Тим вдруг понял, что может исчезнуть. Не в глобальном смысле, как редкое животное с лица планеты, а из «Пляжного». Вот прямо сейчас, посреди этой суматохи.
Легко.
Достаточно только выскользнуть из кафе, в зале которого бармен и так зло накинувшаяся вначале на Жеку красивая блондинка с очень странной прической колдовали над раненным в шею мужчиной. Тиму оставалось всего-то прошмыгнуть мимо них, выйти в двери и сделать полтора десятка шагов в сторону темнеющего за поселком ковчега.
И никто не заметит его отсутствия.
Бармен, только что вернувшийся с улицы после лихорадочной, но безуспешной попытки оживить засыпанный снегом «субару», теперь помогал пожилой женщине с кухни и блондинке, пытавшейся остановить кровотечение у рыбака. Приложив к его ране на шее похожую на тесто светло-серую липкую субстанцию, они заматывали ее бинтом, принесенным барменом из аптечки «субару». На белой марле медленно, но верно проступали темно-красные пятна, означавшие, что из человека вытекает жизнь.
Жека, застукавший побег Тима там, в лесу, прямо в эту секунду сидел за стойкой, уткнувшись в нее погасшим взглядом. Его подруга Настя тоже оказалась вне игры, непрестанно набирая на смартфоне номера, которые выкрикивал ей перепачканный чужой кровью бармен. Все ее лихорадочные усилия были тщетны. Сеть в этих местах еле дышала, и у девушки не получалось дозвониться ни до одного из абонентов. Безумным саундтреком к плещущейся в замкнутом пространстве панике звучала идиотская «Попытка номер пять», занесенная беспечной воскресной радиоволной.
Еще одного участника происходящего, пожилого полицейского, Тим несколько минут назад оставил стоящим на льду метрах в тридцати от места, где ухнула в ледяную воду Сталинграда.
Мальчику казалось невозможным, что он больше не увидит эту жестко крутую девушку с волосами, заплетенными в афрокосички. От этого становилось очень грустно. Если бы Сталинграда не отпросила его у Полины Ивановны, Тим бы тут не оказался. Никогда бы не побывал на подводной лодке, не познакомился с Юлей. И не было бы тех чудесных и обжигающих сознание минут в «ящике» – комнате за дверью с надписью: «Staff Only». Обжигающих до сих пор.
Интересно, что с Драганом? Убила его Сталинграда? Тим на это очень рассчитывал. Потому что тогда он знал, что ему делать. Он отыщет деньги, спрятанные Максом у Лодочников, ненадолго заедет в Выборг, где отдаст долг Повешенному и расскажет бабушке, что ей нужно знать, а после этого вернется в Петербург. Найдет там Юлю Парк и… все время будет с ней, чтобы через несколько лет, когда ему исполнится шестнадцать, пожениться. Ведь так делают взрослые?
Что это за деньги, за которыми охотилась Сталинграда? Откуда взялись? Как попали к Максу? Почему он их не потратил, а спрятал там, где спрятал? И сколько их всего? Хватит ли на троих? Должен ли Тим вообще делиться деньгами не только с Жекой, но и с его девушкой?.. Конечно, он может забрать все себе. Взять, растворившись сахаром в стакане горячего чая. Попробуй найди его.
Вот только не станет он так поступать.
Хватит того раза, когда он чуть не сгорел со стыда в кабине снегоуборочника, где Настя раскусила его намерения. И дело не только в стыде.
Еще до того, как его родители стали выпивать, они вдруг завели привычку ругаться друг с другом с утра до вечера. Для ругани была одна-единственная причина – в их доме совсем не водились деньги. Иногда, когда они вдруг изредка появлялись, родители жили спокойно – до следующего финансового кризиса, постепенно размазывающегося на недели и месяцы…
То, что Тим видел между Жекой и его подругой ночью и утром, те злость и раздражение, которые эти симпатичные ему люди почти не пытались скрыть, были версией истории гибели его собственной семьи. Настя с Жекой напоминали сейчас выброшенные на берег обломки кораблекрушения. А какие отношения могут быть между обломками? Но если есть правило, что отсутствие денег ломает взаимопонимание между людьми, нет ли другого, обратного первому? Что деньги могут создавать отношения, как это произошло с сестрой Ромки Финна, вышедшей замуж за бизнесмена.
– Весь толстый, – рассказывал Ромка другу, – противный и занятой. Но денег у него много. Почти пятнадцать миллионов на пластиковой карточке, я сам видел. Представляешь, Тим? Надька его скользкую плешь за эти миллионы и любит.
Может, если Тим поделится с Жекой и Настей деньгами, он станет для них кем-то вроде розового упитанного амура с луком и стрелами?..
Кажется, он уже делит шкуру неубитого медведя. Сначала надо найти деньги. А перед этим попасть к Лодочникам, не вызывая у них подозрений. Как только это сделать? Пока они шли через Роуску, утопая в снегах, Тим об этом не думал. Тогда главным было дойти, оставив решение прочих проблем на потом. Теперь «потом» наступило.
– Ну что там? – обернувшись, спросил бармен у Насти.
– Не дозвониться. Сеть все время пропадает…
– Так выйди на улицу! – нервно выкрикнула блондинка. – Может, там зацепит…
Настя прошла мимо мальчика, открыла дверь и оказалась на улице. Ее уход будто сорвал внутри Тима пружину. Хватит ему уже стоять просто так.
