Глава 16

Финн

– ОНА ВЫГЛЯДЕЛА НЕ СЛИШКОМ счастливой, когда уходила, – замечает Леви, прислоняясь к стене рубки и глядя, как я поднимаюсь по трапу.

Я бормочу что-то нечленораздельное и перепрыгиваю через перила. В животе у меня как будто взорвался баллон с кислотой. Что сейчас, мать его, произошло? Как я мог позволить Харлоу уйти?

Как я мог забыть о том, что она могла забеременеть? Даже тогда это казалось не слишком реальным, потому что страх быстро прошел, его затмили наши признания, вечеринка, а потом последовавшая за ней ссора.

Я самая огромная, самая эгоистичная задница всех времен и народов.

И при одном воспоминании о том вечере, о том, как она забралась на меня, как мои руки отодвинули в сторону тончайшее кружево и как легко я скользнул в нее, как быстро мы оба достигли пика… у меня все внутри переворачивается.

Мы не просто трахались в машине. Уже тогда я любил эту девушку так сильно, что любовь сделала меня безрассудным.

Мой младший братец берет со стола свою толстовку и ключи:

– Ты все сделал, что надо?

Я готов засмеяться в ответ. Каждый день как будто добавляет новые пункты в список моих тревог. Я все еще не пришел в себя от появления Харлоу на моей лодке, и вот она уже ушла. Шхуну ремонтируют, Леви, Колтон и папа в восторге от нашего плана. Но представляют ли они себе, как будет выглядеть наша жизнь через четыре месяца, когда приедет команда телевизионщиков и начнет снимать все вокруг нас? Когда они будут ходить за нами по пятам везде, во все наши любимые места? Что будет, когда они начнут ожидать от меня свиданий с женщинами, а единственная женщина, которую я хочу, только что исчезла там, на пристани?

Я единственный, кто подписал не все пункты контракта. Я дал согласие на съемки шоу. Я поставил свою подпись на всех страницах, кроме одной: я не подписал пункт, который касается отношений с женщинами. И за это я в долгу перед Сальваторе. Видимо, этого оказалось недостаточно, чтобы сделка не состоялась, потому что после разговора с ним канал все же разместил пресс-релиз в Variety. Завтра бригада ремонтников приступает к работе. Я спокойно могу уехать из города, оставив их одних, и устроить себе передышку, но я этого не сделаю. Я буду находиться здесь каждый день, буду стоять у них за спиной и сводить их с ума. Большинство ребят, которых они наняли, местные – парни, которых я лично пригласил бы, если бы у меня были деньги на починку лодки.

– Финн? – Я смотрю, как Леви идет к трапу. – Не будь долбаным идиотом. Эта женщина красивее всех, кого я когда-либо видел в жизни, и она приехала сюда, чтобы повидать тебя.

Я почесываю щеку одной рукой и отмахиваюсь от него другой.

Она и правда выглядела потрясающе, но не только красота Харлоу сводит меня с ума. Ее страсть, ее эмоциональная честность и то, что она на десять лет младше меня – она даже младше Леви! – и я всегда посмеивался над тем, что она считает своим жизненным опытом. Но она, как оказалось, куда лучше меня умеет исправлять собственные ошибки.

Я СИЖУ НА ПОСТЕЛИ, вода после душа все еще капает с моих волос на покрывало. Уже почти полночь, но не думаю, что смогу успокоиться, пока не исправлю все. Где-то в Сан-Диего звонит телефон, и спустя целую вечность трубку берет Лорелей.

– Это канадский номер, – говорит она вместо приветствия.

Раз она сразу берет быка за рога, я делаю то же самое.

– Харлоу на меня теперь злится еще больше, да?

После небольшой паузы она произносит:

– Если ответить коротко, то да.

У меня в груди теплой волной разливается надежда:

– А если ответить более полно?

– Полный ответ? Да, она злится.

С сухим смешком я говорю:

– Спасибо, Лола. Это обнадеживает.

– А ты хочешь, чтобы я тебя обнадежила? Ей было очень нелегко сегодня явиться к тебе. Харлоу никогда не станет рисковать ради того, кого не любит. Некоторые люди считают ее эгоистичной, но на самом деле все наоборот. Она пойдет за тобой на край света, если полюбит тебя. И я абсолютно уверена, что тебя она любит. А ты, по ее словам, произнес ровно пять слов.

– Примерно так.

Раздраженно фыркнув, она рычит:

– Ты просто ублюдок.

Я снова смеюсь, перекладывая телефон к другому уху, чтобы вытереть полотенцем грудь.

– Да, это тоже довольно точно. Плохая привычка.

– Думаю, обычно это ей даже нравится. Но не тогда, когда она отдает всю себя. Я правда никогда не видела, чтобы Харлоу раньше думала о ком-нибудь из парней больше пяти минут. И никогда не видела, чтобы она была такой грустной.

Желудок у меня сжимается, и я чувствую тошноту:

– Где она остановилась?

– Не получится. Она спит.

– Я не пойду к ней сегодня. Я пойду завтра.

Почему-то мне кажется, что наш деловой ланч с Сэлом будет не самым подходящим моментом для того, чтобы нам с Харлоу поцеловаться и помириться.

– Если ты пойдешь туда и испортишь все еще больше, знай: я отрежу тебе яйца, когда ты уснешь!

