Театрально-тюремный роман

После этой войны началась другая, за Австрийское наследство, где в полной мере развернулся талант полководца Морица Саксонского. Поскольку описание его подвигов не является целью нашего повествования, мы только скажем, что он был удостоен всех мыслимых награды и воинских званий Франции, а в 1746 году стал подданным этого королевства. Граф Саксонский настолько поднялся в фаворе у короля и маркизы де Помпадур, что в 1747 году сумел устроить брак между дофином Франции и своей племянницей Марией-Иозефой Саксонской (1731– 1767), дочерью его сводного брата, курфюрста Саксонии и короля Польши Фридриха-Августа III и австрийской эрцгерцогини.

Единственный выживший сын Людовика ХV, Луи-Станислав (1729–1765), невзирая на юный возраст, уже был молодым вдовцом. Его супруга, урожденная испанская инфанта Мария-Терезия Бурбонская (1726–1746), скончалась в родах, и по уши влюбленный в нее дофин с юношеским пылом заявил, что никакая женщина не сможет заменить ему усопшую жену. Но корона нуждалась в наследнике, и еще не кончился положенный срок траура, как уже началось обсуждение кандидатуры его новой спутницы жизни.

В результате пятнадцатилетняя Мария-Иозефа, приятной внешности блондинка с голубыми глазами, пошла под венец с человеком, который не желал даже взглянуть на нее. Положение этой юной девушки было чрезвычайно сложным: ее свекровь, королева Франции Мария, была дочерью Станислава Лещинского, которого дед Марии-Иозефы, Август Сильный, в 1707 году сместил с польского престола. Ситуация сложилась не из легких даже для опытнейшего дипломата, но Мария-Иозефа с честью вышла из нее. К тому же у нее сначала некоторое время не было детей, затем родившиеся младенцы быстро умирали – она вынесла все испытания судьбы, сумела покорить враждебно настроенного супруга, стала любимицей двора и матерью трех королей Франции: Людовика ХVI, Людовика ХVIII и Карла Х. Она и скончалась оттого, что, преданно ухаживая за больным мужем, заразилась и ненадолго пережила его.

Любопытно письмо, которое маршал Саксонский направил матери невесты в период подготовки ее приданого. Оказалось, что этот вояка прекрасно разбирается в тонкостях женской моды, видно, опыт многолетнего раздевания девиц и дам не прошел даром:

«Вашему величеству (не забываем, что он обращается к курфюрстине Саксонии и королеве Польши) было бы неплохо снабдить принцессу несколькими штуками голландской ткани, ежели найдется таковая красивая, на атласной и золотой основе, в духе тканей Индии и Персии, потому что здесь подобных нет. Буде такие красивые ткани найдутся у армян в Варшаве, было бы неплохо закупить их.

Поскольку здесь не найти красивых мехов, было бы недурно обеспечить принцессу отменного вида накидкой, подбитой соболями, какие носят в России, длинные, теплые, они суть хорошие украшения вместе с сочетающейся с ними муфтой.

Надо только соблюсти еще одну вещь, именно чтобы портной не сделал талию слишком длинной. Сие есть ошибка, в каковую часто впадают наши портные, сие придает стесненный вид и делает юбки слишком короткими, что не в духе повелителя сей страны. Не знаю, понятно ли я разъясняю сии тонкости и моя манера изложения, вероятно, может показаться вашему величеству потешной, но я умоляю вас простить меня за мои благие пожелания…»

Но закончим это любопытное отступление от основной темы и уделим внимание одному из аспектов, весьма новаторскому для той эпохи: заботы Морица Саксонского о рядовом солдате и поддержании его боевого духа. Перу маршала принадлежит труд «Мои мечтания», в котором высказаны многие передовые для того времени мысли, в особенности касательно психологического состояния воина. Он был первым полководцем, учредившим армейский театр, каковой считал необходимым средством для развлечения солдат и подъема их боевого настроения. Было ли это далеким отголоском влияния Адриенны, своим искусством буквально переворачивавшей души людей и оказавшей на него самого столь облагораживающее влияние? Несомненно.

