Глава 14

Финн

В САН-ДИЕГО Я ДЕЛАЛ МНОГО того, что вообще-то нетипично для Финна Робертса: много спал, смотрел телевизор, покупал кофе в «Старбаксе», не работал по пятнадцать часов в день… Но вот это – ехать за рулем в лучах садящегося в воду солнца – это первое привычное мне ощущение за долгое время.

Оливер пришел домой, когда я собирался, и смотрел на меня вопросительно, стоя у дверей.

– Не хочешь выпить кофе на дорожку? – спросил он.

– Да, это было бы классно.

Между нами в последнее время возникло некоторое напряжение, и я понимаю, что если бы у Оливера был шанс, он задал бы мне сотню вопросов. В свою очередь он понимает, что у меня может быть сотня причин на них не отвечать, поэтому, когда моя сумка собрана, мы просто идем на кухню и молча стоим у кофеварки, глядя, как последние капли кофе падают в чашку.

– Этот ты не получишь, – говорит он и тянется через меня за ложкой, чтобы положить себе столько сахара, сколько нормальный человек просто не в состоянии переварить.

– Разумеется, нет. Это же кружка с Акваменом. Ты думаешь, что я вдруг ослеп?

Он косится на меня со слабой улыбкой:

– Нет, ты не получишь его потому, что нам понадобится несколько минут, чтобы приготовить следующий, а я собираюсь воспользоваться этим шансом и поговорить с тобой, пока ты не уехал.

– Ах, вот оно что!

– Я понимаю, что у тебя какие-то проблемы. – Он делает паузу, позволяя этому утверждению повисеть немножко в воздухе, пока он подходит к холодильнику и достает упаковку сливок.

Я чувствую приступ паники, боясь, что Харлоу решила мне отомстить и рассказала ему все. Но она не рассказала: я знаю это точно, независимо от того, что Оливер скажет дальше. Харлоу бывает разная: она может совать нос не в свое дело, может быть наивной, импульсивной, но предательство – это точно не про нее.

Оливер переворачивает упаковку и проверяет срок годности, потом распечатывает коробку, и все это быстро, не тратя времени зря. Как будто мы просто болтаем после работы, как будто он не дал мне только что шанс открыться ему. Которым я, разумеется, не воспользовался.

– Просто знай, что ты всегда можешь поговорить со мной.

– Я знаю, – говорю я с благодарностью за то, что он никогда не давит. – Спасибо.

Ну вот и все. Он дает мне мою чашку с кофе, а потом заключает в такие долгие объятия, которые были бы неловкими даже для Анселя. И я ухожу.

Я выезжаю из его района и еду прямо на I-5, даже ни разу не оглянувшись.

СПУСТЯ ТРИДЦАТЬ ТРИ ЧАСА и одну ужасную, бессонную ночь, проведенную в отеле, я наконец дома. Въезжаю во двор (шорох гравия под шинами звучит как колыбельная) и вижу свой дом впервые за многие недели. Так странно быть дома и видеть, каким маленьким и чужим кажется все вокруг после возвращения из огромного мира, в котором провел, кажется, вечность.

Именно в этот момент я осознаю, как сильно мой мир отличается от мира Харлоу. Насколько он тише и спокойнее. Вместо возвышающихся над головой зданий – только верхушки сосен, кристальная голубизна воды и неба, которое кажется бескрайним. Я почти полностью окружен лесом, так, что даже запах воды, идущий с заднего двора, заглушается тяжелым ароматом деревьев и гниющей листвы перед домом. Здесь нет машин, нет шума и можно гулять целыми днями и не встретить ни одного человека. Воздух влажный – здесь все влажное, и мои ботинки хлюпают, когда я иду вдоль дороги по траве, которую надо бы покосить. После нескольких недель калифорнийского солнца температура воздуха кажется мне слегка непривычной. В следующем месяце начнется сезон штормов, а в те несколько недель, что меня не было, пожелтела листва на деревьях, и теперь земля усыпана желтыми, красными и коричневыми листьями.