– Лола. На десять секунд в трубке воцаряется тишина. Двадцать секунд. – Лола, клянусь, я не собираюсь все портить. Я, черт возьми, ее люблю.

– Отель «Магнолия» в Виктории. Номер 408.

САЛЬВАТОРЕ И ХАРЛОУ уже сидят за столиком, когда хостес подводит меня к нему.

Я никогда не бывал в ресторане «Марк» в отеле «Гранд Пасифик», но догадывался, что он выглядит именно так – как картинка из глянцевого каталога красивых туристических мест в Виктории.

Сразу понятно, что Харлоу не собирается смотреть на меня во время ланча. Сэл, увидев меня за спиной у хостес, встает, чтобы поздороваться, и Харлоу неохотно следует его примеру. Я жму ему руку, и мы садимся. По-видимому, даже Сэл не ожидает, что мы с Харлоу будем приветствовать друг друга.

Ее блокнот открыт, и она готова исполнить роль ассистента. Может быть, для кого-то другого она и могла бы отойти на второй план… хотя она просто сногсшибательна и ее трудно не заметить, так что я сомневаюсь. А для меня это и вовсе невозможно. Она такая невероятно красивая, что у меня перехватывает горло и что-то туго стягивает мою грудь. Волосы у нее распущены, на ней свитер – зеленый, как изумруд, и обтягивающие черные брюки, а еще очень сексуальные шпильки с тоненькими ремешками. Господи всемогущий, я хотел бы повесить ее фотографию в таком прикиде прямо на потолке.

Но сейчас я здесь по делу. И я действительно хочу быть консультантом в этом фильме. В моем контракте с каналом «Приключения» не сказано, что я не могу быть консультантом для фильма, но я все еще в таком ужасе этого неизведанного будущего, что цепляюсь за любую соломинку, за каждый новый контракт. И кроме того, во время нашего первого разговора Сэл сказал, что ему нужен кто-то, что может «рассказать о рыбе от А до Я», а я не знаю никого, кто мог бы сделать это более квалифицированно, чем я.

– Как шхуна? – спрашивает Сэл в качестве официального вступления, и это вызывает у меня смех. Когда я видел ее в последний раз, это было… довольно жалкое зрелище.

– Она разобрана.

Теперь смеется он – так искренне и тепло, я даже не ожидал.

Он выглядит увальнем, но говорит дельно, и я смотрю на Харлоу совсем по-другому. Этот парень очень стоящий – он влиятельный человек в Голливуде, и он взял мою девочку к себе, сделал ее своим ассистентом, своей правой рукой, потому что знает: она тоже очень дельная.

– Мои поздравления, – говорит он. – Шоу обещает быть шикарным, Финн.

– Посмотрим, – уклончиво отвечаю я. – Такого еще не было, это точно.

На мгновение наши глаза с Харлоу встречаются, и я думаю, знает ли она, о чем я думаю: что я не стал подписывать долбаный пункт об отношениях. Я вообще-то не свободен, что бы там ни думали себе продюсеры. Но она только моргает и устремляет взгляд в окно, и я вижу, как она крепко стискивает зубы. Возможно, вчера я все испортил так сильно, что даже если мне удастся найти ее потом, это уже не будет иметь значения. Надеюсь, это не так.

Официантка наполняет стаканы водой и дает нам время ознакомиться с меню. Мы с Сэлом непринужденно разговариваем обо всем: о погоде, о спорте, о том, почему я болею за «Маринерс», а не за «Блю Джейс» (потому что они были любимой командой мамы), о том, как часто я бываю на их играх (когда только могу, хотя в последнее время редко получается).

Харлоу хранит молчание, делая какие-то пометки в блокноте, и держится отчужденно, а Сэл не принуждает ее к беседе. Мне становится интересно, как много он знает о том, что между нами произошло. Мне хочется поймать ее взгляд, сказать ей без слов, только выражением лица, что ничего между нами не кончено, что я наконец все понял, что слова готовы сорваться с моих губ, но она почти не поднимает глаз.

Возвращается официантка, чтобы принять у нас заказ, и встает так близко, что ее юбка касается моей руки. Я отодвигаюсь на стуле, чтобы дать ей больше места, а Сэл жестом просит Харлоу начать.

– Я закажу на всех, пожалуй, – произносит она, и краем глаза я вижу, как Сэл с удивлением и удовлетворением косится на нее. Показывая на него, она говорит:

– Он начнет с «цезаря», потом в качестве главного блюда пусть будет «капрезе с курицей», и еще холодный чай, без сахара.

В его глазах появляется лукавая искорка.

– Вообще-то я собирался заказать стейк, малышка.

– Нет. – Она смотрит на него и подмигивает: – Мила мне сказала, никакого красного мяса.

– Вот дерьмо.

Показывая на меня, она продолжает:

– Он будет на закуску суп.

Что за черт? Она что, даже не собирается меня спрашивать?!

– Вообще-то… – начинаю я.

– И палтус на горячее. – Она посылает мне многозначительный взгляд, и сердце у меня больно сжимается при воспоминании о том прекрасном, мать его, дне на воде, который мы провели вместе. – И бокал «Шардонне».

Я растеряно моргаю:

– «Шардонне».

Сэл взрывается хохотом.

