Покровитель искусств

Нищета черни ничуть не заботила герцога. Он продолжал вести роскошный образ жизни в трех великолепных особняках, которыми владел в Лондоне: Уоллингфорд-хаус, Бекингем-хаус и Йорк-хаус, который он решил превратить в настоящий дворец. С этой целью он превратился в мецената. Художник Балтазар Гербье, деливший свою жизнь между Англией и Нидерландами и много поездивший по белу свету, прожужжал ему все уши рассказами о грандиозности собрания французского короля; во время приснопамятного путешествия в Испанию герцогу своими коллекциями хвастались испанские гранды, а также Филипп IV. Гербье стал агентом Бекингема, собирая по всей Европе произведения искусства, с которыми по той или иной причине намеревались расстаться их владельцы. В результате он имел возможность как-то написать герцогу: «Никому не удавалось за сорок лет собрать то, что сумели за пять лет приобрести вы».

Бекингем купил много картин во время своего пребывания в Испании; во время поездки в Париж он встретился и завязал дружбу с Рубенсом, не только выдающимся живописцем, но и видным дипломатом, выполнявшим важные поручения австрийского императора. Герцог также покровительствовал и менее известным, но одаренным художникам, свидетельством чего служат его многочисленные портреты их кисти. Бекингем не просто позировал в различных костюмах придворного, но не гнушался выступать и в роли аллегорического персонажа, например, античного бога, представляющего королю Карлу и его супруге различные жанры искусств.

Карл, во всем бравший пример с друга, бывшего для него образцом для подражания, также увлекся коллекционированием. Именно по совету Стини он приобрел за 80 000 фунтов богатейшее собрание произведений искусства герцога Мантуанского, одно из первейших в Европе. Его придворным художником стал фламандец Антонис Ван Дейк, создавший много портретов августейшего семейства Стюартов.

В 1626 году во владении Бекингема находились 19 полотен Тициана, 17 – Тинторетто, три – Джорджоне, три – Леонардо да Винчи, 13 – Веронезе, три – Рафаэля, 21 – Бассано, 13 – Рубенса. В Йорк-хаусе, отделанном в духе итальянских замков, хранились собрания гобеленов, изделий из мрамора, эмалей, рукописи, редкие книги. Устраиваемые там праздники, балеты отличались неподражаемым блеском. Бекингем появлялся на них в одеждах, осыпанных драгоценными камнями, подобно какому-то сверхъестественному сказочному созданию.

Можно представить себе, какую пищу это давало для возмущения пуритан. В скором времени появилась книжонка «Дьявол и герцог», в которой утверждалось, что король продал душу дьяволу, принявшему облик Джорджа Вильерса. Неожиданный природный катаклизм как будто подтвердил это, возникнув во время празднества, которое герцог в честь своего избрания ректором устроил для руководства Кембриджского университета в Йорк-хаусе. Разразилась буря невиданной силы, поднявшаяся вследствие нее Темза образовала черный вал высотой в десять футов, который, пенясь, ударил в Йорк-хаус. В тот же самый момент стена церкви Св. Эндрю обрушилась на кладбище, разбив гробы и расшвыряв по погосту покойников. Набожные души сочли это небесным предостережением, ниспосланным сему «Антихристу».

Проклятый французский вопрос

Пока Бекингем сражался против парламента, во Франции составился очередной комплот против Ришелье (известный в истории как «Заговор Шале»), вдохновляемый все той же неутомимой интриганкой, герцогиней де Шеврёз. Сей сговор, в котором участвовал брат короля, герцог Гастон Орлеанский, должен был привести к восстанию знати, поддерживавшей протестантов Ла-Рошели. В нем была косвенно заинтересована Анна Австрийская, чья бездетность делала ее положение чрезвычайно уязвимым. Естественно, такой мятеж нуждался в поддержке извне. Глава протестантов, граф де Субиз, бежал в Англию. Герцог Бекингем увидел в этих событиях возможность освободить даму своего сердца от тирании ненавистного супруга. Он пообещал де Субизу шесть кораблей, что дало протестантам Ла-Рошели основание возобновить гражданскую войну. Флот, снаряженный против врагов Англии, теперь должен был атаковать ее союзника. Бекингем уверил короля в несомненном успехе этой затеи. Безоговорочно веривший своему фавориту Карл никоим образом не ограничивал его свободу действий во всех сферах, будто не замечая чинимого герцогом вреда. В частности, все осложнения в своей супружеской жизни он относил за счет французского окружения Генриэтты-Марии, которое на самом деле постоянно подзуживало молодую женщину на бессмысленно бунтовские действия.

В один далеко не прекрасный день в июне король неожиданно появился в резиденции королевы Сомерсет-хаус, когда его супруга беззаботно, но совершенно невинным образом развлекалась в кругу своих приближенных. Кто-то танцевал, кто-то хохотал без удержу, стоял невообразимый шум. Разгневанный Карл увез жену из дворца и на другой день приказал, чтобы все французы из окружения королевы покинули Англию. Посол де Бленвиль попытался призвать суверена к соблюдению статей брачного договора, на что герцог без обиняков ответил, что «все эти обещания были даны с целью усыпить бдительность папы».

