15

Я лежу на диване и слушаю грустную музыку: «1975», «Нейборхуд», «Джул Вера». Глаза закрыты, из-за похмелья болят голова и желудок. Поворачиваюсь на бок, не размыкая век. Удивительно – стоит один раз открыть дверь, и обратного пути нет. Остается только собраться с духом, погружаясь все глубже и глубже. Реджина и Ханна, Реджина и Ханна – я могу думать только о них. Прокручивать в голове информацию, сравнивать наши недостатки. Сегодня утром я написала Ханне, но она не ответила. Она – мой союзник, хотя сама об этом не знает. Наши судьбы связаны. Интересно, хочет ли она избавиться от Реджины?

Реджина – успешнее, чем когда-либо смогу стать я, увереннее в себе. Ханна – моложе и красивее. Я где-то посередине, уравновешиваю крайности. На этой неделе Сет писал мне чаще обычного – он старается.

В районе полудня я поднимаюсь с дивана и направляюсь в ванную. Выбравшись из душа, смотрю на себя в зеркало и пытаюсь представить, что видит Сет. Невысокая, но не миниатюрная, как Реджина. У меня широкие бедра, полные, мускулистые ягодицы. Грудь торчит из любой рубашки; без бюстгальтера она свисает вниз. У всех нас совершенно разные типы фигуры, но при этом нас хочет один и тот же мужчина. Что-то не сходится. Мужчины предпочитают женщин определенного типа, разве нет? Особенно такие разборчивые, как Сет. Сет, которому нравится Мэри-Кейт Олсен, но не Эшли. Как сказал он сам, точно не Эшли.

Очевидно, его тип – Реджина, ведь на ней Сет женился первой. Но разве в двадцать лет мы еще не ищем себя? Возможно, он нашел свой тип во мне. Во всяком случае, так хочется думать, когда ты одна из трех. Однажды он сказал мне, что на той вечеринке Реджина покорила его полностью и он был готов приблизиться к ней даже под дулом пистолета. Ко мне его тоже тянуло – когда он флиртовал, взгляд всегда наполнялся страстью. Не знаю, как именно он познакомился с Ханной, нужно это выяснить. В голове всплывает фотография Реджины и высокой, более молодой блондинки рядом с ней. Это Ханна? Знакомы ли они? Можно дождаться встречи с Реджиной в Портленде, а можно узнать сейчас.

Да, отличная идея – небольшое расследование меня отвлечет. Снова пишу Ханне и, прежде чем она успевает ответить, принимаюсь собирать вещи в небольшую сумку. Если она занята, я всегда могу заняться самостоятельной детективной работой. К моему облегчению, она отвечает и очень рада, что я приеду. Она предлагает поужинать и сходить в кино. Наверное, я сошла с ума – идти на ужин и в кино с другой женой собственного мужа. Некоторые назовут меня преследователем, другие скажут, что я слетела с катушек, но какая разница? Любовь действительно сводит людей с ума, – думаю я, застегивая сумку. Наверняка она выберет романтическую комедию – что-нибудь легкое и сексуальное. Девушки ее возраста еще видят жизнь в розовом свете. Но вместе этого она спрашивает, люблю ли я фильмы ужасов. Я немного обескуражена. Разумеется, нет, но ей отвечаю, что люблю. Хочу посмотреть, что у нее на уме, какие вещи ее развлекают. Ее очаровательный исторический дом и идеально составленная сырно-мясная доска не слишком вяжутся с любовью к кровавой резне в фильмах. Она говорит, что хочет посмотреть психологический триллер с Дженнифер Лоуренс. Я спрашиваю, любит ли она фильм «Шестое чувство», и она отвечает, что не смотрела. Я как раз выезжаю на дорогу, не обращая внимания на гудки. Это «Шестое чувство»… Кто не видел «Шестое чувство», особенно будучи фанатом ужастиков? Она настолько молода.

Выезжаю из Сиэтла чуть после полудня, со свежим кофе в подстаканнике и бодрой музыкой в колонках. Ах, как все меняется! Буквально ежечасно… Я бодра, по радио играет музыка восьмидесятых, и я подпеваю. Если доберусь достаточно быстро, можно будет успеть заехать в отель и освежиться перед встречей с Ханной. Внутри бурлит наслаждение. И не только от перспективы собрать информацию о нашем муже, но еще и потому, что сегодня вечером мне не придется сидеть дома и ждать Сета. Ждать, ждать – всю жизнь я только и делала, что ждала.

