Я МОЮ ПОЛ. Почему, если уборщица только сегодня была в доме моих родителей, я мою их пол? Потому что я не способна сосредоточиться даже на самой простой задаче и вывалила на плитку целую кастрюлю энчилады.
Входит папа, смотрит на меня, на мои рваные джинсы и его старую фланелевую рубашку, которую я нацепила, на покрытую красным соусом швабру и капли соуса на белой плитке – и ничего не говорит. Он просто проходит к холодильнику, открывает его, вынимает йогурт для мамы и целует меня в голову на обратном пути.
Я принимаю несколько решений в последующие двадцать секунд.
Первое: мне нужна другая работа.
Шанс, что мне предложат работу на полную ставку в NBC с января, когда заканчивается срок моей стажировки, есть, но минимальный, а разговор с Финном о моей сегодняшней ситуации заставил меня понять, что я просто бегаю по кругу в колесе. Я совершенно бесполезная и не могу уважать себя, потому что ни одна уважающая себя женщина в двадцать первом веке не будет работать двенадцать часов в неделю, если у нее нет еще другой работы.
Второе: я не могу трахаться с Финном, но и проводить каждую свободную секунду в доме родителей тоже не могу. Болезнь делает человека жалким, и это очень интимная вещь. Мама не хочет, чтобы мы заботились о ней, а если все-таки ей нужна чья-то забота, то это забота папы. Пришло время обрезать пуповину.
Третье, и возможно, самое главное: я должна придумать, что буду готовить на ужин теперь, после того как я испачкала своим планом А всю кухню.
Встав на карачки, я выскребаю остатки соуса из швов между плитками, и тут мой телефон на столе пиликает, сообщая, что пришло сообщение с незнакомого мне номера:
Не хочешь выпить пару пива?
Я прищуриваюсь, смотрю на экран в сгущающихся сумерках и печатаю в ответ:
– Кто это?
– Парень, о котором ты только что фантазировала.
– Полковник Сандерс?!
Следует немедленный ответ:
– Попробуй еще раз.
Я, хихикая, печатаю:
– Этан?
Нажимаю «отправить» и тут же печатаю вслед:
– Нет! Джейк! Прости!
Ответ Финна приходит примерно минуту спустя:
– Смешно.
Мы с Финном обменялись номерами в Вегасе около трех месяцев назад, и я чувствую странное сожаление, что мы никогда раньше не использовали их.
– Мы пойдем в бар для дровосеков? – спрашиваю я.
– Думаю, ты хотела сказать: для рыбаков.
– Как бы то ни было, я впечатлена, что ты умеешь писать! – отвечаю я.
Осмотрев себя и свой прикид, я сначала вздрагиваю, а потом решаю: к черту.
– И что прекрасно, я как раз одета как ты.
– Я заеду через двадцать минут.
Я бегу наверх, целую родителей на прощание и выскакиваю из дома, прыгаю в машину и очень надеюсь, что успею домой раньше Финна. Почему-то мне не хочется, чтобы он знал, что я была не дома. Может быть, потому, что, к моему изумлению, Финн Робертс сейчас мне как нельзя более кстати. Я чувствую себя лучше, даже просто находясь с ним рядом, и в очень большой степени это из-за того, что он не спрашивает меня все время: «Как ты? Как мама? Держитесь!»
Она боец.
Она такая красивая.
Такая молодая.
Не представляю, каково тебе сейчас.
Странно, что Финн как раз единственный, кто, наверное, может действительно представить, каково нам сейчас, и для меня большое облегчение, что он не упоминает об этом, когда я рядом с ним.
Я добираюсь домой рекордно быстро: отсутствие пробок играет мне на руку. У меня даже есть шанс переодеться, но я не заморачиваюсь: раз мы больше не трахаемся, можно не прихорашиваться.
Он такой джентльмен, что пишет мне сообщение с парковки, что приехал, и я нахожу его грузовик и запрыгиваю внутрь.
