41. Девчоночье царство

– Я испугалась, что все кончится, так и не начавшись…

– Ты еще и идиотка? Я худею. Ну и досталась же мне… Не могло все так некрасиво кончиться…

– Некрасиво? Знаешь, ты лучше оставь свои личные оценки происходящего при себе. Это было бы охренительно некрасиво. Так поступают только настоящие свиньи… Что мне было бы делать с тобой неживым? Приставить к стеночке, как Ленина в Мавзолее?

– Да заткнись же ты…

И почти сразу после этого Инга умирает.

* * *

Бармен, с которым Павел-Худой собирался на судаков, сумел справиться с кровотечением. Он заставил побледневшую как полотно Ингу зажать рану, а сам высыпал на широкий стол горку муки, залил ее водой и в две секунды замесил тесто. Наверное, самое отвратительное в мире – без яиц и без соли. Но именно это липкое тесто, приложенное к ране Худого, позволило тому продержаться до больнички. Какой-то доброхот на «тойоте тундре» отвез Павла в Зеленогорск, где ему вкололи обезболивающее, и молодой хирург по живому зашил рану.

– Явно попали не туда, куда целились, – сказал он потом приехавшей вместе с Худым Инге. – Но сосуды задели. Мог умереть от кровопотери. Хорошо, быстро кровь остановили…

От госпитализации Худой отказался:

– Еще не хватало… Из-за царапины…

В город они вернулись на такси. Когда Инга назвала водителю свой адрес, Худой ничего не сказал. Может, просто не услышал. Почти всю дорогу он проспал, развалившись на заднем сиденье. Им же самим отосланная на переднее место Инга время от времени оборачивалась, кидая на него беспокойные взгляды. Прибитый сразу ранением, обезболивающими и известием о гибели брата, спящий Худой вдруг показался девушке старым.

Дома, пока она жарила найденные в холодильнике замороженные овощи с порезанным на кусочки полукольцом краковской колбасы, ее гость обошел квартиру, похмыкал над засыхающими цветами, не перекинутой с января картинкой на календаре, «Большим русско-шведским словарем», припечатывающим к полу задирающийся угол ковра, и перегоревшими лампочками в люстре.

– Девчоночье царство, – прокомментировал он увиденное.

За ужином они затеяли несерьезную перепалку, а потом оказались в одной постели. И там он перестал быть для нее Худым.

Легко касаясь кончиками пальцев его обнаженной спины, Инга прошептала:

– Пашка, я испугалась, что все кончится, так и не начавшись…

А дальше был оргазм, чудесная маленькая смерть.

Потом они долго лежали рядом, притянутые друг к другу невидимыми ремнями. Привыкали к запаху и дыханию друг друга. Уже проваливаясь в полусон, Павел погладил девушку по щеке и попросил:

– Инга, роди мне сына. Ваньку…

– Ваньку? Хорошо. А если будет девочка? – прошептала она, касаясь губами его ладони.

– Тогда назовем Иванкой… И постригись ты, в конце концов, по-человечески, ладно?..

42. Козлы

– Почему не ешь ничего?

– Вкусняшку хочешь присоветовать? Уже успела обо всем договориться с тутошним поваром?

– О чем «обо всем»?.. Послушай, сколько времени ты еще собираешься параноить?

– Пока не поделим деньги, и я не потрачу свою часть.

На что он потратит эти деньги? Может, выкупить «Пляжное»? Первое, что он сделает после такой покупки, – зайдет сюда с кувалдой и вдребезги разнесет музыкальный центр, настроенный на волну, прямо сейчас транслирующую ему в сердце: «А ты не летчик, а я была так рада…» Фак! Он готов сию минуту встать и вытащить пачку денег из примостившегося на пустом стуле возле их столика бело-зеленого замызганного пакета. Только чтобы больше не слышать этого. Какие уроды придумывают такие песни?

– Что будем делать? – спросила Настя, орудуя вилкой в тарелке с яичницей.

Жека встретился с девушкой взглядом. Что они будут делать? Поделят деньги на три части (куда, кстати, опять задевался шкет?), а потом… Потом, видимо, все будет сложно. Потому что тут мало что решают пачки евро, лежащие в пакете с надписью: «Центр Крепежных Изделий», который они обнаружили в том же сарае, где и деньги.

Но оказалось, что Настин вопрос относится лишь к тому, как они теперь будут выбираться из Роуску.

– Надо было попросить, чтобы нас копы с собой забрали, – сказала девушка.

– Мне и просить не пришлось бы, я же в розыске, – напомнил Жека.

Настя кивнула:

– Точно, я и забыла. Значит, когда вернемся в город, ты едешь к нам.

– К нам? – переспросил Жека, холодея. – К кому это «к нам»? Или лучше не говори…

– Я прилетела в Питер с Лукасом. Извини, что не сказала сразу… Не могла его оставить в Амстердаме совсем без денег. А дай ему хоть немного – сразу в покер спустит. Для этого принца датского нет дилеммы «ставить или не ставить». Лудоман гребаный!..

Оцепеневший Жека почти ее не слушал. А те слова, что он слышал, не вызывали у него никаких эмоций.

– Не вздумай сказать ему про деньги, – Настя кивнула на пакет. – Угораздило же меня с вами запутаться. Прямо Тангриснир и Тангниостр.

– Кто? – не понял Жека.

– Тангриснир и Тангниостр, – повторила девушка. – Скрежещущий Зубами и Скрипящий Зубами. Звери, возившие колесницу Тора.

– Что еще за звери?

– Козлы. Блин, ну а как вас еще назвать?..

Значит, козлы…

Дверь в кафе отворилась, и с морозной темени улицы в «Пляжное», пошатываясь, вошел, буквально вполз, Тим. Подойдя к столику, за которым сидели Настя и Жека, он вытер влажное не то от пота, не то от растаявшего снега лицо и произнес осипшим голосом:

– Пожалуйста, помогите… Я вам там ору-ору, а вы песни слушаете… Помогите ее дотащить…