Я поднимаюсь на крыльцо и достаю ключи, пиная ногой листву, которая нападала кучками около коврика. Замок открывается легко, и входная дверь широко распахивается, а потом сетчатая, вторая дверь со скрипом захлопывается у меня за спиной.

Дом у меня небольшой, всего две спальни, но он чистый и уютный. Всего в нескольких шагах от задней двери находится вода. Я смог купить его в один из наших самых удачных годов и теперь благодарен предусмотрительному Финну, который сумел все просчитать и купил дом в отличие от этого придурка Колтона, который купил «Мустанг», жрущий бензин, и квартиру в Виктории.

Внутри все затхлое и заплесневелое, поэтому я бросаю сумку и иду из комнаты в комнату, открывая окна нараспашку, чтобы проветрить. Становится холодно, но зато дом почти сразу наполняется запахом морской соли и сосны. Стеклянные двери у дальней стены ведут прямо на веранду, с которой открывается вид на мили зелени и голубизны. Деревья в некоторых местах растут так густо, что подходят почти к самой кромке воды. Я оставляю дверь открытой и иду на кухню, чтобы найти что-нибудь съестное, но быстро понимаю, что совершил ошибку, не перехватив чего-нибудь по дороге из города домой: холодильник практически пуст, но мне все же удается найти банку супа и несколько персиков в кладовке. Это спасет меня от голодной смерти до завтрашнего дня, когда я смогу добраться до магазина.

Многочасовая дорога, мысли, роящиеся в голове, и недостаток сна делают свое дело. И самое большее, на что я способен, – это добрести до своей комнаты. Не закрывая окна, я раздеваюсь, откидываю одеяло и впервые за долгое время с наслаждением и благодарностью забираюсь в свою собственную постель.

ДОМ ВЫСТУЖЕН, когда я просыпаюсь. Но это и хорошо: такая тут жизнь, и свежий воздух – это как раз то, что мне сейчас нужно, чтобы подготовиться к целому дню, который мне предстоит провести на шхуне.

Ночь сна позволила моему мозгу восстановиться после всех тех раздумий, которые мучили меня по дороге. Я вскакиваю с постели и собираюсь, чувствуя удовольствие от того, что наконец-то решил для себя вопрос, как надо поступить с бизнесом. Принятое решение – это огромное облегчение, даже несмотря на то, что мой желудок слегка сжимается от волнения. Я верю в себя и моих братьев достаточно, чтобы не сомневаться: мы встанем на ноги во что бы то ни стало. Я только надеюсь, что не разрушу наши жизни. В доки я приезжаю незадолго до пяти. Соленый воздух наполняет мои легкие, и тело включает автопилот, мышцы сразу вспоминают, что нужно делать.

Ребята хорошо поработали: новые доски уложены на палубе там, где меняли проводку, и приборы в рубке, кажется, работают так, как нужно. Нет брошенного оборудования, сети убраны, и я чувствую прилив гордости за своих братьев.

– Финн? – слышу я и, повернувшись, вижу своего младшего брата, Леви, всходящего на борт.

– Я здесь, – отзываюсь я.

Он следует на мой голос и заходит внутрь, неся в руках дымящуюся кружку с кофе. Он одет в теплую клетчатую куртку, на вьющиеся волосы надвинута шапка.

– Ну, черт возьми, – говорит он, ставя чашку и заключая меня в медвежьи объятия, – с возвращением тебя, путешественник!

Видимо, в Сан-Диего я совсем размяк, потому что я вдруг замечаю, что прижимаю его к себе, когда он отстраняется, чтобы обнять покрепче.

– Спасибо, – благодарю я. – Спасибо, что занимаетесь лодками. Вы, парни, отлично поработали!

Я отпускаю его, но сначала снимаю с него шапку и ерошу его такие очаровательные светлые волосы.