– Я забыл, как ехать к Фреду, – произносит он вместо приветствия.
– Привет, – пристегнувшись, говорю я. – Поверни направо на проспект и потом налево на Драйпер.
– Ага. – Он выезжает с парковки и следует моим указаниям. – Думаю, там я уже вспомню.
– Особенно если учесть, что бар находится на Драйпер, – замечаю я с ехидной улыбочкой.
Но он не улыбается в ответ. Финн вообще погружен в свои мысли. Он включил радио, на волне NPR, поэтому вместо беседы мы слушаем повтор интервью Терри Гросса с Хоакин Феникс. Он барабанит пальцами по рулю, когда мы стоим на красный, смотрит в свое окно, отвернувшись от меня.
– Эти отношения без секса так стимулируют! Я суперрада, что мы все еще можем так классно общаться. – Я наклоняюсь вперед, чтобы заглянуть ему в лицо, но не вижу даже тени улыбки.
– Я просто хотел немного прогуляться, – бормочет он загадочно.
Оливер живет в квартале от пляжа, Финн мог легко прогуляться или сделать еще кучу разных вещей, вместо того чтобы приглашать меня к Фреду, где мы были всего несколько дней назад. Он паркуется перед баром и подходит к моей двери, как всегда машет рукой, чтобы я шла вперед. Мистер Фурли окликает меня, когда входим, одновременно приказывая Кайлу выгнать каких-то «крысозадых юнцов из кабинки Харлоу».
– Как они вообще посмели? – шутливо шиплю я ему.
– Нынешние дети, – объясняет он, протирая стойку. – Бунтарские маленькие задницы. Как Мэделин?
– Она держится. – Я перегибаюсь через стойку и целую его щетинистую щеку, а потом сползаю, ухватив две бутылки пива, которые он дает мне. И изображаю для него Богарта: «Пасиб, шо-о-олнышко».
Вручив одну бутылку Финну, я делаю ему знак идти за мной в наш угол, там стряхиваю со стола несколько ореховых скорлупок и сажусь за столик.
– Ты точно можешь крутить им как хочешь? – сомневается Финн, протискиваясь вслед за мной и оглядываясь на мистера Фурли, стоящего за стойкой.
– Да, он самый лучший.
Я делаю большой глоток пива и смотрю, как Финн делает то же самое. Боже, как я люблю эту шею. Загорелая, мощная, и эта темная щетина, пока еще только пробивающаяся и темнеющая на его щеках и вниз, к подбородку… Я прочищаю горло. Никакого секса.
– Так что случилось?
Финн пожимает плечами и утыкается взглядом в ближайший к нам телевизор, по которому показывают игру «Падрес».
Поначалу молчание вполне комфортно: у меня есть мое пиво, у него есть его. У него есть «Падрес», у меня – парочка восхитительных пожилых придурков, лихо отплясывающих на танцполе. Но когда старички уходят за свой столик, я чувствую, как молчание начинает давить. Не думаю, что Финн позвал меня сюда, чтобы сидеть и смотреть бейсбол в одиночестве.
– Итак, Оливер сегодня работает допоздна? – Он, кажется, даже не слышит меня. – Не хочешь, чтобы я заказала нам чего-нибудь поесть? Я умираю с голоду.
И снова он совершенно не реагирует, полностью погрузившись в свои мысли. Музыка довольно громкая, но ведь и я не шепчу. Да ладно, я никогда не шепчу!
– Я думаю пойти к пульту и посмотреть, не хочет ли Кайли немного подурачиться на танцполе со мной.
Ничего.
– Может быть, трахну его на барной стойке. Или, может быть, немного развлечемся в задней комнате. – Я наклоняюсь к нему. Разумеется, задняя комната – это эвфемизм.
– Эй, ладно. – Тут Финн отрывает наконец взгляд от телевизора.
Наконец-то реакция.
