22. Балаклава

В детстве каждое лето, когда в обычной и музыкальной школе начинались каникулы, Настю на месяц или полтора увозили в деревню в Вологодскую область погостить у родителей отца. Большой дом-пятистенок, в котором жили дедушка с бабушкой, был сделан по-северному, чтобы из избы можно было попасть в амбар или в хлев, не выходя из-под одной большой крыши. Зимой, наверное, это здорово помогало. Под окнами, в палисаднике, росли кусты черной смородины и рябины. В двухстах метрах от дома, за огородами, текла спокойная в этом месте река Юг, приток Сухоны. На чердаке, прямо на дощатом щелястом, полу была расстелена шкура добытого дедом медведя, а в углу стояли кипы старых журналов про охоту, которые Настя любила листать, подолгу разглядывая картинки со зверями. С наезжавшими на лето двоюродными братьями Настя купалась на речке, ходила в лес за черникой и грибами (больше всего нравилось собирать лисички) и помогала старикам по хозяйству. За то, что доила с бабушкой козу и корову Ночку, братья беззлобно звали ее «козлодоем». Настя отвечала тем, что обзывала братьев «свинтусами-палтусами» (вернее – «палкусами»). Прозвище появилось из-за того, что старшего из братьев звали Борисом – как и дурашливого соседского поросенка Борьку. Братья обижались на свое коллективное прозвище и при любой возможности обязательно колотили ни в чем не повинное животное, пока однажды им не влетело от увидевшей это дело бабушки. Вечерами, когда темнело, ребята втроем залезали на чердак, заваливались на жесткую шкуру (из-за пулевого отверстия в медвежьей голове казалось, что у зверя было три глаза) и рассказывали друг другу страшные истории. Борис пересказывал прочитанные книжки, приукрашивая их собственными фантазиями. В его не слишком складной версии «Собаки Баскервилей» действовали ходячие покойники и оборотни. Позже, когда Настя самостоятельно прочитала настоящую конандойловскую «Собаку», та показалась ей пресной. А тогда, на чердаке, она жмурилась от приятного страха и покрывалась мурашками-«пупырками», слушая замогильный шепот брата, вещавшего про жуткие события, происходившие на мрачных торфяных болотах. К общей атмосфере добавлялся шорох жучков внутри деревянных стен. Днем их было не слышно, а с темнотой они просыпались, настойчиво точили дерево, будто бы пытаясь выбраться наружу. Борис говорил, что видел одного из них – «длинный, как гусеница, и на меня смотрит такой».

И сейчас в офисе Настю преследовал этот шорох жучков-древоточцев. Он затихал, когда Настя заходила в кабинет или на кухню, и возобновлялся с новой силой, когда она оттуда выходила. Шутка ли, главбух увольняется. В один день, но по собственному желанию. Интересно послушать высказываемые коллегами версии, подумала Настя.

Алла, Настина заместительница, по крайней мере, на время становилась исполняющим обязанности главного бухгалтера. Трудно сказать, радоваться ей или печалиться. Повышение, конечно, но впереди квартальный отчет за девять месяцев – конь не валялся, а надо еще войти в курс дела. Настя немного успокоила Аллу, пообещав, что в режиме свободного посещения походит на работу с недельку, натаскивая «замшу». Алла спросила:

– А что случилось-то?

Пара человек, с которыми Настя приятельствовала, уже подходили к ней с этим вопросом. Девушка подумала, что неплохо, чтобы скрыть свои настоящие эмоции и не придавать лицу выражение резинового оптимизма, натянуть на голову вязаную шапочку-чулок с прорезями для глаз. Вроде той, в которых ходят перед камерами спецназовцы, террористы, повстанцы и «Pussy Riot». Откуда-то Настя даже знала, как называется эта шапка. Балаклава. Название, возникшее от имени города, под которым и придумали этот головной убор непривычные к морозам английские солдаты, оказавшиеся в Крыму одной лютой зимой в середине девятнадцатого века. Настя однажды купила в «Военторге» такую, чтобы кататься на горных лыжах в Коробицыно, а потом где-то ее потеряла.