К счастью, пробок на дорогах почти нет и я прекрасно успеваю. Сет бы назвал меня лихачкой; он начинает нажимать ногой воображаемую педаль тормоза, когда я его нервирую. Добравшись до отеля, вываливаю вещи на кровать и быстро принимаю душ. У меня с собой только два комплекта одежды – на сегодняшний вечер и на обратную дорогу в Сиэтл. Теперь, глядя на коричневый кардиган, кремовую шелковую блузку и джинсы, жалею, что не взяла что-нибудь поярче, позаметнее. Рядом с грациозной Ханной я буду смотреться пресно и тускло, а из-за большой груди я выгляжу полнее, чем на самом деле. Тереблю пальцами ткань и нервничаю. Нервничаю слишком долго и не успеваю высушить волосы. Пряди постоянно превращаются в неаккуратные волны. Изо всех сил пытаюсь их уложить, но мне уже пора уходить.

К Портленду погода благосклоннее, чем к Сиэтлу. В воздухе нет тумана, только запах выхлопных газов и алкоголя. Ханна открывает мне дверь после первого стука, на ее лице играет улыбка. Слишком радостная. Быстро обнимаю ее и сразу вижу его – темный синяк под скулой, болезненного зеленого цвета, как гороховый суп. Она попыталась прикрыть его макияжем, но на ее светлой коже цвет выделяется пугающе ярко.

– Сейчас, надену пальто, – говорит она. – Зайди на секундочку.

Делаю шаг в прихожую, сомневаясь, говорить ли о синяке или сделать вид, что ей удалось хорошо его замаскировать, как она надеялась. Осматриваю фойе в поисках недостающего снимка, висевшего рядом с дверью, как она говорила. Вместо него висит в рамке постер с засушенным маком. Это меня расстраивает. Засушенные цветы – попытка держаться за что-то отжившее, символ отчаяния и одиночества.

– Нравится? – спрашивает она, спускаясь вниз. – Нашла на блошином рынке. Всегда хотела сделать нечто подобное сама, но все не доходят руки.

– Красиво, – обманываю я. – Ты говорила, раньше тут висело семейное фото?

Похоже, Ханна слегка краснеет.

– Да, – отвечает она и быстро отворачивается.

Вспоминаю пустой шкафчик на работе и понимаю – она играет в ту же игру, что и я. Прятать мужа, избегать вопросов. Но синяки? Мне никогда не приходилось прятать синяки. Вспоминаю про ухо и невольно ощупываю пальцем то место. Внешне я расслаблена, но сердце бьется с бешеной скоростью. До того вечера, когда он меня ударил, я и представить не могла, что Сет способен обидеть женщину. И даже после я придумывала оправдания, винила себя. Но синяки Ханны не замечать невозможно. Я сдерживаюсь из-за всех сил, буквально давлюсь вопросом.

– Давай поедем отдельно, чтобы тебе не пришлось возвращаться сюда после фильма, – предлагает она. Я киваю, сразу подозревая, что есть и другая причина. Сегодня ее вечер с Сетом; он приедет поздно, после Реджины. Может, Ханна не хочет, чтобы он узнал о ее новой подруге? Подруге, которая будет расспрашивать о синяках и о муже.

Я следую за ее внедорожником, вцепившись в руль так сильно, что побелели костяшки. Мы проезжаем центр, фургоны с едой, магазины, гуляющих людей. Я почти ничего не вижу – слишком увлечена мыслями.

Мы как раз останавливаемся перед рестораном, когда приходит сообщение от Сета:

«Привет. Ты где?»

Изумленно смотрю на телефон.

Сейчас шесть вечера. А значит, Сет по-прежнему должен быть с Реджиной. Негласное правило – когда ты с одной из жен, не следует писать остальным.

«Ужинаю с подругой», – отвечаю я.

«Здорово. Что за подруга?»

Волосы на руках встают дыбом. У Сета нет привычки меня допрашивать. Вообще-то он никогда не спрашивал меня о друзьях, только предупреждал, чтобы я не рассказывала им о нас.

«Ты где?»

Если он допрашивает меня, я тоже имею на это право.

«Дома».

Интересный ответ. Особенно если учесть, что дома у него три.

Ханна уже припарковалась и подходит к моей машине. Я прячу телефон поглубже в сумочку и выхожу ей навстречу.

Сету придется подождать. Приятное разнообразие, если учесть, что обычно жду его я. Забавно, что он волнует меня гораздо меньше, когда я с Ханной.

– Готова? – улыбается Ханна. Выбранный ею итальянский ресторан немного напоминает место, где мы сидели в Сетом, когда он впервые рассказал мне о своей жене. Как только мы заходим внутрь, к нам спешит, по моему предположению, менеджер. Суетясь вокруг Ханны, он провожает нас к столику. Ханна благодарит его, и он бежит на кухню, принести нам специальную закуску.