Далее статс-дамой королевы была назначена мать фаворита, графиня Бекингем, камер-фрау – «холопки герцога»: герцогиня Бекингем, графиня Карлайл, маркиза Хэмильтон, графиня Холленд. Генриэтта попыталась протестовать, надерзив герцогине Бекингем и отказавшись видеть своего нового метрдотеля, «парфюмера из Ломбардии».

Тем временем надежды, возлагавшиеся Бекингемом на заговор Шале, рухнули, ибо его участники были арестованы. Тем не менее кардинал Ришелье хотел избежать окончательного разрыва. Однако фаворит упорствовал в своем желании во что бы то ни стало приехать во Францию. Тем временем французская свита Генриэтты отчаянно боролась за право не покидать свою повелительницу. Они защищались от высылки столь деятельно и темпераментно, что их возбужденные крики выводили из себя лондонскую чернь, все более настраивая ее против папистов.

Карл приказал герцогу Бекингему положить конец этой буре в стакане воды:

«Стини, прошу вас приказать завтра выслать французов из города, если вы можете, без резкостей, но не теряя времени на споры. В противном случае принудите их, прогоните как диких зверей, вплоть до того, чтобы посадить их на судно и отправить к черту! Ответьте мне лишь по исполнении моего приказа».

Приказ был приведен в исполнение с жесткой бесцеремонностью, отправка французов, которых толпа осыпала площадной бранью, производилась в ужасной неразберихе, осложненной откровенным хамством привлеченных стражников. Генриэтта, узнав об отъезде своих слуг, попыталась попрощаться с ними, но король силой помешал этому. Молодая женщина бросилась к окну, разбила стекла кулачками и, захлебываясь от рыданий, кричала:

– Адье! Адье!

Трудно сказать, существовали ли какие-то сношения на сей счет между Анной Австрийской и Бекингемом, но духовник Генриэтты был твердо убежден в том, что высылка французской свиты английской королевы была следствием происков ее и Гастона Орлеанского, направленных против Ришелье.

Потерпев в очередной раз крах своих планов, фаворит твердо вознамерился начать военные действия. Как ни был он ослеплен манией собственного величия, до него все-таки дошло, что невозможно будет действовать одновременно на два фронта, против Габсбургов и против Бурбонов. Более того, его обиды в отношении Испании несколько смягчились, и он послал своего агента Балтазара Гербье в Брюссель будто бы за покупкой картин, а на самом деле позондировать почву достижения договоренности с Филиппом IV. Нельзя было представить себе ничего более непоследовательного: англо-французский союз предполагал направленность совместных усилий против Испании. Этот союз уже подорвал популярность Стюартов и манеру их правления, ибо англо-испанский альянс был бы неизбежно направлен против Франции. Пока Балтазар Гербье наводил мосты и искал нужных людей, лорду-адмиралу наконец-то удалось более или менее привести в порядок флот. Поскольку выступать против Франции было еще рано, лорду Уиллоуби был отдан приказ вновь отправиться в поход на Испанию.

Приказ был облечен в весьма туманную форму и не подкреплен какими-либо точными инструкциями, ибо в Государственном совете на сей счет не было достигнуто единого мнения. Однако сильный ураган вскоре заставил моряков вернуться к родным берегам.

Тем временем оскорбленный таким отношением к своей сестре Людовик ХIII отрядил в Лондон маршала де Бассомпьера, сподвижника покойного Генриха IV и чрезвычайно уважаемую особу, в качестве чрезвычайного посла с миссией «выразить его горечь по поводу имевшего место вероломного злодеяния». Ему был устроен роскошный прием, завершившийся дорогостоящим балом-маскарадом во дворце Бекингема, который обошелся хозяину в 6000 фунтов. По сему случаю Балтазар Гербье сочинил балет аллегорического содержания, в котором бог Нептун передавал Марии Медичи суверенитет над Ла-Маншем. Окруженная своими детьми с их соответствующими супругами – королями и королевами Франции, Испании и Англии, герцогом Cавойским, она принимала в этот круг курфюрста Пфальцского и его жену. Таким образом, было подтверждено возвращение к политике прошлого, герцог Бекингем позабыл свой гнев и был готов немедленно отправиться в Париж, дабы лично закрепить примирение и упасть к ногам Анны Австрийской. Бассомпьер с превеликим трудом уговорил его сначала получить на то согласие Людовика ХIII. Сам он поспешил вернуться в отечество, увозя с собой протокол, согласно которому Генриэтте вновь дозволялось иметь французский штат, включавший в себя епископа и дюжину священников.

Тем временем уже запущенный механизм войны только набирал обороты, и инциденты на море множились с каждым днем. Англичане задержали по обвинению в контрабанде три судна, принадлежавшие купцу из Руана. Губернатор Гиени, герцог д’Эпернон, захватил в Бордо небольшой караван английских судов с грузом вина. Атмосфера вовсе не благоприятствовала перемирию, к тому же Людовик ХIII, взбешенный желанием Бекингема вновь появиться в Париже, начисто отказался утвердить привезенный из Лондона протокол. Ришелье соответствующей запиской подтвердил нежелательность приезда герцога на основании неисполнения договора.