Была создана передвижная труппа, сопровождавшая боевые части, в состав которой, естественно, входили несколько хорошеньких певиц, танцовщиц и актрис, в обязанности которых входило также ублажение главнокомандующего. Возраст и последствия военно-полевой жизни (маршал страдал водянкой) никоим образом не повлияли на его разгульную жизнь. В ту пору у него были одновременно две фаворитки, Мари-Анна Наварр и мадмуазель Боменар, которые постоянно боролись за первенство, капризничали, ссорились и строили друг другу козни. Поскольку маршал считал себя истинным рыцарем, то во время зимних перемирий разрешал труппе давать спектакли для вражеских офицеров и солдат. Качество представлений не очень устраивало его, а потому в конце 1745 года он решил поручить формирование труппы и управление ею Шарлю-Симону Фавару (1710–1792).

Сын провинциального кондитера, поэт, драматург, либреттист, музыкант и композитор, этот служитель Мельпомены вошел в историю театра как один из создателей жанра музыкальной комедии. Однако же, помимо своих творческих талантов, он еще обладал несомненным управленческим даром, опять-таки в области театрального дела. В конце 1745 года он занимал должности директора «Опера комик» и ярмарки Сен-Жермен. 12 декабря 1745 года Шарль-Симон женился на актрисе Мари-Жюстин Деронсерэ (1727–1772), выступавшей под именем мадмуазель Шантильи в «Опера комик». Жюстин была хороша собой, обладала выдающимся комедийным дарованием, музыкальностью и огромным сценическим темпераментом. Не стоит удивляться тому, что она в столь юном возрасте уже выступала в главных ролях в столичном театре, ибо, можно сказать, была рождена на подмостках сцены: отец ее был музыкантом, а мать – актрисой в труппе бродячих комедиантов. Уже в семнадцать лет девушка с большим успехом выступала в театре Сен-Лоранской ярмарки, где в основном ставились комедийно-сатирические пьесы, как нельзя более подходившие ее дарованию. Там ее увидел Фавар и пригласил в «Опера комик». Невзирая на семнадцатилетнюю разницу в возрасте, это был брак по любви, ибо Шарль-Симон являл собой обаятельного человека весьма приятного нрава, и обоих супругов снедала одна, но пламенная страсть: любовь к театру. Фавар сам поражался изумительной способности Жюстин перевоплощаться. Он с восторгом рассказывал о том, как его жена порой в течение одного дня играла роли четырех совершенно разных персонажей (спектакли тогда ставили в основном одноактные). Актриса не чуралась и сочинения комедий: в десятитомном собрании сочинений Шарля-Симона Фавара один том включает в себя 6 пьес, принадлежащих перу Жюстин.

Итак, к Фавару явился посланник с письмом от маршала Саксонского с просьбой принять на себя руководство армейской труппой – предлагаемое жалованье превосходило все ожидания Шарля-Симона, – причем наиважнейшей задачей называлось обеспечение присутствия в труппе мадмуазель Шантильи, которую маршал видел на сцене «Опера комик» и был совершенно пленен ею.

Жюстин прекрасно была известна репутация маршала как первостатейного бабника, но актриса рассчитывала на то, что присутствие мужа оградит ее от домогательств этого великого распутника. Сначала она было согласилась, но потом передумала покидать «Опера комик», и Шарль присоединился к армейскому театру вначале один. Маршал всячески ублажал его, так что Фавар восторженно писал жене в Париж:

«Если я каждый месяц буду зарабатывать столько, сколько в этом, то вернусь в Париж с барышом в пятьдесят тысяч франков. Кроме того, у меня есть доступ к кошельку господина маршала, из которого я волен черпать столько, как того обязывают мои потребности».

Фавар не осознавал, что вся эта щедрость изливалась на него для того, чтобы умаслить Жюстин. Тем не менее труппа под его руководством пользовалась заслуженной славой, сочиненные же им песни распевали мушкетеры, идя в атаку.