Харлоу отдает меню официантке со словами:

– Я возьму мясо с кровью и большую порцию картошки фри. – Глядя на меня, она добавляет: – И виски со льдом, чтобы все это запить».

Официантка улыбается, скользнув по мне взглядом еще раз, и уходит, забирая меню.

Харлоу поднимает глаза, ее губы кривятся в улыбке при виде моего выражения лица.

– «Шардонне»? – переспрашиваю я.

Она облизывает губы, одаривая меня милой, влажной улыбкой:

– Ты выглядишь так, будто у тебя сильная жажда.

– Я, кстати, тоже собирался заказать мясо, – говорю я, с трудом сдерживая улыбку.

– Ну ты сможешь вожделеть мой стейк, наслаждаясь своим свежевыловленным палтусом.

Сэл смотрит на нас с нескрываемым весельем, подперев подбородок кулаком:

– Публике понравится смотреть на вас двоих.

– Не получится, Сальваторе, – отрицательно качает головой Харлоу, все еще глядя прямо мне вглаза.

– Может, и получится, – возражаю я, больше не в силах сдерживать улыбку. – Учитывая, что одну определенную страницу в нашем контракте я не подписал.

На ее лице появляется выражение удивления, но она быстро прячет его. Из этого я делаю вывод, что Сальваторе, видимо, некоторые детали нашего разговора до нее не донес – в частности, о том, как я выставил себя полным дураком и сказал ему, что не могу представить себя ни с кем, кроме нее. Никогда. Харлоу для меня все. И я могу прокричать об этом с вершины горы Фейрвезер, если будет нужно.

– Ну что бы там ни было с пунктом об отношениях, мы не будем с тобой общаться ни в какой форме, пока ты не признаешь, что вчера был абсолютным мудаком.

Сэл хмыкает и подносит стакан с водой к губам, чтобы сделать глоток. Если Харлоу так делает и чувствует себя комфортно, что ж, ко всем чертям.

Я ставлю локти на стол и говорю:

– Вчера я был абсолютным мудаком.

Харлоу долго изучает мое лицо, оглядывая губы, лоб, глаза. А потом, слегка дернув одним плечиком, завершает этот идеальный момент:

– Думаю, вам с Сэлом стоит начать.

С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ работы ланч проходит с огромным успехом. У Сэла миллион вопросов, а я в состоянии ответить на них все и в придачу дать ему дополнительную информацию по вопросам, о которых он даже не задумывался. Я подписал договор на оказание услуг консультанта – с пятизначной суммой в качестве гонорара, так что сразу могу помочь ему с декорациями и отдельными деталями съемок. И я немного ошеломлен тем, как буквально за несколько дней моя жизнь изменилась и повернулась на сто восемьдесят градусов.

Что же касается Харлоу, это полный провал. Она заполняет несколько страниц блокнота записями, кажется, записывая все, что я говорю, и даже задает несколько вопросов сама, но если не считать нашего легкого флирта в самом начале встречи, она даже не смотрит на меня.

Но и это больше, чем я ожидал. Если честно, я думал, что она будет игнорировать меня все время или как минимум не будет переходить на личные вопросы при Сэле. Тот факт, что она не смогла удержаться от флирта со мной, придает мне уверенность в моем намерении поехать к ней в отель после ужина.

Когда дверь ее номера распахивается, мне кажется, что я ошибся дверью и Лола просто решила меня окончательно запутать. Но потом я понимаю, что загадочная женщина, которая мне открыла, и есть Харлоу – в огромном махровом халате, с полотенцем на голове и лицом, покрытым чем-то белым и потрескавшимся…

– Это одна из тех масок, которые удаляют излишнюю влагу, а заодно и не излишнюю? – спрашиваю я.

Она вздергивает подбородок, сужает глаза. От этого вся эта белая конструкция на лице идет трещинами.

– Чего ты хочешь, Финн?

Чего я хочу? Мне нужна она. Я хочу, чтобы она открыла дверь шире, пуская меня внутрь. Хочу потянуть за пояс у нее на талии, снять халат, поцеловать ее. Я хочу вернуть все обратно, вернуть нас, и гораздо на более долгий срок, чем двенадцать часов.

Но сначала…

– Я хочу, чтобы ты смыла эту маску, а то мне кажется, что твое лицо разламывается на части.

Со вздохом она захлопывает дверь перед моим носом.

Гостиничный коридор тянется, кажется, на километр, и я невольно задумываюсь, сколько мужчин в нем оказывались вот так перед захлопнувшейся перед их носом дверью. Это очень шикарный долбаный отель. И я думаю, что много.

Я снова стучу в дверь кулаком.

Она отвечает не сразу, после долгой паузы, как будто отошла от двери и думает, стоит ли вообще ее открывать.

Но затем дверь все-таки открывается, и Харлоу тут же уходит в сторону ванной:

– Входи. Сядь куда-нибудь, только не на кровать. Не вздумай быть милым, не вздумай раздеваться и не трогай мое нижнее белье.

Я сажусь в кресло в углу, сдерживая смех.

– Я иду смывать маску потому, что для этого пришло время, а не потому, что ты мне сказал это сделать. И если бы мне не казалось, что от нее мое лицо разваливается на куски, я бы оставила ее на все время твоего короткого визита, просто чтобы позлить тебя, гигантский ты придурок! – Она скрывается в ванной, закрывает дверь, и я слышу звук льющейся воды, когда она включает душ.