Его характерная улыбка никуда не девалась. Леви всегда был улыбчивым братом, шутником, и он не разочаровывает меня и на это раз: «Колт идет следом за мной, но мы с тобой можем ускользнуть и покрасить друг другу ноготочки, если тебе это нужно».

– Пошел ты. – Я смеюсь и бросаю ему шапку обратно.

Появляется Колтон с огромным бумажным пакетом с ланчем в одной руке и яблоком в другой.

– Вы только посмотрите, кто здесь! – произносит он и обнимает меня с той же силой, что и Леви. И все как всегда: мальчики Робертс на лодке готовятся начать новый день. Только день сегодня начнется не как всегда.

– Итак, – начинаю я, снимая свою бейсболку и потирая лоб. – Я думаю, нам нужно остаться сегодня в доках.

Колтон на мгновение замирает: Почему?

Я осматриваю доки, но все еще не вижу нигде отца, который должен бы идти к лодке:

– А папа все еще дома?

– Наверное, попозже придет, – отвечает Колтон. – Как только узнает, что ты здесь.

– Что происходит, Финн? – спрашивает Леви. – Мы не будем сегодня забрасывать сети?

Я решаю собраться с духом и все им рассказать – уже не важно, в присутствии или в отсутствие отца. Надев бейсболку обратно и посмотрев на братьев по очереди, я говорю:

– Кажется, я изменил свое мнение.

Леви делает шаг ближе:

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что думаю: мы должны согласиться. – Я оглядываю Леви с ног до головы и начинаю смеяться, такая надежда написана у него на лице. – На шоу.

Мои оба брата издают восторженный вопль и сначала дают пять друг другу, а потом снова накидываются на меня с объятиями.

– Черт, да! – вопит Колтон, и его голос эхом разносится над водой. – О, это отлично, Финн! Я просто в долбаном восторге!

– А ты представляешь, что скажут люди? – спрашивает Леви, и по его улыбке не скажешь, что его это вообще волнует. – Они же забросают нас дерьмом!

– О да! Ну что же, пусть поливают нас дерьмом сколько угодно, – говорю я. – Ты сможешь помахать им ручкой с воды, потому что наш мотор работает.

– Я пошлю им долбаный воздушный поцелуй, причем на мне не будет ничего, кроме выписки с банковского счета, – добавляет Колтон.

Леви смеется:

– Не сомневаюсь, что ты так и сделаешь».

В этот момент, когда я смотрю на них, я вижу, как они отличаются от тех Леви и Колтона, которых я оставил, уезжая к Оливеру. Все было очень плохо. Возможно, я даже не понимал, насколько плохо, вплоть до вот этого момента, когда уже могу судить об этом по переменам, которые в них произошли. Они улыбаются, они счастливы, юны, полны надежды впервые за многие годы. Счастье нельзя купить за деньги, но счастье гораздо проще найти и испытать, если тебе не нужно беспокоиться о том, что ты будешь есть в следующий раз.

– Ну все. – Говорю я им, снимаю с гвоздика у двери планшет и листаю ежедневник. – Мне нужно все обдумать, чтобы, когда мы им позвоним, я мог сказать, что именно нужно починить.

Леви идет следом за мной в рубку:

– Ну расскажи же нам про Калифорнию.

– Что на самом деле означает – расскажи нам о телочках, – переводит Колтон.

– Держи себя в руках, Колт, – упрекаю я его.

Колтон смотрит на меня с таким комичным выражением невинности какого я от роду не видел.

– Все было хорошо. Классно было повидать Оливера и Анселя. Увидеть новый магазин. – Я делаю пометки в картах, добавляю сегодняшнюю дату и начинаю составлять список работ, которые нужно провести в полную очередь.

– И я видел Харлоу, – говорю я и тут же об этом жалею.

– Харлоу! – повторяет Леви с ликованием в голосе. – Ту самую Харлоу в плаще на голое тело?

Разумеется, Леви это помнит, потому что у кармы весьма специфическое чувство юмора. Леви посчастливилось подъехать к моему дому именно в тот момент, когда Харлоу садилась в такси. И он совершенно точно получал огромное удовольствие, когда делился этой информацией с остальными членами семьи.

