Глава 6

Финн

ВСЕ СОМНЕНИЯ, которые у меня были относительно успеха магазина Оливера – например, что поток посетителей в первый день работы это случайность, – исчезают, как только я захожу туда в пятницу днем.

Видимо, в Сан-Диего полно ботанов.

Маленький колокольчик на двери звякает, когда я вхожу внутрь, и я застываю на входе, вытаращив глаза на толпу, которая заполняет маленький магазинчик. И это не только дети или хипстеры типа Оливера – здесь и офисные работники, и домохозяйки, люди самых разных возрастов, от мала до велика.

– Ого!

– Скажи?

Я поворачиваюсь на голос справа и вижу Не-Джо за кассой. Он убирает свои светлые волосы от лица, наклоняясь за ножом, чтобы открыть одну из множества коробок, стоящих позади него.

– Работа в магазине комиксов. Я думал, что я буду тут бездельничать по большей части, иногда почитывать. Может быть, выходить время от времени на задний двор, чтобы выкурить косячок. – Он качает головой и продолжает осторожно доставать из открытой коробки ее содержимое, а потом переходит к следующей. – Но приятель, это место… Оно кипит.

– Я вижу, – говорю я, действительно впечатленный. – У тебя, наверное, нет времени даже полистать собственный товар, да?

– У меня? – Он снова качает головой. – Я не читаю комиксы. Это может прозвучать странно, но меня они вроде как смущают.

Я смотрю на его высветленный ирокез с дредами, его постоянно обкуренный мутный взгляд, на белую футболку, которую он явно стирал вместе с чем-то красным. То есть этот парень, думаю я, проколол себе член! Не уверен, что есть что-то удивительное в том, что его смущают комиксы.

– Ты не особо любишь читать, да?

– В основном я читаю художественную литературу, – поясняет он. – Биографии. Философия, если есть время. Книги о путешествиях. Легкие романы еще туда-сюда, – добавляет он.

Я замечаю бумажную обложку, торчащую из-под прилавка, и в удивлении вскидываю брови. Я почти уверен, что эта книга не принадлежит Оливеру.

– Уолли Лэмб? – спрашиваю я. – Это твое?

Не-Джо смеется:

– Ага, лучшая книга, которую я когда-либо читал, о преодолении ненависти к самому себе и прощении. О поисках самого себя.

Ладно.

– Я… ого.

Не-Джо пожимает плечами, прежде чем достать следующую стопку комиксов.

– И плюс это же рекомендация Книжного клуба Опры, так что сам понимаешь. То, что говорит Опра…

– Всегда верно, – подхватываю я. – А где у нас Оливер?

– В последний раз я видел его в подсобке. Хочешь, чтобы я пошел его поискать?

– Нет-нет, все нормально. – Я оглядываюсь, размышляя, стоит ли мне дать Оливеру знать, что я здесь, или попытаться застать его в следующий раз. Что мне на самом деле надо сделать – так это отправиться домой и попытаться привести в порядок голову. И как минимум позвонить братьям. Большинство повреждений должны починить уже сегодня, но у меня внутри сидит неприятное предчувствие, что это будет только начало наших проблем, потому что тогда им надо будет снимать панели и смотреть на начинку лодки.

Моя встреча с ребятами из Л-А запланирована уже через несколько дней, а я даже не думал еще, какие мне нужно задать вопросы, или даже о том, есть ли у нас вообще другие варианты, кроме как согласиться. Эта неспособность сосредоточиться на непосредственной цели моего приезда сюда – доказательство того, что Харлоу права и нам надо сделать шаг назад и немножко остыть, что мы и делаем в данный момент.

Черт. Харлоу.

