Глава 15

Харлоу

Я ПРОСЫПАЮСЬ ВО ВТОРНИК и тут же понимаю, что у меня начались месячные, от чего, конечно, испытываю огромное облегчение… И, конечно, снова впадаю в бешенство, вспомнив, что Финн просто прыгнул в свой грузовик и уехал на север, оставив всю эту неразбериху.

Больше всего я ценила в Финне умение воспринимать все в жизни через призму того, как это влияет на его работу, друзей и семью. Только вот, видимо, это не распространяется на девушку, на которой он был женат двенадцать часов, которую любил один день и которую потенциально обрюхатил.

Но оглядываясь назад, я понимаю, почему именно это я так в нем ценила, потому что я и сама выросла на этом. Всегда заботиться обо всем самой. Не оставлять недоделанные дела. Убирать свой беспорядок. А еще, как говорил мой папа несчетное количество раз: «Беспокоиться – не значит подготовиться».

Поэтому на рассвете я еду в дом родителей, чтобы все проверить, подключиться или, как сказал бы папа, свести всех с ума своей заботой.

Папа уже встал, он ест хлопья и смотрит в окно, замерев в своей типичной позе зомби до утреннего кофе, поэтому я взлетаю наверх и забираюсь в постель к маме. Я не хочу погрязнуть в своей внутренней драме настолько, чтобы забыть о том, через что ей приходится сейчас проходить, и о том, что она по-прежнему мама, которой каждый день нужны мои объятия.

Она еще пока не потеряла волосы, но я их уже оплакиваю. Я унаследовала свою оливковую кожу от отца, но вот каштановые волосы у меня мамины, а ее рука лежит на подушке, такая же длинная и полная, как и в моем детстве. Волосы стали маминым отличительным знаком на пике ее карьеры. Однажды она даже рекламировала шампунь, после чего мы с Беллами бесконечно изводили ее шуточками про блеск и густоту волос.

– Доброе утро, Тюльпанчик, – бормочет мама сонно.

– Доброе утро, Пантин.

Она хихикает и утыкается лицом в подушку:

– Вы никогда не позволите мне забыть об этом!

– Никогда.

– Но рекламщики оплатили…

– Камеру, которой папа снял «Клетку», – подхватываю я, – что привело его на «Юниверсал» с «Уиллоу Раш», за который он и получил «Оскара». Я знаю. Я просто издеваюсь.

Но вообще-то есть нюанс, ведь именно благодаря маминой работе появились деньги на папину работу, которая помогла нашей семье подняться, и никто в данном случае не изображал из себя гордого, хотя папа один из самых гордых людей среди всех, кого я знаю. Мама родом из богатой семьи из Пасадены, а папу растила бедная мать-одиночка из Испании. Его никогда не тревожил тот факт, что его собственная карьера пошла в гору благодаря деньгам и связям Мэделин Вега. Однажды он уговорил любовь всей жизни выйти за него замуж, и только три вещи имели значение для моего отца: то, что моя мама взяла его фамилию, то, что он может сделать ее счастливой, и то, что они оба должны делать все возможное, чтобы сохранить свою любовь на всю жизнь.

– Почему парни такие дураки? – спрашиваю я.

Она смеется:

– Я уж думала, что никогда не услышу, что ты расстроена из-за парня. Даже переживала.

– Переживала, что мне больше нравятся девушки?

– Нет. – Она смеется громче. – В этом не было бы ничего плохого. Я переживала, что ты была слишком хладнокровной пожирательницей мужчин.

– Просто такого, как папа, трудно найти, – объясняю я, утыкаясь лицом ей в волосы. Через запах ее шампуня и крема для лица пробивается ее собственный запах – и он немного другой… не неприятный, но… другой. Химиотерапия и другие вещи сейчас хозяйничают в ее теле. Нельзя сказать, что я думаю об этом безостановочно, каждую минуту, но в этот момент на меня как будто физически обрушивается понимание, что моя мама больна и что весь мой мир изменился, стал не таким, как два месяца назад. И это делает мою тоску по Финну и тому чувству защищенности, которое он мне давал, очень острой, словно вспышка, и у меня перехватывает дыхание. – Было трудно воспринимать кого-либо всерьез до сих пор.

– До Финна, ты хочешь сказать?

– Да.

Она поворачивается ко мне лицом:

– Что случилось?