Он оглянулся на продолжающего оставаться безучастным ко всему происходящему Жеку и вышел следом за Настей. Та стояла посреди снегопада и сбивающимся голосом что-то объясняла в трубку. Значит, сработало. Чтобы не мешать девушке, Тим остановился на крыльце кафе.
– Да послушай ты! – услышал он, как сказала Настя невидимому собеседнику. – Какая разница, откуда я знаю твой номер? Тут человек умирает, придурок!..
Тим ухватился голыми руками за деревянные перила, словно мог этим взволнованным прикосновением как-то помочь девушке. А та опустила руку с телефоном и, не пряча его в карман, замерла, стоя спиной к мальчику. На фоне падающего снега она показалась Тиму похожей на обгоревший черный фитиль затушенной сквозняком свечи. Нехорошее сравнение, подумал мальчик и шагнул к Насте, обернувшейся на его шаги. Она произнесла, глядя мимо него.
– Сейчас приедет. Как раз заводился… Не знаю, что с ним будет… – и Тим не понял, кого из оставшихся внутри «Пляжного» она имеет в виду: истекающего кровью раненого или своего друга.
– А… А что с Жекой? – спросил он. – Он какой-то странный.
– Странный? – Настя коротко взглянула на мальчика. – Просто под наркотой.
Тим удивился. Он хорошо помнил Макса, сидящего на героине. Поведение брата, в такие моменты походящего на ищущую укрытие сонную муху, разительно отличалось от того, что происходило с Настиным другом. Когда он осторожно поделился своими сомнениями с девушкой, та поморщилась и отмахнулась:
– Жека на «быстром». Только у него уже отходняки начались…
Тим не стал говорить, что не понял ее слов. Внезапно ему стало не до того. В голове встревоженным дозиметром неслышно защелкали нейроны, перепрограммирующие его мозг, чтобы смогла выстроиться неожиданная цепочка: Макс – наркотики – Лодочники – Жека.
– Едет, – сказала вдруг Настя.
Тим обернулся и посмотрел в ту сторону, куда, прищурившись как снайпер, глядела девушка. Из меловой пелены метели к «Прибрежному» выкатывался джип.
И еще один – следом за первым.
Христосмобиль.
Так обозвала Настя машину, в которой они ехали в сторону ковчега. Тим и чадящий Жека – на заднем сиденье, Настя – впереди. За рулем – Кравец, плотный, но не толстый мужчина с редеющей шевелюрой, под расстегнутой черной дубленкой которого виднелся бледно-голубой свитер с вырезом и густые темные волосы, лезущие из-под дорогого кашемира. Тим заметил, как Кравец глянул на него в зеркало заднего вида. Снова не узнал, и мальчик успокоился. В конце концов, магистр Светлых Рыцарей Водолея видел его лишь однажды, когда Тим приезжал навестить Макса.
«Деньги спрятаны… На лодке…» Почему он сразу не подумал?
Первым к кафе подрулил вызванный Настей местный на старенькой, облезлой, в пятнах грунтовки, как в псориазе, «тойоте тундре».
– Это ты, Михеев? – спросила Настя у выбравшегося из кабины водителя в пуховике с белесой паутиной торчащих вдоль швов перьев. – Я тебе звонила?
– Мне. У вас тут правда кто-то коней задвигает? Или просто похмельем мучается?
Вторая причина для него, видимо, была не менее важной. Физиономия водителя, похожая на хищную зверюгу «тундры», выдавала в нем сильно пьющего человека, в данный момент случайно оказавшегося трезвым.
– Он внутри, – кивнула Настя, рукой указав на кафе. – Тот, кто умирает… Посигналь, что ты подъехал.
Водитель нырнул в кабину своего внедорожника и послушно надавил на пронзительный гудок. Один раз, потом другой. Вновь оказавшись рядом с Настей, озадаченно произнес:
– Им там помочь, наверное, надо…
– Что за христосмобиль? – спросила девушка, разглядывая замерший возле «тойоты» «Ниссан-Террано».
«Японца», прямо как татуировки тело настоящего якудза, украшали цветные аэрографические картинки, иллюстрирующие библейские сюжеты. Какие-то длинноволосые, похожие на Гэндальфа старцы, горящие деревья, смуглые люди с крючковатыми носами, с копьями и мечами, ангелы… Иисуса среди всей этой мифической толпы Тим не заметил. Почему же тогда «христосмобиль»?
– Да это Кравец, – скривился Михеев, – который у Лодочников за главного. И вообще, – то ли хмыкнул, то ли булькнул он, – у всех за главного. Это он сам так думает. Типа: видишь, там, на горе, возвышается крест, повиси-ка на нем…
– Эй! – крикнул от дверей кафе бармен. – Михей, ты сюда лясы поточить, бля, зарулил?.. Давай сюда!..
– Бегу! – ответил Михеев и вправду побежал, размашисто переступая кривоватыми ногами.
Вслед за перепачканным кровью барменом он скрылся в доме. А Настя и Тим смотрели, как навстречу к вышедшему из «ниссана» человеку в блестящей дубленке направился пожилой полицейский, виртуозно владеющий кастетом.
Ну и в компанию Тим попал. Хорошо, что бабушка даже не догадывается…
Он подошел к Насте и проговорил.
– Я знаю, что ему нужно сказать, – мальчик посмотрел в спину Кравца, которого узнал сразу, как увидел. – Чтобы он поверил…
И она сказала такое, что Кравцу ничего не оставалось сделать, как поверить.