Когда Жюстин в июле присоединилась к труппе, ее ожидала райская жизнь – насколько это возможно в походных условиях. Маршал снабдил супружескую парой лошадей для собственного экипажа, присылал бутылки отличного вина и еще много чего хорошего. Он ухаживал за ней с чрезвычайным почтением, в отличие от своей обычной манеры не церемониться с женщинами. Мориц осознавал, что Жюстин любит своего мужа, и, в отличие от обычной практики, решил набраться терпения и выждать. Живая и непосредственная молодая женщина напоминала ему увлечения молодости.

Время шло, но актриса не сдавалась. Она как будто играла роль, поддразнивая высокопоставленного поклонника и не даваясь ему. Затем, в прекрасный летний день Жюстин исчезла. Муж уверял, что жена заболела и познаний военных врачей ей недостаточно. Поэтому она уехала якобы в Брюссель к известному доктору.

Это стало неприятным сюрпризом для маршала, который не испытывал недостатка в ослепленных его славой и мечтавших о близости с ним женщинах, ему достаточно было поманить любую из них пальцем. Тем временем Фавар со свойственной ему сноровкой управлял театром, как будто ничего не случилось, и уверял маршала, что ему неизвестно, куда уехала его заболевшая жена. На самом деле та находилась в Париже, считая, что лучше всего скрываться от преследования в большом городе.

Естественно, тоска по исчезнувшей Жюстин совершенно не означала, что Мориц отказался от женщин. Нет необходимости перечислять имена всех актрис, которые кратковременно играли роль фавориток, но стоит упомянуть молоденькую и очень красивую Мари Ренто, по сцене мадмуазель де Верьер (1730–1775). Мари и Женевьева Ренто были дочерьми мелкого торговца, который живо смекнул, что красота девушек может успешно заменить им приданое, и отдал их учиться театральному делу. Маршал имел непродолжительную связь сначала с Женевьевой; впоследствии родители Мари пристроили ее в «Армейский театр» с явным прицелом на место фаворитки маршала. Действительно, ей удалось на год задержаться рядом с Морицем. Когда французские войска заняли Брюссель, она поселилась вместе с ним во дворце, из которого сначала испанские гранды, а затем австрийские эрцгерцоги управляли Южными Нидерландами. Но уже в мае ему пришлось отправить девицу в свой замок Пипль под Парижем, ибо она ждала ребенка. Мари стала матерью его внебрачной дочери Мари-Авроры, родившейся 18 октября 1748 года. После рождения дочери Мориц обеспечил ее рентой в сто луидоров в год, а также положил самой Мари 50 луидоров в месяц на расходы.

В тот же самый день был подписан мирный договор в Экс-ла-Шапель, причем Людовик ХV великодушно заявил, что желает «заключить мир как благородный человек, а не как торгаш», и возвратил противнику все отвоеванные у него территории и города. Таким образом, все понесенные жертвы в ходе войны, вся пролитая кровь были напрасны!

– Что ж, надо примириться с забвением! Мы подобны старым плащам: о нас вспоминают только в дождливые дни… – философски подвел итог своей боевой жизни Мориц.

И увенчанный славой маршал воцарился в подаренном ему королем замке Шамбор, средневековом, малопригодном для жилья, но отремонтированном и обставленном за счет государственной казны в соответствии с указаниями Морица. Историки очень любят приводить эпизод, когда маршалу при первоначальном осмотре замка показали оконное стекло, на котором король Франциск I алмазом нацарапал двустишие, будто бы подтверждавшее жизненное кредо Морица в любви:

Порою дама ветрена бывает,

Безумен тот, кто сердце ей вверяет.

Однако этот весьма знаменательный эпизод вряд ли имел место, поскольку сохранилось упоминание о том, что еще примерно в 1670 году Луиза де Лавальер, фаворитка Людовика ХIV, уже осознавшая, что теряет его любовь, показала ему эти строки и раздраженный Король-Солнце приказал заменить стекло чистым. Мориц так и не стал связывать себя узами брака, на вопрос маркизы де Помпадур относительно его матримониальных планов он ответил:

– По нынешним временам слишком мало мужчин, которых я желал бы иметь своими сыновьями, и слишком мало женщин, которых я желал бы иметь своей женой.