Я рассказываю ей в общих чертах о нашем сексе, о моей потребности отвлечься и о том, что он увлек меня слишком сильно. Рассказываю о своих настоящих чувствах и о том, что я люблю его. Она уже знает о потенциальных договоренностях с Сальваторе, но не знает, судя по всему, чем все закончилось.

– Милая, – она кладет теплую ладонь мне на щеку, – у тебя золотое сердце. Но с партнером надо обсуждать все с самого начала. Я снималась в рекламе, чтобы помочь папе, но решение об этом мы принимали вместе.

– Я понимаю, что Финн расстроился, что я не посвятила его, – говорю я. – Но не понимаю, почему он не может просто сделать шаг назад и убедиться, что это хороший план! Ну или хотя бы обсудить его со мной! Ведь мы же с Сэлом не составляли договор – он просто заинтересовался. А Финн полез в бутылку.

– Как ты думаешь, что бы сделал папа, если бы я пришла домой со съемок рекламы «Пантин» и дала бы ему чек, сказав: «Купи себе камеру, малыш»?

Я зарываюсь лицом в подушку и издаю стон:

– Ч-ч-черт.

– Что это мы тут чертыхаемся? – спрашивает с порога папа, отхлебывая кофе из кружки.

– Твоя дочь учится правилам партнерских отношений, – объясняет мама.

Он фыркает:

– Наконец-то.

– И долго вы вдвоем будете надо мной издеваться? – спрашиваю я, выбираясь из постели в притворном гневе. – Я вообще-то очень занята, у меня куча очень важных дел.

– Ты работаешь сегодня? – кричит папа мне вслед, когда я бегу вниз по лестнице, и по его тону я понимаю, что он так не думает.

Я останавливаюсь на третьей ступеньке, бросаю на папу сердитый взгляд, который он все равно не может видеть.

– Нет! – ору я в ответ.

– Позвони Финну! – доносится сверху папин голос. – Он мне нравится!

ПРОБЛЕМА ЗАКЛЮЧАЕТСЯ В ТОМ, что я не хочу звонить Финну. Я хочу поехать в Канаду, врезать ему ногой по яйцам, а затем уехать домой. Он ведет себя как большой ребенок – взял и уехал из города, показав всем задницу. Меня так и подмывает отправить ему посылку с пластмассовым палтусом, копией последнего фильма Сальваторе на диске, и упаковкой тампонов.

Я официально увольняюсь с NBС и клянусь: никто даже не замечает, что я ухожу. И если даже и замечает, то думает: избалованная голливудская девчонка не справилась с должностью девочки, подающей кофе. Сальваторе выделяет для меня кабинет в своем здании «Дель Мар», и когда я обещаю ему подавать кофе лучше всех, кто делал это до сих пор, он смеется и говорит, что это, конечно, прекрасно, но мне придется бывать с ним в Лос-Анджелесе минимум раза три в неделю, так что пусть лучше кто-нибудь другой займется кофе вместо меня.

Эта новость ошарашивает меня, взрываясь, словно хлопушка с блестками и конфетти у меня перед глазами: он не только дал мне работу – он сделал меня своим личным ассистентом. Я превратилась из подавальщицы кофе на NBC в правую руку одного из крупнейших продюсеров Голливуда. А папа даже бровью не ведет, когда я сообщаю ему эту новость.

– Я всегда знал, что это всего лишь вопрос времени, – говорит он и одаривает меня улыбкой, от которой я начинаю чувствовать себя самой яркой, самой прекрасной звездой во Вселенной.

Но даже несмотря на эти огромные изменения, несмотря на то, что неделя заполнена звонками, контрактами и покупкой офисного оборудования, целая неделя без Финна – это странно. Сотни раз я чуть было не звоню ему, чтобы просто рассказать о том, что я делала весь день, или поделиться своими восторгами по поводу работы с Сэлом. Но как только я вытаскиваю телефон из сумочки и вижу, что ни сообщений, ни звонков, ни писем от него нет, я старательно борюсь с желанием снова впустить его в свою жизнь.

Сальваторе вспоминает о нем за ланчем, спустя примерно неделю после бегства Финна из города.

– Твой парень вполне…

Я наставляю на него вилку:

– Финн не мой парень.