– Да все нормально, – ответила Настя Алле и улыбнулась. – Это так, личное.

Не рассказывать же про ту операцию, которую она провернула полчаса назад по приезде с переговоров.

Щелчок мышью по ярлыку «банк-клиент», введенный на автомате восемнадцатизначный логин-пароль, переменный код с GSM-генератора, импорт платежки из 1С, еще пара кликов – подпись, шифрование, отправка. Все. Деньги ушли в «помойку».

Пять миллионов.

В евро – больше восьмидесяти тысяч. Сумма отступных, на которую они договорились с отцом, пока ничего не понимающий Антон топтался у машины, с опаской поглядывая с улицы на взбешенного, брызгающего слюной босса, что-то доказывающего Насте,

которая отвечала, отвернувшись и не глядя на собеседника. Если честно, она тогда боялась, что отец на нее набросится. Но он немного успокоился, откинулся на спинку сиденья, опустил стекло и бросил водителю:

– Давай садись! Чего ждешь?

– Пиццу будете? – робко спросил Антон, усаживаясь за руль с плоской коробкой в руках. – Пицца дьябола?

– Ты это, не заябывай своим дьяболом! – еле сдерживаясь, произнес генеральный. – Поехали в офис.

– С ума сошел, он же православный, верующий человек, а ты ему дьябола подсовываешь, – округлив глаза, прошептала Настя водителю, когда машина тронулась.

– Да я ж не знал, – пожал тот плечами.

– Чего там шепчетесь? – прогремело сзади.

Антон газанул, подрезая зазевавшуюся «калину».

В офисе Настя, пока все обедали, написала заявление по собственному, положила его перед отцом. Тот размашисто подписал его, едва не прорвав бумагу ручкой, спросил:

– Этот файл… Какие у меня гарантии, что ты удалишь его?

Настя пожала плечами и ответила:

– Просто будь уверен. Заплатишь – и все, можешь забыть про эту проблему.

– Ладно… Иди занимайся деньгами, – хмуро сказал Филипп Юрьевич. – Переводи со счета фирмы, у меня таких свободных денег все равно сейчас нет.

«Конечно, нет», – подумала Настя, – «раз тогда в пятницу спешно дергал семьсот тысяч». Но не последнее же она забирает. А даже если и последнее…

Запершись в женском туалете, чтобы не было лишних ушей, Настя по вотсапу набрала Влада, через которого их фирма проводила обналичку.

– Влад, привет еще раз, я отправила. Когда ждать гонца?

Все шифруется как у балтиморских наркоторговцев в сериале «The Wire». Надо будет пересмотреть долгими зимними вечерами. Интересно, а Жека видел «Прослушку»? Как там, кстати, у него?

– Ну, давай через пару дней, хорошо? – услышала Настя на том конце провода.

Пара дней? За пару дней может многое случиться.

– А раньше никак? – спросила она. – Просто срочно надо.

– Раньше? – человек на том конце замолчал, задумавшись. – Есть такой вариант. Буду к концу дня в вашем районе, могу половину закинуть авансом, так сказать, в счет хороших отношений. Остальное, как и говорил, через пару дней.

– Хорошо, подходит, – сказала Настя. – Половина лучше, чем ничего. Знаешь, где пересечемся… Нет, сегодня не в офисе…

Использовав после разговора с Владом туалет по назначению, Настя вышла и постучалась в кабинет, который генеральный делил с главным инженером и своим заместителем.

– Да, входите! – раздался голос главного инженера.

– Игорь Иванович, а генерал наш где? – приоткрыв дверь, но не заходя, спросила Настя.

– Уехал. Ходил тут мрачный, потом позвонил кому-то, договорился о встрече и сорвался… Настен, что у вас там произошло? Ты чего это надумала?