А эта девушка, Настя, – еще та хитрющая лиса, заметил про себя Тим. Обвести вокруг пальца с самым что ни на есть невинным лицом прожженного обманщика, да еще в такой ситуации – высший пилотаж. А что Кравец обманщик, Тим даже не сомневался. Не в самом же деле он какой-то там апостол.
Сначала Кравец, после короткого разговора отпущенный пожилым копом уже за ненадобностью, слушал Настину речь нехотя. Но когда та вроде как мимоходом обмолвилась про трехкомнатную квартиру в «сталинке» на Московском, доставшуюся Жеке в наследство от деда, вдруг стал проявлять живой интерес к судьбе отбившейся от стада овцы.
– …Я о вашем Храме в городе услышала. Подумала, это как раз то место, где он сможет побороть свой недуг… Вы ведь поможете ему, да? – Настя тронула Кравца за руку, с надеждой вглядываясь в его глаза.
– Долог путь избавления от напасти, – напустил тумана Кравец, – особенно если в сердце твоем Тьма… Ему придется остаться в общине. Может быть, надолго. Может быть…
Настя как болванчик закивала головой, а Тим мысленно закончил за Кравца фразу: «…Навсегда».
В памяти всплыло лицо Макса, когда Тим приехал к Лодочникам навестить старшего брата. Сюда несколько недель назад Макса сосватала бабушка, Полина Михайловна. Распознав наконец в старшем внуке наркомана, она вспомнила, как пили родители Тима до обращения в свою новую веру Водолея.
– Яблоко от яблони недалеко падает, – сказала она тогда Тиму.
Тот не совсем понял, что имеет в виду бабушка. А через несколько дней, впервые за долгое время, до Петровского с оказией добрался отец. Смурной, он хмуро поздоровался с вышедшим навстречу Тимом, будто с соседским ребенком, и спросил у бабушки, своей матери:
– Ну, чего звала-то?
Полина Михайловна увела его на улицу и там минут десять о чем-то с ним жарко спорила. Потом отец вернулся, позвал отсиживающегося в комнате Макса и сказал ему:
– Собирайся, поедешь со мной.
– Куда? – спросил Макс.
– Куда надо.
Оказалось, что Полина Михайловна отдала Макса в общину, рассчитывая, что там он избавится от героиновой зависимости.
Это было в июле, а в конце августа истосковавшийся по брату Тим собрался навестить его. С ним напросился болтавшийся без дела на заканчивающихся каникулах Ромка Финн. Тим обрадовался его компании. Вдвоем они доехали на рейсовом автобусе до Приморска, откуда до Роуску их подбросил молчаливый старик-дачник на раздолбанной «шестерке».
Родственников прихожан в качестве гостей в Храме Светлых Рыцарей Водолея хоть и не слишком охотно, но принимали. Возможно, делали это в надежде переманить их на свою сторону. Или чтобы родственники не поднимали шум. Селили посетителей в специально построенном гостевом доме, над которым, угрюмый, как грехи всего человечества, нависал ковчег из просмоленной древесины – огромная, высотой с четырехэтажный дом лодка без руля и ветрил. Отсутствующие мачты придавали ковчегу зловещий вид, превращая солнечный августовский день в пасмурный октябрьский. Руководить строительством ковчега, как рассказал потом Макс, привозили непрестанно удивляющегося происходящему специалиста по парусным судам из Гибралтара. Мощное плавсредство, которому предстояло сгнить на суше, накрывало плотной тенью крохотный поселок сектантов, постоянно напоминая, что скоро разверзнутся хляби небесные. Будто задавленные этим знанием, немногочисленные обитатели общины в своих одинаковых серых одеждах выглядели бесплотными призраками.
– Его как расплющило чем-то тяжелым, – прошептал Ромка, разглядывая в узкое окошко спину сутулого мужика, проводившего их до гостевого дома, небольшого каркасного строения, обшитого имитацией бруса. – Это он грядку надумал копать в конце лета? Может, что-то на зиму посадить решил? Чеснок там…
– Рано для чеснока, – покачал головой Тим. – Он будто сторожит нас, а без дела сидеть нельзя…
– А может, он для нас могилу копает, а?
Спина Тима покрылась мурашками. Он еще раз посмотрел на облаченного в серую робу землекопа. Могилу? Прямо тут? Но ведь никто их не запирал в доме. И саму общину не ограждали от остального мира забор или крепостная стена со рвом. Из нее всегда можно уйти. Да и Макс с родителями где-то здесь…
– Ты дурак, что ли? – спросил Тим у Ромки. – Совсем уже «ку-ку»?
– А что?.. – не понял Финн.
– А то… – Тим насмешкой попытался скрыть, что и ему стало жутковато от Ромкиной идеи.
– Ну а вдруг… – тронул его за руку Ромка. – Только представь…
Тим вздрогнул от неожиданного прикосновения, отпрянул от окна. Оглядел единственную комнату гостевого дома. Собранные раскладушки в углу. Некрашеный пол, застеленный цветастыми домоткаными ковриками (его бабушка умела делать точно такие же). Аккуратный самодельный стол посреди. Занавески с вышитыми узорами. Строгие иконы по стенам – не старинные, а ламинированные репродукции. Обстановка, конечно, далекая от уютной, но уж точно не зловещая. Никто их тут не прибьет, нечего выдумывать…
– Ты куда? – забеспокоился Финн, когда Тим шагнул мимо него.