Черт возьми. Думаю, она собирается меня простить.

Харлоу выходит через десять минут, снова завернувшись в халат, но волосы у нее теперь влажные и распущенные, а лицо чистое, без следа от маски. У меня вдруг перехватывает дыхание, как будто при виде нее у меня отказывают все базовые инстинкты: дыхание, моргание, глотание… Она выглядит невероятно.

– Ты трогал мое белье? – спрашивает она, подходя к комоду.

Я с усилием открываю рот, все-таки делаю вдох и сглатываю, после чего уже могу произнести:

– Конечно. Я всеми твоими трусиками тер свою потную грудь.

Она фыркает и бросает на меня дерзкий взгляд:

– Не флиртуй со мной. Я зла на тебя.

Моя улыбка исчезает без всяких усилий с моей стороны: «Понимаю».

Достав из сумки щетку, она расчесывает волосы, глядя на меня:

– Хотя… очень трудно продолжать злиться, когда ты приходишь сюда и выглядишь вот так.

– Но это же хорошо, правда? – Я окидываю взглядом свою выцветшую футболку, свои старые джинсы «501 Ливайс», любимые старые красные кроссовки… Я не вижу ничего особенного, но то, как она смотрит на меня, заставляет меня чувствовать себя так, словно на мне смокинг.

Тугой болезненный узел у меня в груди ослабевает.

– Так легче? – тихо спрашивает она вдогонку. – Видеть меня в шикарном ресторане или шикарном номере отеля, с маской на лице – легче, чем попытаться воспринять меня как часть целого на твоей шхуне?

Узел снова затягивается.

– Я бы зол. И из-за этого вел себя как скотина.

– Я понимаю. Я же воплощенное прощение. Если кто-то, кто мне небезразличен, готов попросить прощения, я всегда сразу прощаю.

– А вот я не такой, – признаюсь я. – Ты ушла как раз в тот момент, когда я уже решил, что прощаю тебя.

Она закусывает губу и начинает ее посасывать, глаза у нее широко раскрыты, взгляд уязвимый. Я знаю, что она понятия не имеет, как выглядит сейчас в моих глазах, и от этого мне хочется разодрать себе грудную клетку, чтобы она увидела, как бьется мое сердце.

Подавшись вперед, я оглядываю комнату:

– Ты знаешь, я никогда не останавливался на ночь в отелях, кроме той поездки в Вегас.

Она застывает, задерживая дыхание:

– Даже во время вашего велосипедного пробега?

– Нет. Кто-то ночевал в гостиницах, но мы всегда останавливались либо в семьях, либо в палатках.

– Ого… это…

– Это моя жизнь. За исключением двух лет в колледже я всю ее провел здесь. Я повел себя как придурок, когда сказал, что ты выглядишь здесь неуместно. Но на самом деле я не имел в виду, что мне не нравится тебя здесь видеть. Я просто имел в виду, что мой мир не похож на твой. Не похож на тебя. – Она кладет щетку на стол и поворачивается. – Я не хожу в бар каждый четверг и не покупаю кофе в «Старбаксе» каждое утро, – продолжаю я. – Не езжу в отпуск и не могу позвонить другу-продюсеру, чтобы он вложил кучу денег в починку моей лодки.

– Теперь, наверное, можешь, – говорит она. – Твоя жизнь теперь совершенно изменится.

– Я знаю. – Я ставлю локти на колени. – Думаю, именно об этом я и говорю.

– О том, что тебе страшно?

Я смеюсь, сосредоточив все внимание на ковре:

– Может быть, не страшно. Может быть, просто это шаг в неизвестное. И тут нужно доверие.

– Но ты не должен справляться со всем этим один. Я понимаю, что накосячила в том, что касается тебя и Сэла. Но… ты ведь мне веришь?

Я поднимаю на нее глаза и киваю.

– Верю. – Она смотрит на меня, и взгляд ее смягчается. И я повторяю: – Верю абсолютно.

– Хорошо. Тогда я сейчас оденусь, и ты отведешь меня в бар для лесорубов.

Сердце у меня замирает, а потом снова возвращается к жизни. Я выпрямляюсь в своем кресле:

– Так что, можно считать, что мы вроде как все исправили?

Она кивает:

– Вроде как. – И сглотнув, добавляет: «Я люблю тебя. Нам не нужно много говорить. Я облажалась, ты облажался. И я уверена: мы будем портачить и дальше, просто в следующий раз по другому поводу.

Она берет джинсы и свитер, достает лифчик из сумки и поворачивается, как будто собирается пойти в ванную переодеваться. Не отдавая себе отчета в том, что я делаю, я вскакиваю на ноги и пересекаю комнату:

– Не одевайся!

Харлоу останавливается, прислонившись спиной к стене. Я как будто замедляюсь, и за последние несколько шагов к ней мое сердце делает, кажется, миллион торопливых ударов. А на ее горле я вижу пульсирующую жилку.

– Финн. – Она вжимается в стену, глядя, как я подхожу все ближе, так близко, что оказываюсь буквально в нескольких дюймах от нее.

– Ты любишь меня? – Я кладу ладонь на пояс ее халата.

