, хуже которых трудно себе даже представить.
На борту «Пелажи» Марк испытывал настоящую муку. Его донимали холод, нестерпимый шум и приступы морской болезни, соленая вода разъедала кожу. Карадек же, напротив, переносил все эти напасти с невероятной легкостью. Он рассказывал своему неопытному матросу о походах к «новой земле» – берегам Ньюфаундленда. Тогда, в семидесятых годах, приходилось по двенадцать часов кряду разделывать рыбу на палубе при тридцатиградусном морозе. Теперь только старики помнят, как это было. Больше двадцати лет назад поголовье промысловой рыбы в районе канадской банки заметно сократилось, и понятно, что из тех, кому сейчас меньше сорока, там побывали единицы. Конечно, кое-кто из молодых тоже мог похвастаться тем, что бороздил волны во всех уголках земного шара: у берегов Перу, Мавритании, Мадагаскара, Гренландии, в Баренцевом море… Но настоящей легендой в Бретани на протяжении двух веков оставался рыбный промысел у «новой земли». Рассказывая об этом, Карадек раскраснелся от возбуждения. Он на чем свет стоит клял чертовых «ростбифов» за то, что они за ломоть хлеба купили у французов Луизиану, к тому же выгнали их из Акадии и вытеснили в залив Святого Лаврентия и на острова Сен-Пьер и Микелон. А потом эти негодяи закрыли двухсотмильную зону – просто-напросто вышвырнули оттуда бретонских рыбаков, словно какое-то отребье, хотя они занимались там ловом на протяжении двух веков. А правительство и пальцем не пошевелило. Ну да, рыбная ловля – это последнее, о чем власти стали бы думать. Этим технократам интересно аэробусами да скоростными поездами торговать. Ради этого они на все готовы.
– Китайцы давно это поняли. Нужно только назначить цену, и можно нас трахать по-всякому. Марк, Франция – самая банальная шлюха. Цена за вход – пассажирский состав.
Пока они часами добирались до места лова, Карадек рассказывал Марку о своих приключениях на «новой земле». О том, как после двухнедельного перехода они два месяца рыбачили на полярном холоде. При минус десяти морская вода замерзает, и все канаты, ванты, леера, столы для разделки рыбы покрывались льдом, придавая траулерам облик фантастических кораблей. Люди двигались как автоматы, в полной тишине. Их непромокаемые плащи на холоде приобретали структуру картона. Рыбаки отправлялись на свою ежедневную пытку, ни о чем не думая – ни о тоннах рыбы, ни о холоде, ни о времени, которое для них остановилось: знай себе тяни, поднимай, выгружай трал; режь, потроши, отбрасывай коченевшую на морозе рыбу. Их руки словно изрезали тысячи острых бритв, а тела под слоями шерстяной одежды и прорезиненной ткани превращались в ледышки. Казалось, этим вахтам не будет конца. Как и многие пережившие подобное, Карадек отличался невероятной физической и психической выносливостью.
«Пелажи» представляла собой небольшой траулер длиной всего восемь метров. В центре палубы находилось нечто вроде будки, где едва умещалось два человека; за ней, над отсеком для рыбы, располагалась лебедка с козловым краном, позволявшая поднять двадцатипятиметровый трал. Все приспособления были сложены спереди, под верхней палубой. Весь путь до промыслового участка Карадек стоял за штурвалом, и только придя на место, начинали вместе заниматься подготовкой трала. Это был самый опасный момент: старый моряк ставил «Пелажи» на автопилот (так он называл канат, который привязывал к румпелю, чтобы худо-бедно поддерживать нужный курс). В эти минуты они оказывались беззащитными перед высокими волнами, которые могли, ударив сбоку, захлестнуть судно. После они опускали трал и буксировали его в течение одного-двух часов. На повороте Марк занимал свое место у лебедки. Карадек держал курс, следя через иллюминатор, чтобы трал поднимался правильно. Как только тот оказывался над водой, он ставил траулер против ветра, и они вдвоем принимались сортировать рыбу и наполнять ею отсек. Потом проделывали то же самое во второй раз, иногда и в третий. Марка еще подташнивало, но уже реже.
Из последней в феврале ночной экспедиции они вернулись в девять часов утра. Весь день работали на судне, а вечером ужинали супом, наспех сваренным спозаранку. Карадек, вопреки обыкновению, не стал доедать и отправился наверх спать. Марк сидел внизу один, развалившись на диване и потягивая вино. Он размышлял о том, что, возможно, уже близок к тому, чтобы выиграть пари. Исчезнуть, раствориться, затеряться, забыв свое имя, среди таких же безымянных людей; вкалывать до изнеможения, зная, что всем на тебя наплевать. Мало-помалу, с каждой набежавшей волной и следующим поднятым тралом, он приближался к цели – стать невидимкой. Он вдруг ощутил, что на душе у него легко и спокойно. Он понимал, насколько хрупким является это чувство, но впервые за несколько месяцев ему показалось, что все еще может обернуться к лучшему. Он видел, что Пьеррик Жюган и горстка моряков настроены по отношению к нему враждебно и не скрывают этого, но были и другие, кто проявили к нему благосклонность. Хозяин книжной лавки, например, – алкоголик, краснобай, – сразу проникся к нему симпатией. Кюре счел своим долгом извиниться за недостойное поведение моряков. Но что это доказывает? Почему он позвал его на церковную службу? Не говоря уж о Карадеке, который дал ему работу и кров, даже повздорил из-за него с Жюганом. Думаешь, твой драгоценный Карадек сможет справиться с полицейскими? У него были основания надеяться, что он выбрал верный путь. Тогда почему настойчивый голосок крутится у него в голове как юла, повторяя, что он себя обманывает, что принимает желаемое за действительное и на самом деле он просто чужак, и при первой же неприятности здешние жители продемонстрируют, какой смысл они вкладывают в это слово. Когда он впервые ступил на остров в конце января, разве не возникло у него ощущение, что он выбрал не то направление? Помнишь, Марк?.. Разве не хотел он тут же уехать обратно и раствориться в безликом городе? Но тут вмешался Карадек, и он пошел у него на поводу. К тому же материковая часть страны кишмя кишит полицейскими, а на острова они почти не заглядывают. Хотелось бы на это надеяться. Ведь если полицейские разыщут тебя здесь, ты окажешься в мышеловке.
Марк поставил стакан на низкий столик рядом с бархатным диваном и встал. Ему показалось, что его голова стала тяжелее тела. Он медленно прошел в свою комнату и, не раздеваясь, залез в постель.
Как ни пытался, заснуть он так и не смог. Он накрыл голову подушкой, старался ни о чем не думать и глубоко дышать – ничего не помогало. Он ворочался под одеялом, без конца возвращаясь к одним и тем же мыслям. Очередной эпизод в его воображении заканчивался всегда одинаково: двое полицейских, нацепив на него наручники, волокут его в Лорьян. Назойливый голосок был прав. Вот черт… Как же он его ненавидел! Эту пиявку, питавшуюся его соками, присосавшуюся изнутри к его черепу, выползавшую из его снов, только чтобы отравлять ему жизнь. Дабы разбудить твое сознание, Марк.
