Книга: Кровь как лимонад
Назад: 17. Копы в огне (1)
Дальше: 19. Без волшебства

18. Инсомниа

Ад, поджидающий за углом. Глубокий вражеский тыл. С таких неожиданных ракурсов предстает вдруг город, в котором он прожил всю жизнь.

Параноидальная нахлобучка в полный рост.

Голова гудит от вопросов. Очнулась ли брошенная у мусорных баков красотка-головорез, которую мечом вырубил Горец? И сколько их таких же ищет Жеку, бесшумно передвигаясь по темным переулкам? Как минимум еще одна. Жеке опять становится не по себе. Не слишком приятно ощущать себя зверем, на которого идет охота.

Не ждет ли у деда засада? Если пробили его адрес на Ленинском, то могли узнать и об этой квартире. От таких непривычных мыслей Жека чувствует себя прямо-таки шпионом. Но все лучше, чем убегающей от стрелков дичью. Об этом будет интересно рассказывать, когда все кончится. Если… Жека вспомнил накрытые полиэтиленом тела, которые выносили из сгоревшей кафешки на Кронверкском… Ставки существенно подросли.

Он припарковал машину на Рижском, за несколько кварталов от дедовского дома. Дождь, с переменным успехом моросивший весь день, превратился в настоящий ливень. Жека с сожалением вспомнил об оставленной дома кенгурухе с рекламой «Jack Daniels». У той был капюшон, хоть какая-то защита от припустившего дождя. Спрятав в карманы темно-серой куртки руки, Жека пошел вдоль проспекта.

Лужи на тротуарах, длинные, в пол-улицы, тени от редких фонарей, дождь, заглушающий шаги.

Уф! Наконец Старо-Петергофский, а с ним – вибрации живого города. Уличное освещение, общественный транспорт, люди, выходящие с пакетами из продуктовых магазинов.

Когда за ним закрылась дверь подъезда, Жека постоял немного, прислушиваясь к неверной тишине на верхних этажах. Все спокойно? Кажется, да. Вдыхая одинаковый для всех подъездов старых домов запах, он стал подниматься по лестнице с выбоинами на ступеньках от ног сотен и тысяч людей, ходивших по ним долгие годы. Лифт за железной дверью с прорезями, похожими на пулеметные амбразуры, Жека игнорировал еще с детства, когда однажды застрял в нем и просидел три часа, последний – ревя не переставая. У дверей в знакомую квартиру остановился, послушал, потом длинным ключом отпер замок. В квартире, похоже, все как обычно. На кухне что-то шипело, жарясь на плите. Из комнаты деда доносились тихие голоса.

Жека скинул перед дверью почти не промокшие «гриндерсы». Два раза стукнул в дверь и вошел в комнату, как в ледяную воду. Видеть в таком состоянии деда, который за всю жизнь ни разу не уходил на больничный, как стругать себе сердце рубанком – больно и хочется кричать.

В «трамвае», как дед сам называл свою узкую и длинную комнату, пахло лекарствами и свежей рисовой кашей на молоке. Жека подумал, что не отказался бы сейчас от тарелки такой. Горел стоявший в углу торшер. Свет от лампы падал на двух человек, сидящих на кровати. Дед Стас откинулся на прислоненную к стене подушку. Его старый друг и партнер по шахматным баталиям Вадим Дмитриевич устроился у изножья.

– О, Жека! – воскликнул, прерывая разговор, Вадим Дмитриевич. – Здорóво!

Дед Вадик, как звал его Жека, был крепким пенсионером, манерами похожим то на интеллигентного героя Сергея Юрского из «Республики ШКИД», то – на другого его персонажа, расхристанного деда Митяя из «Любовь и голуби». Жека временами думал, что дед Вадик страдает раздвоением личности – таким разным он бывал иногда. Дед Стас однажды рассказал Жеке, как еще по молодости Вадим Дмитриевич ухаживал за девушкой, работавшей нормировщицей в их аккумуляторном цехе. На Первое мая пригласил ее в театр, перед началом спектакля как человек зашел за ней домой. Заканчивающая прихорашиваться девушка попросила подождать десять минут. Пока она заканчивала наводить красоту, дед Вадик (а тогда просто Вадик) спустился во двор, где за вкопанным в землю столиком отмечали праздник незнакомые ему мужики. Когда нормировщица в новом платье и со свежей прической наконец вышла из дома, Вадик сидел за столиком изрядно пьяный.