– Да, идиот! – Она облизывает губы, а потом закусывает нижнюю. Черт, она знает, что это сводит меня с ума. – Я же тебе уже сказала это. Ты думаешь, это проходит через пару дней, как временная татуировка?

Смеясь, я наклоняюсь, отвожу в сторону тяжелую махровую ткань халата и целую ее ключицу. От нее пахнет шампунем и тем нежным, мягким запахом, который я не смогу забыть даже за миллион лет, – жимолостью и нагретым камнем, Харлоу и мной.

Я развязываю пояс у нее на талии и распахиваю халат, со стоном глядя на ее сияющую обнаженную кожу, золотистую и такую нежную.

Она закрывает глаза и хрипло стонет, когда я провожу ладонями по ее бедрам вверх, к груди, и снова обратно, притягивая ее к себе.

– Прости меня, – говорю я, уткнувшись в ее теплую шею. – Я рад, что нам не надо много обсуждать, но все-таки хочу это сказать. Прости, что я сбежал из города, прости, что не поговорил с тобой вчера. И, черт возьми, прости меня за то, что я не позвонил, чтобы узнать, не беременны ли мы.

Она слегка отталкивает меня, чтобы заглянуть мне в лицо:

– Мы?

– Черт, Харлоу, ты же не одна в этом участвовала.

Она соглашается, кивая с улыбкой:

– И ты меня прости.

– Детка, это были две недели гребаных мучений.

Она молчит, уткнувшись лицом в мою шею. Через несколько секунду она всхлипывает и кивает, и до меня доходит, что она плачет.

Я отстраняюсь немного, чтобы видеть ее, беру ее лицо в ладони:

– Эй… нет, не надо. Я…

– Я думала, все кончено, – говорит она. Я поглаживаю большими пальцами ее щеки. – Там, на лодке. Я думала, ты больше не хочешь со мной быть. И не представляла, как мне тебя забыть. Мне раньше не надо было никого забывать.

– Я бы этого не допустил.

– Но ты уехал! – Она взглядывает на меня, и по ее щекам ползут еще две слезы. – Ты просто уехал и не стал со мной разговаривать, и это было так ужасно, потому что я ведь только с тобой поняла, что нашла своего человека. И что это ты.

В груди у меня все переворачивается, и я рывком снимаю рубашку через голову, а потом прижимаю Харлоу к себе. Мне нужно почувствовать ее кожу своей, нужно, чтобы мое сердце было как можно ближе к ее сердцу, и она сбрасывает халат, прижимается ко мне, обвивает руками мою шею.

Харлоу, которую обычно видят другие, – это сила, с которой нужно считаться. А вот такой ранимой Харлоу бывает редко. Она только что призналась, что чувствует то же самое, что и я: что это оно самое, что я нашел свою девушку и что эта девушка – она. И я очень не хочу все испортить.

– Мы будем говорить всегда и обо всем, – обещает она, уткнувшись мне в плечо. – А ты никогда не бросай меня больше. Поклянись.

– Клянусь. – Я отстраняюсь и целую ее, легко, почти мимолетно коснувшись ее губ и думая, что это будет просто маленький поцелуй в знак подкрепления клятвы. Но ее рот приоткрывается, и звук, который она издает, представляет собой нечто среднее между рыданием и стоном. И, черт меня побери, это самый сексуальный звук, который я когда-либо слышал от нее, потому что он такой… настоящий.

Ее язык тут же скользит по моим губам, зубам, моему языку, и от ее умоляющих страстных постанываний у меня совершенно сносит голову. Она проводит руками вдоль моего тела вниз и прижимает ладонь к переду моих джинсов, и если я и раньше был уже возбужден, то от ее прикосновения возбуждаюсь еще больше и хочу ее так сильно, что мне как будто под кожей чиркнули спичкой.

Она расстегивает пуговицы и просовывает руку внутрь, мне под боксеры и с приглушенным стоном обхватывает ладонью мой ствол. И больше всего на свете мне нужно сейчас спустить джинсы к лодыжкам и закинуть ее ноги мне на талию.

Мне нужны ее кожа, и ее стоны, и ее горячее дыхание у меня на шее. Мне нужен ее вкус на моем языке и…

– Я принимаю таблетки, – говорит она между страстными, сосущими поцелуями. – Я начала в тот день, когда у меня начались месячные.

– Господи всемогущий, – со стоном отвечаю я. – Это самый лучший набор слов в мире за всю историю человечества!

Она смеется, стягивая с меня джинсы, и я отбрасываю их вместе с кроссовками, набрасываясь на нее и притискивая ее к стене.

– Потом я буду более терпеливым. – Я проникаю рукой между ее ног. Мои пальцы скользят по ее клитору, вниз, туда, в это невероятное тепло и влажность. О черт. – Потом я не буду торопиться, но сейчас…

– Хватит болтать, – прерывает меня она, прерывисто дыша. – Я понимаю.

Приподняв ее, я закидываю ее ноги себе на талию, и она обнимает меня ими, глядя, как я просовываю руку между нами и поглаживаю головкой члена вход в нее. Вверх-вниз, чуть-чуть, чуть-чуть, чуть-чуть внутрь и снова наружу.

– Смотри.

Она судорожно вздыхает:

– Я смотрю.