Он вздрогнул, услышав глухой стук. Звук шел сверху – казалось, кто-то с размаху опрокинул на паркет какую-то мебель. Потолочное перекрытие между первым и вторым этажом представляло собой настил из сосновых досок, между которыми там и сям зияли щели, пропускавшие свет, не говоря уж о звуке. По правде говоря, из любого уголка этого дома можно было отчетливо расслышать даже самый тихий шепот, и у Марка возникало ощущение, что ночью он спит в одной комнате со своим патроном. За грохотом сверху последовала тишина, что выглядело довольно странно, – обычно такие звуки сопровождаются каким-то движением, требуют ответа. Марк напрягал слух, ожидая продолжения, и минуту спустя он услышал нечто похожее на бульканье, словно из крана подтекает вода, – только вот на втором этаже ни туалета, ни умывальника не было. Потом раздались мерные тяжелые удары, будто кто-то прыгал по полу на двух ступнях одновременно. И наконец, тишину пронзил крик. Марк пулей выскочил из комнаты и через четыре ступеньки взлетел вверх по лестнице, ведущей к комнате Карадека, и остановился перед закрытой дверью. Гулкий стук сменился другими звуками: кто-то словно скреб ногтями по полу. Марк постоял в нерешительности, приник ухом к двери. Крики стихли, сменившись слабыми стонами. За дверью явно что-то происходило. Марк постучал:
– Жоэль…
Не получив ответа, он постучал снова:
– Жоэль! Ответьте мне…
По-прежнему ничего. Потом раздался протяжный вой… – так скулит от испуга собака, застигнутая врасплох огромным зверем, гораздо более крупным, чем она сама, например медведем, который надвигается на нее, ступая тяжелыми лапищами с торчащими черными когтями, вызывая неодолимый страх.
– Жоэль, это я, Марк. Ответьте.
Царапание по полу прекратилось, но по-прежнему отчетливо слышалось журчание воды. Марк попытался заглянуть под дверь, и в этот момент ночную тишину разорвал звериный рев: как будто в комнате душат дикое животное.
– ЖОЭЛЬ!
Он несколько раз с силой ударил плечом в дубовую дверь – но та оказалась слишком крепкой. Цепенея от ужаса, Марк вслушивался в доносившиеся до него звуки – не отрывистые крики и не судорожные всхлипы, а скорее хрипы. Казалось, что говоривший пытается что-то сказать, вполне осмысленное. Низким, замогильным голосом, непохожим ни на какой другой, словно идущим из небытия.
«И… ня…»
Как будто на низкой скорости проигрывали старую пластинку, отчего разобрать слова было невозможно.
«Си… ня…»
Марк затаил дыхание и прислушался. Мысли путались. По-прежнему скулила встревоженная косолапым зверем собака. Не переставая капала вода. У Марка мороз пробежал по коже.
«Паси… меня…»
Глухой голос звучал умоляюще. Марк наконец-то опомнился и заколотил изо всех сил в деревянную дверь. Вдруг под ней появилась яркая полоса, и хлынул холодный свет, ослепительный, белый. Слух различил уже не журчание ручейка, а рокот речных порогов; голоса возвысились до крика.
«Уйди!» – визжала собака.
«Спаси меня!» – умолял медведь.
Марк приник глазом к замочной скважине – от увиденного ему стало не по себе. Карадек, с лицом перекошенным от муки, скрючившись сидел на кровати, натянув одеяло на плечи, и дрожал всем телом.
– Уйди, – стонал моряк.
Потом по комнате словно пробежала рябь, все содрогнулось и разом замерло. Водопад, свет, голос мигом пропали, как будто их засосала дыра во вселенной, откуда не суждено выбраться. Марк стоял, положив руки на дверь. Скрежет и вопли смолкли. Сердце молодого человека колотилось, едва не выскакивая из груди. Ладони и спину покрывал холодный пот. Боль в груди мешала дышать. Так он простоял довольно долго, не зная, что ему делать, прислушиваясь к каждому звуку, присматриваясь к малейшему проблеску света. Но уже ничто не нарушало давящую тишину ночи, кроме ветра, который свистел, задувая под черепицу на крыше. Тогда он повернулся и медленно спустился по лестнице: было два часа ночи, и до ее завершения оставалось страшно мало времени.
На следующее утро они отчалили в восемь часов. В море они провели всего пять ночей, но они показались Марку вечностью. Утреннее солнце переливалось на поверхности спокойного моря, которое нежно гладил легкий бриз. На фоне ярко-голубого, без единого облака неба четко вырисовывалась линия горизонта, и океан казался более широким, чем обычно. Марк облокотился о перила судна. Ветер ерошил его волосы, водяная пыль садилась на лицо и губы, пропитывая их запахом соли и водорослей. Он смотрел на море, наслаждался его бесконечностью, опьяненный прерывистым шумом, с которым форштевень траулера врезался в волны. Ему нравилось место на самом носу корабля. Удары тяжелых морских гребней о борт и монотонный плеск мелких завитков возле ватерлинии почти полностью заглушали шум мотора, и у Марка создавалось впечатление, будто он парит над морем на небольшой высоте. Положив руки на борт, он отпускал свой разум в свободный полет, но поднимавшаяся в душе волна выбрасывала его на берег, всегда в одном и том же месте. Зоя. Удалось ли ей уехать из Одессы? Согласилась ли мать отправиться вместе с ней? Были ли они осторожны? Ему казалось, что он сумеет выдержать все, любые пытки, нечеловеческие мучения, кроме мысли о том, что его сестре и матери кто-то причинил боль.
Марк вернулся на мостик. Карадек стоял в рубке и пребывал в отличном настроении. Наверное, отчасти благодаря хорошей погоде: в спокойных водах рыбы всегда больше. – Еще пять минут – и мы на месте, – облегченно выдохнул он.
– Жоэль, можно вас кое о чем спросить?
Карадек кивнул.
– Что случилось сегодня ночью?
– Что ты имеешь в виду?
– Я слышал в вашей комнате сильный шум.
– Сильный шум?
– Очень странный. Я поднялся наверх, стучался к вам, но вы меня не слышали. И я видел…
– Что?
– Вас. В замочную скважину. Вы плакали.
Карадек вздрогнул. От добродушного настроения не осталось и следа. Не отрывая взгляда от линии горизонта, он запустил в волосы пальцы.
– Я спал, – произнес он с досадой. – Господи, ничего не понимаю…
Он шумно сглотнул. Глаза его слегка затуманились.
– Наверное, мне снился кошмар. Такое со мной часто случается… Год назад мой сын утонул в море. Я не рассказывал?
Марк покачал головой.