Деятельная натура страдавшего от вынужденного безделья Морица не могла примириться с отстранением от дел государственного значения. Уже в 1748 году в дипломатических кругах получила хождение идея о возвращении Морица на трон герцогства Курляндского. Однако, опочила эта затея довольно быстро. Далее сам маршал обратился с прошением к королю, прося предоставить ему суверенитет над островом Мадагаскар, куда он планировал «переселить немецкие семьи, ибо они бедны». Ничего не вышло как из этой затеи, так и подобной же с островом Тобаго.

Получивший от короля титул суверенного принца Мориц устроился в замке на жительство настоящим феодальным князьком. Все его звания и должности приносили ему доход в 100 000 ливров в год, так что в деньгах он особой нужды не испытывал. Ему было разрешено сохранить свой полк «волонтеров Сакса». Каждое утро маршал проводил учения на огромном плацу. Для солдат были построены казармы и госпиталь. На конюшнях, возведенных по проекту знаменитого архитектора Мансара, содержались четыреста чистокровных верховых лошадей и столько же тягловых. Был учрежден королевский конезавод с восемьюдесятью жеребцами-производителями. В огромном парке было не счесть озерцов, речушек, ручейков и лесных угодьев, богатых дичью, – маршал обожал охоту. Рядом располагалась деревня и десятка два ферм. На террасе замка установили шесть пушек, взятых некогда в виде военного трофея у врага и подаренных маршалу королем – такой чести до него были удостоены только Вобан и маршал Виллар. Пятьдесят улан, вооруженных пиками, денно и нощно несли караул у Королевских врат. Стены холла украшали трофейные знамена и штандарты. Двери были открыты для всех, кто желал насладиться сказочным гостеприимством маршала, начиная с представителей самой высшей аристократии и кончая писателями, художниками, актерами, музыкантами и певцами. В трапезном зале стояли два стола, один на 80 кувертов, другой – на 60.

Во исполнение своей давней мечты маршал усовершенствовал расположенный на третьем этаже донжона театр, в котором некогда Мольер давал первое представление «Мещанина во дворянстве» перед Людовиком ХIV. Все работы обошлись в 600 000 ливров; хозяин восседал напротив сцены на чем-то вроде трона. Этой сцене требовалась примадонна, и ею могла стать только Жюстин Фавар. Мари де Верьер была со скандалом изгнана из жизни Морица после того, как изменила ему с известным писателем и плодовитым автором либретто комических опер (по мнению авторитетов, решительно уступавшим в этом жанре Ш.-С. Фавару) Ж.-Ф. Мармонтелем (1723–1799). Он якобы обучал ее декламации. Мориц заявил, что не желает больше видеть ни мать, ни ребенка, и лишил Мари 50 луидоров в месяц, выдаваемых ей на расходы. Однако та быстро утешилась, вначале с богатым генеральным откупщиком Дени д’Эпине, от которого родила сына, а затем с принцем де Тюренном. До конца своей жизни она и ее сестра Женевьева вели жизнь куртизанок высокого полета, но не оставляли лицедейского ремесла, устраивая спектакли для узкого круга особ у себя на дому.

Однако афронт, полученный маршалом от мадам Фавар, уязвил его до глубины души, ибо до сей поры ни одной женщине не приходила в голову мысль отказать ему. К тому же его прельщала ее невероятная способность полностью перевоплощаться, это была женщина с тысячью лиц, невозможно было предсказать, как она поведет себя уже в следующую минуту. Мориц решил отыграться на ее муже, которому эта добродетельная упрямица была столь предана.

Поскольку армия ушла из Брюсселя, Фавар снял там зал и успешно давал представления труппы, но, привыкши черпать из бездонного кошелька маршала, вскоре оказался на мели и не смог оплатить аренду. Коммерческий суд потребовал от него в кратчайший срок уплатить значительную сумму. Не понимая, кто нанес ему этот удар, он по привычке обратился за помощью к маршалу. В ответ он получил письмо весьма откровенного содержания, в котором Мориц обещал ему хорошую работу в Польше и значительную пенсию, одновременно уверяя его, что его жена не будет ни в чем нуждаться, если маршал узнает, где она находится. Наконец-то до Фавара дошло истинное положение вещей; дабы избежать долговой тюрьмы за неуплату аренды, он сбежал в Страсбург, где зарабатывал себе на жизнь, расписывая веера.