Сэл поднимает руки, словно сдаваясь:

– Ладно, ладно, твой друг Финн – так лучше? – молодец. Он волновался, что ремонт его лодки может оказаться дороже, чем выгода от ее использования, и сказал, что не сможет работать с нами в этот раз, но что он может предложить нам несколько отличных альтернативных вариантов в этом районе и согласен стать нашим главным консультантом на фильме.

– О? – Я теряю дар речи, но у меня бешено стучит пульс в ушах, потому что я то ли в восторге, что Финн все-таки участвует в деле и что он проявил инициативу и позвонил Сальваторе, то ли в ужасе от перспективы совершенно потерять самообладание при неминуемой встрече с ним в какой-то момент.

– На следующей неделе нам нужно будет поехать туда, чтобы посмотреть несколько шхун. – Сальваторе наблюдает, как моя вилка со звоном падает в тарелку.

– На следующей неделе? Но съемки ведь начнутся только в апреле?

– Ты теперь работаешь на меня, Тюльпанчик, – напоминает мне Сальваторе, используя мое домашнее прозвище, чтобы смягчить свой вежливый упрек. – Ты будешь мне там нужна. Или поехать в Канаду для тебя проблема?

– Разумеется, то, что происходит между мной и Финном, не имеет к этому никакого отношения. Прости, Сэл, это просто секундная слабость. Я в порядке.

Он выпячивает подбородок, изображая Крестного отца:

– Хочешь, я разобью ему морду?

– Нет, я буду в отчаянии, если ты отнимешь эту возможность у меня.

Откусив кусочек сэндвича, я жую и глотаю. И стараюсь не думать о том, как мне на самом деле нравится лицо Финна.

– Господи, надеюсь, ты не ошибся, когда доверил мне все это, – говорю я. – Я знаю этот бизнес, но… Ты уверен, что тебе не нужен кто-нибудь более опытный?

– У меня хватит опыта на двоих, – пожимает он плечами, насаживая на вилку зеленую фасоль. – Ты знаешь, как это работает, а я научу тебя быть именно такой, как мне нужно. Мне нравится твой характер, и я быстро введу тебя в курс дела. Очень трудно найти человека, который был бы, как ты, одновременно преданным, сообразительным и дерзким.

Я смотрю на Сэла с обожанием:

– Я люблю тебя, ты знаешь об этом?

– Да, да. – Он делает глоток холодного чая. – Так что у вас случилось с Финном?

Вздохнув, я бросаю салфетку на стол:

– Я… Ну я не рассказала ему о том, что говорила с тобой по поводу использования его лодок в съемках фильма с многомиллионным бюджетом, и он рассердился. И все такое.

Он поднимает на меня глаза то ли с удивлением, то ли с недоверием:

– Ты шутишь?

– Прежде чем сказать что-нибудь еще, пожалуйста, учти: я уже слышала от всех кому не лень, что я была не права. И на самом деле я себя чувствую идиоткой.

Его лицо смягчается, и он слегка пожимает плечами, прежде чем заняться своим салатом.

– И потом он просто уехал, – вздыхаю я. – Поэтому я злюсь. Это просто какое-то…

Он глотает и заканчивает фразу за меня:

– Дерьмо?

– Да.

– Что ж, у тебя будет возможность рассказать ему о своих чувствах на следующей неделе. Мы пригласим его на ланч.

Сэл встречает мой взгляд и невинно моргает ресничками.

Твою мать.

– СЕРЬЕЗНО, АНСЕЛЬ! – говорю я, протискиваясь в кабинку в «Высоком клене» во время субботнего завтрака с ребятами. – Сколько ты тратишь денег, чтобы летать туда-сюда практически каждую неделю?

– Кучу, – признается он со смехом, и эта его невероятная ямочка занимает свое место на его щеке. – Но в этот раз я прилетел на самом деле потому, что мы ищем дом.

– Э, пардон? – переспрашиваю я и подаюсь вперед, уставившись на Миа.

– О чем речь? – подхватывает Лола.

– Адский процесс закончился на этой неделе! – визжит Миа и сияет такой широкой улыбкой, что я могу пересчитать ее зубы, все до единого. – Ансель официально свободен и может искать работу здесь! И у него уже назначено собеседование в Университете Сан-Диего!

– Святые угодники, так это же потрясающе! – Я вскакиваю с места и заставляю Оливера уступить мне место, чтобы я могла обнять Миа с другой стороны. – Я так рада за вас, ребята!