– Да сходи без меня!.. – предложил он девушке. – Ик! А я тебя тут подожду!.. Почему одна? Подругу какую позови! Или садись уж с нами! Ик!..

Так что это был единственный раз в его жизни, когда дед Вадик посетил театр, да и то – только кассу, за несколько минут до начала пытаясь сдать билеты, чтобы угостить водкой новых приятелей. Спектакль, как он и сейчас помнил, назывался «Бронепоезд 14–69», а имя нормировщицы забыл.

– Дай пять!

Стараясь удивить Жеку, старик сжал его ладонь так сильно, как только мог.

– Чуть руку мне не сломал дед Вадик! – сказал Жека то, что хотел услышать приятель деда. – Сталюга!

– Ну так! – тот сделал горделивую гримасу. – Я же еще мощный дуб!

Бросив влажную куртку в кресло и оставшись в одной светло-голубой, словно застиранной, футболке с надписью: «Developer NYC», Жека повернулся к смотревшему на него деду Стасу. По худобе тот мог посоревноваться с узниками концлагерей – впалые щеки, выпирающие ключицы и проступающие из-под майки ребра. Поредевший ежик недавно мытых волос делал деда похожим на маленького ребенка. Жека вгляделся в его блеклые, с суженными от регулярных героиновых приходов зрачками глаза, рассмотрел в них искру узнавания, проговорил:

– Привет, дед, – и взял его за высохшую (а когда-то тяжелую, в мозолях и с заусенцами на пальцах, ударит – никакие бабки не отшепчут) руку.

– Привет, Жека, – произнес дед Стас.

– Как ты?

Дед Стас улыбнулся одними глазами, подернутыми дымкой.

– Да вроде сегодня ничего… – голос был слабым, а у глаз и рта собрались морщины.

– Смотрю, ты молодцом. Гостей принимаешь.

– Да вот, Ванька, черт, пришел. Предлагает выпить…

– Чего там пить, по полста молдавского коньячка! Для здоровья – самое оно! – оживился дед Вадик. – У меня дома открытый «черный аист» стоит! Внучара привез из Кишинева. Сбегать? Это же быстро! Эйн-цвей-дрей!

Жека улыбался, стараясь не обращать внимания на то, что дед назвал старого дружбана Ванькой. В последнее время он не всегда узнавал даже Жеку, так что сегодня у него хороший день.

– А где сиделка? – спросил Жека у деда Вадика.

– Сисястая эта? На кухне, с Ольгой треплется. Она Ильича покормила, хотела ему какую-то симфонию, что ли, поставить, да мы ее выгнали. Чего ей тут нас слушать, а нам – симфонию эту? Тили-тили, это мы не проходили… Вот у меня внучара рэпчик слушает, нормально там за житуху нашу читают… А я бы тоже лежал и болел, если об меня такими титьками терлись, – мечтательно закатил глаза дед Вадик, потом взглянул на друга. – В наше время, если бы какая-нибудь краля так оделась, ее дружинники в милицию быстро бы отправили и заперли там на пятнадцать суток. Мети улицы, лярва!.. Не знаю, как вы, парни молодые, с ума не сходите. Вот увидел такую и не поймешь, шалава она или на день рождения к подружке вырядилась. Мне Егорка, внучара-то мой, рассказывал. Пригласил ее на первое свидание, даже цветов не принес, то да се, а она ему все равно дала. А вроде приличная. Вот пацан и думает теперь, шкура она или просто он ей так понравился, до беспамятства. «Я ваша вся, сударь», бля… – дед Вадик не то засмеялся, не то закаркал, наставил на Жеку подрагивающий палец. – Я понимаю, почему ты еще не женился.

Жека усмехнулся, подумал и сказал:

– Я тут встретил одну… Может, женюсь.

– Молодец! На свадьбу-то нас с Ильичом пригласишь?

– Куда же без вас?

– Слышал, Ильич? Еще на свадьбе с тобой попляшем.

– Что за девушка? – спросил дед Стас. – Неужели умная?

