12. Антиобстрел

Рядом пляшет парочка – высокая девушка в джинсах и в балетках и ее бойфренд в ботанских очках и в футболке с надписью: «Urban Resistance». Девушка двигается как в рекламном ролике танцевальной студии. Ее па грациозны, легки, непринужденны и красивы, но смотрят больше не на нее, а на танцующую чуть в стороне от диджейского пульта Настю. Инди-гитары пытаются сокрушить кирпичные стены «Mod Club», но для Насти они как колыбельная. Она танцует отрешенно и вместе с тем ненавязчиво. Люди, пробирающиеся между пультом и барной стойкой, кидают на нее взгляды той или иной степени заинтересованности, улыбаются, зараженные ее энергией, повторяют одно-два ее движения и идут дальше.

– Девушки нужны, чтобы смотреть, как они танцуют, – наклоняется к уху Жеки его сосед.

Жека подозрительно смотрит на него, оценивая, не Дон Педрило ли это. «Тоннели» в ушах и какая-то похожая на полную хрень модная обувка на ногах. Вроде не похож, но кто их тут разберет? На всякий случай Жека не ввязывается в беседу. Пользуясь моментом, он знаком подзывает барменшу и, улыбаясь, просит два «егермайстера». Дождавшись шотов, машет рукой. Настя кивает и, пританцовывая, приближается к стойке.

– Решил продолжить? – спрашивает она.

Последний час Жека не пил. Номерной знак Евросоюза – это здорово, но надо оставаться в состоянии безопасно вести машину.

Словно специально для Насти диджей ставит «Midnight Show» «Killers», и девушку сносит мощной волной музыки. Жеку она прихватывает с собой. На танцполе становится тесно и жарко. Жека чувствует, как разметавшиеся флагом чьи-то чужие длинные волосы щекочут ему шею. Все братья и сестры, все улыбаются. Жека тоже, хотя кто-то только что пролил на него текилу. Наплевать. Облившему его, наверное, тоже жалко своего спиртного. Глаза Насти рядом, он видит их, но выражение ее лица теряется в полумраке. Он приближается, целует ее. Губы девушки мягкие и влажные. Жеку захлестывает желание.

Они продолжают целоваться где-то на лестнице, ведущей на второй этаж. Жека прижимает Настю к стене с такими выщербинами, будто перед ней происходили расстрелы. Она обнимает его правой ногой, он держит ее за бедра. Мысль о том, чтобы пойти в туалет и заняться в нем чем-нибудь более интересным, чем танцы, кажется ошеломляюще прекрасной.

– Эй, ребята! Остыньте! – слышат они голос, оборачиваются и видят парня в кофте с надписью: «Охрана». – Этим займетесь дома.

Пытаясь последовать совету охранника и остыть, они садятся на террасе на крыше. Ветра в колодце двора почти нет. За домами – сияние от подсветки Спаса на Крови.

Чувствуя голод, Жека предлагает взять по слайсу гавайской пиццы с ананасами. Пока он ходит вверх-вниз по лестнице, Настя заказывает в верхнем баре обжигающе горячий чай. Они молча едят, дыша осенним воздухом и слушая разговоры, шутки и перебранки клабберов. Перед тем как вернуться на танцпол, прямо у стойки вливают в себя по очередному шоту «егермайстера».

Танцпол забит, свободного места нет. Люди пляшут между столами. В тесноте Жека с Настей трогают друг друга. Кому какое дело, если кто и видит.

Жекин «опель» припаркован в пятидесяти метрах от клуба. И очень кстати, что рядом нет фонарей. Они садятся в машину, со скрипом откидывают сиденья назад. Настя хочет ограничиться лишь приспущенными джинсами и сдвинутыми вбок трусиками, но Жека вещь за вещью раздевает ее всю, что в заполненном флюидами секса тесном пространстве не так-то просто сделать, и это возбуждает еще больше. Стащить обувь – вообще настоящая беда. Настя кладет свою руку ему на член, обхватывает пальцами и начинает ласкать его. Готовый вот-вот взорваться, Жека с сожалением убирает руку. Обнаженная девушка садится на него сверху. Рычаг переключения передач слева от них.