Лола присоединяется к нашему девичьему кружку, и я слышу, как Ансель говорит что-то про видеокамеру и кленовый сироп.

Я выбираюсь из нашего треугольника и шлепаю Анселя по руке, а потом поправляю рубашку:

– Поверить не могу! Похоже, мы действительно сможем теперь быть все время вместе!

– Ну почти, – возражает Лола с выражением «ой как неловко!» на лице.

– А, точно. Кроме Финна, – заявляю я, и все смотрят на меня так, будто я – огромное хрупкое яйцо, которое катится к краю стола. Я начинаю смеяться – слишком громко, совершенно как сумасшедшая. И от этого неловкость становится еще больше. – Само собой, я понимаю, что его здесь нет.

Потом я добавляю непонятно зачем, просто потому, что мои губы все еще шевелятся и никто не приходит меня спасти:

– Он же уехал, не попрощавшись.

Лола фыркает и гладит меня по плечу:

– Ш-ш-ш, чокнутая.

Я снова начинаю смеяться:

– Получилось слегка с перебором, типа Гленн Клоуз, да?

– Слегка, – соглашается Ансель, смеясь.

– Я ездил к нему на прошлых выходных, – сообщает Оливер, и клянусь, у меня в голове словно взрывается бомба.

– Ты встречался с Финном?

– Да. Полетел, чтобы понять, что с ним, мать его, происходит, раз уж никто не удосужился мне об этом рассказать, – и он бросает на меня многозначительный взгляд, но потом подмигивает.

И как, понял? Вот что я имею в виду, когда говорю про бесстрастное лицо Оливера. По его реакции две недели назад я бы в жизни не сказала, что он настолько обеспокоен этим поспешным отъездом Финна, что способен оставить свой новенький магазин в руках не слишком надежного Не-Джо и полететь в Канаду, чтобы все проверить.

Я хочу сказать что-нибудь и показать всем, что меня не крючит от боли при мысли о том, что кто-то другой летал проведать Финна. И по тому, как они все смотрят на меня, я понимаю, что они ожидают от меня сейчас какой-нибудь колкости или остроты, чтобы разрядить атмосферу… Но я не могу.

На самом деле я устала злиться. Все время злиться – это очень утомительно, да и я никогда в этом особо не преуспевала. Я чертовски скучаю по Финну, скучаю по своему человеку и чувствую, как от ревности к Оливеру, потому что он видел его на этих выходных, разливается горячий румянец на моей шее.

– Ты в порядке? – мягко спрашивает Лола.

– Не совсем, – признаюсь я. – Мне нужно лететь туда на следующей неделе, чтобы посмотреть на лодки вместе с Сэлом. И мы приглашаем Финна на ланч, чтобы поблагодарить его за то, что согласился быть консультантом. Я заранее знаю, что все будет очень неловко, и мне будет сложно его видеть, потому что он так умеет вести себя отстраненно и профессионально. И от всего этого мне так грустно!

Боже, ненавижу себя за то, какой честной я становлюсь, когда чувствую отчаяние. Родители как будто натренировали меня по системе Павлова – рассказывать обо всем, что я чувствую, если это достаточно серьезные чувства, которые нельзя подвергать сарказму.

– Если тебе станет легче, – говорит Оливер, – он выглядел точно так же, как ты сейчас, когда я сказал ему, что ты приезжала его искать ко мне домой в тот день, когда он сбежал.

– А ты рассказал ему ту часть, в которой я была злая, или ту часть, где я была грустная? – уточняю я. – Потому что мне бы хотелось, чтобы он представлял меня с бензопилой в руках и в тяжелых ботинках.

Оливер смеется, качая головой, и возвращается к своим вафлям.

– Он рассказал тебе, почему разозлился?

– В общих чертах, – отвечает Оливер с набитым ртом.

– Правда ведь это слегка преувеличенная реакция, скажи? – Я даже в своем собственном голосе не слышу уверенности в том, что права.

Ансель ковыряется в своей тарелке и спрашивает:

– Он рассказывал тебе, почему бросил колледж?

– Да, вскользь. То есть мы на самом деле об этом никогда не говорили, но я знаю, что он ушел, чтобы начать рыбачить вместе с семьей.

– Не совсем так. – Ансель откладывает вилку. – Ему пришлось бросить колледж, чтобы возглавить семейный бизнес.