– Ему был двадцать один год. Однажды вечером он ушел. Мы с ним немного повздорили.
Карадек снова сглотнул.
– Молодые, они такие. Им ничего нельзя сказать. Он взял лодку. Один, среди ночи. Море было недобрым. Он налетел на риф…
Карадек немного помолчал, потом продолжил:
– С того дня меня преследуют кошмары…
Моряк откашлялся.
– Ну, иди к лебедке. Пора тащить трал.
За три часа, что рыбачили, они обменялись всего несколькими словами. Зато подняли на борт тонну рыбы, а значит, день выдался удачный.
Драгош безостановочно преодолел пятьсот километров до Братиславы. Последние четыре часа он ехал, до предела втопив в пол педаль газа. Потрепанный жизнью старичок «ситроен» ворчал и гремел, его допотопный мотор ревел, как ракетный двигатель, при том что из него ни разу не удалось выжать больше ста десяти километров в час. По небу плыли свинцовые тучи. С тех пор как он тронулся в путь, его умудрилось обогнать множество всяких странных штуковин на четырех колесах: белые «жигули», набитые длинноволосыми студентами, крытые грузовики для перевозки скота, в которых кочевали с места на место турецкие работяги, пятнадцатитонная фура с транзитными номерами Литвы… Драгош утопал в продавленном сиденье и был зол на весь свет. Он поставил печку на максимум и включил радио. Тоненький ручеек едва слышной мелодии начал его убаюкивать. Иногда он включал дворники, когда на стекло падало несколько капель, и тут же останавливал их. Пепельница переполнилась. В салоне было нечем дышать. Он бросил взгляд на свои огромные часы в позолоченном корпусе. Еще пять минут, и он опять попробует позвонить.
Впереди в правом ряду замаячил двухэтажный, цвета голубой металлик туристический автобус «вольво». В нескончаемом потоке суетливых седанов, маленьких и больших грузовиков Драгош медленно, но уверенно его настигал. «Ситроен» и «вольво» двигались один за другим, как два поплавка, увлекаемые течением. Приблизившись на достаточное расстояние, Драгош разобрал надпись на автобусе: Herburger. Austria. Europa Reisen. Старички гуляют! Как и он, они ехали в Баварию.
Драгош решил обогнать мастодонта. Он ехал почти на той же скорости, что автобус, но когда ты за рулем и у тебя перед глазами стена голубого цвета, это может вызвать состояние, схожее с клаустрофобией. «Ситроен» перестроился. Драгош поддал газу. От напряжения он вытянул вперед шею, как будто хотел помочь своему автомобилю вырваться вперед. Поравнявшись с «вольво», он различил за огромными тонированными окнами автобуса пассажиров с сиреневыми волосами – одни из них спали, другие смотрели телевизор; какая-то бабуля в бигуди скользнула отсутствующим взглядом по миниатюрному автомобилю, который двигался в одном с ними темпе, отчего казалось, что все они стоят на месте. Дорога еле заметно пошла в горку, и теперь обгон этого чудища мог затянуться до бесконечности. Пока Драгош ругался и грозил автобусу кулаком, маленькая темная точка в зеркале заднего вида «ситроена» превратилась в черную громадину, заслонившую обзор. На него надвигалась не просто какая-нибудь колымага, а настоящий монстр. По части скоростных машин Драгош считался знатоком. Воинственная, по-кошачьи изящная, сияющая, как возбужденный пенис быка во время гона. «Ауди-Q7». Полный привод. Восьмицилиндровый двигатель с рабочим объемом четыре литра. Под капотом двести пятьдесят диких лошадей, скачущих во весь опор. Эта бомба разгоняется до ста километров за шесть секунд. На ней можно выжать двести сорок километров и легко преодолеть подъем в 20 градусов. Драгош любил внедорожники, но эта модель «ауди» была его мечтой. Восемьдесят тысяч евро, с уважением подумал он. Когда-нибудь и он купит себе такую, с салоном, отделанным белой кожей, у которой такой приятный животный запах. Водитель внедорожника стал проявлять нетерпение. «Ауди» была вдвое выше, и свет ее мигавших фар заливал «ситроен» ярким белым заревом. Драгош оказался в ловушке. Автобус медленно, но уверенно его обгонял, а сзади напирал внедорожник.
– Вот дерьмо! – выругался Драгош и стукнул ладонью по рулю.
«Ауди», напоминавшая разъяренного льва в тесной клетке, все сигналила и сигналила, но Драгош в этой ситуации ничего не мог поделать. Через минуту-другую, когда они наконец достигли вершины склона, Драгош не без труда все же обогнал автобус и пристроился у него перед носом. Водитель «ауди» рванул вперед, но, поравнявшись с «ситроеном», замедлил ход. Его тонированное стекло словно по волшебству исчезло, и перед Драгошем предстала физиономия крупного светловолосого, стриженного ежиком мужчины, который размахивал руками, задыхаясь от гнева. Драгош устало посмотрел на него, словно на назойливую муху, бороться с которой уже не было сил, и ничего не ответил. Высокий блондин, выведенный из себя равнодушием румына, показал на прощание средний палец, дал по газам и умчался вперед по мокрому асфальту.
Драгош вздохнул. Взяв мобильник, лежавший на пассажирском сиденье, он набрал номер Влада.
– Возьми трубку, ну же…
В который раз включился автоответчик. Влад был козырной картой Драгоша. Для того чтобы осуществить задуманное, действовать следовало без промедления и жестко. Но прежде всего свою работу должен был выполнить Влад. Если у того не получится, все пропало. К счастью, осечек у Влада не случалось, по крайней мере, так поговаривали. Драгош включился в гонку, и Влад как никто другой подходил ему в помощники. Между тем, пока он мало-помалу преодолевал километры бесконечной автомагистрали, он сто раз взвесил шансы на успех. Правильный ли выбор он сделал? Он на это надеялся. Просто ему очень не хотелось окончить свое существование нагишом, с двумя пулями в затылке и под толстым слоем бетона.
Владимир Азаров был высокого роста – метр девяносто. Он слегка сутулился и с годами, скорее всего, потерял пару сантиметров. Седые, коротко подстриженные волосы, круглое обветренное лицо с маленькими и насмешливыми голубыми глазами, тонкие губы, высокие скулы – с виду приветливый и добродушный, как какой-нибудь милый старичок из романов Достоевского; глядя на него, можно было подумать, что по воскресеньям он у себя в загородном саду катает внучек на качелях. Бывший полковник Советской армии и агент КГБ, он прослужил тридцать пять лет сначала коммунистам, потом великой России. Он наблюдал за бурными событиями последних десятилетий двадцатого века, сидя в первом ряду, – и не только внимательно следя за ними, но имея возможность иногда подергать за ниточки. В восьмидесятых годах он возглавил особое подразделение контрразведки, которое занималось выявлением двойных агентов, внедренных в политические круги СССР. Он разоблачил дюжину таких агентов – важных шишек, с удобством устроившихся в недрах руководящих структур партии и государства; паразитов со свитами приближенных, семьями, имуществом и дачами на Черном море. Влад их вычислял, но счет им предъявляли другие. Он произвел впечатление на высокое начальство КГБ исполнительской точностью и проворством, способностью проникать во вражескую среду; ему поручали улаживать скверные и опасные «недоразумения», возникавшие вследствие ошибочных действий политического руководства страны. Он на полтора года застрял в Афганистане, выполняя задание по внедрению в ряды моджахедов: ювелирная работа, которая требовала безграничного терпения, упорства и способности принимать взвешенные решения. Там Влад оказался в своей стихии. Генерал Васильев, начальник службы разведки КГБ, любил повторять, что, будь у него десяток таких агентов, как Азаров, СССР ни за что не проиграл бы Афганскую войну.