Натянуть на голову балаклаву. Не рассказывать же, что нет нужды работать теперь, когда отжала у родного отца пять миллионов минус процент за обналичку. Сумма не сверхъестественная, но на какое-то время ее хватит. Тем более транжирой она никогда не была.

Вдобавок, как они с отцом будут смотреть друг на друга, встречаясь на работе? И так-то иногда, когда Настя вспоминала, как ее, избитую, бросил в Принсенгархт тот голландский велосипедист, ей хотелось накинуться на отца и крикнуть:

– У меня теперь детей не будет из-за того, что ты тогда не позвонил.

А теперь… Кровавые обрубки их отношений не дадут им нормально жить и работать.

Ну нет уж, увольте.

* * *

Пообещав еще вернуться завтра, она сбежала за два часа до конца рабочего дня, оставив девчонок из отдела в недоумении обсуждать ее увольнение.

Словно соскучившись по правильным поступкам, зашла в небольшое кафе и села у окна, разглядывая спешащих мимо людей. Официантка с внешностью ретро-кинозвезды, черничный чизкейк, негромкий чиллвейв (что-то вроде «Blackbird Blackbird», но не они), запах кофе. Кучерявый модник в клетчатой рубашке и с айпэдом через два столика от нее улыбнулся Насте. Она искренне вернула улыбку и тут же забыла о нем.

Выйдя из кафе, медленно побрела по набережной. Солнце к вечеру окончательно одолело облака и теперь победно раздаривало всем желающим свои вечерние лучи. Набережная стала похожей на шахматную доску с чередующимися солнечными и затененными клетками. Мост, еще одно кафе, круглосуточный продуктовый магазинчик с такими грязными витринами, что за ними ничего не рассмотреть. Подумалось, что в таком гастрономе могут торговать лишь просроченной молочкой и полуфабрикатами из лежалой свинины. Решетчатый забор с колоннами, за которым в глубине сада притихла до начала спектаклей Молодежка.

Настя села на скамейке в углу сквера, вспомнила того бездомного и собаку со слойкой возле «Сенной». Стыдно стало так, что она прикрыла глаза руками. Захотелось вернуться в кафе и выпить весь алкоголь, что у них был. Странно. За слойку стыдно, а за то, что она берет с отца деньги за свое молчание, наплевав, что он приказал убить девушку того хмурого растерянного парня по имени Марк, – нет. Впрочем, она почти не сомневалась, что Марк отца еще достанет. Не зря он был похож на героев фильмов Оливье Маршаля, где брутальные персонажи скупо роняют слезы, оплакивая погибших коллег или родных, а потом, взяв в компанию дробовик, молчаливо вершат суровое правосудие.

Опавшие листья в сквере дворник собрал в кучи, но с деревьев сыпались новые. Какое-то время Настя сидела, ловя взглядом полет сухих листьев с ветвей тополей и слушая шум Московского проспекта. Достала телефон, набрала Жеку. «Абонент вне зоны действия сети», – сказал ей неживой женский голос.

– Ну и дура, – ответила ей Настя и стала ждать.

Она начала подмерзать, когда позвонил Влад.

– Я на месте, – сказал он.

– Да, я сейчас буду, через пару минут.

Настя встала со скамейки и зашагала назад.

Малогабаритная квартира на колесах, серебристый «Фольксваген-Туарег» Влада, сверкающий, будто только что с мойки, приткнулся в небольшом дворе перед крытым катком СКА. Мимо машины то и дело проходили мальчики младшего школьного возраста в сопровождении мам, кативших за собой громоздкие сумки с сыновьей хоккейной амуницией.

«Полтора метра занудства», как за глаза звали невысокого Влада в бухгалтерии, перегнулся через сиденье и открыл дверь подошедшей девушке.

– Добрый вечер, – сказала Настя, усаживаясь в «туарег».