– Куда нашему Жеке до умных, Ильич, – похлопал дед Вадик по руке друга. – Зато, наверное, красивая. Я же ругал его тогда, говорил: «У тебя голова соображает. Книжки читаешь. Иди в институт».

«Институт, ага», – подумал Жека и вспомнил, как еще школодрыгами его с Флюгером классная руководительница – Культура за какую-то мелкую шкоду заперла в кабинете и нещадно, куда попало, избила отобранным у Флюгера мешком из-под сменки. Она тяжело, со всхлипами дышала и приговаривала при этом: «Мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь…» А в мешке (дело было перед зимними каникулами) лежали хоккейные коньки, отбившие на всю жизнь у Жеки охоту к учебе.

– Так нет, он же у нас дворовый пацан, – продолжал сокрушаться дед Вадик. – Жека из ЖЭКа. Звезда гетто, мать твою… Как, кстати, мать?

Жека бросил на него косой взгляд и коротко покачал головой.

– Понятно, – вздохнул дед Вадик. – Паскудная девка она все-таки.

– Кто? – не понял дед Стас. – Жекина невеста? Так ты не торопись жениться-то, приглядись.

– Вот и я о том же, – подмигнул дед Вадик встающему Жеке. – Иди лучше эту за сиськи помацай. Не откажет небось работодателю? – и опять не то засмеялся, не то закаркал.

На уютной кухне витали запахи жарящегося мяса и заварного кофе, который на ночь глядя попивали устроившиеся у кухонного стола соседка тетя Оля и Света, третьекурсница Первого медицинского, – сиделка, которую дед Вадик назвал «сисястой». Не соврал, тесная блузка обтягивала груди четвертого размера. При этом фигура спортивная, светлые (ну, Света ведь) волосы заплетены в косу, лицо симпатичное, с редкими веснушками, голубыми глазами и пухлыми губами, которые, Жека как сейчас помнил, однажды пахли зеленым чаем с мелиссой.

– Я же говорила, Жека пришел, – кивнула, когда он зашел, Ольга. – Привет, бродяга.

– Привет, теть Оль. Привет, Света, – улыбнулся он женщинам.

– Кофе хочешь?

– Нет, спасибо, теть-Оль.

– Как делишки?

– Хорошишки. У вас как?

– Нормально, все по-старому.

– Где Евдокия Дементьевна? Опять в театре?

– Да, в Молодежке на «Касатке». Видел?.. Ну да, конечно. Где уж тебе время найти?.. Ладно, мальчишки-девчонки, пойду я пока позвоню.

«Тетя Оля» допила кофе, убавила огонь под сковородкой с мясом и вышла с кухни. Жека присел на ее место напротив Светы. Та смотрела на него.

– Деду вроде как получше?

– Да, но, знаешь, это временно, – ответила Света.

– Знаю, – кивнул Жека. – Неизвестно, что будет завтра. Как у него боли?

– Помогает… лекарство, – виновато, будто она по собственному желанию колола деду Стасу героин, сказала Света. – Только опять кончается.

– Я привез, – произнес Жека. – И деньги за твои смены.

– Спасибо.

– Тебе спасибо.

– Вадим Дмитриевич еще не ушел?

– Нет, пускай пообщаются. Давно он тут?

– Ну, с час где-то… Оля говорит, надо отвезти Станислава Ильича на консультацию в онкологию…

– Нет, не надо, – помотал головой Жека. – Они сказали еще в апреле, что дед полтора месяца протянет, не больше. Какая разница, что они сейчас пообещают? Еще полтора месяца?

– Извини.

– Ничего.

Жека подумал о том, как ему хорошо и уютно – торчать здесь, на коммунальной кухне. Слушать, как шипит мясо на старой газовой плите. Знать, что дед не чувствует боли, которую в панике транслируют в мозг погибающие клетки поджелудочной.

Забыть, что его могут искать люди, вооруженные «береттами».