Это вывело из себя Бекингема, который заявил:

– Поскольку французы отказываются принять меня в качестве посла, несущего мир, я против их воли появлюсь как главнокомандующий, несущий войну!

Король Карл тут же отдал приказ захватывать все французские суда, заплывающие в английские воды.

Военные действия на континенте продолжились тем, что войска императора Австрии наголову разбили полки датского короля, не получившего вспомоществования от англичан. Со стороны Англии в ее тяжелом финансовом положении было чистым безумием из последних сил стараться ослабить Францию, чтобы очистить поле действий для Испании. Но, как верили пуритане в Англии, все это безумие совершалось для того, чтобы добраться до Анны Австрийской.

Тем временем кардинал Ришелье развернул репрессии против участников «Заговора Шале», в результате которых герцогиня де Шеврёз была отправлена в изгнание в Лотарингию. Немилость лишь удвоила силы этой неутомимой интриганки, и всего за несколько недель она составила новый заговор против Ришелье. Мадам вовлекла туда герцога Лотарингского, герцога Савойского и через свою родню, Роганов и Субизов, организовала связи между Англией и французскими протестантами. Герцог Бекингем безоговорочно принял предложенный ею план, который должен был отдать ему на милость короля Франции. Герцог Савойский должен был поднять восстание в Провансе и Дофине, герцог де Роган – в Лангедоке, герцог Лотарингский – выступить на Париж через Шампань, а англичанам предстояло высадиться в Ла-Рошели.

На близкого друга Бекингема и Мари де Шеврёз, милорда Монтегю, была возложена задача поддержания связи между основными центрами заговора: Лондоном, Нанси (столицей герцогства Лотарингского) и Турином. Лондонское Сити обязали снарядить двадцать боевых кораблей, капитаны которых получили приказ выйти в море, дабы «захватывать, топить или сжигать все встречные суда, принадлежащие королю Франции». Корабли были построены на скорую руку, команды, набранные из бродяг, недоедали, но для начала и этого оказалось достаточно. Франция не имела военного флота, так что этому сброду без труда удалось установить свое господство в Ла-Манше. Они захватили несколько купеческих судов, к которым добавились еще захваченные ларошельцами. Добыча была перегнана в Англию, а товары проданы. Лорд-адмирал наконец-то смог предъявить ощутимые плоды победы. Французский посол заявил протест, но получил от герцога весьма наглую отговорку:

– Грузы все равно испортились бы, так что лучше было продать их, а деньги отдать на правое дело, нежели потерять их.

Однако головокружение от этой легкой добычи было сильно подпорчено досадным дипломатическим провалом. Балтазар Гербье, прикрывая приобретением картин свои истинные темные делишки, из Брюсселя отправился в Париж, где через своего знаменитого собрата по кисти Рубенса передал письма от Бекингема, адресованные графу Оливаресу. Операцию надлежало провернуть срочно и в глубокой тайне, ибо это грозило грандиозным скандалом в Англии. Оливарес, получив послания от своего старого врага, возрадовался возможности отомстить и поспешил показать их послу Франции, который, естественно, известил Ришелье о двойной игре фаворита английского короля. В своих мемуарах кардинал впоследствии написал: «Сей человек отличался не только малым благородством породы, но еще меньшим благородством духа, отсутствием добропорядочности и познаний, пребывая между здравым смыслом и безумием». Еще проще выразил свое мнение государственный секретарь Англии лорд Конуэй, в сердцах в разговоре назвав Бекингема «Иудой». Французы же пошли на сближение с Испанией, получили от нее обещание предоставить флот и подписали секретный договор, о чем Оливарес, придерживаясь избранной им методы, и сообщил в Лондон. Таким образом, Англия в одиночестве оказалась в войне с самыми крупными державами континента.

Однако это ничуть не обескуражило короля и его министра. Они были настолько уверены в успехе заговора, что решили не медлить и нанести решительный удар. Им нужна была ослепительная победа, которая изменила бы облик Бекингема в глазах подданных, усмирила бы парламент, подняла престиж династии Стюартов и заставила бы Людовика ХIII пересмотреть свое отношение.

В начале 1627 года герцог решил лично возглавить поход, выступив в роли лорда-адмирала и главнокомандующего, – хотя никогда доселе не участвовал в военных действиях. Напрасно мать и жена пытались отговорить его от этой безумной затеи. Печальный опыт похода на Кадис показал, чем чревато выступление против Испании. Напротив, удар по Франции, раздираемой внутренними распрями, сулил немедленный успех.

Собственно говоря, во Франции уже шла война между королем и протестантами. Ришелье понимал, что не может сокрушить гордость феодальной знати и поднять престиж короля в глазах иностранных держав, пока у него под боком находится это «осиное гнездо». Именно так называл он порт Ла-Рошель, находившийся практически на положении вольного города, с непокорным населением, связями с заграницей и таким флотом, которого не имел король. Кардинал хотел разрушить могущество Ла-Рошели – Бекингем же, подстрекаемый союзниками герцогини де Шеврёз, стремился сохранить ее.