Разгром

Его план заключался в следующем. Перед Ла-Рошелью находятся два небольших островка, Ре и Олерон, которые Ришелье счел нужным укрепить после недавних волнений гугенотов. Бекингем намеревался захватить их, чем убивал одновременно двух зайцев, оказывая помощь сопротивлявшейся Ла-Рошели и обеспечивая себя базой, позволявшей ему держать под прицелами своих пушек побережье Франции. Англия, таким образом, вновь становилась владычицей морей и получала доступ на континент, утраченный после потери Кале. Все это было не лишено разумности, если бы Англия обладала возможностями осуществить все эти далеко идущие замыслы.

Облачившись с большим вкусом в военный мундир, Бекингем с удовольствием выступал в роли главнокомандующего. Он спешно формировал свою армию, не брезгуя никакими способами ее комплектования: деревенских парней вылавливали и забривали в рекруты прямо с полей, городских хватали на улицах, покупали иностранных наемников, людей с тугим кошельком насильно заставляли давать займы безо всякой гарантии их возвращения, исключительно под честное слово герцога. Набранная таким образом армия представляла собой самый натуральный сброд, который беспрестанно бунтовал, предавался пьянству и грабежам, часть разбежалась еще до отплытия в поход. Французский посол уверял Ришелье в своем донесении, что полусотне французских солдат не составило бы труда справиться с тремя сотнями таких подонков.

Недостаток испытывался во всем: не хватало леса, провианта, одежды, медикаментов. Из прибывших шести тысяч голландских солдат более половины дезертировали, не получив должного содержания. Моряков не обеспечили обувью, на флоте не было даже новых флагов. Размещать на постой их было негде, и владельцев домов принудительно выселяли, дабы обеспечить этих бездомных ратников кровом. Тем не менее Бекингем продолжал лихорадочную подготовку. Подошли голландские и протестантские французские суда. Весной были сформированы пять эскадр, общим счетом около ста кораблей, и набрано около семи тысяч человек воинства. На флагманский корабль лорда-адмирала погрузили всяческие яства и имущество его светлости: двадцать костюмов (один расшитый жемчугом), скрипки, восемь верховых лошадей и шесть под упряжь, две кареты, носилки. Каюта Бекингема сверкала позолотой, пол был покрыт персидским ковром, у стенки воздвигнуто нечто вроде алтаря, обтянутого золототканой парчой, на котором стоял портрет Анны Австрийской, перед ним в золотых канделябрах горели свечи из белого воска. На мачте корабля развевался желто-черный флаг, цвета Анны Австрийской.

Французский поверенный в делах Дюмолен попытался выведать, куда же держит курс столь славное воинство, ибо официально военные действия между двумя королевствами еще не начинались. Герцог давал уклончивые ответы:

– Хотя французы придираются ко мне и хотят уничтожить, и ненавидят меня аки дьявола, я не могу помешать себе любить их.

Накануне отплытия Дюмолен явился засвидетельствовать свое почтение:

– Я вам желаю удачи и успеха, если вы отправляетесь в любое место, кроме Франции, но если вы отправляетесь туда, я могу лишь молить Господа, чтобы вы вернулись тотчас же и в добром здравии.

– Я есмь преданный слуга Христианнейшего короля, – ответил Бекингем, – я люблю и всегда любил и почитал французов. Но они меня ненавидели!

Герцог поклялся жене и матери, что не будет предводительствовать в этом походе. 13 июня он тайно покинул Лондон, не попрощавшись с семьей. Кэтрин, беременная, еще оплакивавшая недавнюю смерть их старшего сына, не могла скрыть своей горечи, которую излила в длинном письме.

«Никогда, пока я жива, я не буду более доверять вам, ни просить вас поклясться в чем бы то ни было… Именем неба заклинаю вас, не уезжайте и пожалейте меня, ибо я в сей момент чувствую себя совершенно несчастной. Если бы какая-то хворь или горе могли бы помешать вам отправиться в это путешествие, я бы с радостью вынесла их, но вы хотели этого и навсегда сделали меня несчастной, Господь да простит вас!