Неловко только встречаться глазами со Светой, кидающей на него взгляды поверх кружки с кофе. Жека вспомнил, как однажды, заявившись слегка навеселе, он зажал девушку в ванной комнате, сразу притянул к себе и полез с поцелуями. Сначала Света молча пыталась вырваться, а потом приоткрыла мягкие губы и стала целоваться так, что у Жеки задымилось в штанах. Он прямо через ткань блузки расстегнул ее лифчик, запустил под блузку руки, стал мять бархатные на ощупь груди девушки («мацать», как сказал дед Вадик), добрался до затвердевших сосков, попытался справиться с «болтами» на ее джинсах. Непонятно, чем бы все закончилось, но тут в ванную постучали, и они отпрянули друг от друга. Привели себя в порядок и разбежались. Первой вышла Света и укрылась в комнате деда Стаса, а за ней Жека, не глядя на тех, кто там был или не был на кухне, сразу оделся и, не прощаясь с сиделкой, ушел на улицу. Вспомнив об этом утром, чуть не полыхнул со стыда. Рассказал об этом заехавшему на чаек Фью, тот ответил:

– Да чего ты паришься? Красивая? Так плати ей побольше за допопции…

Больше он не пытался приставать ни к Свете, ни к другим сиделкам (впрочем, те были не в его вкусе). Разговора о случившемся не начинал, так все и закончилось. Только иногда чувствовал смятение в ее обществе, ловя, как сейчас, вопросительные взгляды.

Жека подумал о встрече с Настей, посмотрел время на своем почти айфоне.

– Надо идти, – сказал он. – Давай я тебе все отдам.

Они встали, Жека зашел в комнату за курткой. Дед Вадик тоже собирался домой. Жека проводил его до двери. В темном коридоре передал Свете героин и деньги.

* * *

В окно «опеля» постучали. Жека, вздрогнув от неожиданности, увидел темный силуэт, незаметно возникший рядом с машиной. За ручку двери подергали, постучали снова. Приглядевшись, Жека потянулся, открыл дверь, и в салон ворвался влажный прохладный воздух, а затем на сиденье плюхнулась Настя. На ней была все та же куртка из коричневой кожи, а на голове – натянутая глубоко, по самые брови, спортивная черная шапка из тех, что с одинаковым успехом носят гопники и гламурные кисы. На Насте она смотрелась как на гопнике. Жека улыбнулся.

– Привет, – сказала девушка, тоже улыбнулась и ответила на поцелуй. Жека почувствовал дождевые капли на ее лице. – Ну и погодка. Хороший хозяин собаку из дома не выпустит… Что у тебя случилось?

– Считай, соскучился… – он взял ее руку в свою.

По мере того как Жека продвигался в своем рассказе, глаза Насти становились шире, а лицо принимало сосредоточенное выражение.

– Лихо! – произнесла она, когда Жека закончил свою историю про красотку-головореза.

– Я и говорил, тут все стало как-то совсем стремно, – Жека покачал головой. – Не уверен, что мне это по зубам.

– Ладно, – Настя взяла его за руку. – Ты не дергайся. Я уже позвонила кому надо. Думаю, найдутся серьезные люди, которые помогут.

– Серьезные, как этот? – Жека показал на установленный на углу Кирочной и Литейного билборд, с которого Брюс Уиллис со своим фирменным прищуром рекламировали кредиты от какого-то банка.

Казалось, прищур вот-вот превратится в знаменитую киноухмылку, что вызывало определенные сомнения в целесообразности получения кредита. Не сумеешь вовремя отдать – заявится к тебе коллектор с автоматом, босиком и в грязной белой майке и попросит вернуть должок, отправив прямиком в реанимацию.

– Вроде того, – ответила Настя. – Заводи.

Они проехали прямо, к Литейному мосту, на котором несколько лет назад арт-группа «Война» нарисовала краской огромный пенис, «эрегировавший» при ночной разводке прямо в окна Большого дома.

– Здесь направо, – сказала девушка. – Паркуйся у «Лампы».

Жека прижался к тротуару напротив салона «Волшебная лампа Аладдина», в ярко освещенной витрине которого (работает он еще, что ли?) красовались вычурные, в восточном стиле светильники.

– Нам туда, – Настя показала на светящуюся вывеску на первом этаже дома на другой стороне Захарьевской улицы, простым черным шрифтом по белому полю: «Cops International».

– Что это такое? – Жека посмотрел на Настю.

– Ну, что-то вроде бара или клуба по интересам, – ответила та.

– По интересам? Как свинг-клуб?

– Да. Только тут тусуются представители силовых структур – копы, «гайцы», фээсбэшники из Большого дома.