Со вздохом я опускаюсь на диванчик, который Оливер поставил у окна у входа в магазин. То, что у нас с ней, вышло за пределы комфортной, ни к чему не обязывающей интрижки. Даже если бы Харлоу не сделала этот шаг назад и не заговорила бы об этом, мне следовало бы сделать это самому. Я чувствовал, как она вчера ночью распалась на части; даже самый невнимательный человек признал бы, что с каждым из нас происходит что-то необыкновенное. Она так чертовски хороша. Я никогда не встречал никого, похожего на нее – такую сильную, такую же волевую, как я, но способную отдаться полностью, позволить мне разбирать ее на кусочки.

Я вытащил из кармана телефон – вижу одно непрочитанное сообщение, мой палец зависает над экраном. Я понимаю, что мне нужно это прочитать. И какой же я все-таки непроходимый лицемер! Убеждал Харлоу, что она на таком этапе своей жизни, когда ей кажется, что все потеряно, а на самом деле нет. И это говорил я – тот, кому тридцать два года и кто чувствует себя таким же растерянным и неуверенным в своем будущем, как и она!

– Ты как будто слишком крепко задумался, Геркулес. Смотри, не повреди себе что-нибудь.

Я подпрыгиваю при звуке ее голоса, и сердце у меня заходится от волнения.

– Я не думала, что ты сюда придешь.

Она заглядывает под прилавок и ставит телефон на зарядку, затем плюхается на диван рядом, касаясь меня бедром.

– Ты зашла по дороге на работу?

– Когда ты задавал мне этот вопрос, – говорит она, глядя на меня с очаровательной легкой улыбкой, – ты ведь мысленно сделал кавычки на слове «работа», да?

– Ага.

– А я ведь на самом деле иду на… – она поднимает пальцы в воздух и сгибает их дважды, – на «работу». – Взяв меня за руку, она смотрит на часы: – У меня еще полтора часа до того, как я должна доставить поднос с мини-кексами на встречу и отправить несколько факсов.

– И что же ты делаешь здесь? – хочу я спросить, но прикусываю язык, потому что понимаю, что любой ответ, кроме «потому что я надеялась найти здесь тебя, дубина!», меня разочарует.

Мне немного непривычно видеть Харлоу такой: она аккуратная и правильная, на ней черная узкая юбка, шпильки, яркая оранжевая шелковая блузка, длинные волосы тщательно расчесаны и заколоты на затылке. Она забавная и очаровательная, собранная и так сильно отличается от той Харлоу, которую я вижу в постели, от той, которая умоляет меня ее связать и трахать сильнее и больше. И хотя со стороны может показаться, что это я командовал парадом, на самом деле, конечно, это она использовала меня, использовала мое тело, чтобы забыться и уйти от всего. И как-то немножко тревожно от того, как сильно мне нравится мысль, что я единственный, кто знает такую Харлоу, это тайную, распутную версию золотой, прекрасной девушки.

– Раз уж мы решили теперь быть просто друзьями, – говорю я, – я могу сказать, что ты выглядишь чертовски хорошо, Рыжик.

Она моргает, глядя на меня, видимо удивленная, но потом улыбается:

– Спасибо.

– Потому что последний раз, когда я видел тебя рано утром, ты выглядела так, словно только что выкатилась из чьей-то постели, – продолжаю я, совершенно упуская из виду тот факт, что вообще-то я видел ее не далее как сегодня утром. Она не поправляет меня и… Что ж, ладно. Я думаю, мы оба понимаем, что наш разговор – это минное поле, с которого лучше бы уйти поскорее.

– Это был не самый лучший момент в моей жизни, поэтому я, пожалуй, оставлю это в прошлом и соглашусь с тобой. Решительно никаких больше Тоби Амслеров в моем будущем. У меня заканчиваются пальцы, а значит, пришло время быть более избирательной в определенных вещах.

– Заканчиваются… пальцы?

– Пальцы, – говорит она, поднимая обе руки и шевеля всеми десятью пальцами у меня перед лицом. – Это очень личное решение, к которому можно относиться по-разному и по-разному трактовать, но я всегда говорила, что не хочу заниматься сексом с количеством мужчин большим, чем у меня пальцев на руках. Восемь пальцев уже заняты, а значит, у меня больше нет права на ошибку.