Ее тело невольно отвечает мне, когда я дразнящими движениями еле вхожу в нее и выхожу обратно, и это просто пытка наслаждением. Руки дрожат от желания ворваться в нее глубоко, но Харлоу думает, что эта дрожь вызвана напряжением и усталостью.

– Я понимаю, что этот отель для тебя – нечто новое, но в нем есть кровать.

Смеясь, я делаю два шага и опускаю Харлоу на постель, на спину, прижимая ее к себе как можно ближе, чтобы не терять контакта с ней ни на долю секунды.

Ее ноги обвиваются вокруг моих бедер, она притягивает меня к себе, направляя меня внутрь себя так чертовски медленно и страстно, что мне приходится замереть, когда мои бедра соприкасаются с ее бедрами, потому что, клянусь Богом, я могу кончить прямо сейчас, в эту самую секунду.

Она смотрит мне прямо в лицо, прямо в глаза. Наши лица так близко друг к другу, что у нас одно дыхание на двоих. Я слегка приподнимаю подбородок и целую ее, наверное, слишком сильно, но я не могу оторваться от нее. Я никогда не испытывал ничего подобного. Мне хочется сказать ей об этом, но слова кажутся слишком избитыми и плоскими. То, что я чувствую, настолько больше, чем любые банальные слова! Я не чувствовал такого никогда и ни с кем больше.

– Ты моя, – говорю я ей. – Ты для меня.

– Да. – Она кивает, ее верхняя губа покрылась капельками пота, возможно от того, что в комнате жарко, но еще и от нашего общего возбуждения, от этой потребности двигаться, и проникать все глубже, и ощущать… Я очень боюсь, что если пошевелюсь еще хотя бы один раз, то сразу кончу.

Харлоу извивается подо мной, трется об меня, насаживается на меня, а я замираю неподвижно, изо всех сил стараясь удержаться, но это проигранная битва. Нас обоих хватит ненадолго. Член у меня стоит так, что почти врезаюсь в нее. Внутри она набухшая, горячая и такая чертовски мокрая, и по румянцу, который появляется на ее груди, я точно знаю, что она кончит вот-вот, меньше чем через минуту, если продолжит тереться об меня вот так.

Она упирается пятками в кровать и выгибается, а я подхватываю ее под спину, запускаю ладони в волосы, утыкаюсь лицом в мокрые пряди. И тогда Харлоу, лежа подо мной, накрытая мною сверху и полная меня внутри, трахает меня так, как никогда в моей жизни. Вцепившись ногтями мне в ягодицы, чтобы прижать к себе как можно крепче, она выкручивается, извивается, выгибается и обхватывает меня там внутри так сильно – она такая сочная там, такая мокрая, такая приятная, такая напряженная, часто дыша мне в шею. И она двигается, рычит и трется об меня так, как ей нужно, сжимая и обхватывая мой член изнутри и насаживаясь на меня. Она принимает меня очень глубоко и прижимает губы к моему уху, словно хочет, чтобы слова, которые с них срываются, попадали прямо туда, хочет, чтобы их слышал только я.

– Как хорошо… – задыхается она. – Господи, как же хорошо…

Я едва сдерживаюсь, просто жду, слушая ее прерывистое дыхание и страстные короткие стоны, которые говорят мне о том, что она вот-вот кончит.

– Давай, – выдавливаю я из себя.

Она ахает и стонет, вцепляясь ногтями в мою кожу, и с криком облегчения кончает так сильно, что вся сотрясается у меня в руках, утягивая меня в эту пропасть вслед за собой. Я откидываюсь назад и вонзаюсь в нее, двигаясь внутри нее длинными, сильными толчками, когда начинаю кончать, и она кричит мне прямо в шею.

Я не хочу, чтобы это кончалось. Не хочу выходить из нее, но она, с ее длинными ногами, весит на восемьдесят фунтов меньше, чем я, поэтому я перекатываюсь на бок и падаю рядом с ней на кровать.

– Ты же знаешь, как отвратительны гостиничные покрывала, да? – говорит она, затаив дыхание.

Я закрываю глаза, все еще ощущая текучий огонь у себя под кожей.

– Что?

– Люди, которые занимаются сексом в отелях…

Я поспешно прижимаю ладонь к ее губам.

Она хихикает мне в руку и лижет меня, и, черт побери, я снова на ней, хватаю ее запястья и закидываю ей руки за голову, целую ее подбородок, шею, грудь. Облегчение обрушивается на меня, как порыв ветра, который распахивает окно и проносится над кроватью. Я здесь – с ней! Мой бизнес спасен, может быть, не совсем так, как мне хотелось, но мы не потеряем лодки. Моя жизнь движется вперед, и у меня есть любовь всей моей жизни – вот она, обнаженная, лежит подо мной, и все будет хорошо. Но тут я мысленно спотыкаюсь, потому что есть еще одна вещь, которую мы не обсудили:

– Как твоя мама?

Она застывает подо мной и одаривает меня взглядом, в котором читается, что, возможно, момент для того, чтобы спросить об этом, можно было выбрать и более удачным, чем сейчас, когда мое лицо спрятано между ее грудями.

– Прости, клянусь, я не думал сейчас о груди твоей мамы! Я думал о том, как мне стало легко, и о том, что все, кажется, устраивается хорошо. А потом я подумал о том, что тебе приходится сейчас переживать. Мы ведь так и не поговорили об этом.