Я смотрю на него поверх планшета:

– Да, та самая Харлоу.

– Ну, черт подери, сынок. Я бы тоже не отвечал на телефонные звонки на твоем месте!

– Кстати, насчет этого… – начинаю я.

Но Леви уже качает головой:

– Мы большие мальчики, Финн. И мы в состоянии продержаться одни какое-то время. А ты заслужил передышку, мужик.

– Точно, – отзывается Колтон.

– О’кей, ладно, – соглашаюсь я, слегка ошарашенно и не очень понимая, что ответить. – Нам нужно разобрать двигатель перед тем, как сделать решающий звонок, так что давайте за дело.

КАК БУДТО Я и не уезжал никуда. Я работаю от рассвета до заката, делая перерыв только на звонки продюсерам вместе с братьями и отцом во время обеда, чтобы сказать им наконец, что мы согласны. И это так чертовски классно – изматывать себя и работать до тех пор, пока едва стоишь на ногах, слишком усталый для того, чтобы беспокоиться или даже думать.

Но в полночь эта ясность ума идет ко всем чертям. Я просыпаюсь от сна, который слишком реален: в нем была Харлоу, сидящая на мне, смеющаяся над моей какой-то фразой. Ее обнаженная кожа слегка сияет в лучах лунного света, и когда я, пробудившись, не вижу ее, острая боль, как от кинжала, пронзает меня изнутри.

Проще лежать в постели, уставясь в потолок, чем рискнуть и снова уснуть, ведь мне снова может присниться она.

Я не знаю, что окончательно сделало наши отношения невозможными: то, что Харлоу у меня за спиной вела переговоры с Сальваторе Марином, или то, что я сегодня согласился на шоу. Но как бы то ни было, я должен смириться с тем, что у нас с ней нет будущего.

Что бы я ни думал, теперь я понимаю, что никогда не любил никого раньше, и теперь я начинаю понимать, что понятия не имею, как мне все это пережить. Я с ужасом думаю, что эта сосущая пустота у меня под ребрами никогда не исчезнет, как будто я оставил какой-то жизненно важный орган там, в Калифорнии.

ПРОХОДИТ ЧЕТЫРЕ ДНЯ с тех пор, как я видел ее, и каждый, кто скажет, что время лечит, может отправиться в задницу. Я почти не сплю, почти не ем и работаю до изнеможения.

Я связался с Сальваторе и выставил нашу маленькую шхуну на продажу, поэтому мы можем сосредоточиться на двух оставшихся больших лодках. Организаторы шоу пришлют команду механиков через неделю или около того, но я не могу сидеть спокойно и не пытаться справиться с какими-то проблемами самостоятельно. Каждое утро я прихожу в доки первым и ухожу последним. К среде мы разбираем двигатель и наконец понимаем, что проблема слишком серьезная, чтобы мы могли решить ее своими силами.

Колтон проводит всю вторую половину дня на телефоне, планируя с продюсерами ремонт, а я помогаю Леви проверять обшивку. Папа занимается сетями и комментирует каждую дырочку, когда я слышу знакомый голос: «Позвольте взойти на борт, Капитан Придурок».

Я смотрю за борт и вижу Оливера, улыбающегося мне снизу.

– Срань господня! – восклицаю я и машу ему, приглашая на шхуну, а потом смотрю, как он забирается на борт. – Какого черта ты тут делаешь?

Моя первая реакция – радость, восторг от того, что мой друг приехал вот так повидать меня. А вторая, более приземленная реакция – страх. Я ведь просто приехал к нему и уехал без всякого объяснения и даже не потрудился сообщить, что вернулся домой. А теперь я принял очень важное решение, касающееся нашего семейного бизнеса, и так и не рассказал двум своим лучшим друзьям ровным счетом ничего.

– Что-то случилось? С Анселем? С Харлоу?

Он поспешно машет головой.