Мне требуется некоторое время, чтобы понять: это значит, что Харлоу занималась сексом всего с восемью мужчинами, или точнее, Харлоу занималась сексом с семью мужчинами, не считая меня?

И у меня противоречивые чувства. С одной стороны, я в некотором роде удивлен. Не то чтобы я имел предвзятое мнение по этому поводу, но скорее Харлоу сама вводила людей в заблуждение относительно своей сексуальной жизни, которая на самом деле была совсем не такой, как все думали. С другой стороны, я всегда считал себя достаточно прогрессивным человеком и думал, что если ты не обманываешь и не делаешь больно кому-то, то ты можешь любить кого угодно, жениться на ком угодно и трахать кого угодно. Что ж, это оказалось лицемерием, потому что, когда Харлоу говорит о других мужчинах, с которыми она была, что-то внутри меня мешает спокойно сидеть и кивать.

А Харлоу, которая по каким-то причинам слишком хорошо все понимает, это замечает.

– Эй. Э-э-эй, полегче. Что происходит? – Она приставляет палец к моему лбу и сильно давит: – Ты же весь нахмурился и скрючился. Это что, осуждение на твоем лице?!

– Что? – спрашиваю я. – Никакого осуждения нет.

И я очень рад, что его нет, потому что выражение ее лица меня слегка пугает.

– Да нет, есть! Вы что, стыдите меня, мистер мастер связывания и неприличных оральных ласк?

– Да совершенно нет. Я никогда не…

– И не думай даже, потому что то, что я позволяю тебе совать твой член в себя, не дает тебе права судить о том, что я должна или не должна делать! Я люблю секс – так же, как и ты. И я буду трахать кого хочу и когда хочу, столько людей, сколько захочу, и к черту правило десяти пальцев! Если общество предпочитает, чтобы я…

– Харлоу. Я же ничего этого не говорил. Десять пальцев. Отлично.

– О. – Она изучает мое лицо и, кажется, понимает, что я говорю искренне. Ее лоб разглаживается. – Хорошо.

– Хорошо, – повторяю я.

– А как насчет тебя? – спрашивает она.

– А что насчет меня?

– Сколько пальцев осталось у тебя?

Я сажусь прямо и оглядываюсь по сторонам, напоминая ей, что мы вообще-то сидим в полном покупателей книжном магазине.

– Не думаю, что это подходящее место для подобных разговоров, Рыжик.

– Ну а что еще нам делать? Мне нужно убить двадцать минут, и раз мы больше не трахаемся…

– Ну да, – говорю я и откидываю голову на спинку дивана. – Этот план казался мне более толковым сразу после того, как у нас был секс. Тогда я был… менее напряжен.

– Правда? – Харлоу ерзает на диване и наконец устраивается, закинув свои длинные ноги мне на колени. – Кстати, раз уж мы об этом заговорили… Прости, что я вроде как совсем расклеилась на тебе прошлой ночью.

Она говорит, а я чувствую, как что-то как будто сжимается у меня в груди. Харлоу хоть и была связана прошлой ночью веревкой, но она выглядела словно расцветающий бутон, и мне на самом деле совсем не хочется слышать, как она извиняется за это. Я не уверен, что когда-либо в жизни видел что-то более настоящее. За несколько часов то, что было простым, немудреным способом выпустить пар, изменилось и превратилось в нечто, что уже никак нельзя было назвать простым. Мне нравится Харлоу. Мы решили, что больше не будем спать вместе? Гребаный отстой.

– Не надо извиняться, – и я, сам не отдавая себе в этом отчета, кладу руку ей на колено и сжимаю его. Ее кожа под моей ладонью такая теплая, и мои пальцы начинают двигаться, поглаживая ее, скользя вверх к ее бедру, и это нравится нам обоим.