– Подождите, – я поднимаю руки вверх ладонями, – это было во время учебы в колледже? Я думала, это было уже после «Садись на велосипед и строй».

– Нет, – говорит Оливер. – Когда ему было девятнадцать, у его отца случился инфаркт, а год спустя – инсульт. Колтону было шестнадцать, а Леви, кажется, одиннадцать. Так что у Финна просто не было другого выхода, как взять все на себя.

– Сейчас его отцу гораздо лучше, – подхватывает Ансель. – Но он все-таки по-прежнему многого не может, поэтому Финн управляет бизнесом фактически с детских лет. Он взял отпуск на лето, чтобы поехать на велосипедах с нами, когда Колтон подрос и Финн мог позволить себе передышку, и вот съездил раз в Вегас, но если не считать этого, поездка в Сан-Диего была единственной.

Я киваю, поднимая стакан с водой дрожащей рукой. Я хочу увидеть его сейчас же, хочу поцеловать его и помочь ему все-все исправить.

– Мне на самом деле нравится то, что ты пыталась сделать, – говорит Ансель. – Когда я разговаривал с ним пару ночей назад, он сам мне рассказал об этом.

– Он много матерился при этом?

– Да в общем нет.

Я удивленно поднимаю брови. А потом перевожу взгляд на Оливера:

– Когда ты встречался с ним на выходных, он сказал тебе, что собирается делать со своим бизнесом?

Оливер склоняет голову набок, моргая:

– Харлоу.

Значит, он не собирается мне говорить. Отлично. Я иду ва-банк, забыв о гордости:

– Он хоть упоминал обо мне?

Оливер пожимает плечами:

– Не особо. Но не забывай, что мы говорим о Финне. Обычно меньше всего он говорит о том, о чем больше всего думает.

Я смеюсь. Отлично сыграно, Осси.

НАШ САМОЛЕТ приземляется в Виктории в понедельник в четыре часа пополудни, и мы с Сэлом едем в отель «Магнолия» в одном такси, обсуждая планы на следующие два дня: встречи, поездки на лодки и снова встречи. Воздух здесь пахнет океаном, этот запах не такой, как дома: он тяжелее, как будто солонее, и ветер чувствуется гораздо сильнее, от чего Сан-Диего вдруг кажется мне милым, тихим пляжным городком. А это место как будто находится на самой границе с океаном.

Я так нервничаю здесь, слишком близко к Финну, что мерзну даже на октябрьском солнце. В прошлый свой приезд я не чувствовала ничего, кроме приятного возбуждения, словно пузырики от шампанского в животе, от которого улыбалась все время поездки. Тогда я почти не заметила огромных пустых пространств между домами, того, как много здесь воды – везде. На этот раз я замечаю все. Даже когда мы обсуждаем работу, имена, которые мне нужно запомнить, информацию, которую я должна собрать для Сэла, – я замечаю все.

Финн здесь живет, а я не могу перестать об этом думать. Он живет здесь, в этом мире, в этой другой жизни – в окружении зелени и сапфировой синевы океана. Бар Фреда, и «Старбакс», и «Даунтаун Граффик» кажутся такими далекими от этого мира, что Финн, должно быть, чувствовал себя так, будто находится в Токио, когда приехал к Оливеру. Как будто в видеоигре.

А как он чувствовал себя в Вегасе, я даже представить не могу.

Мы регистрируемся, а пока ждем лифта, Сэл смотрит в свой телефон и издает короткий горловой звук.

– Что?

Он улыбается, протягивает мне свой айфон, открытый на страничке Variety, и я начинаю читать по дороге в лифт:

Канал «Приключения»

представляет братьев Робертс в шоу «Рыбаки»

Канал планирует показать два сезона беспрецедентного реалити-шоу, посвященного семье из четырех мужчин (три холостых родных брата и их отец) и их работе в рыболовной отрасли на западном побережье острова Ванкувер.

Программа с участием Стефана, Финна, Колтона и Леви Робертсов станет исследованием семейной ответственности и развития связывающих этих людей любовных и деловых отношений. Это будет рассказ о каждом из сыновей – не только о работе, но и о том, как складывается их жизнь на берегу обычно сурового Тихого океана. Именно об этом планирует делать шоу канал «Приключения», – сообщает один из продюсеров шоу, Мэтт Стивенсон-Джон. Помимо него продюсером данного шоу является Джил Манчего. Окончательные договоренности с участниками, по словам представителя канала, были достигнуты в пятницу. Съемки «Рыбаков» начнутся весной – с открытием сезона ловли лосося, а показ первой серии шоу запланировано на 1 июля.