– С ними все в порядке, – говорит он. – Я просто хотел поговорить с тобой.

Он заключает меня в объятия, а потом отступает, чтобы посмотреть по сторонам.

– Никогда не думал, что моя нога ступит на одну из этих лодок еще раз, – произносит он. – Тут воняет долбаной рыбой.

– О, будь я проклят!

Мы оба поворачиваемся и видим улыбающегося Колтона, который идет к нам.

– Колтон! – приветствует Оливер моего брата и пожимает ему руку. Он переводит взгляд с меня на Колтона и обратно: – Похоже, что ты скоро станешь таким же уродцем, как этот парень, бедный ты ублюдок. Как дела?

– Хорошо. На самом деле даже прекрасно. Ты слышал о шоу?

О черт.

– Э… шоу.

– Ну да, шоу на канале «Приключения», – продолжает Колтон самозабвенно. – Два долбаных сезона, Оллс! Ты можешь поверить?

– Колт, – перебиваю я, останавливая его жестом. – Я надеялся рассказать все Оливеру сам.

Оливер посылает мне улыбку, и я знаю его достаточно долго, чтобы понимать: это не улыбка, которая означает «я так счастлив за вас». Это снисходительная улыбка, которую он обычно дарит тем, кто путает «Стар Трек» с «Баком Роджерсом» или не понимает динамики отношений в любовном треугольнике между Росомахой, Джиной Грей и Циклопом.

– Отличный план, Финн. Я очень люблю узнавать новости непосредственно из источников.

Я поднимаю руку и чешу шею сзади, ожидая, пока Колтон и Оливер договорят. И снова возвращаюсь к беседе, только услышав, как Колтон спрашивает Оливера, надолго ли он приехал.

– Уезжаю завтра утром.

Колтон стонет:

– Почему же такая короткая поездка? Мы могли бы попользоваться тобой на следующей неделе, когда приедут механики и выгонят Финна с лодки.

– Очень смешно.

– Слушай, мне надо возвращаться в машинное отделение. Найди время вечерком, чтобы выпить по кружечке пива, ладно? – говорит Колтон, уходя.

Оливер кивает.

– Отлично. Рад видеть тебя, мужик! Вечером поговорим.

Мы смотрим, как Колтон заворачивает за угол и исчезает. Оливер заговаривает первым.

– Мне нравятся твои братья, – улыбается он.

– Они хорошие ребята. Они тут отлично справились, пока меня не было.

– А знаешь, кто мне сейчас НЕ нравится?

– Ансель? – догадываюсь я.

Он смеется:

– Идем-ка со мной, Финн.

Оливер спускается обратно на причал, и после недолгого колебания, когда я прикидываю, не получится ли у меня вплавь добраться до дома, я иду за ним.

Внешне Оливер выглядит таким же спокойным, как и всегда. Он из тех людей, которые держат все в себе, выдавая эмоции очень маленькими, отмеренными порциями. Тот факт, что он примчался сюда, ко мне, просто чтобы проведать меня, даже не зная о шоу… Думаю, мне будет сейчас очень больно.

Несмотря на то что солнце уже поднялось высоко, воздух остается колюче-прохладным. Ветер гуляет по лодкам со свистом, но чем дальше мы уходим от них, тем тише он становится. Тишину прорезает корабельный гудок, и Оливер поворачивается ко мне:

– Я так понимаю, что из-за этого шоу ты и уехал? И это именно из-за него ты все это время беспокоился?

Я снимаю кепку и провожу рукой по волосам:

– Харлоу тебе что-нибудь рассказала?

Какая-то часть меня даже почти хочет, чтобы это было так. Если Харлоу действительно рассказала ему, то мне не надо это делать и нет никаких причин выплескивать свои опасения и чувства наружу. Но мне не везет.

– Нет, она вообще-то сказала, что это твоя история и тебе ее и рассказывать. И я с ней согласен.