Он вышел на улицу и громко захлопнул за собой сколоченную из толстых досок дверь. Копавший землю мужичок даже ухом не повел, но, когда следом за Тимом на пороге появился Ромка, оторвал взгляд от раскопанной земли и спросил у мальчишек сиплым голосом:
– Это… Вы куда, а?.. Нельзя тут… Это…
– А где Макс, мой брат? – спросил Тим, удивляясь собственной смелости. – Я к нему приехал, а не в доме вашем сидеть.
«А ну как сейчас подойдет и даст по голове лопатой?»
Но землекоп воткнул лопату в грядку (или в их будущую могилу?) и сказал, неумело улыбнувшись ртом, зубы в котором были вроде полезных ископаемых, еще поискать надо:
– Это… Ну понятно же, что к брату… Это… – он воровато оглянулся. – Макс в лесу сейчас, дрова заготавливает с артелью… Так я могу проводить вас, пока начальнички наши в город подались… Пойдете?
– Конечно, – обрадованно кивнул Тим. – А далеко?
– Да прилично… Это… Я вас до Роуску провожу, а там объясню, как дойти до места… Вы по шуму услышите… Они там лес валят… И стройка рядом еще… Только это… Денег мне нужно, в Роуску в ларек зайти, а то мочи нет никакой…
– Я дам, – сказал Тим, поколебавшись, – но немного. У нас у самих мало. Когда пойдем?
– Это… Да сейчас надо… Только лопату уберу…
Они осторожно пошли за землекопом мимо строений, размерами порой даже уступавших гостевому дому. Или это они казались такими крохотными на фоне ковчега, похожего на выброшенного на берег кита?
Никто не встретился им по дороге. Землекоп подвел ребят к приземистому домику под самым ковчегом. Тим разобрал доносившийся из внутренностей ковчега мерный гул.
– Генератор у нас тут, – пояснил удивленным Тиму с Ромкой их спутник.
Мальчишки только сейчас разглядели провода в черной изоляции, тянущиеся из ковчега к избушкам, будто выпущенные громадным пауком липкие нити, в которых запутались несчастные мухи.
– А это, рядом – инструменталка. И слесарка, если вдруг что починить…
Он отворил соседнюю дверь, без всяких замков запертую на одну лишь деревянную вертушку, осторожно шагнул в темное пространство, заставленное лопатами, тяпками и еще каким-то инвентарем. Присмотревшись, Тим увидел в тесном сумраке уснувшую бензокосилку, водруженную на широкий ящик вроде пожарного, в каких хранят песок. В другом углу блеснул недоеденный ржавчиной хромированный руль полуразобранного мотоцикла.
– Ого! – восхитился Ромка и подался вперед. – «Иж-Юпитер»! На нем, наверное, еще Адам с Евой яблоки воровать гоняли.
Мужичок, напросившийся ребятам в провожатые, приставил свою лопату к другим, закрыл дверь, оттеснив мальчишек, и повернулся к ним:
– Это… Идем?
Они прошли тем же путем, каким подошли к ковчегу – мимо пригнувшихся домишек сектантов и гостевого дома, – и по накатанной грунтовке направились к поселку. Походка их спутника приобрела деловитость. Он то и дело поглядывал на отстающих Тима и Ромку:
– Давайте-давайте, пацаны. Поторапливайтесь…
Но до Роуску они в тот день так и не дошли, потому что перед самым поселком повстречали Макса. Издалека заметив старшего брата, Тим со всех ног рванул к нему. Подбежал и облапил Макса, такого горячего и живого.
– Здорово, Тимка, – со смехом ответил тот, выбираясь из его объятий. – А я иду и смотрю, ты или не ты? Как сюда попал-то? Дома набедокурил, и бабушка тебя выслала?.. Да осторожнее ты, не поранься, – сказал он, отводя в сторону руку, в которой держал оранжевую бензопилу с надписью: «Partner». – Здорово, Ромаха-Росомаха. Тоже проведать приехал?
– Это… А ты что так рано, Макс? – спросил, поравнявшись с ними, землекоп.
– Да пила глохнет, пилить невозможно. Заводишь, пять секунд работает – и привет. Савельев меня отправил обратно. Сейчас разберу, посмотрю. Починить попробую… А ты что тут?
– Это… Так я… Это… Брательнику твоему обещал показать дорогу к вашей делянке…
– Дорогу показать к делянке? – усмехнулся Макс. – Спасибо, конечно. Только сам видишь, уже не надо.
– Это… Мне пацаны денег обещали…
– Денег? Хочешь, чтобы «правильные» Кравцу настучали, что ты бухаешь?.. Выгонят из общины, что делать-то будешь? Опять из помоек жрать примешься? Зима же скоро… Тебе лучше уж трезвым да в тепле…
– Дак это… – с тоской проскрипел мужик.
– Как знаешь. Хозяин – барин. Только в этом я не участвую… Пойдемте, парни, домой.
– Домой? – удивленно переспросил Ромка.
– Ну, на лодку, Ромаха-Росомаха. У меня теперь дом вроде как там…
Они оставили провожатого бороться со своими демонами в одиночку, а сами, разговаривая о всяких пустяках, словно расстались только утром, втроем двинулись к ковчегу.