Черт, я пытаюсь отстраниться, но она берет мою ладонь в свою и внимательно ее изучает.

– Нет, – бормочет она. – Я просто говорю, что мне жаль, если я все усложнила.

– Не усложнила, – успокаиваю я ее.

Она смотрит на меня и, кажется, с трудом сдерживает смех:

– Спасибо. Ты такой разговорчивый.

Я великодушно киваю.

– Так для этого же и нужны друзья, верно?

– Значит, вот кто мы, да? – спрашивает она. – Друзья?

– Конечно, друзья. Или, может быть, больше? Не знаю, мы же вообще-то были женаты.

– Это были лучшие двенадцать часов в моей жизни, если честно, – говорит она, подражая Скарлетт О’Хара, и вытягивает на мне ноги, бедра ее слегка дрожат, когда мышцы напрягаются под моими руками. – С тех пор все мои дни не идут с ними ни в какое сравнение.

Из подсобки выходит Оливер, неся высокую стопку книг.

– Здоров. Рад видеть тебя, приятель.

До меня вдруг доходит, что я по-прежнему держу ноги Харлоу у себя на коленях, а моя рука как-то слишком уж свободно расположилась на ее бедре. Я поднимаю глаза и встречаю взгляд Оливера – он понимающе подмигивает мне, так что от его внимания это тоже явно не ускользнуло.

– Чувак. – Из туалета появляется Не-Джо, со стопкой комиксов в руках. Он протягивает их Оливеру. Они обмениваются взглядами.

– Смотри, что я нашел.

Оливер стонет, но я замечаю, что он не берет комиксы в руки.

– Ну нет. Опять?

– Опять, – подтверждает Не-Джо.

Я слежу глазами за Не-Джо, который брезгливо бросает журналы на стеклянный прилавок.

– Снова «Чудо-Женщина»?

– Ага. Который раз я отмываю этот гребаный сортир! И всегда это «Чудо-Женщина».

Харлоу встает, и я немедленно ощущаю пустоту, а ведь только что ее теплая кожа была у меня под пальцами. Когда Оливер кивает, она спрашивает:

– То есть вы хотите сказать, что люди заходят туда и?..

Оливер снова кивает, берет пустую коробку и степлером заталкивает пачку комиксов внутрь.

– Неужели ничего святого нет?

Харлоу наклоняется и заглядывает в коробку:

– Что ж, я бы сказала… Их можно понять и простить.

Она смотрит на три пары огромных, как блюдца, глаз, уставившихся на нее, и на наши отвисшие челюсти.

– Их можно понять и простить за?.. – начинает Не-Джо и сопровождает свой вопрос соответствующим жестом.

– О, да ладно. – Она тянется к полке и снимает оттуда нераспечатанный, обернутый в пленку экземпляр комикса о «Чудо-Женщине». На обложке этого номера Чудо-Женщина сидит верхом на огромном морском коньке, ее лассо лихо закручено в воздухе у нее над головой, в то время как мужчина на каком-то судне пытается в нее выстрелить. Все это, судя по всему, происходит под водой, хотя я не очень понимаю, как можно заарканить кого-либо с помощью лассо всего в нескольких футах от океанского дня и как лазер (или что там?) может работать в таких условиях.

– Только посмотрите на нее! – продолжает Харлоу. – Да даже я провела бы некоторое время наедине с принцессой Дианой.

– Ты знаешь, что ее настоящее имя – принцесса Диана?! – спрашивает Оливер, и, клянусь Богом, он сейчас похож на собаку, которого хозяин только что позвал на крыльцо ужинать.

Она пожимает плечами в ответ:

– Конечно, знаю.

Глядя на меня сверкающими глазами, Оливер заявляет:

– Финн, если ты не женишься на этой женщине еще раз, на ней женюсь я!