Ваша бедная, несчастная и покорная жена. К.»

Можно понять отчаяние несчастной глубоко любящей женщины, осознававшей, что ее муж отправляется сражаться за право обладать чужестранной королевой. Свою обиду сыну высказала и его мать, графиня Бекингем, ярая приверженица католической веры.

По прибытии в Портсмут короля Карла герцог закатил на борту своего флагмана с выразительным названием «Триумф» роскошный пир, на котором присутствовал граф де Субиз и несколько французских дворян-протестантов. Они уверяли герцога, что французы, взбешенные прекращением торговли, готовы поднять восстание, как только увидят паруса английского флота. Карл был уверен в победе, хотя разлука с фаворитом огорчала его до глубины души.

После отъезда короля герцог развил бурную деятельность. В день отъезда, прослышав, что многие офицеры затянули с выпивкой «на посошок», он сошел на берег и лично обошел все портовые таверны, немедленно отдавая под трибунал пойманных выпивох. Наконец, 27 июня флот отплыл в направлении Франции.

Согласно своему плану Бекингем направился к острову Ре, узкой полоске суши, которую защищали небольшой форт Ле-Пре и крепость Сен-Мартен. Ришелье, предвидя такую вероятность, укрепил эти сооружения и послал туда командовать одного из лучших генералов, мужественного Жана де Туарá. В его распоряжении находились две тысячи пехотинцев и двести кавалеристов.

Высадка состоялась 21 июля, причем офицерам не без труда удалось заставить солдат сойти на берег. Понеся некоторые потери, причем в основном среди офицеров, англичане рассредоточились по территории острова. Командование не сочло нужным занимать форт Ле-Пре, и воинство окружило цитадель Сен-Мартен, построенную на скале, не поддававшейся обстрелу пушечными ядрами. В крепости засел полк из Шампани под названием «Непобедимый», который не проявлял никакого желания сдаваться. Он располагал хорошим запасом амуниции и провизии. Англичане попытались взять цитадель приступом, но лестницы, по которым они планировали вскарабкаться на стены, оказались слишком короткими – это к вопросу о продуманности подготовки похода.

Началась осада, мероприятие нудное и требующее изрядного терпения и выдержки. Подобные качества были чужды герцогу. Примерно через месяц, не видя никакого продвижения, Бекингем, уже в мечтах возложивший на себя лавровый венок победителя, решил направить к Людовику ХIII тайного парламентера, дабы договориться о полюбовной сделке. Надо сказать, что в Англии сообщение об оккупации острова не вызвало обычного энтузиазма: отныне все, что было связано со «Зверем Апокалипсиса», лишь усиливало ненависть к фавориту.

В Париже парламентер предстал перед Государственным советом, где изложил предложение герцога: он уйдет с острова Ре и оставит Ла-Рошель, если Людовик ХIII примет его возвращение в Париж в качестве посла. Король заявил, что не желает «выслушивать никакого мирного предложения, пока англичане обретаются в его землях». Парламентер возвратился с пустыми руками, а вскоре королевские войска осадили Ла-Рошель. Бекингем запросил помощи у короля Карла. Тот был готов на все ради своего обожаемого Стини:

«…заверяю вас, что в любом случае я счастлив помнить о вас. Ни расстояние, ни время не смогут никогда ни ослабить, ни, тем более, умалить мою любовь к вам».