– Хорошо. Что происходит? – спрашиваю я. – Если ты хотел молча попить пива, ты мог бы взять с собой Оливера.
– Я просто хотел подумать.
– И это ты тоже мог сделать в одиночестве. Или во время пробежки по пляжу. Так что ты явно хотел о чем-то поговорить. Так что тебе нужно – дружеский совет или жилетка для плача? – Финн смотрит на меня так, словно не понимает, о чем я говорю. – Я нужна тебе для того, чтобы помочь что-то обдумать? – уточняю я. – Или тебе просто нужно выговориться, чтобы тебя не перебивали?
– А ты так можешь? – спрашивает он.
Я делаю честное лицо:
– На самом деле да.
Финн встает из-за стола и поднимает руку, когда я начинаю возражать.
– Я все объясню. Я хочу выговориться, чтобы меня не перебивали. Но сначала мне нужно еще одно пиво. Или три.
Он делает несколько шагов, и я окликаю его:
– Пусть мистер Фурли даст мне пирожков.
ФИНН ПОЧТИ приканчивает второе пиво, когда наконец начинает говорить:
– Когда я сказал, что приехал сюда по делу, я сказал правду. Знаю, это звучит довольно странно, ведь весь мой маленький бизнес находится в Ванкувере.
Я киваю, испытывая странное головокружение при мысли, что наконец узнаю, почему Финн так долго остается в Сан-Диего. Я чувствую что-то вроде гордости, ведь именно мне он решил рассказать об этом, но совершенно этого не показываю. Я чемпион по умению делать невозмутимое лицо.
– Но это не легкий бизнес, это такой бизнес, когда, если у тебя выдался неудачный год, о’кей, ты можешь покрыть убытки за счет следующего. Но если у тебя выдалось два неудачных года, то все уже гораздо хуже. А несколько неудачных лет и приход крупных коммерческих предприятий… А потом лодки надо чинить… – Он проводит ладонью по лицу и делает большой глоток пива, допивая вторую бутылку, а потом выдавливает из себя тихое: – Да, вот так.
Голова у меня внезапно перестает кружиться. Я могу поспорить, что он не собирается рассказывать мне о специфике своего бизнеса, и на самом деле это даже хорошо, потому что я понимаю, что могла бы быть ему полезной в этом смысле не больше, чем Кайл-диджей. Но я молчу – не столько из-за своей некомпетентности, сколько скорее потому, что понимаю: он не закончил. И я по-прежнему понятия не имею, почему он здесь.
– Не так давно – не знаю, может быть месяц назад, – нам позвонили одни ребята, сказали, что у них есть идея для… – Он замолкает и смотрит на меня. – Для шоу.
– Типа программа о рыбалке? – спрашиваю я.
Улыбнувшись, он говорит:
– Нет. Типа телевизионное шоу.
Ох.
Ох.
Я наклоняюсь вперед, поставив локти на стол:
– А говоря «одни ребята», ты имеешь в виду…
Он моргает:
– Канал «Приключения».
Я чувствую, как мои глаза расширяются:
– Черт побери, Финн. Они хотят делать шоу о вашем семейном бизнесе?
– Они хотят меня, папу, Колта и Леви – всех парней Робертс.
– И ты здесь, чтобы заключить договор? – догадываюсь я. Канал «Приключения» огромный. У Финна подходящие для телевидения лицо и фигура, но… он ведь совсем не белый и пушистый.
Он качает головой и говорит:
– Нет. Понимаешь, одна из наших маленьких лодок сломалась давно, но пока не вышла из строя «Линда», наша самая большая лодка, я вообще не рассматривал это предложение всерьез. Я приехал сюда только потому, что оба мои брата этого хотят, а я не чувствую себя вправе принимать решение единолично, не взвесив предварительно все за и против.
Он снова потирает лицо ладонью:
– Но час назад я узнал, что «Линда» тоже вышла из строя. Я имею в виду совсем. У нас всего пять тысяч на счете в банке, а на ремонт нужно минимум сто тысяч. А может быть, и двести.