– Ментовской свинг-клуб? Или что?

– Не так у тебя все и плохо, раз ты дурака валяешь.

Жека посмотрел на оставленные на парковке с надписью: «Только для клиентов» машины. Ничего выдающегося, кроме одного «шеви»-лоурайдера из тех, на которых в фильмах ездят мексиканские наркоторговцы. Видно, что за тачкой особо не следили – автомобиль был по стекла заляпан грязью, на капоте и крыльях виднелись гигантские вмятины, будто о лоурайдер стучали гигантскими пасхальными яйцами.

Жека снова перевел взгляд на вывеску.

– И что, никто еще не кинул им в окно бутылку с «коктейлем Молотова»? – спросил Жека.

– Хочешь попробовать? – вопросом на вопрос ответила девушка и покачала головой. – Не советую. Сюда очень суровые ребята захаживают. Обязательно найдут, и даже трудно представить, что они сделают, если потревожишь их. Может, в лесу закопают. А может, впаяют терроризм и дадут пожизненный в «Черном дельфине». У них тут такое, знаешь, место, где все свои и нет косых взглядов, если ты зашел выпить в форме. Страна полицейских. Место встречи изменить нельзя.

– Откуда тебе известно про это… – Жека замолчал, подыскивая слова, – осиное гнездо?

Настя пожала плечами:

– Да как обычно. Одно время вела их бухгалтерию.

Жека кивнул и спросил:

– А хозяин, он тоже – коп?

– Бывший, – ответила Настя. – Уволили из органов, когда он пьяным сбил двух человек. Он нам и нужен, – девушка достала телефон, поискала номер и нажала кнопку вызова. – Алло, Захар, мы подъехали. Не выйдешь?.. А, ну хорошо, – и Жеке: – Пойдем.

– Туда? – кивнул Жека на вывеску «Cops International». – Может, лучше пообщаемся с ним на нейтральной территории? – спросил он, глядя, как в свете горящих фар «опеля» сыплются с неба колючие, как булавки, капли неумолимого дождя.

– Жека, ты заканчивай. Думаешь, среди копов нет приличных людей? «Улицы разбитых фонарей» не смотрел? Идем.

Они оказались на улице под неослабевающими осадками.

– Прямо Похьела, – сказала Настя.

– Ты что ругаешься?

– Это из «Калевалы», Страна мрака и тумана.

– А-а, как раз подходит. Похьела… – повторил Жека, словно пробуя слово на вкус, запомнил. – Ничего так…

Они перебежали проезжую часть и, потянув на себя стеклянную дверь, очутились в «Копах». Жека даже пожалел, что дверь открывается в другую сторону и нельзя войти, раскрыв ее пинком ноги. Спускаясь за Настей по короткой лестнице из трех ступенек, подумал, что в этот момент ему хотелось бы размахивать обоюдоострым мечом в одной руке и горящим факелом – в другой. И чтобы сзади его прикрывало несколько человек с осиновыми кольями.

Вопреки его ожиданиям, ничто внутри не напоминало вампирское логово, свадьбу полковника ГИБДД или выпускной курсантов Школы милиции. Интерьер обычного бара, декорированного без лишних пафоса и капиталовложений. Портрет Дзержинского над барной стойкой, выполненный в стиле Пикассо, – просто фишка, местный колорит. Барменша с пирсингованным лицом могла работать в «Mod», или в «Soul Kitchen», или еще в десятке подобных заведений. Небольшой танцпол для девочек из МВД пустовал, за диджейским пультом никого не было, музыка из больших колонок – не «Любэ» или корнелюковская тема из «Бандитского Петербурга», а (чудны дела твои, господи!) «Cinematica Orchestra». У входа на высокой табуретке – вышибала, борец сумо со славянскими чертами лица. Посетителей совсем немного, и это обнадеживало. Пара мордатых сержантов, за еще двумя столиками – люди в штатском. Жеке хотелось думать, что это нормальные обыватели, случайно забредшие сюда. МВД стоило выдать грант «Копам» или взять их на министерский баланс – «за создание человеческого облика работников силовых структур». Люди, пьющие двенадцатилетний «маккалан» или «ашентошен», полупустые бутылки из-под которых стояли на полке за барменшей, и отдыхающие под музыку, изданную на альтернативных английских лейблах, не обязательно должны быть ангелами, но уж точно не будут бесами – беспредельщиками и коррупционерами. Так, во всяком случае, задумано…