– Смотри не перепутай, – говорит Жека.

Настя смеется.

– Ты себе льстишь.

Она не договаривает, шумно выдыхая воздух. Когда Жека входит в девушку, ее рот округляется. Дотягиваясь, Жека целует ее груди. Настя пытается прогнуть спину, но упирается головой в потолок. Его руки скользят по ее спине, пока она скользит на его члене. Жеке горячо, но он крепится из последних сил. Настя начинает громко кончать. Ее стоны пробивают брешь в старательно возведенной Жекой плотине, в его голове вспыхивают бенгальские огни. Настя куда-то исчезает, и через мгновение он чувствует свой член в ее влажном рту. Огни становятся ярче и колючее, и он стонет, выстреливая тугой струей. Потом снова видит лицо Насти над собой и целует ее в соленые губы.

– Ты сладкая, – говорит он неправду.

– Сомневаюсь. Это все твоя начиночка, – в ответ дурачится она, нажимает на кнопку стеклоподъемника, впуская в салон ночную прохладу октября. – И, пожалуйста, друг мой, не снижай впечатления…

* * *

Проснулись они в середине дня, помятые, как Михалков и Соломин после попойки в Баскервиль-холле. Сходство усиливала сваренная Настей каша, «овсянка, сэр».

Перед завтраком Настя пошла в душ. Пока она плескалась, Жека валялся в постели и вспоминал, как они приехали сюда ночью. Настя зашла в подъезд босиком, держа свои «мартенсы» в руках. Ее наглухо застегнутая кожаная куртка была надета на голое тело. Дома, расстегнув куртку, она вновь поставила «Kilimanjaro Darkjazz Ensemble» и, опершись на локти и раскинув согнутые в коленях ноги, смотрела, как Жека губами, языком и руками ласкал ее везде. Настины оргазмы, замешанные на оральном сексе и мрачном нуаровом эмбиенте, следовали, как вагоны скорого поезда. Так и не дав ей снять куртку, он входил в нее сзади. Весь мир мог лететь в тартарары, и не было ничего важнее их потных, сплетенных в объятиях тел.

А теперь не было ничего важнее, чем проглотить таблетку аспирина, чтобы не болела голова.

Настя снова была молчаливой, «на паузе», под стать хмурой погоде за окном. На Жекины шутки лишь слегка улыбалась, на вопросы отвечала неохотно. Девочка-лед. Стояла к нему спиной и варила кофе, посетовав о еще вчера кончившемся молоке. Жека вдруг подумал, что, наверное, пора сваливать. Дать Насте отдохнуть от себя, выспаться самому. Узнать у барыг на районе, пришел к ним товар или нет? Через пару-тройку дней деду Стасу понадобятся новые дозы его солдатского лекарства. Потом можно залипнуть с «плэйстэйшн». Побриться, наконец. Позвонить Насте к вечеру, пожелать спокойной ночи. И договориться, что встретит ее в понедельник после работы. Если к тому моменту не умрет от ломки. Кажется, эта девушка стала его наркотиком. Который не вырубишь ни у одного цыганского драгдилера.

Только вышло все по-другому.

Он отрешенно размешивал сахар, когда зазвонил его фэйковый айфон. Дерьмовый рингтон. Незнакомый номер.

– Алло?

– Есть срочная работа, – без приветствий услышал Жека чей-то голос, вроде бы знакомый.

– Гази, ты?

– Он самый.

Жека насторожился. Наперсник Аббаса никогда еще не звонил ему напрямую. И какая может быть работа в его состоянии? Тем более срочная. Но лишние деньги… Когда они лишние? Он звал Настю в Европу, хотя у самого финансов – в обрез.

Жека поморщился, спросил:

– Что за работа?

– Забрать из одного места машину и перегнать ее к Темиру в бокс, срочно. Тачка чужая, но это не угон, там ключи под колесом.

– А кто-то из ваших парней не может это сделать? – по-настоящему удивился Жека.

– Нет, – отрезал Гази. – Дело срочное. У нас все заняты. Даже Аббас. Сам должен понять, раз я тебе звоню… Берешься?

