Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
– Как зовут-то? – переспросил водитель снегоуборочника. – Владимиром Алексеевичем покуда называли. Волька ибн Алеша. А фамилия – Дворянчиков.
Он резко выкрутил руль, не сбрасывая скорости, входя в крутой поворот, и Жеку больно швырнуло на металлическую дверь «Урала».
– Интересная фамилия, – отскребая себя с двери, высказался Жека.
– Ты бы пристегнулся, что ли, паря… Да чего в ней интересного? – пожал плечами Дворянчиков. – Фамилия как фамилия. Вот у товарища моего была фамилия! Знаменитая! Пушкинская! Угадай какая?
Машина подпрыгнула в яме. Жека лязгнул зубами, ударившись головой о потолок. Дворянчиков беззлобно засмеялся и спросил:
– Так что?
– Даже не знаю, – ответил Жека, обеими руками хватаясь за металлическую ручку перед собой.
– Я же говорю – пушкинская!.. Ай, что тут скажешь, – с досадой покачал головой дед. – Вы, молодежь, книжек сейчас не читаете! Ты, наверное, паря, и кто такой Евгений Онегин-то не знаешь… Дубровский была фамилия у товарища моего! Дубровский Степан Федорович. Схоронили пару лет как… – и Дворянчиков не то произнес, не то пропел: – «Но нам предложат деревянные костюмы…»
Кое-как пристегнувшись ремнем безопасности, Жека перестал смотреть вперед, потому что так было еще страшнее. Казалось, прямо сейчас они опрокинутся на полном ходу. Разглядывать в спартанской кабине «Урала» было нечего, поэтому Жека повернулся к водителю. На изрезанном глубокими морщинами лице Дворянчикова цвета красного дерева выделялись прозрачные глаза, некрасивые до того, что их хотелось прикрыть солнцезащитными очками. Дед походил на престарелую и угомонившуюся было рок-звезду вроде Кита Ричардса, в которую вдруг вселился дух Дыбенко, Правобережного рынка, на котором в девяностые бабушки, по полгода не получавшие пенсию, банчили героином. Может, подогреть дедка остатками спидов? А если не откажется и снюхачит? Они же тогда все деревья в этом лесу пересчитают.
«Урал» опять тряхнуло. Ремень безопасности удержал Жеку, но внутри у него все взболталось, будто в шейкере.
– Куда так гоните? На пожар, что ли? – спросил Жека, морщась и сглатывая противную липкую слюну.
Дворянчиков, не отрывая взгляда от дороги, усмехнулся.
– Дристун! – и пояснил: – У меня на машине передатчик стоит, чтобы можно было отследить, где я да что. Поэтому надо быстрее доехать, и – сразу назад. Иначе оштрафуют, крысы кабинетные! Так что держись, паря! Уже почти на месте! Старый ствол, ногу – в пол! И-эх!..
Еще один резкий поворот. От отвала красивым таким фонтаном взметнулся снег.
Они внезапно вынырнули из леса. Впереди, на открытом пространстве, перемотанном бинтами разошедшейся метели, как кубики в комнате ребенка, были раскиданы недостроенные двухэтажные таунхаусы.
– Вот и добрались, – сообщил Дворянчиков, сбрасывая скорость.
«Урал» проехал с десяток метров и остановился.
– Не пошло у них дело, – кивнул дед в направлении домов. – Не раскупили их халупени. Но места тут хорошие, знатные, не сомневайся.
– Да мне-то что, – пожал плечами Жека.
– Дом строить – самое оно. Никаких соседей кругом… А это еще кто? – дед прищурился, вглядываясь в темную фигуру, появившуюся из-за засыпанных снегом развалин ДОТа. – Бичи, что ли, на зимовку устроились тут?.. Слышь, куда это он?
Дворянчиков кривым подрагивающим пальцем с желтым от никотина ногтем показал Жеке на прошедшего мимо «Урала» Драгана. Пройдя несколько метров по снежной целине, тот остановился по колено в сугробе и, обернувшись на снегоуборочник, сделал его водителю жест, означавший: «Проезжай вперед!» Дворянчиков потянулся к рычагу передач. Жека кивнул ему:
– Подождите секунду, я сейчас выйду.