Шпионаж, замечал генерал, – это как рыбалка. Нужно обладать интуицией, чтобы найти удачное место; выдержкой, чтобы месяцами сидеть в засаде и ждать; предельной наблюдательностью, чтобы не потерять из виду объект. Но самое главное – уметь быть тише травы. Шум – заклятый враг разведки. У Азарова, кроме отменных охотничьих навыков, была память что у слона. Все, что он хоть раз видел, слышал или читал, он бережно складывал, снабдив соответствующим ярлычком, в укромные уголки своей памяти, чтобы было что достать оттуда, как только понадобится. Он поработал на Россию в Чечне. Потом захотел поработать на себя. Однако со стороны руководства он не встретил понимания, и получил отнюдь не лестное предложение. Васильев вызвал его с твердым намерением склонить к досрочной отставке. Никто никогда так и не узнал, о чем говорили эти двое, но Владимир вышел от генерала с подписанным заявлением об увольнении и гарантией солидных ежемесячных выплат. Обширная база данных, которую он собрал за долгие годы службы, по-видимому, сыграла в этом не последнюю роль.
Занявшись фрилансом, Азаров выполнял поручения правительств Украины, Казахстана, Азербайджана. Постепенно он расширил сферу деятельности: его клиентом стала некая китайская организация, специализирующаяся на торговле чаем и опиатами. О знаменитом полковнике прослышал и Йонуц Лупу, время от времени водивший дружбу с китайцами, в особенности в делах, связанных с перевозкой нелегалов. Встреча состоялась в Бухаресте, в «Белом волке». Заключение сделки прошло гладко. Неделю спустя Азаров уже вкалывал на Лупу.
Йонуц обладал острым деловым нюхом, и если он действительно хотел заполучить что-то – или кого-то, – то никогда не скупился на расходы. Как Лупу, так и Влад умели быть достаточно убедительными: вероятно, только этим они и походили друг на друга. Никто не знал, сколько Йонуц платит Владу, но это наверняка была не просто куча, а целая гора денег. Азаров занимал особое место в клане Лупу. Йонуц никогда не повышал голос на полковника, и у многих это вызывало зависть. Но если даже такой подонок, как Йонуц, уважал Влада, то только потому, что тот был редким в своей области профессионалом.
Драгош сразу невзлюбил русского, но сегодня, когда он за рулем старой разбитой тачки совершал автопробег через всю Европу, чтобы отыскать четверых лохов, спрятавшихся где-то западнее Дуная, он благословлял небеса за шанс рассчитывать на помощь лучшей ищейки Восточной Европы. Только бы тот взял трубку…
Тучи вскрылись, словно созревший нарыв, и на трассу обрушился безудержный дождь. Капли долбили по металлической крыше как из пулемета. Дорога, машины, пейзаж за окном на фоне черной стены дождя казались белыми. Драгош снял ногу с газа, сделал радио погромче. Поп-музыка его раздражала. Он покрутил ручку, и приемник завизжал, как придушенный кот. Он так и не нашел ничего подходящего и выключил радио. Топливный датчик мигал уже не меньше пятнадцати минут, и Драгош, поначалу решивший не обращать на него внимания, теперь представил себе, как у него в разгар ливня кончается бензин. Этой дороге не было конца. Он прикуривал сигарету, когда его мобильник принялся тихонько наигрывать начало Пятой симфонии Бетховена. Он схватил аппарат, одним пальцем открыл крышку. На экране горели четыре магические буквы: ВЛАД.
– Владимир?
– Драгош, какая необходимость названивать мне с десяток раз и оставлять кучу сообщений.
Его голос звучал веско, властно.
– Извини, пожалуйста, но дело срочное.
– Я плохо тебя слышу. Откуда ты звонишь? Что за невыносимый шум, – упрекнул его русский.
– Я в дороге, но машина не моя… Сейчас расскажу.
– Я все знаю, – лукаво заметил Влад. – Вы с Йонуцем недавно побеседовали.
– Новости быстро разлетаются.
– Дружище, быть в курсе – моя профессия.
– И какие обо мне слухи ходят?
– Ну… Ты пришел к Йонуцу с объяснениями по поводу украинцев, которые завалили одного из твоих людей и скрылись с двадцатью пятью тысячами евро наличными. Йонуц хотел пропустить тебя через мясорубку, но поскольку он человек понимающий, то просто забрал ключи от твоей БМВ и дал месяц на то, чтобы ты принес ему головы этих придурков. Как-то так…
Драгош вжался в сиденье.
– Окей, Влад. Ты все знаешь.
– Ты ошибаешься, дружище. Я не знаю главного.
– Чего же?
– Их имен.
– Ну… конечно. У тебя есть чем записать?
– Говори.
– Их четверо. Трое мужчин и одна женщина. Марк Воронин, Анатолий Литовченко, Василий Буряк и Ирина Беланова. Думаю, что Буряк и Беланова путешествуют вместе. Они отправились во Францию.
– Так ты туда должен был их доставить?
– Да, в Рубе.
– С чего ты решил, что они двинутся в этом направлении?
– Они немного говорят по-французски. Думаю, это веская причина.
– Пожалуй, логично. Скорее всего, они попытались запутать следы.
– Как это?
– Вероятно, они разделились. Но не переживай. Это не проблема.
Влад ненадолго замолчал. Драгош не посмел ему докучать: он ждал его вердикта.
– Дай мне два часа, – заговорил Влад. – И не названивай. Я сам с тобой свяжусь.
После утреннего лова Марк поспешил к Венелю. В лавке по-прежнему витал дивный кофейный аромат. Хозяин, занятый клиентом, бросил короткий тревожный взгляд на молодого человека, потом, когда колокольчик возвестил о том, что за покупателем закрылась дверь, быстро подошел к Марку:
– Марк, вы как раз вовремя! Нам нужно поговорить. Приехала полиция. Они начали следствие по делу об отрезанной ступне. Они еще ничего не нашли, но, если хотите знать мое мнение, они еще очень долго ничего не найдут, но… тем не менее они собираются опросить здесь всех. – А обо мне вы им говорили?