Теперь он не пугал мальчишек. А чего бояться, если где-то тут живет Макс? Просто большая лодка. Тим шагал, бросая на веселого, явно посвежевшего брата незаметные взгляды, а его сердце словно превратилось в скворечник, где чирикали птицы. Все хорошо. И так теперь и будет…
Они не то поужинали, не то пообедали макаронами по-флотски в пустом тесном пищеблоке, где гремела посудой молчаливая женщина с будто навсегда замершим скорбным лицом. Потом Макс повел их в слесарку, где принялся колдовать над пилой. Тим и Ромка вертелись рядом, трогая инструменты, туда-сюда сдвигая-раздвигая массивные тиски.
– Ромка, сунь палец!..
– Сам суй! Или лучше – писюн свой…
Лампочка под потолком слесарки вдруг замерцала, затрещала, но потом снова разгорелась.
– Что это? – обернулся Тим к Максу, ковырявшемуся в разложенных на верстаке запчастях бензопилы.
Тот, не отрываясь от работы, пожал плечами:
– Генератор барахлит. Тоже смотреть надо, тэ-о делать… Электриков тут своих нет. Так что ждем, когда совсем накроется. Тогда, наверное, новый и купят…
Через полчаса, собрав заново пилу и заведя ее пару раз для проверки, Макс объявил:
– Все, парни! Справился. До завтра отдыхаем, пока труд не сделал из обезьяны уставшую лошадь.
Они вышли из слесарки. Постояли, разглядывая борт нависавшего ковчега.
– Тут несколько дней назад пожарный инспектор приезжал, – сказал Макс. – Смех, да и только. Сказал, что, по технике безопасности, на генераторную надо повесить табличку «Не влезай! Убьет!». А Кравец ему отвечает, что, мол, нельзя им вешать такую табличку, потому что она с черепом, как у пиратов. Да и как быть, когда Потоп их начнется? Люди побоятся садиться в ковчег – убьет же… Пришлось Кравцу откупаться…
– Ему надо было нарисовать на двери знак «Не ходи здесь», – сказал Ромка.
– «Не ходи здесь»? Что за знак? – заинтересовался Макс.
– Я передачу по «Хистори» смотрел про американских безработных старинных. Они такие знаки оставляли, чтобы предупреждать друг друга. Читать-писать не умели, поэтому на стенах рисовали, на деревьях. Нарисуют лопату – значит, рядом можно найти работу, за которую заплатят или накормят. Так и назывался знак: «Есть работа».
– «Есть работа», – повторил Макс.
– А «Не ходи здесь»? – спросил Тим. – Как рисуется?
– Вот такой, – Ромка присел на корточки и поводил пальцем по утоптанной земле. – На сперматозоид похож, – хихикнул он.
– Точно.
– Я думаю, Кравцу что сперматозоид, что череп нельзя рисовать на ковчеге, – пожав плечами, усмехнулся Макс и предупредил: – И сами туда не суйтесь. Нельзя. А то знаю я вас.
На следующее утро после скромного завтрака из сваренной на воде овсянки Макс взял их с собой в лес. Вместе с несколькими «лесорубами» Тим и Ромка погрузились в рассыпающуюся пассажирскую «газель» и робко уселись на заднее сиденье позади угрюмого вида богомольцев. Сидевший за рулем дочерна загорелый бригадир повернулся к Максу и хмуро спросил у него:
– А это еще кто?
– Брат мой с другом своим, – ответил Макс. – Помогать будут.
– Помогать? – сощурился бригадир и пожевал нижнюю губу. – Смотри, чтобы хоть не мешали… Ну ладно.
Он завел «газель» и выжал сцепление. Доехали быстро. Сначала – до Роуску, а оттуда по лесной дороге, испещренной оспинами выбоин, – до строящегося коттеджного поселка, где кипела работа. Ворочал стрелой надрывающийся пожилой автокран, задиристо грохотал бульдозер, суетились смуглые люди в оранжевых жилетках.
Микроавтобус оставили возле каких-то развалин.
– Финский ДОТ, – пояснил Макс ребятам.
– А не угонят «газель»? – поинтересовался дотошный Ромка.
– Кому нужна эта консервная банка? Да и связываться с ними, с Лодочниками, – себе дороже.
Тим подумал, что ему нравится, как Макс отделяет себя от сектантов. И вдруг понял, что за все время пребывания в поселке даже не вспомнил про родителей. Хорошо это или плохо?
Лес валили в паре километров от ДОТа. Тим с Ромкой сначала и вправду пытались помогать, но чем поможешь, когда тебе не доверят ни пилу, ни топор? Стоять в сторонке, отмахиваясь от комаров, и дуэтом петь неразговорчивым лесорубам псалмы? Так псалмов они не знали, только смешные песни группы «Ленинград». Взять и спеть: «Вот будет лето, поедем на дачу. В руках лопаты…»?
Чтобы не мешаться, ушли с вырубки.
Собирать первую, еще недозревшую бруснику быстро надоело, потому что чего в ней хорошего? Не арбуз и не банан. Ориентируясь на доносившийся шум, решили вернуться к «газели». Там должно быть интересно. Один только ДОТ чего стоил. А еще ведь есть стройка, где можно чем-нибудь поживиться…
Но со стройки их прогнал высокий нескладный узбек.
– Нечего вам тут делать, иди отсюда! Опасно, да! – закричал он на мальчишек.
– Ты сюда не ходи, ты туда ходи! – отбежав на безопасное расстояние, передразнил азиата Ромка. – А то снег в башка попадет!..
Полазили по финскому ДОТу, неохотно и несмело заглянули в его темные внутренности. Заскучали.