Глядя на меня, он произносит:
– И теперь я должен либо согласиться на это шоу, либо совсем потерять наш бизнес. А я не хочу, Харлоу. Это же будет цирк какой-то.
– Ты разговаривал с телевизионщиками до приезда сюда?
– Всего пару писем получил. Я приехал заранее из-за открытия магазина Оливера, а еще Колтон переживал, что у меня будет инфаркт, как у отца, и хотел меня убрать из города. – Он посмотрел на меня. – Я скоро встречаюсь с ними лично. И они прислали мне рекламные материалы.
Мой желудок сжимается при мысли, что у Финна может случиться инфаркт, но при виде его растерянной и смущенной физиономии, когда он упоминает о рекламных материалах, я не могу удержаться от улыбки:
– Рекламные материалы, говоришь? Я должна это увидеть.
С гримасой он лезет в задний карман и вытягивает оттуда бумажник. Выуживает из него глянцевую фотографию 8 на 10: семья сидит в лодке, спущенной на воду.
– Это вот одна из тех фотографий, что они прислали, – он протягивает ее мне. – А еще они сделали логотип и футболки.
Ого. – Я не свожу глаз с фотографии.
Свет выставлен профессионально, цвета яркие. И каждый мужчина на фото являет собой образец сочетания грубости и шика. Это экстремальная рыбацкая версия гламурного каталога JCPenney. Он вырывает фото у меня из рук:
– Ладно, хватит.
Я силой отбираю ее, не давая ему убрать ее обратно в бумажник.
– Так, значит, это твои братья, угу?
– Да.
Финн в центре, между отцом и младшим братом Леви с одной стороны и средним братом, Колтоном, с другой. Понятно, что им всем были даны задания: отец Финна выглядит доброжелательно и расслабленно, Леви сияет, как открытая книга, а Колтон сексуальным взглядом соблазняет камеру. Финн выглядит задумчивым и уставшим от жизни. Все четверо мужчин на этом фото невероятно, до неприличия красивы.
– Что ж, спасибо тебе. Теперь мне придется идти домой и мастурбировать весь вечер.
– Знаешь, если бы это сказал парень, это прозвучало бы суперотвратительно.
– О, прости, Пуделек. Сексуальные двойные стандарты заставляют тебя испытывать недовольство?
Он сухо смеется.
– Какая же ты заноза в заднице, Рыжик!
– Итак, канал «Приключения» хочет делать с вами реалити-шоу.
– Нет. Речь идет о глубоком проникновении в нашу жизнь рыбаков и…
– Это так написано на задней стороне этого гламурного фото? – Я переворачиваю снимок, притворяясь, что ищу надпись.
– Харлоу.
– Финн! – Я снова переворачиваю фотографию и показываю его ему: – Посмотри на этих ребят. Тебе сколько? Тридцать два?
– Да.
– А сколько Колтону?
– Двадцать девять.
– А Леви?
Он вздыхает, явно понимая, к чему я клоню:
– Двадцать четыре.
– Я готова поспорить, что в контракте, который они вам показывали, был пункт о том, что у вас не должно быть постоянных отношений на момент начала съемок.
Его глаза расширяются:
– Как ты узнала?
– Шутишь? Моя мама получала приглашения в реалити-шоу несколько раз. И они всегда делают что-то про отношения. Так не думаешь ли ты, что это будет шоу о том, как вы красиво напрягаете бицепсы в лодке, а потом снимаете футболки и трахаете студенточек?
– Ты не помогаешь. Я еще больше теперь не хочу этого делать. – Он забирает несколько картошин с моей тарелки. – Но мои братья думают, что это будет веселое приключение. Они как будто не понимают, что это изменит нашу жизнь. Колт и так спит со всеми подряд. А Леви… Клянусь, мне кажется, он девственник.