В Париже Жюстин, зорко следившая за сменой фавориток у маршала, решила, что романчик с Ренто гарантирует ей полное спокойствие, и подписала контракт с театром «Комеди итальен». Там она быстро завоевала большой успех, но тут же с ужасом обнаружила, что ее персона не предана забвению. Замок Шамбор располагался в сорока лье от Парижа, что совершенно не являлось препятствием для скакунов чистейших кровей, коими пользовался маршал. На сей раз он не стал миндальничать и всячески ублажать актрису, а зачастил в ее уборную и прямо заявил, чего хочет от Жюстин. Прошли времена беззаботного пикирования шуточками, дело попахивало неприкрытыми угрозами.

Страх актрисы еще более усилился, когда труппу «Комеди итальен» пригласили дать представление для короля и двора в замке Фонтенбло. В Париже Жюстин жила на виду, и ее похищение наделало бы много шума, поэтому она не испытывала большого опасения, но в этом, окруженном лесом, замке могло случиться все, что угодно. Еще больший страх обуял ее, когда она узнала о прибытии маршала в сопровождении эскадрона темнокожих улан. Она сказалась больной и сбежала, на сей раз в Лотарингию, которая тогда еще была независимым герцогством. Туда же по ее просьбе приехал и муж. Супруги сочли себя в полной безопасности, но уже через сутки в гостиницу города Люневиля явилась пара полицейских с приказом доставить мадам Фавар в Фонтенбло для участия в представлении. Супруги решили, что Жюстин стоит вернуться и упасть к ногам короля и мадам де Помпадур, дабы посвятить их в эту историю.

Жюстин последовала за полицейскими, но вместо Фонтенбло ее отвезли в пригород Парижа, где заключили в монастырь урсулинок. Там ей сообщили, что она арестована по требованию отца, почтенного Дюронсерэ, ибо ее замужество с Фаваром не получило благословения родителей (возраст совершеннолетия во Франции для женщин в ту пору был установлен в 25 лет) и должно быть аннулировано. Маршал явно хорошо заплатил нищему музыканту.

Все-таки Жюстин решила не сдаваться и нашла способ отослать мужу короткую записку: «Никакие муки не заставят меня отказаться от верности тебе!» Маршалу же она отправила письмо, умоляющее его сжалиться над бедным Фаваром, совершенно не заслужившим страданий во всей этой истории. Полученный на это ответ гласил:

«Вы не хотели составить мое счастье, возможно, вы составите несчастье для себя самой и для Фавара. Я этого не желаю, но опасаюсь такого поворота событий».

Разгневанная Жюстин ответила, что ничто не заставит ее изменить решение, а мучитель всего лишь теряет время. Ее тут же перевели в монастырь с еще более суровыми порядками. Фавар же сумел укрыться от преследований полиции в подвале у деревенского кюре. На письмо от Жюстин маршал ответил весьма красноречиво:

«Вы мне говорите, что вы страдаете, и я верю сему. Вы говорите, что я выпустил когти и что нелегко из них вырваться, я также верю в сие, но я всегда прятал когти и они никогда не сделают вам больно, если вы не сделаете себе больно сама…»

Эта тягостная история длилась общим счетом три года, и, в конце концов, в феврале 1750 года настрадавшаяся Жюстин сдалась на милость победителя. Мориц выделил ей в Шамборе великолепные покои; правда, не сохранилось документов о том, насколько успешными были ее выступления в театре маршала. Зато мадам Фавар неизменно производила фурор в театре «Комеди Итальен», где выступала вплоть до своей преждевременной смерти в возрасте 44 лет. Муж пережил ее на двадцать лет, до глубокой старости не прекращая своей творческой деятельности.

30 ноября 1750 года Мориц Саксонский скончался, причем обстоятельства его смерти окутаны некой тайной – неизвестно, стала ли ее причиной простуда или ранение на дуэли с принцем де Конти. Якобы перед смертью он сказал своему доктору Сенаку:

– Доктор, жизнь – не что иное, как сон! Мой был красивым, но коротким!