Где-то в голове у Жеки зажглась красная лампочка.

«Не откликайся на “Эй, паря”. Будь глух и нем…»

Что за подстава? И зачем? Раньше за Аббасом такое не водилось. Он потер ладонью нахмуренное лицо. Тело в багажнике «лексуса». И вот теперь… Но еще он помнил Настино желание уехать от зимы. Когда у нее кончится визовый карантин?

Жека ответил ждущему Гази:

– Хорошо. Где? Что за машина? И сколько?

Не так, чтобы очень много, но ему сказали «это не угон».

Выслушав краткую инструкцию кавказца и дав отбой, Жека повернулся к Насте.

– Извини. Надо идти.

Настя молча отставила кружку с кофе в сторону и вдруг спросила:

– Можно с тобой?

Неожиданно.

– Не хочу оставаться сейчас одна… Как-то стремно…

Ну, это тоже объяснение. По-своему, не хуже, чем признаться в любви. И уж, во всяком случае, честнее.

– Похмелье, – кивнул Жека. – Один мужик называл такое состояние «антиобстрел». Не знаю даже почему.

– В смысле?

– «Перо скрипит в тишине, в которой есть нечто посмертное, обратное танцам в клубе, настолько она оглушительна; некий антиобстрел».

– Какие-то нескладушки-неладушки, а не стихи у твоего мужика, – улыбнулась Настя. – Но да, вчера я перетанцевала и перепила. Все тело болит, и тошнит еще… И там саднит, – она стрельнула взглядом вниз. – Берешь меня с собой?

Жека поинтересовался:

– Машину водишь?

– Ну, иногда бывает, – пожала плечами Настя. – У подруги на даче. У меня прав нет.

Второй водитель, даже неопытный, был кстати. Или Жека просто искал причины взять девушку с собой? Только надо, чтобы она знала.

Не понимая, как начать, Жека подошел к столу, на котором стоял ноутбук. Покатал по поверхности стола лежащую тут же авторучку. В руку попала картонная коробка с канцелярскими скрепками. У кого Жека читал, что каждый мужчина, если он не лжет женщине, говорит глупости? Ладно, он попробует.

– Ты рассказывала ночью, как воровала велики.

– Наверное, надо сказать, что раскаиваюсь в содеянном…

– Да все нормально. Просто у нас масштабы разные, – произнес Жека, разгибая скрепку. – Ты угоняла байки, а я – тачки…

И Жека рассказал ей.

Настя слушала внимательно, не перебивая и не задавая вопросов. Спустя двадцать или тридцать разогнутых скрепок она спросила:

– А когда ты в четверг после «Олдбоя» сбежал от моего дома, это что такое было?

Ну да. Жека подумал, зачерпнул из коробки еще скрепок и рассказал Насте остальное. Не все ли равно теперь?

* * *

Он пристроил «опель» в самом конце Черниговской, у пересечения с Московским проспектом. Настя перебралась за руль.

– Минут через двадцать, самое позднее – через полчаса, я подъеду и посигналю, – сказал Жека. – Держишься за мной, сворачиваем на Обводный. Учти, что левого поворота там нет, доезжаем до «Треугольника», паркуешься на набережной, включаешь аварийку и ждешь меня.

– Все ясно. Как вкладыш жвачки, – кивнула Настя.

– То есть? Не понял.

– «Любовь – это стоять на стреме и слушать драм-н-бэйс, пока он угоняет чужую тачку».

Жека улыбнулся:

– Это не я, это ты сказала про любовь…

Черниговская – одна из артерий промзоны, с мусором по обочине, в родинках мазутных пятен и в следах экстренных торможений. С левой стороны – пустыри, через которые параллельно улице тянутся железнодорожные пути. С правой – обвитые удавами вентиляционных труб промышленные здания, выставившие перед собой покосившиеся бетонные заборы. На пустырях между путями партизанят банды беспризорных собак. Неплохо, когда они чем-то заняты и не обращают внимания на прохожих. В паре мест ржавые рельсы ответвляются и пересекают дорогу, уходя за заросшие молодыми деревцами ворота. Что там за ними – неизвестно. Может – разруха, может – секретные военные объекты, но первое более вероятно. А вместо рельсов на пустыри слева наползает старое Новодевичье кладбище, заросшее пожелтевшими кленами. Над кладбищем, будто над разрытыми могилами, вьются и готично каркают вороны.