Жека вспомнил, как забирал из травмпункта Вилку. Тот едва шевелил разбитыми губами, а сломанная в двух местах и закатанная в гипс правая рука висела на повязке через шею. Отделал его полицейский патруль, который Вилка случайно подрезал на велосипеде. Двое в серых мундирах затолкали Вилку в машину с написанным на дверях телефоном доверия, отвезли в небольшой парк и затащили в заросли, где, матерясь, стали избивать. Когда Вилка от боли в руке на минуту потерял сознание, патрульные испугались, бросили его в кустах и сбежали. Придя в себя, Вилка выбрался к людям, где его подобрала проезжавшая мимо скорая. Свой велик, «Merida Matts», не из дешевых, он больше не видел. А поскольку дело происходило неподалеку отсюда, на Кутузовской набережной, то Жека не исключал варианта, что патрульные спрятались в «Копах», где им могли обеспечить алиби, и все такое. «Какой велосипедист? Мы, вообще, после дежурства. Посасываем тут «эрл грей» с домашними печенюшками и слушаем Бонобо. Что там за ерунду говорят про нас? Негодяи! Вот мы до них доберемся, всех пересажаем!»

Нереальное, как отпечатанная на 3D-принтере винтовка, место.

Жека с Настей присели за свободный стол. Жека решил, что если не смотреть по сторонам, то можно подумать, будто ты в каком-то нормальном месте рядом с обычными людьми. Он так и сделал. Устроившись спиной ко всем, слушал музыку и то смотрел на девушку, то разглядывал неровно оштукатуренную стену, где висели в рамках постеры с кадрами из фильмов про жандарма из Сан-Тропе.

Настя вдруг заулыбалась и замахала рукой кому-то за его спиной. Жека обернулся. К их столику приближался парень примерно его возраста или чуть постарше. Подтянутый, с разгильдяйскими – прямо художник, снявший берет, – кучерявыми черными волосами и с ощетинившимся трехдневной небритостью лицом. В футболке с летучей мышью, символом музыкального лейбла «Ninja Tune», в потертых джинсах и в ботинках «Red Wing», выглядевших так, словно прямо из обувного магазина в них направились на ближайший пустырь поиграть в футбол консервной банкой (два тайма по сорок пять минут и дополнительное время). От запястья до плеча правой руки парня была вытатуирована надпись, которую Жеке удалось прочитать в несколько заходов: «No hesitation, no delay». По левой руке сбегал колючий кельтский узор.

Жека снова удивился. Кекс, больше напоминавший великовозрастного студента, чем бывшего копа и владельца этого странного места, одновременно излучал и прятал за фасадом своего обаяния какие-то зловещие флюиды. Казалось, к тебе подошел человек с не вполне ясными намерениями, но с изрезанным застарелыми шрамами лицом и со спиленным обрезом в руках. Странно, что Настя эти флюиды не ощущала.

– Привет, Захар, – просто сказала она парню.

– Привет – привет, – Захар наклонился и поцеловал ее в щеку. Видимо, уколол щетиной, потому что Настя резко отпрянула. – Рад видеть тебя, Инсомниа… – он повернулся к Жеке и протянул ему руку, представился: – Захар.

– Евгений, – ответил на его рукопожатие Жека.

Инсомниа? Какого черта. Подумал он, но вслух ничего не сказал.

Захар присел за их столик, посмотрел на девушку долгим взглядом, который ту ничуть не смутил.

– Все как обычно, – констатировал Захар. – Летом – жарко, зимой – холодно, хоть и говорят, что глобальное потепление, ночью – темно, а ты, как всегда, красавица и выглядишь на двадцать пять…

– Купаюсь в крови девственниц, – пожала плечами Настя.

– Где ты их находишь? – помотал головой Захар. – Тут что-то другое. Может, ты просто ведьма? – предположил он.

Он посмотрел на Жеку и сказал ему, в секунду разрешив мучавший его вопрос:

– Мы одно время встречались с Настей. Она называла меня Сахарок, ну типа – сладкий Захар. Догадываешься, где сладкий? – он снова усмехнулся.