– Конечно нет. Вероятно, на это способны другие. Вся эта история ни у кого в голове не укладывается, и люди начинают нервничать.
Венель тщательно подбирал слова. То, о чем он намеревался сказать, требовало особенной осторожности в выборе выражений.
– Некоторые люди заявляют, что нога, выловленная Жюганом, – это некий знак. Дурное предзнаменование, если тебе так больше нравится.
В волнении Венель невольно стал обращаться к Марку на «ты». Тот испуганно озирался, словно затравленный зверь.
– Странная история…
– Да. Учти к тому же, что я не специалист в этой сфере. В античной мифологии я разбираюсь на раз, а в местных легендах – так себе. Справедливо это или нет, но здешние жители видят в этой ноге какой-то символ, – вот и все, что я могу сказать. И кроме всего прочего, они считают, что в этом деле замешан ты, в том смысле, что это случилось сразу после твоего приезда.
– Но это смешно!
– Наверное, – подхватил Венель. – То есть конечно. Но я-то их знаю: если они что вобьют себе в голову…
– Да они просто ненормальные.
– Возможно, но на этом острове две тысячи душ, и, если хотя бы пять процентов из них затаят на тебя злость, ты окажешься один против сотни. А ты не Ахилл, и сейчас не Троянская война.
– Я им объясню…
– Что ты собираешься им объяснять? Да я хоть сегодня пойду в «Тихую гавань» и поклянусь святым Геноле, что ты ни при чем, – они даже не станут меня слушать. Нам надо сначала понять, чего они боятся.
Марк слушал его рассеянно. Он только что принял для себя важное решение.
– Мне нужен интернет.
При этих словах лицо Венеля помрачнело.
– Мне очень жаль, Марк, но вчера вечером я случайно вылил на компьютер чашку кофе. И теперь он не включается.
Марк не доверял навыкам книготорговца в области информационных технологий, подбежал к компьютеру и сам убедился в том, что в промежутках между кнопками на клавиатуре виднеются липкие коричневатые потеки. Он долго держал палец на кнопке включения, но компьютер Венеля не реагировал – он сдох окончательно и бесповоротно. Марк скрежетал зубами от досады, когда прозвенел колокольчик на входной двери.
Вошла молодая женщина в голубом дождевике и вытерла лоб тыльной стороной ладони.
– Марианна! Как поживает самая красивая в стране учительница?
– Льстец! Наверное, у меня такое лицо… Какая жуткая погода! Я вышла без зонта, ведь меньше часа назад было ясно!
– А вы чего хотели? Но это все же лучше, чем круглый год слушать скрипучие трели цикад.
Молодая женщина откинула капюшон с густых черных волос, резко контрастировавших с бледным цветом кожи. У нее были тонкие черты лица, красивого рисунка брови, большие насмешливые глаза и потрясающая обезоруживающая улыбка.
– Ну что, Клод, вы получили книгу «Нищие и гордые»?
– Она уже у меня! Вот она.
Книготорговец вытащил из-под прилавка карманное издание романа Альбера Коссери.
– Вам понравится, – сказал он, укладывая книгу в бумажный пакет и выбивая чек. – Это просто чудо, шедевр.
– Клод, я без оглядки следую вашим советам, – заметила она, доставая кошелек. – Скажите…
И она протянула Венелю клочок бумаги. Марк не спускал с нее глаз.
– Я нашла эту книгу на Амазоне и записала название. Может, вы сможете…
– О несчастная! Не произносите здесь это название, – произнес Венель, хватаясь рукой за сердце, словно актер на сцене довоенного театра. – Изыди, Амазон!
Марианна рассмеялась. Клод взял клочок бумаги и записал название книги в свою желтую тетрадь. Марк шагнул вперед и протянул девушке руку:
– Здравствуйте. Маркос Воронис. Можно просто Марк. Извините, пожалуйста, я услышал, что вы пользуетесь интернетом. Мне очень нужно просмотреть почту, не мог бы я вас попросить?..
– Мой компьютер недавно приказал долго жить, – вмешался Венель.
Марианна окинула взглядом молодого человека:
– Конечно. Но… это будет вам кое-чего стоить.
Марк бросил вопросительный взгляд на Венеля, тот пожал плечами.
– Держите, – лукаво проговорила она и протянула Марку свою хозяйственную сумку, полную покупок. – Я живу в получасе ходьбы отсюда. Думаю, она не слишком тяжелая.
Они пошли по улице Тортрю, мимо скобяного магазина с витриной, заваленной каучуковыми грелками и охотничьими ножами, повернули к булочной. Потом с километр двигались по обочине дороги, не встретив ни одной машины. С неба падали теплые увесистые дождевые капли, громко хлопая по их плащам. У пересечения с дорогой на Кердрюк они свернули на песчаную тропку.
– Пойдем здесь. Это не дальше, зато гораздо красивее, – сказала Марианна, повернувшись к Марку. Он кивнул.
Они поднялись на холм и продолжили свой путь друг за другом по неровной протоптанной дорожке. Северная часть острова, на оконечности которой возвышался маяк Пен-Мен, все еще хранила свою первозданную красоту, несмотря на хаотично разбросанные белые домишки, прятавшиеся за зелеными изгородями из туи. Сколько хватало глаз, к морю волнами подступали дюны. Ланды покрывала зеленая, жесткая, как солома, трава с вкраплениями пепельно-лиловых зарослей вереска и кустиков утесника с закрученными колючими ветвями. Здесь ветер чувствовал себя как дома, сформировав этот берег по прихоти своей фантазии: выкорчевал деревья, укоротил траву, прижал к земле кустарники, переплел ветви ежевики и отодвинул подальше зеленые изгороди, чтобы свободно раскинуть до самого океана девственные ланды в широких истертых мантиях. На самом краю леса приморские сосны, напоминающие вывернутые порывом ветра зонтики, клонили свои головы в сторону океана. Изрезанные неровными тропинками, ведущими к смотровым площадкам с гранитными скамьями, песчаные холмы круто обрывались вниз, в черноту утесов и острых скал, – туда, где рокотал океан, изо всех сил ударяясь о берег, который ему не сдавался.
Марианна жила в самом начале деревни Керведан. Ее дом – прямоугольное строение, крытое серым сланцем, с черепичным коньком и каминной трубой, встроенной в щипец крыши, – стоял в окружении гортензий и роз, на зиму коротко обрезанных. Ухоженные цветники под окнами ждали весны, чтобы их наконец засеяли.
– Вот, поставьте сюда, – сказала Марианна, когда они вошли в кухню.
Марк отнес сумку, куда было велено.
– Большое спасибо за помощь. Вам было не очень тяжело? – суетилась Марианна.
– Нет-нет, – запротестовал Марк, хотя с него градом лил пот и у него ныли оба предплечья.
– Обычно я езжу на машине, но сейчас она в автомастерской. Выпьете чего-нибудь? Пива?
– Да. Спасибо.