До нас доносятся плеск воды, шум маленьких волн, разбивающихся о пирс у берега, и это подчеркивает мое молчание. Мне нужно было ему рассказать. И Анселю нужно было рассказать.

– Финн, я знаю, что ты не любитель делиться. И я это понимаю. Черт возьми, после Анселя, которого невозможно заткнуть, я это даже очень ценю. Но я люблю тебя, ты мой лучший друг, и я бы не давал тебе столько шансов довериться мне, если бы мне было наплевать на то, что происходит в твоей жизни. Поговори со мной.

– Просто я не люблю обсуждать что-либо, пока не пойму, что мне нужно делать.

– Это я понимаю, – кивает Оливер. – Но судя по тому, что я приехал сюда убедиться, что с тобой все в порядке, а узнал от твоего брата, что вы уже дали согласие на участие в телешоу… – Он машет рукой, давая понять, что излишние заканчивать это предложение.

Я показываю на скамейку на краю причала, и мы идем туда в полном молчании. Садимся, и Оливер кладет руки на спинку скамейки, а я наклоняюсь вперед, поставив локти на колени и глядя вниз. Причал старый и видавший виды, но я мог бы по памяти нарисовать узор каждой доски, из которых он сколочен.

– Последние несколько месяцев дела у нас шли не лучшим образом, – говорю я. – Уловы стали меньше, цена на горючее очень высока. Люди кругом теряют все. Папа хотел закладывать дом. И я совершенно уверен, что и мне пришлось бы сделать то же самое. А ты видел мой дом, Оллс. И понимаешь, что речь идет не о каком-то серьезном капитале. Мы буквально скребли по сусекам.

– Дерьмо, – буркает Оливер.

– И вот, – продолжаю я, – месяц назад к нам явилась с визитом парочка ребят с канала «Приключение». Они хотели снимать на лодке, документировать нашу жизнь и то, что мы делаем. Снимать нас. Сначала я решил, что они издеваются. Второй моей реакцией, когда я понял, что они серьезно, было отказаться, потому что ясно же, что целью этого шоу является вовсе не рассказать о рыбалке, а показать именно нас и нашу жизнь.

– То есть жизнь четырех привлекательных, мускулистых парней из Канады, ты имеешь в виду?

– Именно, – подтверждаю я, потирая лицо ладонями. – Но ребята, мои братья и отец, они решили, что нам стоит выслушать это предложение. Они просто устали постоянно бороться за выживание, понимаешь?

Оливер кивает у меня за спиной.

– Мы поговорили, и было принято решение, что раз я единственный, кто против – а поверь мне, я был очень против! – то мне и стоит отправиться в Л-А и встретиться с организаторами шоу, обговорить все детали и вернуться домой. А дальше принять совместное окончательное решение.

– О’кей, – кивает Оливер. – Это объясняет твой приезд.

– Чем больше я думал об этом, тем больше понимал, что не хочу участвовать в шоу. Даже когда я ехал в Сан-Диего, я это понимал. Я не хотел, чтобы тех людей, которых это касается, воспринимали легкомысленно. Не хотел становиться посмешищем. Но когда я приехал в Сан-Диего и один из наших двигателей сломался… это было только начало, потом все повалилось одно за другим… так что выбор стоял или так, или потерять все. Другого способа выпутаться из этой передряги просто нет.

– Но ты мне ничего не сказал. И Анселю тоже не сказал.

Я качаю головой:

– Не сказал.

– Зато сказал Харлоу.

Я глубоко вздыхаю и смотрю вдаль. Чайка делает круг над водой, а потом пикирует вниз, ныряя клювом в океан.

– Да, – произношу я наконец.

– Наверное, я имею право злиться, что ты сказал ей, а не мне? Ты был с ней в отношениях. Сколько? Двенадцать часов? – говорит Оливер. – А мы с тобой дружим больше шести лет.

– Ты прав. Но вы с Анселем – вы постоянная часть моей жизни. А Харлоу была временной. – Оливер поднимает бровь, и я быстро добавляю: – Сначала.