Жека смотрел ему в глаза, борясь с желанием отоварить хуком в челюсть.

– В первый раз в жизни мне захотелось жениться, – продолжал Захар. – И все из-за нее. «Женюсь, женюсь, какие могут быть игрушки…» Но она как кошка, гуляющая сама по себе. Смоталась в Европу. В Данию, да, Инсомниа? Или куда там? Разбила мне сердце. Звучит как мелодрама, но ведь так и было.

– Смотрю, ты все-таки купил клей и склеил осколки, – язвя, чтобы скрыть досаду, заметил Жека.

Он вспомнил, как полтора часа назад говорил деду Вадику, что появилась девушка, на которой бы он женился. Мысль, от которой сейчас стало вдвойне неприятно.

– Ха-ха! – опять рассмеялся Захар. – Хорошая шутка… Прошу прощения, что я такой негостеприимный. Что-нибудь хотите? Выпить, поесть? Хотя, – Захар достал телефон и взглянул на его экран, – почти десять. Кухня уже закрылась, могу предложить…

– Кофе, – перебила его Настя. – А то засну от такой музыки. Американо с молоком, если можно.

– Конечно, можно. Все так же кофеин на ночь, а, Инсомниа?.. А тебе, Евген? Ничего, что так фамильярно?

– Нормально… Мне ничего не надо, спасибо.

– А знаешь, почему Инсомниа? Потому что спать не давала. Сама-то напьется кофе. И лезла, ты понимаешь, не с разговорами. – Захар поднялся и направился к стойке.

Настя посмотрела на Жеку:

– Извини, я не предупредила, что у нас с Захаром были отношения.

Тот пожал плечами:

– Да ладно. У каждого найдутся окровавленные скелеты в погребе.

Девушка уперлась локтями в столешницу, сплела ладони и уткнулась в них подбородком. Нахмурилась.

– Слушай, я бы не приехала сюда, если бы не твои проблемы, – сказала она. – И я тоже не в восторге от Захара. Он же придурок.

– Спасибо, что помогаешь, – кивнул Жека. – И я не обиделся…

Захар вернулся с двумя большими чашками дымящегося кофе.

– Вот сахар, если надо, – положил он на стол несколько стиков, усмехнулся, мельком глянув на Настю. – Сахарок… Точно ничего не хочешь? – посмотрел он на Жеку.

Если только зарядить тебе в морду, подумал тот.

– Так что у вас случилось? – отпив свой кофе, спросил Захар. – Чем я могу помочь?

Жека с Настей переглянулись. Рассказывать, наверное, должен был Жека, да только слова застревали у него в горле. Поведать пускай и бывшему, но копу о своих криминальных заморочках – такое и в страшном сне не приснится.

– Да говорите уже кто-нибудь, – пожал плечами Захар.

– Не бойся, ему можно верить. – Рука Насти поймала Жекину ладонь. – Мы же за этим сюда и приехали.

Не отрывая взгляда от гримасы Луи де Фюнеса на стене, Жека проговорил:

– В общем, я угнал дорогую машину у одного человека, который оказался серьезней, чем я думал…

– Ясно. А вернуть тачку владельцу? Перевязать бантиком и поставить ночью под окнами?

– Считай, что машины больше нет, – ответил Жека. Он наконец решился. – И угнанный «лексус» – вершина айсберга. В его багажнике был труп…

* * *

Захар показал Марку на парочку, к которой он чуть раньше подсаживался за столик. Красивая девушка в спортивной шапке и сидящий спиной к ним парень.

– Моя бывшая, – пояснил хозяин «Копов». – И ее теперешний, – Захар чуть заметно усмехнулся и сказал себе под нос: – Интересно, есть у него клей?

– Клей? – не понял Марк.

– Не бери в голову, я так… У них проблемы. И ты бы мог им помочь. Думаю, дело как раз по твоей части. Понять, что все-таки происходит. Может, им понадобится защита. Заработаешь денег, поможешь людям – приоритеты расставляй сам.

– Нет, – Марк помотал головой и выставил перед собой руки, будто хотел оттолкнуть Захара. – У меня свои проблемы.

Лицо Захара поскучнело.

– Слышал, что у тебя убили девушку, – сказал он. – Сочувствую.