ХАРЛОУ УХОДИТ через несколько минут, поцеловав каждого из нас в щечку, и я делаю вид, что меня нисколько не задевает, что она поцеловала нас всех троих одинаково. Вслед за ней ухожу и я, договорившись встретиться с Оливером вечером. Я выбираю долгую дорогу до дома, решив, что поездка через гавань доставит мне удовольствие, а потом вспоминаю, что у меня в телефоне так и висят непрочитанное сообщение и пропущенный звонок от Колтона.

Судя по всему, Харлоу отлично умеет отвлекать даже тогда, когда мы не занимаемся сексом.

В конце концов большую часть дня я провожу за рулем, катаясь вдоль побережья, и возвращаюсь домой уже после заката, всего за полчаса до Оливера. Залезаю в холодильник и ящики, достаю упаковку пасты и овощи. Телефон смотрит на меня со стола, куда я его положил.

Я делаю все, чтобы не смотреть на него: начинаю готовить и разбираю посудомойку. Включаю телевизор, даже иду к почтовому ящику Оливера, надеясь, что свежий воздух прочистит мне мозги. Не помогает.

Не в силах больше справляться с собственным раздражением, я бросаю конверты с почтой на стол и беру телефон в руки, решив, что пришло время быть мужчиной и посмотреть правде в глаза, ведь там могут быть и хорошие новости, убеждаю я себя. Мой брат звонил бы и звонил, если бы все было действительно так уж плохо, верно ведь?

Для начала я проверяю почту. Там письмо из банка, какое-то глупое видео от Анселя и письмо, подтверждающее мою встречу в Л-А в понедельник в 10:00. При виде последнего я чувствую изжогу и ничего не могу поделать с этим.

Наконец я перехожу к сообщениям и открываю новое сообщение от Колтона.

«Мы в жопе, – говорится в нем. – Мы абсолютно, по-королевски ОБЛАЖАЛИСЬ. Я пошел напиваться».

КУХНЯ полна пара от кастрюли, в которой уже переварилась паста, когда хлопает входная дверь:

– Милый! Я дома!

Я мечусь между столом и мойкой, в желудке все переворачивается, когда я слышу, как Оливер кладет ключи и сбрасывает ботинки у двери.

Колтон не ответил, когда я попытался позвонить ему, а вот Леви ответил. Как и было сказано в сообщении, Колтон ушел куда-то пить и, скорее всего, бездумно трахаться с одной из своих бесконечных заек, что объясняет, почему он даже не пытался позвонить мне еще хотя бы раз.

По словам Леви, у первого двигателя сломан поршень и повреждения настолько серьезные, что пробит корпус двигателя и он не подлежит восстановлению. Что еще хуже, от повышенной нагрузки во втором двигателе полно металлических опилок в масле, а это значит, что у нас всего пара недель в запасе до того момента, как он окончательно сломается. Несколько дней назад мы понимали, что находимся в заднице, но считали, что сможем дотянуть до конца сезона. Теперь же мы понимаем, что, по меткому выражению Колтона, мы облажались по-королевски. Мы вложили все до последнего пенни в этот семейный бизнес, и у нас нет доходов, а имеющихся средств не хватит даже на то, чтобы покрыть текущие расходы в ближайшие полгода. Мы не можем спустить корабль на воду, пока не починим его, и я понятия не имею, как нам из всего этого вылезать.

Оливер проходит через комнату, уменьшает огонь на плите и подходит к раковине, чтобы помыть руки.

– Ты в порядке, дружище? – спрашивает он, глядя на меня с подозрением.

– Да. Просто… испортил ужин.

У меня с языка рвутся слова: я в заднице, мое будущее и будущее моей семьи только что сгорело дотла и, о, кстати, как дела в магазине?

Нет, я не могу этого сделать.