Харлоу притягивает мое лицо к себе и целует меня так крепко, что мне приходится отстраниться, чтобы набрать воздуха.

– Спасибо, что спрашиваешь.

– Ну так как?

– Давай сначала оденемся, – предлагает она. – Мы сможем об этом поговорить за пивом.

Она встает, и я иду вслед за ней в ванную, сажусь на опущенное сиденье унитаза и глажу ладонями ее бедра, положив голову ей на живот, пока она протирает лосьоном лицо, расчесывает волосы и убирает их в небрежный пучок. Теперь к ее прежнему запаху добавились чистые ароматы ее пота и секса.

– Ты ведь сейчас думаешь о том, как любишь меня, правда? – спрашивает она.

– Да. – Я провожу ладонью по ее бедру и скольжу между ее ног. Она вздрагивает, когда я засовываю средний палец внутрь и медленно начинаю поглаживать. Целуя ее в живот, я бормочу:

– Черт. Черт. Это возбуждает.

– Что?

Я смотрю на нее снизу вверх:

– Я чувствую свою сперму в тебе.

Это вызывает у нее смех:

– Ты грязный, грязный мужлан!

Но она не отстраняется. И не может скрыть того, как ее грудь покрывается красными пятнами, а соски встают.

– Мне это нравится, – признаюсь я. Мне нравится на это смотреть. Но в этом я уже не признаюсь, сам не знаю почему. Может быть, потому, что знаю: если я скажу это вслух, мы точно сегодня вечером не выйдем из этой комнаты.

Она запускает руки мне в волосы:

– Мне тоже это нравится. Мне нравится, оказывается, очень многое, о чем я раньше не знала. – В этот момент мне хочется узнать, что она имеет в виду: секс, связывание или что-то еще, что-то больше. Сделав шаг назад, она тянется за мочалкой и снимает ее с крана:

– Но даже не думай. Ты ведешь меня в город.

ДО МОЕГО РАЙОНА от ее отеля полчаса езды, но мы, кажется, долетаем до места в считаные минуты. То, что сейчас переживает Харлоу с мамой, очень похоже на то, через что пришлось пройти мне двадцать лет назад. Только она эмоционально более зрелая, чем был тогда я, и медицина ушла далеко вперед за эти годы. Моей маме поставили диагноз, когда мне было десять лет, и я не знаю, что внушало мне больший ужас – страх потерять маму или груз ответственности, которая на меня легла в связи с ее болезнью. Леви было всего четыре года, и когда мама умерла спустя два года, мне пришлось взять на себя все домашнее хозяйство на два года, пока отец восстанавливал свой разрушенный мир, сжигая себя на работе по шестнадцать часов в сутки.

Если бы сейчас все вернуть и снова все это пережить, я бы делал то же самое, что делает Харлоу. Хотя в ее голосе я слышу сомнение: делает ли она достаточно или слишком много? Что нужно будет ее матери, когда начнется второй курс химиотерапии? Как долго ее отец сможет один заботиться о ней, прежде чем выгорит? Вот что она хочет от меня услышать.

– Ты все делаешь правильно, Рыжик. Если бы я сейчас оказался на твоем месте, я бы хотел держаться так же, как ты.

Она резко поворачивает ко мне голову.

– Правда? – шепчет она.

– Правда.

– Мне страшно. Я все время боюсь, что станет хуже.

Я паркуюсь на маленькой стоянке у бара «На причале» и глушу мотор.

– Наверное, и станет. Но ты не должна одна брать на себя ответственность за это, – говорю я и повторяю ее же слова: – Я знаю, что накосячил, когда уехал, не попрощавшись. Но ты ведь веришь мне?

Харлоу наклоняется и целует меня прямо в губы.

Для вечера вторника в баре полно народу, и я понимаю, что это из-за того, что погода просто необыкновенная. Ничто не вызывает в нашем городе такое желание пропустить стаканчик, как теплая погода в октябре, отсутствие дождя и большая рыбалка.

В «Причале» нас встречают шумом и одобрительными выкриками, меня поздравляют с участием в шоу. Черт, я ведь этого не учел. Я так был увлечен Харлоу, что совсем забыл о том, что теперь все будут воспринимать меня здесь иначе. Ведя ее под руку в глубину бара, я делаю вид, что не замечаю, как все сворачивают свои долбаные головы ей вслед.

Вопрос, который интересует всех, задает мне Ник, бармен, который за год до меня окончил старшую школу, уехал в Гарвард и потом вернулся, потому что не смог найти во всем мире лучшего места для жизни.

– Финн, кто твоя гостья?

– Я Харлоу, – отвечает она раньше, чем я успеваю что-либо сказать.

– Ты давным-давно потерянная сестра Финна? – кричит из дальнего угла бара Кеньон. – Пожалуйста, скажи, что да!

Харлоу подмигивает с притворным сожалением:

– Я невеста по переписке. Он сказал, что у него есть замок. Это правда? У него есть замок?

– Прости, детка, – смеется в ответ Кеньон. – Только шикарное телешоу и куча фанаток.

– Фанаток? – Харлоу смотрит на меня.

Я заказываю два пива и корзинку арахиса.