Его сожаления – эксгумация свежей могилы. Кокаин заставил отступить боль, водка смыла горе, как и странный нерастворимый осадок от совершенного им убийства. Но теперь все это вернулось, и Марк оцепенел, на секунду представив, как черви, бактерии или что-то там еще будут питаться… Алькой. Его замутило. Ощущая тошноту и легкое головокружение, он видел, как девушка в шапке смотрела на них с Захаром. Потом обернулся парень, пришедший в «Копов» вместе с ней.

Встреча на Эльбе.

Внук умирающего от рака старика в квартире его бабки. Как его зовут?.. Жека?

У Новопашина внезапно занемели язык с губами.

– Что у них? – поинтересовался Марк у хозяина «Копов».

– Да они, кажется, влипли по-серьезному. Там настоящий триллер. Я даже запутался, а он рассказывал вкратце, без подробностей. И, может быть, о чем-то умолчал. Труп в угнанном «лексусе», сгоревший автосервис, баба-киллер, «субарик» с отрезанной… рукой, что ли… или ногой… в салоне… Что так смотришь? Я бы и сам подумал, что они обдолбаны, да непохоже. Не Настюхин это стиль… Что, стало интересно? – спросил Захар у шагнувшего мимо него к столику Марка.

* * *

Из сухого бара, где сонно дудел джаз, они вышли на ночную промозглую улицу. Здесь все не прекращался дождь, было холодно, и отсутствовали свидетели. Марк, на угловатом лице которого играли отблески света от вывески «Копов», закурил. Жека переступил перед ним с ноги на ногу и спросил:

– Нам обязательно здесь все решать?

– Думаю, в твоих же интересах, чтобы было поменьше ушей, – пожал плечами Марк.

Жека вспомнил о Насте, оставшейся за столиком с Захаром. Успокойся, подумал он. Она сказала, что Захар ей не нравится.

– Это моя девушка, – произнес Жека. – Я ей доверяю.

– А я Захару – нет. Много ты ему рассказал?

Жека сделал шаг к стене дома, пытаясь укрыться от брызг воды, льющейся из водосточной трубы.

– Все, но без подробностей.

– А теперь расскажи мне – и с подробностями. И не торопись, пожалуйста. Ощути воскресенье, пока оно не кончилось.

Жека, раздражаясь, подумал, что химическая ирония не идет этому человеку, в глазах которого затаилось убийство… А ведь точно, воскресенье. Они стоят в центре города, устало готовящегося к новой трудовой неделе, к новостям, которые лучше бы и не слышать, к тромбам утренних и вечерних пробок, к эзотерике переполненного метро.

Жека говорил монотонно, как радиоточка на кухне. Про то, как работал на Аббаса. Про угон «лексуса», во время которого он врезал хозяину тачки по голове ножкой стула. Про труп в багажнике. Про то, каким настороженным и ожидающим неприятностей встретил его Аббас в своей кафешке в субботу. Про утренний звонок Гази. Про «субару» с иммобилайзером и отрезанным пальцем в бардачке. Про пожар в боксе Темира. Про трупы, которые выносили из шавермы на Кронверкском. Про красотку-головореза с пистолетом. В какой-то момент Жека подумал, что Марк с самого начала был прав. Лишние уши этой истории ни к чему.

Вот только что делают сейчас Настя с Захаром? Шутят? Разговаривают об общих знакомых? Вспоминают? Что вспоминают?.. Не думай об этом.

Марк достал из пачки еще одну сигарету и щелкнул зажигалкой.

– Выговорился? Стало лучше?

– Мне не лучше и не хуже, – усмехнулся Жека. – Мне – никак. Что скажешь, психолог?

– Нечего тут говорить, – Марк сделал еще одну затяжку и бросил сигарету на землю. Она по-змеиному зашипела, упав в лужу. – Надо делать… Поехали. Девушку свою будешь забирать?

– Куда поехали?

Марк не ответил. Спросил:

– У тебя есть знакомый программист? Или хакер какой-нибудь?.. Не знаю даже, кто и нужен.

– Зачем?

Не глядя на Жеку, Марк молча полез во внутренний карман куртки и вместе с водительскими правами достал Алькины очки – китайскую копию Just Cavalli.

Назад: 17. Копы в огне (1)
Дальше: 19. Без волшебства