– Вау. – Я чувствую, как вместе с этим единственным словом мою грудную клетку покидает весь воздух. Возвращая Сэлу его телефон, я говорю сдавленным голосом: – Они подписали договор.

– Похоже на то.

Я говорила Сэлу, что это возможно, поэтому он явно не особо удивлен, а вот я не знаю, как к этому относиться. Не знаю, что сказать. Не знаю, почему я так удивлена, но когда я вижу то, чего так не хотел Финн – рекламный снимок в обрамлении четкого шрифта, я оказываюсь совершенно не готова к той физической боли, которая вдруг рождается у меня в груди. Как от удара.

Я не уверена, что смогу удержаться на ногах, и поэтому прислоняюсь к стене лифта.

– У тебя все в порядке?

– Я просто. – Закрыв глаза, я делаю три глубоких вдоха, как папа учил меня делать, когда я слишком взволнована. Оливер и Ансель наверняка знали об этом, но не сказали мне. И Финн не позвонил мне. Я чувствую себя такой… незначительной. – Не ожидала, что он пойдет на это.

А на самом деле? Разве я не понимала, что он склоняется к этому варианту, понимая, что этого хочет его семья? И если он отверг предложение Сэла, что еще ему оставалось делать?

– Если тебе интересно мое мнение, то это будет потрясающее шоу, – успокаивает меня Сэл, и я знаю его достаточно, чтобы понимать, что он решил не обращать внимания на мои внутренние терзания. – Судя по тому, что я слышал, канал собирается вложить в него кучу денег. Сначала, конечно, у компании будет много расходов, связанных с семьей Финна. Но это будет отлично продаваться.

Я киваю неуверенно. Это хорошо, это просто потрясающе. Я повторяю эту мысль снова и снова.

Мы приезжаем на мой этаж, и Сэл говорит, что мы встретимся в восемь часов на следующее утро в переговорной отеля.

– Уверен, ты найдешь чем заняться, – говорит он, когда я выхожу, а он возвращается в лифт, потому что его номер находится на этаже для шикарных задниц.

– У нас на сегодня нет планов?

Если честно, учитывая то, что я только что узнала, мне больше всего хотелось бы сейчас забыться с помощью остроумия Сэла и его бесконечных историй из профессиональной сферы.

– Я ужинаю с друзьями, – сообщает он, как обычно махнув рукой.

Я успеваю только сообразить, что он это специально спланировал, чтобы у меня были свободными вечер и ночь, и выпалить: «Ах ты, задница! Ты договорился с моим папой?» – как Сэл ухмыляется, а двери лифта закрываются.

– Я не собираюсь встречаться с Финном! – кричу я все равно, пусть и в закрывающиеся двери, как раз в тот момент, когда пожилой джентльмен подходит к лифту и нажимает кнопку вызова.

– Не собираюсь, – говорю я ему и, взглянув на ключи от номера у себя руке, иду по коридору.

Я БРОСАЮ свою сумку и после недолгих поисков в телефоне почти немедленно нахожу его.

Солнце садится прямо в воду, и это так красиво, что невозможно описать словами. И мне хочется, чтобы кто-нибудь был сейчас рядом и насладился со мной этим великолепием. Небо на горизонте горит оранжевым огнем, солнце постепенно исчезает в глубокой лавандовой синеве кучевых облаков. Такси везет меня по берегу из Виктории, мимо Порт-РенФрю к дому Финна, в Бамфилд, расположенный прямо рядом с «Баркли Саунд».

Голова у меня все еще идет кругом, и я хочу сейчас его видеть больше всего на свете. Я прошу водителя высадить меня на причале, догадываясь, что, пока окончательно не стемнеет, Финн, скорее всего, будет на шхуне. Но при виде огромного количества лодок, стоящих на приколе, я понимаю, что найти его здесь будет так же трудно, как иголку в стоге сена.

Я иду по причалу, выглядывая «Линду» или кого-нибудь, кто может подсказать, как найти Финна Робертса, будущую звезду канала «Приключения». Но на пирсе пусто и тихо, и слышно только поскрипывание лодок, привязанных к кнехтам, и плеск волн, бьющихся об их борта.