– Тим, а давай здесь знак хобо нарисуем, – вдруг предложил Ромка. – Ну, что я вчера рассказывал… Чтобы все знали, что тут узбек злой, который только орет…
Тим засмеялся. Идея дурацкая, но она ему понравилась.
– А чем рисовать? – спросил он.
– Краска на стройке же есть. Стырим. Пусть у этого из зарплаты вычтут, ага? Тебя ведь они не поймают…
Оставив Ромку прятаться за ДОТом, Тим устроил из похищения целое приключение. Поминутно связывался с «прикрытием» по воображаемой рации и зловещим шепотом обещал, если «враг» только шевельнется, «всадить ему нож по самую рукоятку», потому что «мертвый не выдаст». Тим отлично знал, что никто его не заметит, но все равно чувствовал себя настоящим разведчиком, который ушел за «языком» за линию фронта. Взятым в плен «языком» оказалась увесистая банка серой краски, одна из многих, стоявших внутри ближайшего к опушке дома. Там же Тим нашел новую широкую кисть с желтой пластиковой рукояткой, после чего устроил воображаемый – и оттого невидимый и неслышный никому – взрыв оставшейся краски и пустился в обратный путь, метко отстреливаясь от преследователей.
– Молоток! – обрадованно приветствовал его Ромка.
– Какой знак рисовать? – спросил его Тим, потирая затекшую руку, в которой тащил поживу. – «Не ходи здесь»?
– Нет, я подумал, другой надо. «Срочно делай ноги» называется…
– А как?
– Давай покажу.
Они повозились, открывая краску, затем Ромка вывел на обращенной к лесу стене ДОТа круг, из которого выходили две параллельные стрелки.
– Вот так…
– Дай лучше я, – отобрал Тим кисть у товарища и неспешно принялся покрывать стены ДОТа кривоватыми кругами с торчащими из них стрелками.
Ромка ходил за ним и канючил, что это он придумал, а не Тим, и что… Наконец Тим отдал ему кисть, выменяв у приятеля за право рисовать на финском ДОТе знаки американских бродяг найденный неподалеку помятый (но при этом целый!) автомобильный огнетушитель. Вот интересно, что будет, если кинуть его в костер? Взорвется? А если взорвется, потушит костер? Ведь огнетушитель же. Надо проверить…
А обрадованный Ромка живо забрался на крышу ДОТа, как на вершину гималайской горы-убийцы, и стал рисовать большой знак «Срочно делай ноги» прямо там, чтобы его можно было увидеть аж из космоса.
– Вдруг космонавты захотят приземлиться, а на них узбек этот накинется: «Чего вы тут забыли? Опасно, да! Улетайте живо!»
Он едва успел дорисовать начатое, когда появился Макс и спросил с придурковатой интонацией паренька с номером тринадцать – героя фильма «Добро пожаловать!»:
– А что это вы тут делаете, а?
Они наперебой объяснили. Макс выслушал, хмыкнул и сказал:
– Пойдемте лучше обедать, парни. Надо только забрать из машины газовую плитку…
Тим отчетливо помнил вкус той гречневой каши с волокнами тушенки, сваренной на подключенной к пятилитровому баллону с пропаном переносной плитке.
Помнил и теперь, пуская слюни за одним из двух длинных пустых столов в пищеблоке Лодочников в обществе Насти и Жеки.
Здесь Кравец высадил их из своего христосмобиля, кивнул Насте и сказал:
– Проходите внутрь, ждите. К вам придут.
Пищеблок и полтора года назад, в августе, показался Тиму сумрачным, словно окна в нем плотно затянула паутина, а уж сейчас… Они сидели в потемках, принюхиваясь к запахам, какие бывают в больничных столовых, а с висящих на стенах репродукций на них с неясными мыслями поглядывали святые.
Кормить их никто не собирался, потому что, когда Настя спросила про кофе у все той же скорбной работницы, та отшатнулась и спряталась на кухне. Сидела там, боясь пошевелиться.
И хорошо, подумал Тим. Нет никакой надобности в лишних глазах и ушах, когда он полезет в генераторную.
«Не ходи здесь», – сказал Макс. Возможно, вспомнил их с Ромкой разговор на пороге здешней слесарки тем уже давним (три года назад) летом, когда они приезжали навестить Макса. Макс, около трех месяцев проработавший в общине на лесозаготовках, ушел от Лодочников в середине осени. Вернулся в Петровский к Тиму с бабушкой, устроился работать на железную дорогу – грузчиком на товарную станцию. А год спустя, когда запылало то безумно-жаркое дымное лето, с ножом накинулся на человека и угодил в колонию.
Что-то тогда произошло. И всему причиной были деньги.
Спрятанные Максом на лодке.
«Не ходи здесь». Он помнил, как Ромка, стоя в дверях слесарки, рассказывал им с Максом про «алфавит» хобо. Теперь Тим не сомневался, что старший брат спрятал деньги на ковчеге. В помещении, где стоял генератор. Оставалось только надеяться, что никто их там не нашел. Вдруг, не обнаружив их, Тим тогда сойдет с ума, как тот неприятный старичок из фильма про бриллианты в стульях?
Не сойдет, твердо решил Тим. Потому что он все отыщет.
Он двинулся к дверям.
– Куда собрался? – спросила Настя.
Тим многозначительно оглянулся на перегородку, за которой пряталась женщина со скорбным лицом, и произнес, понизив голос:
– Я отойду… по делу.