– Добрый вечер, – поприветствовал ее Влад. – Я своего младшего приехал забрать с секции…

Следующие пять минут Настя вежливо слушала про успехи в секции и в школе младшего сына сорокалетнего Влада, про то, у какого тренера он занимается, про то, как тренер играл в советское время, будучи сам хоккеистом, про то, что НХЛ теперь не та, а КХЛ окончательно испортили зарплаты хоккеистов… «Терпи, скоро все кончится», – подумала про себя Настя, вспоминая, как однажды на вопрос «Как дела?» Влад пустился в пространные объяснения, вспоминая имена бывших коллег, кому-то перезванивая, чтобы узнать название пансионата, куда они ездили отдыхать. Ровно через четверть часа он закончил пытку где-то услышанной историей про друзей Михаила Боярского, которые на ферме в Италии изготавливают лимончеллу.

Игравшая по радио группа «Руки вверх!» помогала Владу выносить Насте мозг. Девушка потянула руку, чтобы убавить громкость, но дотошный Влад покачал головой и произнес:

– Оставь, пожалуйста. Я под них с женой раньше любил танцевать, когда…

И – новый пространный рассказ на пять минут. Настя начала терять терпение. Влад вдруг смешался, почувствовав ее настроение.

– Вот деньги! – неожиданно – у него всегда получалось делать это неожиданно – протянул он объемистый сверток.

Держа в руках завернутые в полиэтиленовый пакет из «Ароматного мира» пачки, Настя снова почувствовала себя наркоторговцем. Прикинула, сможет ли спрятать сверток в сумку, чтобы донести его до банка.

– Пятитысячные, пять пачек, – сказал Влад. – Как для себя собирал. Почти все свежие, аж хрустят. Одинаковые как на подбор.

Настя усмехнулась последней фразе, зная, как могут отличаться друг от друга купюры одного номинала – акцент на различных деталях в зависимости от года выпуска, разница до нескольких миллиметров у полей банкнот даже одной серии.

Может, вызвать такси? У Насти где-то в телефоне был номер «Императорских карет», они как раз в центре работают. Безопаснее, чем с двумя с половиной миллионами за пазухой по улицам шастать. Или попросить Влада подбросить. Тут недалеко, наверняка не откажет.

«Руки вверх!» наконец смолкли.

«Выпуск новостей!..» – сказало радио.

Держа сверток в руках, Настя рассеянно смотрела, как сзади «туарега» притормозил, пропуская еще одну маму с еще одним будущим хоккеистом, крепкого вида мужик в черной куртке из кожзама и черной шапке. Он стоял вполоборота к машине, и его лица Настя не видела.

«Вызову такси», – решила она и потянулась за телефоном.

Влад смотрел в боковое зеркало.

– Вон, сына идет, – произнес он и открыл дверь, чтобы выйти ему навстречу.

На периферии Настиного сознания ведущий новостей говорил:

– …Совершено убийство депутата городского ЗАКСа Городчикова Филиппа Юрье…

Что-то большое и темное возникло справа от машины.

Настя не успела ничего понять, не успела толком испугаться, когда вдребезги разлетелось стекло с ее стороны. Осколки полетели в салон, усыпав острыми стразами ее волосы. Широко открыв глаза, Настя почувствовала, как по щеке потекло горячее.

– Деньги! – рявкнул в ухо голос. – Деньги сюда, быстро!

Сзади громко закричал мальчик.

Рука с темными каемками ногтей стремительно ворвалась в салон через разбитое стекло, схватила за воротник тренчкота, дернула на себя. Настя повернулась лицом к опасности и больно ударилась обо что-то твердое. Гораздо более твердое, чем ее скулы. Она всхрипнула. Перед глазами полетели мушки. Страшный рукав из черного, местами потрескавшегося кожзаменителя нырнул вниз, к почти свалившемуся под ноги девушки свертку. На секунду, пока изображение не расплылось у нее в глазах, Настя увидела в проеме окна голову грабителя.

В натянутой, в катышках и с прорезями для глаз балаклаве.