Мысль о том, что многие из этих лодок стоят тут потому, что их владельцы не могут их содержать, вызывает у меня сочувствие.

– Вам нужна помощь?

Обернувшись, я вижу загорелое лицо Финна – только через двадцать лет. Я тут понимаю, что это его отец, – и не только потому, что видела его фотографию, но и потому, что Финн очень на него похож: высокий, широкоплечий, с прямой спиной, ореховые глаза смотрят твердо и уверенно, не моргая.

– Вы, должно быть, мистер Робертс?

Он пожимает мне руку, вопросительно подняв брови:

– Я – да. А вы кто?

– А я Харлоу Вега.

Лицо Стефана Робертса застывает, глаза расширяются, а потом он расплывается в сияющей улыбке:

– Что ж, дай-ка мне тебя рассмотреть!

И он это и делает.

Он берет мои руки, поднимает их в стороны и оглядывает меня с ног до головы:

– А ты и правда нечто. Он знает, что ты здесь?

Качая головой, я отвечаю:

– Понятия не имеет.

– О, тогда можешь не сомневаться. Я не лишу себя удовольствия посмотреть, как он об этом узнает.

Да, но доставит ли это такое же удовольствие другим? Поживем – увидим.

Он берет меня за руку и ведет по причалу, поворачивает налево и спускается по шаткой лесенке на пирс. Дойдя до края, мы останавливаемся перед шхуной с надписью «Линда» на корме.

– Эй, Финн, – зовет его отец. – Иди-ка сюда, что покажу.

Из-за угла высовывается чья-то светловолосая голова, и я сразу узнаю младшего брата Финна, Леви. Он выше, чем Финн, но гораздо субтильнее, и у него взъерошенные светлые волосы и детское лицо, от которых, я абсолютно убеждена, будут без ума телевизионные продюсеры.

Леви смотрит на меня пару секунд, а потом взрывается смехом:

– О, черт! Финн! Спускайся!

Слышно, как по ступенькам лестницы кто-то спускается с верхней палубы, и я вижу сначала его высокие резиновые сапоги, затем торс, обтянутый совершенно мокрой белой футболкой в масляных пятнах. В руках он держит какую-то деталь и промасленную тряпку, а футболка у него настолько мокрая, что я вижу сквозь нее во всех подробностях его грудь. Я вижу соски. Я вижу полоску волос, которая идет от пупка по животу вниз к… О господи!

Вселенная, ты просто издеваешься надо мной.

Потом появляется его лицо, и у меня внутри все замирает. Подбородок у него тоже испачкан в масле, а лицо лоснится от пота. Он сразу замечает меня, выражение его лица меняется за долю секунды – расслабленное любопытство уступает место полному замешательству:

– Харлоу?!

– Привет.

Он бросает взгляд на отца, потом на Леви и только потом снова смотрит на меня. Клянусь, когда наши глаза встречаются, сердце у меня колотится с такой силой, что я с трудом удерживаюсь от соблазна посмотреть вниз, чтобы увидеть, как трепещет от его ударов моя блузка. Он выглядит так, словно ему больно, и мне хочется спросить: «Это из-за меня? Или ты по-настоящему поранился, когда чинил свою лодку?»

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает он. Затем он осторожно кладет деталь на перила лестницы и тщетно пытается вытереть руки грязной промасленной тряпкой.

– Я работаю с Сэлом. У меня выдался свободный вечер, и поскольку ты уехал, не попрощавшись со мной, я решила, что мне стоит тебя проведать.

Он закрывает глаза, вытирая лицо тыльной стороной ладони, а его отец тихонько присвистывает и произносит:

– Об этом ты мне не рассказывал, Финн.

Финн косится на отца:

– Папа, перестань.

Мистер Робертс-старший наклоняется, целует меня в висок и бормочет:

– Пригляди за ним, солнышко.

Руки у меня трясутся, пульс бешено скачет, пока Финн идет к узкой лесенке, ведущей на причал. Развернувшись, он спускается и медленно приближается ко мне, как будто опасаясь, что я либо исчезну, либо пну его.

В своих тяжелых сапогах он кажется еще более мощным, мышцы его напряжены от многочасовой работы:

– Не ожидал увидеть тебя здесь.

– Могу себе представить, – говорю я. – Я тоже не ожидала, что ты уедешь так… внезапно.