Когда Жека протопал полпути, стал накрапывать мелкий дождь. Жека натянул капюшон кенгурухи и сунул руки в карманы джинсов. Без машины он замерз.

Обошел лежащую посреди тротуара кучу конского навоза. Что за кентавры тут проезжали?

По адресу, названному ему Гази, находился угрюмо-серый нежилой шестиэтажный дом с французскими фальш-балконами, портиком с хмурыми ангелами и цифрами «1913» и барельефом с надписью: «Акц. Общ. С.П.Б.Товарныхъ Складовъ». Перекошенный указатель с номером дома – 13. Будь Жека суеверным, не задумываясь, дернул бы отсюда, поплевывая через плечо. Сбоку от здания шел кирпичный забор с разобранным проемом. Туда по битому кирпичу вел накатанный автомобилями заезд.

Жека огляделся. Воскресная улица в промышленном районе – пустынный и мрачный параллельный мир. За все время по Черниговской проехали три или четыре машины, а людей Жека так и не встретил; только у Московского в заваленном опавшими листьями сквере на лавочке мерзли два дедка с шахматами. Вдалеке над проспектом виднелась вывеска отеля «Holiday Inn». Сам отель скрывался за навевавшим мысли о репрессиях сталинским домом, фасад которого, в свою очередь, почти полностью загораживали выбравшиеся за территорию кладбища деревья с кружащимся над ними вороньем.

И за забором тут явно не Нарния. Жека, мысленно подталкивая себя, шагнул вперед. Когда-нибудь он дошарится по всем этим подворотням…

Охрустительно хрустя осколками битых стекол, он пробрался вдоль торца здания под неуютного вида полуразрушенными балконами на четвертом и пятом этаже. Втягивай – не втягивай голову, не поможет, если сверху на нее свалится кирпич. Заросший сорняками двор за домом был изрыт глубокими ямами, будто здесь закапывали, а потом снова выкапывали трупы. Возле каменных блоков не вполне понятного назначения распластался остов сожженного «спринтера».

Темно-синий новехонький, как из рекламы, японский кроссовер, о котором говорил Гази, примостился у исписанного революционными лозунгами нового времени (кто их тут видит, кроме бомжей и крыс?) двухэтажного флигеля со слепыми оконными проемами. Выглядел «субару» здесь как накрытый американской клеенкой и простыней, обставленный четырьмя откупоренными склянками ждановской жидкости труп Настасьи Филипповны в пустой сумрачной квартире Рогожина. Приближаться к нему не хотелось – напротив, Жека горел желанием драпануть отсюда. Место из тех, где могут убить. И даже прикопать есть куда.

«Что до вещей, носи серое, цвета земли; в особенности – белье, чтобы уменьшить соблазн тебя прикопать в нее…»

Жека замер, прислушиваясь и стреляя глазами по темным проемам окон. Непроходящее ощущение, что его палят голодными взглядами из всех щелей. Где-то равномерно барабанила по брошенному листу железа вода. Облезлые стены, рваные трубы, плотная взвесь дождевой пыли из низких туч. Суши-бары с бесплатным Wi-Fi остались в другой реальности.

– Подойди ближе-то, – услышал вдруг Жека хриплый голос и лишь через пару секунд понял, что говорит сам с собой.

Разглядывая двор из-за угла дома, он осознал, чего боялся, что за заноза сидела у него в… После «лексуса» он больше не верил Аббасу и всей его шайке-лейке. Если это не угон, зачем нужен он, Жека? Тот же Темир мог сам забрать «форестер». Или у узбека нет прав?

Хватит уже загоняться. Назвался груздем… Весь наэлектризованный, подобравшийся как кошка, готовый в любую секунду пуститься в бега, он приблизился к «субарику». В груди колотилось и подпрыгивало сердце. Оглушительно лопнуло попавшее под подошву «гриндерсов» стекло. Жека вздрогнул, его спину обдало морозом.