Марк осмотрелся. Панели до середины стен и под окнами. Широкий мягкий диван, обитый серым велюром. Перед ним – низкий плетеный столик, на котором валялось несколько журналов. Расписные стенные часы из дерева, висящие возле камина. У окна накрытый голубой скатертью небольшой стол, на нем – жестяной кувшин с живыми цветами с дюн. На стеллаже рядом с книгами соседствуют коллекция морской гальки и несколько фотографий.
Марк подошел поближе. Это была серия снимков, сделанных на пляже на фоне кустов песчаного колосняка и зеленой изгороди из каштанов. В безоблачный день. Рядом с Марианной стоял молодой человек с длинными волосами и редкой бородкой. Девушка смеялась. Парень, ее ровесник или чуть моложе, казалось, едва сдерживал улыбку. Роскошную шевелюру Марианны украшала вязаная шапочка. Девушка выглядела восхитительно. Но вот парень со странной ухмылкой… Марк точно его прежде не встречал, но что-то в этом портрете его смущало. И чем больше он всматривался, тем больше укреплялся в мысли, что на всех трех фото у парня было одно и то же застывшее выражение лица.
– А вот и пиво.
Марк обернулся. Марианна стояла рядом с ним, держа в каждой руке по стакану.
– Спасибо. Я смотрел фотографии.
– Фотографии… – задумчиво отозвалась она.
Марианна отпила глоток пива. Ее взгляд вдруг помрачнел. Марк последовал ее примеру и поднес стакан к губам. Возникла неловкая пауза.
– Вам же нужен интернет?
– Да, если можно.
– Пойдемте, это наверху.
Они стали подниматься по лестнице, ведущей в мансарду. В комнате на маленьком письменном столе был открыт макбук. Марианна проводила Марка к столу, а сама спустилась вниз.
Марк застучал по клавиатуре компьютера, не имевшего ничего общего с доисторическим агрегатом Венеля. В папке «входящие», как всегда, накопилась куча всякой ерунды. Он бегло просмотрел список писем, полученных после того, как он в последний раз проверял почту. На второй странице заметил сообщение от Зои, с нового адреса – [email protected]. Он обрадовался: сестра следовала его указаниям.
Кому: [email protected]
Тема: Новости
Марк, мы с мамой уехали из Одессы. Все бросили как было. Взяли всего один чемодан. Убедить маму было трудно, но я ей сказала, что это ты об этом попросил.
Мы в деревне к северу от Одессы – у родственников моей подруги. Это очень гостеприимные люди. Но надолго мы здесь остаться не сможем. Ждем от тебя известий. Мама все время задает вопросы: как ты и что там у тебя?
Целую.
Зоя
В потоке спама и других ненужных сообщений было и еще одно интересное письмо.
Кому: [email protected]
Тема: …
Марк, знаю, что не должен был тебе писать так рано, но у нас произошли кое-какие события, и мне хотелось с тобой поделиться. Во-первых, о нас не нужно беспокоиться. Мы поселились в Сен-Дени: это рядом с Парижем. Здесь полно иммигрантов. Нас не замечают, и это прекрасно. Мне удалось связаться с другом одного моего киевского приятеля, и нам нашли жилье. Не бог весть какое, но хоть не на улице. Ира нашла работу в швейной мастерской. У китайцев. Там не бывает ни русских, ни румын, что тоже хорошо. Возможно, на следующей неделе меня возьмут на стройку, это 20 евро в день. Раньше бы я сказал, что это целое состояние. Но здесь деньги утекают как вода. К счастью, есть хоть небольшой запас. Нужно быть начеку, для того я тебе и пишу. Полицейские рейды становятся все жестче. Они приезжают на стройку в составе целой группы и у всех до единого проверяют документы. Начальство в курсе – ставят дозорных, устраивают пути отхода. Но все равно риск велик.
Здесь все хуже и хуже относятся к приезжим. Все так считают. Это политика. Похоже, обстановка не изменится, так что не расслабляйся. Будь здоров и осторожен.
Удачи тебе.
Василий
Именно Василий настоял на обещании ни под каким предлогом не связываться друг с другом, и первым нарушил им же установленное правило. Марк сжал кулаки. А ведь его убежище было почти идеальным. Если не эти сволочи моряки, он мог бы остаться здесь на годы. Он не стал отвечать Василию, но Зое, конечно, нужно было хоть пару слов написать.
Кому: zoyazoya@ infocom.ua
Тема: Re: Новости
Зоя, мама, рад, что вы теперь в деревне.
У меня все очень хорошо. Из соображений безопасности не могу вам сообщить, где я сейчас, но уверяю вас: со мной все в порядке. Я работаю. Есть крыша над головой. Познакомился с хорошими людьми. Постарайтесь подольше пожить у друзей. Меня ищут те, кто должен был доставить нас в Европу, так что нужно подождать, пока все утрясется. Скоро вы сможете вернуться в Одессу, но сейчас лучше оставаться там, где вы находитесь.
Берегите себя.
Крепко вас целую.
Марк
Остальные послания не представляли для него никакого интереса, и он вышел из интернета, опустил крышку ноутбука и спустился по лестнице вниз.
Марианна сидела на диване, погрузившись в чтение книги, только что купленной в лавке Венеля. Она подняла глаза на Марка:
– Уже?
– Да, было несколько важных писем. Все хорошо.
Она встала.
– Спасибо еще раз, что донесли мои покупки.
Когда она говорила, на лице ее робко засветилась какая-то другая улыбка, но тоже удивительная.
– Пустяки. Спасибо за пиво. Мне пора.
– Вы есть не хотите?
– Нет. Нужно возвращаться. Меня ждет месье Карадек.
При этих словах она побледнела.
– Придете еще?
Марк боялся этого вопроса. Он провел совсем мало времени в обществе этой девушки и уже скучал по ней. Ему хотелось снова увидеть ее, побыть с ней наедине. И ему очень не хотелось лгать ей. Как и себе. Он взял руку Марианны и поднес ее к губам.
Ближе к вечеру Марк кружил среди скал, дымя как паровоз. В тот день в море они не выходили. Карадек планировал сделать мелкий ремонт на «Пелажи» и дал увольнительную своему матросу, который где-то носился весь день и вернулся только к пяти часам, когда начинало смеркаться.
Карадек стоял на кухне и чистил овощи, с рассеянным видом слушая радио. Марк прошел через гостиную, не проронив ни слова, и скрылся у себя комнате.
Он собрал свои вещи – свитер, две пары брюк, три смены белья, присел на корточки, пошарил под кроватью и вытащил оттуда пакет из крафтовой бумаги. Открыл его, чтобы убедиться, на месте ли деньги, затем аккуратно свернул и положил на дно спортивной сумки. Сверху как попало побросал вещи и застегнул молнию. На то, чтобы собрать чемодан, ему хватило тридцати секунд. Да, видимо, для него еще не настало время осесть на одном месте. Он поставил синюю сумку на пол и посмотрел на себя в зеркало, словно собирался выйти на сцену, – и вернулся в кухню к Карадеку.