– Давай, паря!
Жека открыл дверь «Урала» и, проигнорировав ступеньки, как десантник прыгнул в снег. Прикусив язык, по-змеиному прошипел: «С-с-с-сука». Отскочил на несколько вязких метров от заворочавшегося автомобиля и посмотрел назад.
«Куда это он?» – мысленно повторил Жека вопрос Дворянчикова, только имея в виду не Драгана, а Тима, который, почему-то никем не замеченный, быстрой походкой удалялся от «тахо» в сторону, откуда они только что приехали.
А зарытые пиастры? А по десять тысяч евро на брата?
– Эй! Ты куда собрался? – поймала Жеку за руку Настя, когда он, не спуская взгляда с Тима, проходил мимо «тахо».
– Смотри! – показал Жека на спину мальчика. – Почему он уходит? Куда?
– Кто? Тим? Господи, в туалет парню захотелось! За елки пошел! Не садиться же посреди поля!
– В туалет захотелось, бумагу бы взял!.. Пошли за ним!
Переполненный непонятным предчувствием, Жека вцепился взглядом в спину мальчика, словно боялся, что тот растворится в лесу, отсюда казавшемся в несколько слоев завешанным марлей.
– Да зачем? – возмутилась Настя.
– Тоже в туалет сходим! – ответил Жека. – Пошли, не рассуждай. Ты мне должна…
– Должна? Кто тебе сказал? – выдернула Настя ладонь из его руки.
– Никто. Я сам решил. Должна – и всё! Пойдем! Быстрее!
Сзади грохнул выстрел. Попытавшееся разлететься эхо накрыла пурга. Второй выстрел почти заглушил взревевший дизель «Урала».
– Что это? – обернулась Настя.
– Да не верти ты башкой! Бежим за Тимом! – крикнул Жека и, больно ухватив Настю за плечо, поволок ее по расчищенной дороге в заснеженный лес.
Словно серенький волчок.
Для бешеной собаки семь верст – не крюк. А для упертого непротрезвевшего копа – не расстояние и все сто. «В одно место надо съездить, кое-что проверить», – сказал ей Артемьев. Что это за место, Инга, заподозрив неладное, попыталась выяснить только на Приморском шоссе. К этому моменту они проскочили Лисий Нос. Впереди в усиливающейся метели утонувшими в молоке светлячками мерцали редкие огни Сестрорецка. Инга затормозила на пустынной автобусной остановке и повернулась к оперу.
– Может, все-таки расскажешь, куда собрался?
Артемьев посмотрел на нее, подышал, облизнув пересохшие губы. Инга демонстративно поморщилась.
– А чего ты хотела? – пожал плечами опер. – Я же полночи водку лакал… Голова раскалывается… Едем в Роуску.
– Куда? – недоверчиво переспросила Инга. – Это где такое?
– За Зеленогорском по Нижне-Выборгскому шоссе.
– И сильно «за»? – не веря своим ушам, спросила девушка.
– Ну, нормально. Чего уж теперь?..
– «Чего уж теперь…» – Инга подумала, что вот же она влипла. – А в трамвайном парке не мог об этом сказать?
– Будто бы ты тогда поехала?
– Мусорские у тебя прокладки…
– Фу, принцесса! Какой слог! Ты еще цыкни через дырку от зуба… Тем более я и есть мусор… Рулить дальше будешь? Или выйдешь и на автобусе обратно рванешь?
Инга посмотрела вперед. Туда, где будто долго трясли, а потом вылили бутылку кефира. Машина эта еще… Лёнин «лифан», в загаженном салоне которого пахло дешевым пластиком, кожзамом и сигаретами, дергался как припадочный при переключении скоростей и плохо держал дорогу. И погода… Не привыкшая к вождению в таких метеоусловиях, Инга тащилась со скоростью семьдесят кэмэ в час. Сколько ей понадобится времени, чтобы добраться до этого… Как там сказал Артемьев? Роуску? Да еще после бессонной ночи. Но выйти из теплой машины на этом буранном полустанке, чтобы, замерзая, ловить попутку до города?.. Инга поежилась, потом взглянула на Артемьева. Недовольно покачала головой и заявила:
– Обратно сам поведешь.