– Откуда они тебя знают? – спрашиваю я, когда ей машет рукой официант.

– О, мы очень часто сюда приходим, – видимо, она имеет ввиду себя и Сета.

Я замечаю, что она старается не поворачиваться к ним разбитой стороной лица. И только сделав заказ, я наконец задаю вопрос, терзавший меня весь вечер:

– Ханна, откуда у тебя этот синяк?

Она поднимает руку, словно хочет к нему прикоснуться, и снова роняет ее на колено.

– Если ты скажешь, что ударилась об дверь или об шкаф, я тебе не поверю. Так что выкладывай, что произошло на самом деле.

– Значит, ты хочешь, чтобы я что-нибудь придумала? – спрашивает она, приподняв бровь.

Прикусываю губу и думаю, что ответить.

– Нет. Я хочу, чтобы бы мне доверилась, – осторожно говорю я. – Бог свидетель, я наделала в жизни достаточно глупостей и не собираюсь тебя осуждать.

Она вытирает салфеткой губы и делает большой глоток воды.

– Такое впечатление, что ты ждешь от меня каких-то скандальных признаний.

– В нашу последнюю встречу ты рассказала, что муж спрятал от тебя противозачаточные таблетки, чтобы ты забеременела. По-моему, дело попахивает гиперконтролем и манипуляциями. Просто хочу убедиться, что не права.

Она опускает взгляд на руки, аккуратно сложенные на столешнице. Ханна выглядит абсолютно расслабленно и спокойно, не считая синяка под глазом. Я смотрю на нее и хочу услышать правду. Если Сет бьет ее, я должна знать. Господи – поверить будет сложно, но…

– Мой муж…

Она прикусывает изнутри щеку. Я хочу подстегнуть ее, убедить открыться мне, но боюсь испортить момент и просто жду.

– …бывает несдержанным. Иногда… – Она умолкает, словно пытается подобрать слова. – Думаю, прошлое повлияло на него сильнее, чем он готов признать. Но уверяю тебя, он меня не бьет.

Меня цепляет часть ее объяснений, насчет прошлого. Может, ей известно то, чего не знаю я?

– Его прошлое? – перебиваю я. – О чем ты?

Я пытаюсь сохранять невозмутимый вид, но чувствую, как сдвигаются брови, как морщится от волнения лоб.

Ханна прочищает горло – очень воспитанный звук. Я изнемогаю от нетерпения и хочу получить ответ. Внутри уже зарождается чувство мучительной зависти – ей известно то, чего не знаю я.

– Ну, – наконец начинает она, – он из большой семьи…

Да ладно, хочется ответить мне.

– И некоторые члены семьи… Ну, его обижали.

Я качаю головой.

– Как именно обижали?

– Ой, не знаю, – теряется Ханна, явно сожалея, что вообще затронула тему. – Били его ради удовольствия, запугивали. На самом деле все было гораздо хуже, чем я рассказываю…

Изумленно смотрю на нее. Сета дразнили братья и сестры? И что такого? Сестра однажды засунула мою любимую куклу в камин и с довольным видом наблюдала, как я рыдаю.

Она дожидается, пока официант наполнит ее бокал водой и уйдет, потом наклоняется поближе ко мне.

– У него был старший брат-психопат, – шепчет она. – Он вытворял с ним ужасные вещи. Например, опускал его голову под воду и держал, пока не начинал думать, что брат умирает. Или пробирался ночью в его комнату и… Ну… Трогал его.

Я не могу поверить.

– Его насиловали?

Пытаюсь вспомнить какие-нибудь – хоть какие-то – рассказы Сета о старшем брате. Но муж почти никогда о нем не рассказывал, я даже не знаю имени. Чувствую прилив тоски, я менее важна. Он не делился со мной этой болью. Делаю большой глоток воды, надеясь спрятать эмоции.

Ханна отодвигается от меня и быстро осматривается, чтобы убедиться, что нас никто не слышит. Поблизости никого нет, и она расслабляется.

Меня раздражает ее поведение. Зачем крутиться? Какая разница, кто что подумает? Сердце колотится с бешеной скоростью, подступает тошнота. Если это правда, как он мог мне не рассказать? Глядя на Ханну, на идеальные скулы, на пухлые губы – неодобрительно сморщенные, я чувствую боль и предательство. Видимо, это отражается на лице, потому что она тянется через стол и хватает меня за запястье. Мягко сжимает и взволнованно смотрит своими большими голубыми глазами.