– Слушай, помоги-ка мне. – Карадек протянул ему овощечистку и показал на упаковку моркови. Марк принялся за работу. Он не знал, как начать разговор. – Жоэль.
– Ммм…
– Я уезжаю.
– Уезжаешь?
– Уезжаю с Бельца.
Жоэль перестал резать картошку и поднял на Марка удивленные глаза.
– Здесь слишком опасно. Полиция. Если они меня арестуют, то отправят обратно на Украину. Мне это не подходит. Совсем…
– С чего ты взял, что они тебя арестуют?
– Полиция охотится за иностранцами. Об этом говорят по телевизору, пишут в газетах… трезвонят на каждом шагу. Что их берут и сажают в самолет.
– На материке – может быть. Но у нас о таком и не слыхивали, да и полицейских здесь нет.
– Когда Жюган выловил ногу, они тут же появились. Хотят допросить каждого. Мне об этом сказал хозяин книжной лавки. Скоро кто-нибудь и про меня им расскажет. И они явятся сюда.
– Марк, ты здешний народ совсем не знаешь, – возразил Карадек, сгребая в кучу резаную картошку. – Они много болтают, но чтобы донести в полицию… Мы здесь, на острове, над ними посмеиваемся – над полицейскими, всякими там таможенниками, почтовыми чиновниками. Мы из особого теста. Никто тебя не сдаст. И если нужно будет с ними объясниться и поставить все точки над i, я не испугаюсь.
– Жоэль, с работой плохо. Люди нервничают. Однажды кто-нибудь да заговорит. Мне очень хотелось бы остаться. Правда.
Карадек, похоже, совсем растерялся.
– На материке будет гораздо больше полицейских. На каждом углу каждой улицы… Здесь, по крайней мере, мы видим, когда они приезжают и уезжают.
– В городе я смогу спрятаться. На Бельце это невозможно.
Жоэль достал два маленьких стакана и бутылку вина. Они устроились за кухонным столом.
Карадек предложил спрятать Марка. Обставит все так, будто Марк уехал. Но молодой человек отверг его помощь: мол, он уже принял решение, собрал вещи. Понурив голову, Карадек барабанил пальцами по столу и все твердил, что это неверное решение. Но Марк не отступал. Взгляд Карадека был суров, или, точнее, он выражал и злость, и печаль, и разочарование одновременно. Он не хотел, чтобы Марк уезжал. И на то были причины – глубоко личные, скрытые и в то же время такие понятные.
– Вашему сыну повезло иметь такого отца, как вы, – произнес Марк.
Карадек сидел не шелохнувшись, положив ладони на стол и глядя в пустоту.
– Простите, Жоэль, но у меня нет выбора.
Они так и просидели еще какое-то время, не обменявшись ни единым словом, потом Карадек, судя по всему смирившись с неизбежным, заговорил:
– Ты принял не лучшее решение. Но если ты и правда хочешь уехать, я сам отвезу тебя в Лорьян. Отправляемся завтра в восемь утра.
Марк намеревался сесть на паром, но морской вокзал наверняка находился под усиленным наблюдением, и не засветиться там оказалось удачной идеей. Кроме того, Марк чувствовал, что не может ответить отказом старшему товарищу. Они молча поужинали, потом Карадек поднялся к себе и заперся в спальне. Марк сел на бархатный диван, держа за горлышко бутылку кальвадоса.
Белый светящийся указатель справа от трассы сообщал, что до бензозаправочной станции осталось пять километров. Драгош подумал, что это добрый знак и удача на его стороне. Если бы Влад не был уверен в успехе, он сразу бы об этом сказал. Но он взялся за работу, и Драгош не сомневался, что русский перезвонит ему и сообщит адреса беглецов. А дальше останется только постучать в дверь и сделать свою работу, а это он умеет. Дело принимало благоприятный оборот.
Дождь все не унимался. Драгош залил полный бак и стал разглядывать полки магазинчика на автозаправке «Шелл». Ему нравились эти островки отдыха на больших трассах – точки пересечения таких же, как он, измученных дорогой путников, с блуждающим взглядом от долгой езды по прямой, от несвежей одежды, от тесноты кабины и от мысли, что придется возвращаться на трассу и крутить баранку еще пару часов, прежде чем доберешься до пункта назначения. А дальше все как обычно – мечты о небольшой передышке, о баке бензина, чашечке кофе и писсуаре. В магазинчике пахло чистотой. Драгош взял наугад несколько сэндвичей, бутылок воды, шоколадных батончиков, сложил в оранжевую пластиковую корзинку, и тут у него в кармане завибрировал телефон.
– Влад?
– У меня кое-что для тебя есть.
Драгош взглянул на часы: прошло не более получаса после того, как он говорил с русским.
– Я нашел не все, что ты ищешь, но кое-что обнаружил. Ирина Беланова и Василий Буряк живут в заброшенном доме в пригороде Парижа. В Сен-Дени.
– Ты уверен? – ликующе завопил Драгош.
– Да. Эти идиоты искали жилье через живущих там знакомых украинцев. Олег, конечно же, моментально об этом узнал. Информация надежная. Можешь туда ехать. Олег посвятит тебя в детали. По другим мне должны перезвонить.
– Влад, это вели…
Драгош замер.
– Это все, я отключаюсь. У меня срочный заказ. – Он резко захлопнул крышку телефона.
По другую сторону стойки с конфетами из кафе выходила семейка. На руках у матери спал младенец, отец пытался угомонить двух мальчишек, которые бежали за ней, вопя во все горло. Вслед за ними вышел высокий блондин с короткой стрижкой и направился в туалет.
Драгош, не сводя глаз с этой компании, медленно поставил на пол свою корзинку. Его посетила одна догадка, но ему нужно было убедиться в своей правоте. Он вышел из магазина, стараясь шагать неторопливо, толкнул стеклянную дверь, поспешил на стоянку и быстро осмотрел ее ряд за рядом. Черная «Ауди-Q7» стояла четвертой в третьем ряду. Драгош сделал глубокий вдох, машинально потрогал внутренний карман куртки, развернулся и вернулся в помещение.
В туалете приятно пахло моющим средством с лимонной отдушкой, отбивающей запах хлорки. Двое мужчин мыли руки, другие двое стояли спиной у писсуаров. Высокого блондина среди них не было. Драгош насчитал пять кабинок: три с зеленой задвижкой, две – с красной. Он оперся о раковину и сделал вид, будто рассматривает себя в зеркало, в котором отражалось пространство за его спиной. Первые двое мужчин вытерли руки о рулонное полотенце и вышли. Пацан в здоровенных наушниках отошел от писсуара и удалился, не помыв руки. Потом дверь одной из кабинок приоткрылась. Драгош напрягся, приготовившись к прыжку. Седой мужчина лет семидесяти нетвердой походкой приблизился к раковине. Драгош выдохнул, но внимания не ослабил. Теперь он не сводил глаз со второй кабинки.