– В туалет? – подняла брови девушка. – Знаешь, я бы тоже сходила…
– Нет, – помотал Тим головой. – По… нашему делу.
– Один?
– Так будет лучше, – ответил Тим.
– И вернешься сюда с наволочкой, полной денег? – поинтересовался вдруг засевший в углу Жека. – Нет уж, не выйдет. Хватит мне одного раза…
– Просто меня никто не заметит. А вдвоем мы… Тут ведь не любят, когда чужие ходят по улице.
Жека покачал головой, разглядывая пол у своих ног.
– Думаю, что мне сейчас можно что угодно. Я ведь обдолбан по самые уши.
– А мне что делать, если за тобой придут? – спросила Настя. – Что говорить?
– Придумаешь, пока тут на кухне «малиновку», как в «Олдбое», ищешь… – непонятно ответил Жека.
Что еще за «малиновка»? Тим так и не понял. Может, потому что не услышал ответ Насти. Незаметно мальчик выпал из ее и Жекиного поля зрения. Оказался за дверью пищеблока. Словно ушел под лед, как Сталинграда…
После сумрачного помещения дневной свет, отражавшийся от свежего снега, больно резанул глаза. Тим зажмурился, привыкая. Поморгал, сделал несколько шагов. Повернул к громаде ковчега – черной, но кое-где покрытой снегом, будто плесенью. Стараясь не думать, что его могут заметить Лодочники или догнать Жека с Настей, неспешным шагом направился к гигантской лодке, заслонившей собой полнеба.
А потом, когда ковчег загородил все небо, Тим вдруг растерялся, неожиданно поняв, что ошибся в своих предположениях. От начала до самого конца.
Потому что человек, захоти он добраться до наружного люка генераторной, должен обладать трехметровым ростом.
Люк, из которого тянулись провода, находился на высоте трех с половиной метров от земли. И как бы Макс попал туда, чтобы спрятать деньги? Вскарабкался по плотно пригнанным друг к другу деталям обшивки? Проще тогда было решить, что он сумел взлететь. «А изнутри? – подумал Тим. – Есть же туда нормальный вход?» Двери или ворота, через которые на ковчег в нужный момент поднимутся Светлые Рыцари Водолея.
Тим завертел головой, пытаясь разглядеть, где эти ворота могут находиться. Сделал несколько шагов вдоль ковчега, обметенного по периметру свежими сугробами. Резко затормозил, развернулся и двинулся в обратном направлении. Не выдержал и перешел на бег.
Проход к двустворчатым воротам был очищен от снега. Похоже, их использовали по назначению. «Ну а как же?» – подумал Тим. Ведь генератор нужно заправлять топливом. Размышляя об этом, он обреченно разглядывал большой замок, висящий на стянутых цепью из нержавейки воротах. Для чего-то потрогал ледяной металл пальцем. Просто так не сковырнешь. Зачем Лодочники запирают ковчег? Чтобы заранее не пробрались безбилетники?
Но брат сказал, что деньги на лодке. Тим громко шмыгнул замерзшим носом.
Как же Макс сумел туда попасть?
Конечно, брат мог знать, где или у кого спрятан ключ. Или тогда ковчег еще не закрывали на замок? Непонятно… Каким образом Тиму теперь туда залезть?
Попробовать все-таки добраться до люка? Как?
Лестница, неожиданно сообразил мальчик. Ведь есть же у этих Светлых Рыцарей лестница. Где только ее искать? В сарае с инструментами, решил Тим. Где же еще? Там, среди всяких косилок, молотилок и лопат…
Лопат…
И Тим вдруг понял, что он все-таки сошел с ума, как дедуля из «Двенадцати стульев». Сошел, но решил эту систему уравнений.
«Работа… Есть работа…» – последние слова умирающего Макса. Тогда Тим решил, что брат имел в виду, что придется поработать, чтобы найти спрятанные на какой-то лодке деньги.
Не исключено, конечно, что и так.
Но сейчас Тим вспомнил, как Ромка, рассказывая им про знаки хобо, упомянул один – изображение лопаты. И назвал его – «Есть работа».
Слова, которые затем повторил Макс.
Работы в этом поселке много, но место, так или иначе связанное с лопатами, всего одно. Сарай, в углу которого, будто наказанные дети в тщетной попытке согреться, прижались друг к другу промерзшие инструменты. Не лодка. Но имеет ли смысл цепляться к словам, произнесенным умирающим человеком? Кто знает, с какой силой закоротило в его мозгу напуганные приближающейся смертью нейроны? И если разобраться, инструменталку все же можно отнести к «на лодке».
Тим думал, не замечая, что его ноги сами по себе куда-то идут. Внезапно он обнаружил себя перед сараем, где тем давним летом у Лодочников хранился инвентарь. Дверь, как и несколько лет назад, все так же беззаботно запиралась на грубо выструганную вертушку. Тим повернул ее вертикально и с усилием потянул дверь из потемневших досок.
С прошлого раза, когда мечтающий о выпивке мужичок убирал сюда лопату, в сарае будто ничего не изменилось. Только исчезли останки мотоцикла, да сейчас на первом плане маячили не штыковые лопаты, а снегоуборочные. Несколько штук образовали плотный строй, обратив к Тиму, словно рыцарские щиты, свои полотна из черного пластика с местами налипшим на них снегом.