Брелок с ключами лежал не под колесом, как обещал Гази, а под самим «субару». Выругавшись про себя, Жека опустился на носки и ладони на влажную землю. Снова заозирался, понимая, что находится в донельзя уязвимой позиции – на карачках, задницей кверху. Доставая ключи, потянул мышцу на правой руке. Поднялся, морщась от боли, потер плечо. Открыл дверь, заглянул на заднее сиденье, ожидая увидеть там что-то жуткое, сел в сухой салон. Вставил ключ в замок зажигания, повернул. Двигатель мягко завелся.

– Хороший ты мой! – похвалил машину Жека, выворачивая руль.

Надо бы заглянуть на всякий случай в багажник, но это потом. Сперва он уберется отсюда.

Жека развернулся в полтора приема и стал медленно выезжать со двора, ежесекундно поглядывая в зеркало заднего вида. Через разобранный проем выехал на дорогу и свернул в сторону Московских Ворот.

Тут неожиданно «субарик» намертво заглох и заорал сигнализацией.

– Твою мать! – Жека только сейчас увидел справа от руля сканер скрытого биометрического иммобилайзера. – Сучий биокод!

Не зря он чувствовал подвох. Валить, пока мимо не проехал патруль или бдительный автолюбитель. Или чего похуже.

Похуже? Жекина спина покрылась колючими мурашками, когда он увидел, что заглох прямо на рельсах, а из-за забора, окружающего дом номер 13,– ну прямо кино! – выползает маневровый тепловоз. Выходные же! Надо дома отдыхать!

К черту! Бросить «субару» на дороге. Пошли они все…

Жека попытался открыть дверь, но та не поддавалась. Блядский иммобилайзер заблокировал замки. Фак!.. Жеку захлестнула волна паники. Люка в машине нет. Выбить стекло? Чем? Он дернул крышку бардачка. А это что такое?

Не веря своим глазам, он смотрел на выпавший на сиденье из бардачка человеческий палец с кровавым неровным срезом. Кажется, большой. Кто-то неаккуратно обстригал ногти?.. Может, в обморок упасть?

Резкий тепловозный гудок выдернул его из прострации.

В зеркале заднего вида Жека увидел приближающийся тепловоз, тянущий за собой несколько вагонов. Кажется, он тормозил, но до заглохшего «субару» оставалось расстояние метров в пятьдесят, сокращающихся с пугающей скоростью. Машинист дал еще один гудок.

Да уж, тот лишний палец, который всю руку портит. Какого хрена? Времени на раздумье не осталось. Жека схватил палец, который на ощупь был как лежалый огурец, и приложил его к светящемуся сканеру. И даже не удивился, когда сигналка заткнулась. Жека бросил палец на кресло рядом с собой, повернул ключ. Машина завелась. Жека надавил на газ, потом еще сильнее и еще. Притормозил уже у припаркованного у обочины «опеля», посигналил Насте.

Что это было? Аббас и Гази забыли сказать ему про биометрический иммобилайзер и палец в бардачке?

Жека покосился на отрезанную часть человеческого тела, лежащую на сиденье рядом с ним вверх ногтем. Этот немного посиневший ноготь (или освещение такое?) беспокоил Жеку больше всего. Остановившись на светофоре, он углядел в бардачке очищающие салфетки, неловко достал из упаковки сразу две и, прикасаясь к пальцу через влажную ткань, перевернул его. К горлу подкатила тошнота. Через всю фалангу, до самой подушечки пальца, был сорван лоскут кожи, оставшийся болтаться где-то вместе с остальной рукой. Где она, кстати? Жека представил, как кричал хозяин «субарика», когда ему резали палец. Пожалел, наверное, что установил на машину биокод…

Сигнал, поданный сзади Настей, отвлек Жеку от всей этой дичи. Вырулив на проспект, он поморщился и резким движением скинул отрезанный палец с кресла. То в багажнике угнанного «лексуса» обнаруживается труп с давно отрезанным пальцем, то теперь в «субару» он находит явно другой отрезанный палец. Сплошное членовредительство. Что, интересно, в его гороскопе написано?