Старик неторопливо и тщательно высушил руки и направился к выходу. Второй мужчина у писсуара, видимо, испытывал какие-то трудности: он неподвижно стоял там уже пять минут. В конце концов ушел и он. Решив, что настал подходящий момент, румын развернулся и изо всех сил ударил ногой в дверь с красной задвижкой. Замок открылся без сопротивления, и высокий блондин, сидевший на унитазе со спущенными штанами, оторопело уставился на Драгоша. Прежде чем тот сообразил, что происходит, Драгош кинулся на него, ногой выбив дверь у себя за спиной. Блондин даже не успел вскрикнуть, когда Драгош схватил его за горло левой здоровой рукой; он отбивался, но румын навалился на него всем телом и, прислонив вплотную к крышке унитаза, крепко удерживал его коленями, локтем и мощной, как у быка, грудью. Потом немного ослабил хватку, сунул правую руку во внутренний карман куртки, вытащил свой нож-автомат «Хало» и приставил его к горлу водителя-лихача. Тот наконец понял серьезность своего положения, и его передернуло. Он пробормотал что-то по-немецки, а Драгош, не заботясь о том, понимают его или нет, прошипел: «Nici o lipsă de respect eu». Он нажал на кнопку выброса лезвия, и оно с сухим щелчком пробило сонную артерию блондина, который забился в судорогах и всей своей тяжестью рухнул на сиденье унитаза. Его рубашка окрасилась в кровавый цвет.
Быстрыми выверенными движениями Драгош ослабил на шее немца галстук и длинный его конец привязал к трубе смывного бачка. Ладони своей жертвы он сложил вместе и опустил их в унитаз, чтобы кровь стекала по рукам в сливное отверстие. Для устойчивости тела он широко расставил ноги убитого по обе стороны унитаза, после чего ножом отсек средний палец на его левой руке и засунул его тому в рот. Еще раз взглянув на мертвое тело, он вспомнил о прощальном жесте немца на дороге и плюнул ему в лицо. Прихватив с собой его бумажник и ключи от машины, Драгош вышел из кабинки, снаружи защелкнув задвижку острием ножа.
Умело справившись с выбросом адреналина, Драгош проследовал в магазинчик, нашел свою оранжевую корзинку и смирно встал в очередь в кассу, чтобы оплатить покупки. В дверь мужского туалета входили и выходили люди, но Драгоша это не беспокоило. До следующего визита уборщиков можно было ничего не опасаться; судя по сильному запаху чистящих средств, они побывали здесь недавно.
Он расплатился и вернулся к «ситроену». Забрал с заднего сиденья сумку, поддел ножом и снял номера с машины, потом со всем своим имуществом спокойно прошел на другой конец стоянки.
Усевшись за руль «Ауди-Q7», Драгош вздохнул с облегчением. До Парижа, где, покорно свесив ручки и готовые к тому, что их убьют, его уже ждали две мишени, он доберется без проблем. С чувством полного превосходства он завел мотор внедорожника. Этот день закончился гораздо лучше, чем начинался.
Марк, прислонившись к стене в дверном проеме кухни и отпивая крошечными глотками обжигающий кофе, почувствовал огромное облегчение.
Бдительность его не подвела, он вовремя спохватился – протяни он еще немного, и было бы поздно. Погоди радоваться. Но, похоже, назойливый голосок исчерпал веские аргументы. Ну да, Марк был доволен. Он нашел убежище на этом острове, когда особенно в нем нуждался. А теперь, когда почувствовал угрозу своей безопасности, собирался убраться отсюда подальше – прежде, чем Жюган натравит на него полицейских. Прежде, чем полиция постучится в дверь Карадека. В общем, у него все получалось.
Карадек в фуражке и плаще с капюшоном вышел в утреннюю влажную мглу. Садясь в машину, он подал Марку знак, чтобы тот следовал за ним. Марк поставил пустую чашку, подхватил сумку и закрыл за собой дверь.
Белый пикап нырнул в непроглядный туман. В десяти метрах уже ничего не было видно, и Карадек, хотя знал дорогу как свои пять пальцев, ехал со скоростью не больше тридцати километров в час.
– Вы уверены, что хотите проводить меня?
Карадек кивнул. Марк больше не стал задавать вопросов. Теперь, когда он принял окончательное решение, он рвался покинуть остров как можно быстрее. Машина проехала по улице Керлоан к центру городка, свернула к консервному заводу, оттуда – по прямой к гостинице «Брызги», затем направо и в густом тумане вырулила на улицу Салин возле самого порта. Когда мглу разорвали две оранжевые вспышки, Карадек остановил машину на краю улицы.
– Что это? – спросил Марк.
– Почем я знаю? Что-то странное.
Карадек открыл дверцу. Со стороны порта доносился гул людской толпы. Они не могли разобрать, из-за чего поднялась шумиха, такая необычная, и Жоэль потребовал, чтобы Марк сидел в машине и не высовывался. А сам тем временем вышел и растворился в тумане. Марк поудобнее устроился на пассажирском сиденье, немного опустил стекло и прислушался к нарастающему гомону. Шум моторов, слабый, не такой, как у траулеров; отдельные голоса, крики, рев толпы… И все те же оранжевые вспышки, рассекающие туман. Марка пробирала дрожь.
Внезапно из белой пелены вынырнула и приблизилась к пикапу черная фигура, нескладная, тощая, пошатывающаяся. Похожая на привидение. Прошла мимо машины, не заметив Марка, и пропала во мгле на улице Салин.
– Папу! – прошептал Марк, посмотрев ему вслед, но парень уже исчез.
Марк прождал еще несколько минут, показавшихся ему бесконечными. Его обуял необъяснимый страх. Не стоит радоваться раньше времени – разве не это я тебе говорил?
Из тумана показалась другая фигура и направилась к нему. Это был Карадек. Тяжело дыша, он забрался в машину. Из уголка губ у него подтекала струйка крови.
– Что происходит? – спросил Марк.
– Едем назад.
Карадек сунул ключ в замок зажигания, завел мотор и крутанул руль.
– У вас кровь…
– Это Фанш и Ив. Они ищут тебя. В порту куча полицейских и журналистов. Выходы к парому и на причалы перекрыты.
Карадек повернул руль в другую сторону, и машина выехала на боковую улицу.
– Но что случилось-то? Не томите!
– Жюган. Он мертв. Его нашли сегодня утром на Старушечьем пляже.
– На пляже?
– Да. Примчались полицейские. Они оцепили Бельц. Думают, что тот, кто это сделал, где-то поблизости.
Марк вжался в сиденье, оглушенный, как будто его ударили дубинкой по голове. Белый пикап, глухо рыча на подъеме, нырнул в туман.
Скажи мне, Марк, почему ты никогда меня не слушаешь? Почему?