«Есть работа…»
Тим шагнул в сумрачное помещение, промороженное, как пакет с пельменями. Когда его глаза адаптировались к темноте, он попытался разглядеть что-то сквозь лес ручек разнообразного инструмента. Где тут можно спрятать… Деньги… А сколько их вообще? Может, это несколько свернутых в трубочку бумажек, запрятанных в щель между половицами? И что, ему весь сарай тогда по досочкам разбирать? Он, конечно, незаметка, но…
Как блесной, Тим зацепился взглядом за…
За газонокосилку, стоявшую в самом углу.
Впавшая в летаргический сон до весны, она молчаливо возвышалась над прочим инвентарем. Возвышалась, потому что стояла на широком ящике, как Тим вспомнил, красного цвета.
В груди мальчишки нехорошо екнуло. На секунду ему стало страшно.
Кажется, вот он, сундук мертвеца!..
Добраться бы теперь до него.
Тим лихорадочно отодвинул ближайшие лопаты, стоявшие на его пути к пожарному ящику. Они начали расползаться, потом с глухим грохотом обрушились на пол. Тим шагнул, споткнулся о ручку одной из упавших лопат. Пытаясь удержать равновесие, ухватился за попавшуюся под руку тяпку. Уронил и ее.
Внезапно в сарае потемнело. Ожили, заплясали тени, отбрасываемые тусклым дневным светом, затянутым сюда с улицы.
Сзади кто-то вошел. Тим испуганно обернулся.
– Ну, конечно, – произнес Жека. – А кто же еще?..
А затем Настя подсвечивала темноту экраном смартфона, а Тим вместе с еле шевелящимся Жекой разгребал инвентарь и барахло вроде ржавых резьбовых штанг, пытаясь добраться до «сундука мертвеца». Поднатужившись, они спихнули газонокосилку, освобождая пожарный ящик. Тим за ручку потянул крышку вверх. Закряхтел от усилий, но сделал это сам, без посторонней помощи. Откинувшись на петлях, крышка ударилась в деревянную стену, заставив сарайчик содрогнуться.
Ощущая, как его внутри до краев заполняет иррациональный страх, Тим заглянул в распахнутый ящик как в пасть дикого зверя.
– Настя! – позвал подругу Жека. – Подсвети нам!
Девушка пробралась через инструментальный бурелом. Голубоватое, как огонек газовой конфорки, сияние осветило внутренности пожарного ящика.
Он не поверил своим глазам. Потом Тим потрогал то, что увидел.
Так и есть.
Смерзшийся в единый монолит песок, тронутый сединой измороси, наполнявший ящик почти до краев.
Тим обернулся к Насте и потерянно прошептал, не видя ее лица:
– Извините. Я же думал…
– Держи, – Настя протянула мальчику свой телефон, а сама нагнулась и решительно выудила из «бурелома» тяпку с заостренным краем.
Перехватилась поудобнее за ручку, подняла и обрушила тяпку в наполнявший ящик песок. Тим едва успел зажмуриться, когда ему в лицо полетели смерзшиеся колючие комки.
– Отойди, – сказала ему Настя и снова ударила в ящик тяпкой.
На поверхности песка появилась трещина.
Еще несколько ударов – и смерзшийся песочный монолит покрылся сетью крупных трещин. Из него вывалилось несколько крупных комьев. Тим опасливо отвернулся от разлетающегося песка, а Жека стоял рядом безучастным истуканом.
Продолжали раздаваться удары.
– Твою мать! – негромко сказала вдруг Настя за спиной Тима и с увесистым стуком опустила тяпку на пол.
Мальчик повернулся к «сундуку мертвеца». Увидел, что Настя пробила в песке похожую на нору с неровными краями дыру, в которой…
В неверном свете подсветки смартфона Тим разглядел… Что это? Какая-то материя? Будто край порванной спортивной сумки. А что в ней?
Жека сунул руку в нору, что-то там ухватил и потянул. С бумажным шелестом вытащил затянутый в наполовину разодранный черный полиэтиленовый пакет толстый кирпич. Свободной рукой до конца разорвал блестящую обертку.
Деньги, понял Тим. Целая пачка. И, если он правильно разобрал, иностранные деньги. Мамочки…
– Ничего себе! – сказала Настя и посмотрела на Жеку. – Еще есть?
Жека оторвал глаза от пухлой пачки, с трудом помещавшейся в его руке.
– Посмотрим, – сказал он. – Держи, – протянул он деньги Насте.
– Не боишься отдавать? – хмыкнула девушка, передавая в обмен на пачку купюр тяпку.
– Страшнее, если эта железная хрень останется у тебя, – пояснил Жека. – Ведь голову ей проломишь – и глазом не моргнешь…
– Не бойся, кто-то ведь нужен, чтобы эти деньги утащить… Их там много?
– На всех уже хватит…
Загипнотизированный видом денежной пачки, Тим перестал вдруг слышать их разговор.
Страха больше не было, вместо него накатила жуткая слабость. Он вдруг весь взмок, как при высокой температуре. Мамочки, я богат… Его затрясло в лихорадке. Тим отвернулся от «сундука мертвеца» и тяжело шагнул к дверям, думая о том, как бы не зацепиться ногой за раскиданные по полу лопаты. Упадет ведь…
Набрать по телефону Юлю и сказать ей… Что он ей скажет? Что он богат? Что он… Блин! У него же нет ее номера…
Тим прислонился спиной к косяку и совершенно без сил опустился на корточки. Новые пальто и штаны карго были все измазаны в грязи, в песке и в ржавчине, а сам он устал как собака.