В своей последней воле Мориц изъявил весьма странное желание – чтобы его тело похоронили в негашеной извести, «дабы от него не осталось никакого следа на земле». Естественно, король и слышать об этом не захотел. Хоронили героя с величайшими почестями, но поскольку он был протестантом, то погребли в церкви Св. Фомы города Страсбурга, а на могиле через 27 лет установили роскошный памятник, созданный скульптором Пигалем.

Дочь маршала от Мари Ренто взяла под свое покровительство его племянница, дофина, и в шестилетнем возрасте девочка была узаконена под именем Мария-Аврора Саксонская. Ее забрали от матери, воспитывалась она сначала в монастыре урсулинок, а затем в институте благородных девиц, «Королевском доме Св. Людовика», основанном морганатической супругой Людовика ХIV, маркизой де Ментенон. Король пожаловал Авроре пенсию в размере 800 ливров в год. В 1766 году ее выдали замуж за графа д’Орна, но через полгода тот был убит на дуэли. Пенсионных денег не доставало для прожитья, дофина-покровительница умерла, и Аврора вернулась под один кров с матерью. В 1775 году Мари Ренто скончалась, и Аврора была вынуждена поселиться в монастыре – это был единственный способ проживания для одинокой вдовы. В монастыре ее часто навещал 62-летний Луи-Клод Дюпен де Франсёй, бывший любовник ее тетки Женевьевы, за которого Аврора в 1777 году вышла замуж и родила сына. Ее внучкой была Аврора Дюдеван, в миру известная как писательница Жорж Санд (1804–1876), одна из страстных проповедниц женского равноправия. В жизни она вела себя весьма свободно и прославилась не только множеством сочиненных ею романов (полное собрание ее сочинений насчитывает 105 томов), но и любовными историями с известными деятелями искусства того времени: писателем Ж. Сандо, пианистом и композитором Ф. Шопеном, поэтом А. Мюссе, гравером А. Мансо. В возрасте 60 лет она пережила страстный роман с художником Жоржем Маршалем, который был на 20 лет моложе ее. Между прочим, она любила театр, создала много пьес и даже устроила небольшой театральный зал в своем родовом поместье Ноан, где ставились спектакли.

Как это ни странно, но сюжеты, связанные с маршалом Саксонским, оказались весьма популярны для театра. Со сцены не сходит драма Э. Скриба и Э. Легуве «Адриенна Лекуврёр» (ее, например, ставил с большим успехом режиссер А. Таиров), по мотивам которой итальянский композитор А. Чилеа написал в 1926 году одноименную оперу. Ее многократно ставили ведущие оперные театры мира с участием самых знаменитых певцов, причем исполненная страсти ария принцессы де Буйон в исполнении меццо-сопрано часто являет собой истинное украшение концертов.

Французский композитор Жак Оффенбах, сын кантора кельнской синагоги, обладавший несравненным талантом высмеивать в своих легкомысленных творениях все эпохи и всех героев с непоколебимым историческим авторитетом, не обошел стороной и жизненные перипетии супругов Фавар. В 1878 году он сочинил и поставил оперетту «Мадам Фавар», имевшую большой успех и вернувшую ему любовь парижской публики, несколько поблекшую после франко-прусской войны. Правда, в России, где ввиду чисто французской специфики произведений Оффенбаха его творчество не пользовалось особой популярностью, а история супругов Фавар и вовсе неизвестна, оперетта не ставилась.

Так завершилась третья часть нашего нерыцарского романа. Его герой, доблестный воин, взобравшийся на все мыслимые ступени славы, увы, вел себя совершенно не по-рыцарски. Он с постыдным равнодушием отнесся к трагедии великой актрисы Адриенны Лекуврёр, так много сделавшей и столь многим пожертвовавшей для него. Он чуть было не сломал судьбу супругов Фавар, чьей единственной виной была взаимная супружеская любовь и страстная преданность своему искусству. Уделы героев этой книги, связанных либо родственными узами, либо непредсказуемыми поворотами судьбы, свидетельствуют об одном: даже для королей, принцев и прочих титулованных дворян, окруженных в наших глазах ореолом романтичного благородства, времена истинного рыцарства уже тогда остались в далеком прошлом.