– Да ладно.

Я указываю ей на два пустых места за стойкой в дальнем углу бара.

Она садится и поворачивается ко мне:

– У тебя уже есть фанатки?

– Кеньон – известное трепло.

– Потому что фанатки действительно есть?

Смеясь, я объясняю:

– Сегодня в доки приходили несколько девушек, после того как вышел анонс.

– Ты имеешь в виду вот тех девушек, которые типа играют в дартс, а на самом деле пялятся на тебя? – она показывает подбородком в другой конец бара.

Я подношу пиво к губам, украдкой глядя в ту сторону, куда она показывает. Там с полдюжины девушек студенческого возраста смотрят прямо на нас.

– Да, это они.

– Они совершенно точно прочитали что-то между строк в этой статье в Variety. – Она поднимает пиво и выпивает половину стакана. – Готова поспорить, что у этого бара скоро дела пойдут гораздо лучше. Да что там у всего города скоро дела пойдут гораздо лучше! А еще могу поспорить, что у этих девушек сейчас в «Твиттере» только и разговоров, что ты тут.

Я не ожидал всего этого – что участием в шоу мы можем помочь не только самим себе. Но сейчас я просто не могу сосредоточиться ни на чем, кроме того, как она смотрит на меня. Глядя на нее, я делаю еще глоток пива:

– Ты ревнуешь?

Она смеется:

– Нет. Ты всего час назад целых две минуты выливал в меня весь свой запас семенной жидкости. Думаю, я надежно тебя держу на привязи.

– Отлично. Я тебя чертовски люблю.

Харлоу опирается на стойку и смотрит на меня:

– Давай сделаем парные татуировки.

– Да?

– Да. Русалочки. Или черепа. Выбирай.

– Русалочки?

– Ага, – кивает она. – Только представь себе все эти разговоры о твоем гигантском трезубце…

Я потираю челюсть, глядя на ее идеальные сексуальные губы. Единственные следы на ее теле будут оставаться от меня.

– Не думаю.

– А ты можешь набить себе крючок.

Из моего горла вырывается смешок.

– Я не собираюсь набивать себе крючок!

Она с легкой улыбкой молчит, соблазнительно вытянув губы трубочкой. И я наклоняюсь, чтобы ее поцеловать.

– Ты меня делаешь счастливой, – говорит она.

Черт, что за девушка.

– И ты тоже делаешь меня счастливым.

Она выпрямляется, прищуриваясь.

– На этом шоу не одна девушка будет целовать тебя и все такое. Свидания? Ладно. Но они должны быть уморительно несчастными, чтобы сделать хорошее шоу, а потом ты будешь ускользать и приходить ко мне, чтобы оставить следы от зубов по всей моей заднице.

Я моргаю, чуть не подавившись арахисом.

– Харлоу, я же сказал тебе, что не подписал этот пункт! Не буду я встречаться с женщинами во время шоу.

Я снова целую ее. И снова во мне рождается желание: шелк ее бедер под моими зубами, следы, которые мои зубы оставляют на ее мягкой, нежной коже… Откидываясь назад, я отвожу взгляд в сторону, чтобы прийти в себя.

– И тебя не заставят?

– Я думаю, они слишком рады, что мы подписали контракт. Не думаю, что Мэтт или Джайлс станут давить на меня и настаивать на том, чтобы я был один. Мне кажется, вся бизнес-история в шоу замкнется на меня, а вот за любовные треугольники будут отвечать Колт и Леви.

– Что ж, ладно, посмотрим.

– Харлоу…

Она улыбается, облизывая губы:

– То есть ты имеешь в виду, что нам не надо прятаться?

Качая головой, я спрашиваю:

– Я что, сумасшедший, чтобы на это подписываться? Я же собираюсь войти в число знаменитостей на «Последнем герое», когда мне будет сорок!»

– Ой, да ладно, это же уже в следующем году. Разве контракт не на два года?

– Ха.

– Ну по крайней мере жена у тебя будет сексуальная.

– Жена? – Сердце у меня начинает бешено колотиться. Она читает мои потаенные мысли, мои желания, мои мечты: я мечтаю о том, чтобы делить с ней постель, и дом, и всю свою жизнь.

– Ну да.

– Ты же уже была моей женой, помнишь?

Несмотря на то что случилось в Вегасе, мало к чему в жизни я отношусь так же серьезно, как к семье. Я встаю со своего стула, и она зажимает меня между согнутыми ногами.

– Так на этот раз ты действительно делаешь мне предложение?

– Просто прогнозирую. – Она кладет подбородок мне на грудь и смотрит на меня снизу вверх. – Я хочу детей.

Поцеловав кончик ее носа, я говорю:

– Я не против. Но только не сейчас, чуть попозже.

– Трое, – заявляет она.

Я качаю головой:

– Двое.

– Тогда это должны быть самые лучшие двое из возможных, а это значит, что нам нужно практиковаться.

– Каждую ночь.

– И каждый день.

Я киваю:

– Значит, снова Вегас?

Она берет мою руку и смотрит на часы:

– До десяти утра завтра у меня ничего нет.

– А мне вообще не надо завтра на работу, – подхватываю я.

Харлоу бросает на стойку двадцатку:

– Тогда, черт возьми, Солнышко, нам пора в дорогу.