– И поэтому тебе проще было поговорить с ней? С кем-то, кто едва знает тебя, поговорить было проще, чем с тем, кто знает тебя большую часть твоей взрослой жизни?

– А ты считаешь, в этом нет смысла? Я не хотел, чтобы вы знали, что происходит, пока я сам не пойму, что происходит! Я не хотел, чтобы вы изменили свое отношение ко мне.

– Ты просто упрямый, гордый идиот, Финн Робертс.

Я надеваю кепку на голову:

– Где-то я уже это слышал.

– Значит, насколько я понимаю, ты уехал, потому что выяснилось, что Харлоу сделала примерно то же самое. – Я свожу брови на переносице, не понимая. – Ну она не хотела рассказывать тебе о маме, а ты не хотел рассказывать нам о проблемах с лодками. Вы оба хотели, чтобы это было как бы отдельно.

– Нет. – Я качаю головой. До меня постепенно доходит. Он думает, что я сбежал из города потому, что Харлоу не рассказала мне о матери. Господи, неужели я действительно выгляжу настолько бездушным?

– Я уехал из города не потому, что Харлоу не рассказала мне о матери, Оливер. Ради всего святого, это было больно – из-за моей мамы. И потому, что я рассказал Харлоу все о своих проблемах, а накануне ночью мы вообще-то признались друг другу в вечной любви. Но если бы это была единственная причина, я бы не стал рубить сплеча.

– Ладно, тогда очевидно, что произошло еще что-то, а Харлоу просто такая же молчунья, как и ты.

Я тру глаза рукой.

– Я уехал из города потому, что мне надо было вернуться сюда. И еще. – Я замолкаю, глядя на него. – Я уехал потому, что был взбешен. Потому что Харлоу пыталась найти способ спасти мой бизнес и даже не посоветовалась со мной.

Оливер откидывается назад и трясет головой, давая понять, что ничего не понимает:

– Что?

Я рассказываю ему, как Харлоу договорилась с Сальваторе Марином, не предупредив меня. Как она обсуждала детали моей жизни, которая не имеет к ней отношения. Как она предложила мои лодки на несколько месяцев, даже не убедившись, что я это одобряю.

– Значит, она не сказала тебе, потому что не была уверена, что это сработает, верно? – спрашивает Оливер, и тон у него очень вежливый и любознательный, как будто он и правда просто хочет узнать, но я чувствую, что за этим тоном прячется нечто совсем другое. – Она не хотела делиться с тобой этим до того, как это стало реально и возможно?

– Да, – произношу я осторожно. – Наверное, так она бы и сказала.

– То есть точно так же, как ты не хотел рассказывать нам о том, что происходит, и об этом телешоу, пока это не стало реальной возможностью?

Я понимаю, куда он клонит, но что-то все-таки не сходится.

– Оливер, все очень запуталось. Да, мне надо было рассказать тебе обо всем, потому что ты мой друг. Но Харлоу… Она обязана была рассказать мне обо всем, потому что это касается моей долбаной жизни, так что это совсем не то же самое.

Он смотрит на воду и, кажется, обдумывает сказанное мной в долгом молчании.

– Да, это я понимаю.

Мне нечего больше сказать.

– Пойдем возьмем чертово пиво. И я обрисую тебе все детали относительно шоу.

Он кивает, встает и идет за мной по причалу к моему грузовику.

– Ты счастлив здесь без нее? – спрашивает он. – Как тебе возвращаться в пустой дом каждый день после работы?

Невесело усмехаясь, я говорю:

– Не особо.

– Ты, наверное, считаешь ее просто сволочью, раз она пыталась разрушить твой бизнес. Вот дрянь.

– Господи, Оллс, не пыталась она ничего разрушить! – инстинктивно бросаюсь я на ее защиту. – Она, наоборот, пыталась найти способ для нас.

Я останавливаюсь, поворачиваюсь и встречаю широкую самодовольную ухмылку Оливера. И говорю со стоном:

– Иди ты к черту, Осси!