Я смотрю на красавчика со светлыми волосами на фотографии:
– Да ладно, ты гонишь. Если этот парень не трахается налево и направо, то на свете нет ни Бога, ни Санты, ни Пасхального кролика.
Он отмахивается от меня:
– Ну не важно. Не думаю, что мы годимся для телевидения.
Его аргумент настолько слаб, что даже он это понимает. Он вздрагивает, когда я издаю сдавленный смешок.
– Ты шутишь, да? – спрашиваю я. – Сексуальный парень, парень-девственник и самый сексуальный старший брат, который явно слишком занят для любви? Да это эротическая мечта любого телевизионного продюсера! Это шоу само просится на экран!
Как будто смягчившись, он говорит спокойно:
– Они рассчитывают на большой успех. Два сезона для начала. И они купили мне грузовик – типа жест доброй воли. И еще они отремонтируют наши две главные лодки и дадут нам одну новую.
Я тихонько присвистываю:
– Ого. И ты, значит, расстраиваешься из-за того, что крупная телекомпания хочет дать тебе кучу денег? Бедный малыш! Почему бы тебе просто не прыгнуть во все это?
Он смотрит на меня, и теперь его очередь быть скептическим:
– Мне нравится моя жизнь, Харлоу. Она нелегкая, и нам всегда приходится в некотором роде выживать, но это мой выбор по определенным причинам. Мне нравится мой маленький дом у воды, нравится работать на лодке и обмениваться солеными шуточками с братьями, нравятся дни, когда у нас бывает нереальный улов. Такие дни делают все предшествующие неудачи такими незначительными. – Он оглядывается, проводя большими пальцами по краю стола. – Мысль о том, что приедут какие-то засранцы и будут снимать нас двадцать четыре часа три дня в неделю, вызывает у меня тошноту.
– А что об этом думают Ансель и Оливер? – спрашиваю я.
– Они не знают.
– То есть я знаю то, чего не знают они? – восклицаю я.
Он пожимает плечами:
– Трудно обсуждать такие вещи с лучшими друзьями. Я нахожусь на грани безумного решения, но через два года я могу оглянуться и подумать: да как я мог даже сомневаться? И я не хочу смущать этим людей, которые в моей жизни навсегда, если вдруг однажды пойму, насколько жалко это все выглядит. Это же понятно?
Значит, меня в своей жизни через два года он увидеть не ожидает?
Ладно, это довольно больно, и я подношу пиво ко рту, глядя в сторону:
– Очень даже понятно.
– Черт, – шепчет он, кажется, понимая, как это прозвучало. – Ты же понимаешь, что я имею в виду.
И если совсем откровенно, я понимаю. Я же тоже не говорю с ним о своей матери. Мне не нужна поддержка Финна, мне нравится, что рядом с ним я как будто становлюсь проще, могу расслабиться. Может быть, и ему как раз нравится то, что мое мнение не имеет особого значения.
Я мысленно отряхиваюсь от своей маленькой обиды и улыбаюсь ему:
– Я понимаю, что тебе кажется, как будто твоя жизнь сейчас поворачивается на сто восемьдесят градусов, но это ведь может принести с собой такие возможности, о которых ты даже не мечтал. Это может дать вашей компании имя и бренд и…
– Или превратить нас в посмешище.
– И, – продолжаю я, не обращая на него внимания, – они же дают вам лодку? Я не особо разбираюсь в рыболовстве, но могу поспорить, что она стоит столько же, сколько дом в Ла-Хойе.
– Ненамного меньше, – соглашается он. – Не знаю, я даже не уверен, что лодка, которую они покупают для нас, станет для меня моей. Это же как будто ты буквально продаешься. Но… ты не убежала, хохоча, поэтому я начинаю думать, что не таким уж безумием будет все-таки как следует обдумать все это еще раз.
– Я думаю, что безумием будет, если ты этого не сделаешь.
Он кивает и снова переключает внимание на игру. И на этот раз я уверена, что он закончил говорить.