– Это уж как пойдет, – пожал он плечами. – Вдруг у Лодочников похмелиться кто предложит… Интересно, у Лени в аптечке нет чего от головы? Шкалика какого-нибудь, что ли?..
Подождав, пока мимо пронесется небедный самоубийца (жать под двести при таком снегопаде!) на серебристом «инфинити», Инга тронулась с места. Заметила, глянув на приборную панель:
– Нам до этого Роуску заправляться придется.
Артемьев покивал:
– Леня предупреждал. Но денег, если помнишь, у меня нет…
– Совести у тебя нет… Хотя чего я ждала?
– Вот именно, – через силу ухмыльнулся Артемьев. – Я и жене говорю, что завышенные ожидания – суть большинства претензий. А она все никак не поймет.
Инга промолчала, сбивая пыл опера. Позже, когда промелькнул облепленный снегом знак начала населенного пункта, на котором едва читалось «Сестрорецк», спросила:
– А что мы будем искать в… Забыла уже, как называется.
– Роуску. Финское название. И искать не что, а кого… И даже не в самом Роуску. У Лодочников.
– Где?
Артемьев вдруг нетрезво усмехнулся и произнес каким-то монументальным тоном:
– И сказал Бог Ною: «Сделай себе ковчег из дерева гофер; отделения сделай в ковчеге и осмоли его смолою внутри и снаружи»… В кино про этого Ноя недавно показывали. Видела, наверное? Зятьку моему понравилось…
Фары встречного автомобиля даже сквозь снег ослепили Ингу. Сетчатку будто обожгло фотовспышкой той злосчастной окровавленной камеры «Pentax». Девушка сбросила скорость. Встречный автомобиль проехал мимо, но в голове Инги снова начали раскручиваться обрывки вроде бы поутихнувших дарк-джазовых мелодий, прятавшихся под темно-серой, с нарисованными на ней оленьими рогами обложкой пластинки «Parole De Navarre».
И то, о чем прямо сейчас рассказывал ей Артемьев, органично накладывалось на этот незатихающий фантомный саундтрек к фильмам Дэвида Линча.
Они тогда чуть не пропустили этот привоз.
Может, лучше было, если бы все-таки это случилось?
О том, что в суетливый предновогодний Петербург привозят сумрачных французов «Dale Cooper Quartet and The Dictaphones», Инга узнала за три дня до концерта. В общем-то тогда же она впервые и услышала о существовании этой группы из бретонского Бреста.
Случилось это в самом начале недели. Инга только позавчера прилетела с Захаром из Англии. Оставив бойфренда заниматься совершенно ей неинтересными, но необходимыми делами «Копов», она встречалась с подружками, выпивала, хвасталась шарфом, купленным на Пикадилли, и раздаривала сувениры. Алкоголь в компании друзей помогал в акклиматизации, кажется, к несовместимой с жизнью после Англии питерской зиме.
С Веткой они пересеклись в маленьком безымянном баре для своих на Рубинштейна. Сидя на широком деревянном подоконнике, они пили «май тай», адаптированный барменом специально для девочек, смотрели на улицу, где торопливо бежали прохожие и неспешно сыпался снег, разговаривали. Инга рассказывала, как они угодили в Сохо на стриптиз трансов.
– Что, прямо и с членами, и с сиськанами? – недоверчиво переспросила Ветка.
– Конечно, – кивнула Инга. – Какие же это иначе трансы?
– Вообще самолет, – покачала головой Ветка. – Что твой на это сказал? Как у тебя, кстати, с ним?
– Да так, – пожала плечами Инга. – То бой, то снова битва. Ссоримся на людях, миримся в постели. Забодало… В четверг у него день рождения. Надо придумывать какой-то подарок, а даже не хочется… Может, просто бросить его?..
– Слушай… – сказала Ветка, приканчивая свой «май тай». – Я знаю, что вам надо. Ты же рассказывала, что он там в своем ментовском баре упарывается джазом?
– Есть такое… А что?..
Так она и узнала, грызя выловленный из коктейля кубик льда, про «Dale Cooper Quartet and The Dictaphones» и про то, что они будут играть в этот четверг в клубешнике под названием «The Place». Поздно вечером Инга послушала их в Интернете. Капризные баллады бретонцев привели ее в восторг, и Инга взяла два билета на их выступление.