С невиданной для него энергией Карл ухитрился направить подкрепление и провизию. Лорду Холленду был отдан приказ подготовить эскадру для спасения. Задача была не из легких, ибо отношение народа к этому походу изо дня в день становилось все хуже. От фаворита начали отворачиваться даже его близкие. Весьма показательно в этом свете выглядит письмо матери Бекингема сыну:

«Я чрезвычайно сожалею, что вы бросились в такое большое дело, так мало позаботившись о ваших нуждах… Королевство не оплатит ваши расходы, всякий человек жалуется на бремя, которое несет… Втянуть все христианство в войну и затем взывать к религии, вовлекая Господа в сии омерзительные делишки, каковые столь же отдалены от Бога, сколь свет от тьмы!.. Позвольте посоветовать вам проводить больше времени в молитве и размышлении о поступках, которые понравятся тому, от которого вы столько получили… Господь благословил вас, даровав вам добродетельную супругу, прелестную дочку и, я надеюсь, другого сына, если вы не разрушите все, вступив на дурной путь. Ваша жена более не верит ни одному вашему слову, вы столько раз обманывали ее… Все, чем я обладала и обладаю, по праву принадлежит вам, но, увы! Я, с вашего согласия, потратила деньги, которые имела, и помимо этого еще тысячу фунтов, чтобы купить поместье Голдсмит Грэндж, в чем теперь раскаиваюсь. Я никогда не могла представить себе, что вам может потребоваться моя помощь».

Силы осажденных в цитадели Сен-Мартен подходили к концу и они уже были готовы сдаться на милость победителя, когда в ночь с 7 на 8 октября подошедшая под покровом темноты французская флотилия ловко воспользовалась расхлябанностью англичан, не ожидавших ее с этой стороны, и доставила осажденным провизию и подкрепление. Теперь о безоговорочной сдаче цитадели не могло быть и речи.

Надо сказать, что участие в этой кампании выявило новые неожиданные черты в характере фаворита. Бекингем проявлял истинную храбрость перед врагом; отбросил высокомерие, разделял вся тяготы походной жизни с окружающими. Теперь он уже не гнушался прислушиваться к советам опытных вояк, заботился о нуждах солдат, шел на риск для спасения раненых. Историки признают, что именно его активное участие позволило англичанам продержаться, без его присутствия армия уже давно бы разбежалась. Полковник Конуэй писал своему отцу:

«Наш генерал (говорю как перед Господом и без лести) ведет себя во всех случаях достойно восхищения, проявляя те стороны самого себя, которые оставались скрытыми по причине отсутствия подходящего случая выказать их».

Однако это произошло слишком поздно. После снабжения крепости Сен-Мартен продовольствием стало ясно, что осада потерпела крах. Надо было поскорее уносить ноги во избежание полной катастрофы, ибо среди англичан свирепствовали болезни, а постоянное недоедание самым плачевным образом сказывалось на моральном духе интервентов. Бекингем попытался воззвать к совести британских судовладельцев, предлагая им поставить провизию в обмен на соль и вино, награбленные на острове. Лишь один-единственный отчаянный храбрец отозвался на этот крик души, но мэр Бристоля запретил его судам выходить в море. Поэтому, когда военный совет принял решение убираться как можно скорее по-хорошему, не дожидаясь окончательной катастрофы, у герцога не хватило духа противоречить.

Тут переполошились жители Ла-Рошели, которые до сих пор относились к англичанам с некоторой опаской. Теперь же упование на помощь интервентов стало их единственной надеждой на спасение. Узнав, что осада с крепости Сен-Мартен снята, они приняли в город тысячу увечных воинов, прислали подкрепление в пятьсот солдат. Сильное воодушевление вызвало сообщение, что лорд Холленд наконец-то снарядил свою флотилию, причем король Карл уверял, что она без промедления отправится в путь. Узнав об этом, военный совет принял решение остаться.

Однако горизонт оставался чистым, флотилия не появлялась. Причины были все те же: недостаток практически всего, необходимого для снаряжения военного похода, постоянные поломки на кое-как построенных кораблях. В ожидании отплытия члены экипажей съели все запасы провизии, и лорду Холленду пришлось из собственного кармана оплатить покупку трех сотен баранов. Затем ветры сменились на неблагоприятные. Мучившиеся от вынужденного безделья моряки отравляли жизнь местному населению и баламутили народ, в котором уже давно зрело недовольство.