На неудобном повороте с Московского на Обводный Настя отстала, но догнала Жеку к перекресткам с Розенштейна (Розенкранца-Гильденстерна) и Шкапина. Недалеко от желтой арки въезда на территорию бывшего завода Настя, как они и договаривались, прижалась к тротуару за двумя стоящими друг за другом черным и белым «ягуарами» модели XF.

Шлагбаум на въезде почему-то был задран, а охранник, против обыкновения, суетлив.

– Давай, давай! – помахал он рукой Жеке. – Да проезжай ты!

Объезжая колдобины, Жека ехал по остаткам дороги. Навстречу ему попались две взрослые симпатичные панкушки, прикинутые героинями аниме. Одна косплейщица была в короткой юбке в шотландскую клетку и полосатых гольфах, вторая – в рваных джинсах – «трубах», под которыми на нее были надеты еще одни. Барышни остановились, пропуская Жеку.

Столб белого дыма над кирпичными зданиями бывших цехов он увидел не сразу, а когда заметил, не придал этому особого внимания. Только разглядев две пожарные машины и их экипажи, льющие из брандспойтов, понял, что попал на пожар. Вернее, на его окончание.

Бокс технопарка, в котором работала бригада Темира, больше не горел, а пускал через обвалившуюся крышу густой, горько пахнущий белый дым. Остатки пожара заливали водой в два брандспойта. Трое охранников и несколько пожарных в тяжелом несгораемом снаряжении стояли поодаль. И больше никого. Все азиатские «аборигены» с «Треугольника» попрятались в своих норах, ожидая наезда копов.

Жека оцепенело смотрел на пожар, слушая ритмичный скрип щетки дворников по лобовому стеклу, потом заглушил двигатель и вышел из «субару».

– Тебе чего? – спросил у него один из охранников.

– Да я машину забрать. Ставил сюда тачку на ремонт, – ответил Жека.

– Пиздец твоей тачиле! – бескомпромиссно заявил высокий усатый пожарный с покрытым копотью лицом. – Сгорела в этом сарае! Страховка-то есть?

– А… – протянул Жека. – Как сгорела?

– Быстро, – ответил пожарный и отвернулся от Жеки, глядя на подходившего к ним товарища. – Ну, что там?

– Две «единички», – ответил тот. – Похоже на поджог… Но это уже – к дознавателю.

– Ага, – кивнул усатый. – Я так и думал, – и объяснил стоявшему рядом охраннику: – Два трупа.

– О как! – покачал головой охранник. – Развели черножопых.

– Да не расстраивайся, – добродушно похлопал охранника по плечу усач. – Что они, родственники тебе? Новые приедут вместо них… Это, чайку у вас нельзя тут попить? Пока еще парни все прольют, а?

– Пойдем.

Жека отошел. Набрал Темира. Абонент вне зоны действия сети. Вправду сгорел? Жека позвонил Аббасу, тот не брал трубку. И Гази тоже. Постоял, просчитывая варианты, набрал Темира еще раз – и с тем же результатом. Все это ему не нравилось.

Бросить «субарик» здесь, как собаку осенью на даче? Не по-человечески как-то. Да и не хватало еще, чтобы черные повесили кроссовер на него. Наверное, самое правильное – отогнать «форестер» на Кронверкский, к кафешке Аббаса, передать с рук на руки. Да, так будет лучше всего.

Жека вернулся к «субарику», возле которого крутилась парочка местных линялых псов. Палец там унюхали?

Мать его! Палец!

Он топнул ногой, собаки сдристнули. Жека забрался в салон. Зашарил под сиденьем, нащупывая маленький кусок чужой плоти. Найдя, отдернул, словно обжегся, руку. Жуть какая. Достал салфетку и взял палец через нее. Завел машину. Палец, завернутый в салфетку, на этот раз аккуратно убрал в бардачок. Сколько ему еще ездить на этом «субару»?

Взгляд Жеки непроизвольно упал на индикатор топлива. Бля! Придется заезжать на заправку.

И снова глушить мотор.