Но я понимаю, что мне нужно выговориться, нужно, чтобы кто-то выслушал меня, чтобы я мог озвучить, что происходит, и чтобы кто-нибудь сказал мне, что все не так плохо, как кажется, что все как-то уладится и будет хорошо. То есть на самом деле мне нужно, чтобы кто-нибудь мне соврал.

Обычно с этой работой лучше всех справляется Ансель. Он до идиотизма оптимистичен и умеет каким-то образом толковать все удары судьбы как везение и шанс на лучшее. К сожалению, он сейчас в другой стране, и я просто никак не могу позвонить ему и нагрузить своими проблемами, зная, как мало у него свободного времени, – он отпадает.

Перри – второе, что приходит на ум, потому что ей всегда скучно и она всегда была благодарным слушателем. Но, господи Иисусе, я не могу. Я знаю, что не должен вставать ни на чью сторону, но даже я зол на нее за то, что она сделала с Анселем и Миа, и никто из нас с ней с тех пор в общем-то не разговаривает – она тоже отпадает.

У Оливера дел по горло с новым магазином, он и так целый день на ногах. Последнее, что ему сейчас нужно, – это я с разговорами о том, как мой бизнес идет ко дну, в то время как его вроде как идет в гору. И если честно, я и не хочу рассказывать обо всем никому из них. Не потому, что я думаю, что не дождусь от них сочувствия, а потому, что не хочу их беспокоить и волновать. Не хочу, чтобы они знали, как все на самом деле плохо.

Не обращая внимания на мое психическое состояние, Оливер пересекает кухню и достает доску из ящика.

– Итак, ты и Харлоу… – начинает он, беря нож.

– Харлоу? – произношу я, отвлекаясь от собственных мыслей, и ее имя звучит немного резче, чем надо бы. – Между мной и Харлоу ничего нет.

– Разумеется, ничего нет. Я просто заметил, как уютно вы оба себя чувствовали сегодня рядышком.

Даже несмотря на все происходящее, я старательно закатываю глаза.

– Да она заноза в заднице, – восклицаю я, и это такая ложь! От большинства женщин, как только утрачивается ощущение новизны и как только ты привыкаешь к хорошенькой мордашке, ты готов двигаться дальше. А с Харлоу?.. Она нравится мне все больше и больше с каждым нашим разговором.

– Ты уверен, что с тобой все в порядке?

Я поворачиваюсь к Оливеру и вижу, что он пристально на меня смотрит.

– Да, а почему, собственно, нет?

Он пожимает плечами и как будто хочет придушить меня, но потом моргает, решительное выражение на лице исчезает, и я даже начинаю сомневаться, не показалось ли мне.

– Не знаю, правда. Просто… ты ведь так и не сказал мне, что ты тут делаешь. Дома все хорошо?

– Отлично. Я просто приехал встретиться с инвесторами. Думаем кое-что усовершенствовать, когда закончится сезон.

Я вижу, как на его лице появляется облегчение.

– Финн, это здорово. Посмотри на нас, посмотри на нашу жизнь. Все, мать твою, пошли в гору, дружище.

Это точно.

Я моргаю, глядя в окно. Есть только один человек, с которым я хочу сейчас разговаривать.

– Слушай, – говорю я, выключая плиту. – Я тут вспомнил… Я обещал отцу позвонить сегодня вечером. Ничего, если ты поешь без меня?

Даже если Оливеру это неприятно, он достаточно хороший друг, чтобы не подать вида.

– Да, конечно. Думаю, я позвоню Лоле. Посмотрим, может, она захочет присоединиться. Как ты думаешь, ты вернешься сегодня?

Я хватаю бумажник с кухонного стола и сую его в задний карман:

– Не уверен. Ты просто оставь мне тарелку, а я разогрею, когда вернусь. Мне действительно очень нужно позвонить.

Оливер кивает и достает тарелку для себя, а потом машет мне.

Я хватаюсь за телефон как за спасательный круг, как только оказываюсь за дверью.