На острове же зарядили осенние дожди, что сделало жизнь интервентов совершенно невыносимой. Сжалившийся над англичанами король Дании предложил Карлу I свое посредничество в урегулировании отношений между Англией и Францией, но тот гордо отказался, подчеркнув в частном письме герцогу, сколь обширные полномочия он предоставляет в распоряжение самому Стини.

Тем временем на острове высадился авангард французского воинства числом в 2000 человек под командованием маршала Шомберга. Они заняли пустовавший форт Ле-Пре. К тому времени все бойцы Бекингема были сильно ослаблены болезнями, недоеданием и полным отсутствием перспективы сломить упорство противника.

Утром 5 ноября маршал Шомберг отдал приказ идти в атаку. Уже через два часа англичане отступили, потеряв около трехсот солдат. Бекингему не оставалось ничего другого, как отдать приказ об отступлении. Он галантно известил де Туарá, что победа остается за ним. Затем, по настоянию ларошельцев, которые хотели вывезти с острова зерно, он отложил отплытие до понедельника.

В ночь с воскресенья на понедельник маршал высадил на остров свои основные силы, следовавшие на некотором расстоянии за англичанами. Отплытие должно было происходить с небольшого островка Луа, связанного с Ре небольшим мостом, который герцог, невзирая на предупреждения, не озаботился укрепить со стороны Ре. Именно в тот момент, когда отступавшее воинство направилось на этот узкий переход, окруженный заболоченной почвой, маршал Шомберг, став во главе своих солдат, лично повел их в атаку. Зажатые между мостом, болотистой местностью и прибрежными рифами англичане попали в ловушку. Полный разброд среди них совершенно лишил отступавших способности защищаться. Французы, по свидетельству современников, «могли их убивать, топить, брать в полон, как им заблагорассудится». Добычу победителей составили 40 знамен, четыре пушки и множество пленных. Погибло две тысячи англичан. Преследование прекратилось лишь на подступах к Луа. Отплытие интервентов происходило в ужасном беспорядке. Они даже не озаботились забрать с собой награбленную на острове соль, по тем временам истинное сокровище, которое, по крайней мере, возместило бы затраты на эту безумную затею.

Бекингем последним поднялся на судно и отдал приказ освободить всех французских пленных, а нескольких пригласил отобедать с ним. Изображая из себя истинного рыцаря, он принялся восхвалять мужество коменданта цитадели Сен-Мартен де Туарá и маршала Шомберга, а Ришелье назвал «первейшим человеком в мире». Он просил передать Людовику ХIII, что «являет собой нижайшего и покорнейшего слугу его величества и, не будучи в состоянии завоевать, надеется, что судьба не лишит его возможности быть завоеванным величайшим королем мира». Трудно представить себе более галантное восхваление своего соперника.

8 ноября 1627 года потрепанный английский флот наконец-то поднял якоря. Благодарение Богу, море было тихим и ветер попутным. По дороге корабли повстречались с эскадрой лорда Холленда, на которую возлагали такие надежды.

О чем думал лорд-адмирал в роскошной каюте своего флагманского корабля? Подводил ли он итог своим неудачам, скорбел ли о судьбе погибших, страшился ли общественного мнения и размышлял, каким образом успокоить его? Ничуть не бывало! Он уже разрабатывал план взять реванш, атаковать порт Кале! Естественно его укрепляла в этих планах поддержка Карла I. 6 ноября, в самый разгар поражения на острове Ре, он получил от него вот такое письмо:

«…Каким бы ни был твой успех, ты всегда получишь наилучший прием по твоем возвращении… одним из величайших моих огорчений была невозможность обрести тебя подле меня в течение этого периода страданий, ибо мне ведомо, что мы бы взаимно смогли смягчить нашу боль… В глазах мудрых и почтенных людей ты приобретаешь этим действием ту же репутацию, как если бы ты выполнил все свои клятвы. Мне нечего добавить кроме того, что я заклинаю тебя ради моей любви заботиться о своем здоровье, ибо каждодневно я нахожу новые причины подтверждать тебе, что являюсь твоим любящим, преданным и верным другом».