– Ты в порядке? – спрашивает она. – Я тебя чем-то расстроила?

– Нет, совсем нет. Просто это так ужасно…

Пытаюсь отстраниться от нее как можно мягче, с непроницаемой улыбкой на губах. Сейчас я ее ненавижу. Похоже, она покупается на ложь, потому что отпускает меня, возвращая руки на колени.

– Сколько лет это продолжалось? – спрашиваю я.

– Периодически, все его детство. Пока брат не уехал в колледж.

– Хочешь сказать, иногда он… делает вещи… из злости, потому что натерпелся от брата?

– Нет. Да. Мы ссоримся, как и все женатые пары, и иногда атмосфера очень накаляется. Я дала ему пощечину, – признается она. – Разумеется, потом мне было жутко стыдно. И он схватил меня за руку, чтобы я не ударила снова. Так и появились синяки, которые ты видела в прошлый раз.

Она пристыженно отводит глаза.

В этот момент мне страшно хочется ей все рассказать. Кто я, что я знаю про нее и про Реджину. Как он толкнул меня и не извинился – видимо, он так и не понял, что сделал. Ведь все было бы настолько проще, если бы ничего не приходилось скрывать. Я бы точно лучше понимала Сета. Конечно, можно спросить его напрямую, но тогда он узнает, что я говорила с Ханной.

– А синяк под глазом? – Я сглатываю эмоции, словно хлебный ком, и пристально смотрю ей в глаза.

– Нет, тут все иначе. Я делала домашний проект и врезалась в открытую дверцу шкафа. Правда. Он просто становится угрюмым, замкнутым… Ему нужно побыть в одиночестве, понимаешь? Иногда я думаю – дело в том, что его постоянно окружают люди.

Она сжимает губы. Нужно испробовать новую тактику. В конце концов, я пришла сюда за информацией, не обязательно негативной.

– А может, расскажешь о нем что-нибудь хорошее? То, что любишь, – ободряюще улыбаюсь Ханне, прикусившей губу. – В конце концов, ты ждешь его ребенка. Должно же тебе что-нибудь нравиться…

– Да, конечно, разумеется. – Похоже, она испытывает облегчение, что я переключилась на более радостную тему.

Она мгновенно меняется. Когда Ханна рассказывает про Сета в этом ключе, ее глаза начинают сиять, а на губах расплывается улыбка по уши влюбленной девчонки. Узнаю собственные симптомы.

– Он очаровательный и очень добрый. Балует меня, все время спрашивает, что мне нужно и в порядке ли я. Купил книгу с именами и с удовольствием слушает мои идеи… Все проявляется в мелочах…

Я помню, как Сет рассказывал про эту книгу и говорил, что Ханна – или Понедельник, как он ее называет, – хочет мальчика.

– С ним весело, – продолжает она. – Он любит шутить и смеяться. Мне это очень в нем нравится.

Приходило ли мне в голову, что чувство юмора – сильная сторона Сета? В наших отношениях шучу чаще я, выдаю остроумные комментарии, над которыми он смеется.

– Да, – соглашаюсь я, когда она смолкает. – Это все прекрасно.

Она воодушевленно кивает. Мне кажется, я вижу в ее глазах слезы, но потом подходит официант, чтобы налить еще воды.

– Может, сменим тему? – спрашивает она, когда он уходит.

– Конечно, – улыбаюсь я. – Где он сегодня?

Я не знаю, зачем спрашиваю. Возможно потому, что когда подобный вопрос задают мне, я всегда теряюсь, прежде чем придумать слабый предлог.

– Он… Должен быть дома. Я сказала ему, что занята вечером.

– Он не против твоих встреч в друзьями?

– Он не знает. Он всегда переживает насчет меня, насчет того, с кем я провожу время.

От меня не ускользает, как ее взгляд перемещается влево, в поисках правильного ответа… Самого простого ответа.

Согласно киваю, но меня терзает вопрос – решает ли она проблемы с ним вместе или сама, считая себя нужным ему типом женщины. Она гораздо моложе меня, примерно в этом возрасте я познакомилась с Сетом в кофейне. Если бы тогда кто-то попытался меня предупредить, я бы рассмеялась, проигнорировала тревогу. Сет – хороший, семейный человек. Иногда он бывает мрачным, но это нормально.

В этот момент нам приносят еду. Оставшуюся часть ужина мы обсуждаем банальные вещи. Когда приходит время десерта, я встаю и направляюсь в уборную. Чувствую, как Ханна провожает меня взглядом. Интересно, что она думает?