– Ну не так уж внезапно. Ты же знала, что я должен вот-вот уехать.

Я морщусь, смотрю по сторонам, а он приближается ко мне еще на шаг, а потом останавливается.

Мне так хочется броситься к нему, взять его лицо в ладони и поцеловать! Я так скучаю по нему, и даже несмотря на злость за то, что он уехал таким образом, все равно люблю его. И мне очень плохо из-за того, что я его предала и сама обо всем договорилась с Сальваторе.

– Я слышала про шоу.

Он кивает, стаскивает с головы кепку и чешет затылок:

– Ага.

– И ты не против? – спрашиваю я. Потому что да, я все еще злюсь, и да, мне все еще хочется врезать ему так, чтобы его голос стал на пару октав выше, но, мать твою, я люблю его и хочу, чтобы у него все было хорошо.

Пожав плечами, он бормочет:

– Я все понимаю. Остальные этого очень хотели. И это разумно. Он смотрит на лодку, а затем переводит взгляд на меня: – У нас тут сегодня были журналисты.

– Это, наверное, было очень дико.

На его губах появляется невольная усмешка:

– О да.

Чайки кричат вдалеке, и этот момент кажется мне удивительно знакомым, как будто это уже было, хотя я точно знаю, что не было. Мне так спокойно рядом с ним. Мне нравится видеть его таким: около его шхуны, такого грязного и, вероятно, голодного… Мне даже больно становится от того, как сильно я хочу заботиться о нем.

– Финн? – начинаю я, и он поднимает на меня глаза, отрывая взгляд от своих рук, которые тщетно пытается оттереть от масла.

– Да?

– Я приехала сюда потому, что мне действительно было очень плохо, когда ты вот так уехал из города. Я думаю, что мне нужно было сказать тебе об этом – сглотнув, я продолжаю: – Но главное, что я хотела тебе сказать, это… я действительно очень неправильно поступила. Его брови слегка приподнимаются, но он ничего не говорит. – Я не должна была обращаться к Сэлу, не поговорив сначала с тобой. И не должна была предлагать твои лодки кому бы то ни было. Это было неправильно, и я прошу у тебя прощения.

Медленно кивнув, он произносит:

– Ладно, хорошо.

Я закрываю глаза, чувствуя острую боль в груди. Он такой закрытый. Он так явно дает мне понять, что все кончено.

– Я просто хочу, чтобы ты знал: я сделала это не потому, что думала, что тебе нужна помощь. Я сделала это потому, что в моей семье поступают именно так, когда кого-то любят. И это не была попытка спасти тебя – это была попытка спасти нас.

Он с усилием сглатывает, глаза его на мгновение задерживаются на моих губах:

– Вот как?

Я киваю:

– Да.

Я надеялась, что он скажет хоть что-нибудь еще. Надеялась, что получу от него что-то еще, кроме ничего не значащих слов. А он стоит, словно кирпичная стена в конце тупика, и всем своим видом показывает, что никаких эмоций я от него не дождусь.

Пока мы молча стоим вот так, он оглядывает меня с ног до головы, и под этим взглядом я вдруг остро осознаю, как, должно быть, выгляжу в его глазах: кремовые джинсы, темно-синий свитер, красный шарф. Наверное, я похожа на картинку из глянцевого буклета, рекламирующего однодневную прогулку на яхте. И я понимаю, что не ошиблась, когда его губы складываются в насмешливую ухмылку и он говорит:

– Ты выглядишь здесь так неуместно, Рыжик.

В животе у меня вспыхивает огонь, и я набираю побольше воздуха в грудь, так больно мне становится от его тона, от его ста восьмидесяти сантиметров и от его способности отключать эмоции, словно щелкнув выключателем. Что со мной не так? Он стал слишком значимым для меня человеком – с большой буквы Ч. И я не знаю, что теперь с этим делать.

– Я могла бы подумать то же самое о тебе, когда ты был в моем городе, – говорю я. – Но я бы никогда так не сказала. Мне слишком нравилось видеть тебя там. Мне нравилось, как ты выделялся среди других.

– Харлоу…

Я обнимаю себя руками и поворачиваюсь, чтобы уйти. Но потом останавливаюсь и оглядываюсь на него:

– Пока не забыла, – говорю я. – Я не беременна. Спасибо за беспокойство.