Захар заехал перед концертом, они поехали ужинать. Инга была сегодня в образе нуаровой красотки: черное короткое платье с открытыми плечами, чулки, прическа, серебряные колье и браслет. Ее спутник был в джинсах, мятом пиджаке и футболке с надписью: «Laid Back», но на то это и мужчины. Ногти подстриг – уже красавец.
Перед входом в «The Place» собралась небольшая очередь. Пока стояли на улице, Инга замерзла. В клубе бармен намешал ей согревающе-брутальное с имбирем и островным виски, назвав эту болтушку «пенициллином». Инга поплыла с первых жгучих глотков.
Зрителей в клубе было много, но не битком. Между людьми, снимая их на навороченный «Pentax», перемещался фотограф – молодящийся небритый дядечка в футболке с енотом и в имиджевых очках. Что, интересно, за снимки получались у него в этом полутемном пространстве, наполненном густым синим светом? Заприметив Ингу, которая, облокотившись о стойку, потягивала «пенициллин», он защелкал камерой, фотографируя ее. Захара проигнорировал, и тот, немного обидевшись, потянулся и приобнял Ингу, чтобы попасть в кадр.
Почти без задержки на сцену вышли четыре человека, разобрали инструменты и заиграли свои таинственные мелодии. Это было похоже на сюрреалистический сон. Отчеканенные семплером гипнотические ритмы спиритического сеанса. Стекающую в зал атмосферу сериала «Твин Пикс» пронизывали иглами вспышки аккредитованных японских фотоаппаратов.
В какой-то момент Инга обнаружила, что околдованный музыкой Захар оказался чуть в стороне. Рядом с девушкой вновь возник фотограф в футболке с енотом и нацелился на нее объективом. Инга улыбнулась в камеру.
После концерта они решили остаться еще немного выпить в пустеющем «The Place». Пока Инга обсуждала выступление с барменом, Захар куда-то незаметно исчез. Вернулся он минут через пять. Не один. В компании фотографа-енота. Тот чуть смущенно улыбнулся Инге, церемонно протянул руку и представился:
– Сергей.
Попросив у бармена бутылку минералки, он присел за стойку справа от Инги. Захар в это время объяснял девушке свою идею. Позвонить в «Копов», предупредить персонал, чтобы закрывались, а самим приехать туда и устроить в пустом баре фотосессию для Инги. Сергей согласился поучаствовать за относительно невысокий гонорар.
– Ничего такого, о чем ты могла бы подумать, – сказал Захар и подмигнул подруге. – Ну, разве что совсем чуть-чуть полуобнаженки в подарок мне на день рождения. Если сама захочешь…
Инга, не слишком трезвая после второго «пенициллина», внимательно посмотрела в спокойные глаза Сергея.
– А вы хорошо фотографируете?
– Вашу красоту ничем не испортишь, – ответил Сергей. – Так что результат гарантирую.
Идея Захара нравилась Инге. Она представила, как устраивается на стойке в «Копах», принимает нужную позу и, прищурившись, смотрит в объектив камеры, а ее платье, чуть задравшись, открывает постороннему взгляду резинку чулок. И что будет в этот момент твориться в ее голове и в штанах наемного фотографа? Решено!.. Макияж она подправит на месте, а про то, что в «Копах» не будет постановочного света, Инга даже не подумала.
– Хорошо. Тогда допиваем и вызываем такси, да? – спросила девушка.
В машине Инга сидела сзади рядом с Захаром и разглядывала темные опустевшие улицы.
– Да, вот здесь, – сказал водителю Захар.
Они вышли на тротуар у неброской вывески «Cop International». Захар вошел в свой бар первым, а Сергей, придерживая дверь, галантно пропустил нервничающую Ингу вперед себя. Оказавшись в знакомых интерьерах, та чуть успокоилась.
– Готовьтесь, – стрельнула она глазами в своих спутников. – Я пока приведу себя в порядок.
– Давай, – кивнул Захар.
А Сергей даже не ответил, внимательно изучая обстановку и попутно вынимая из сумки камеру.
Прихорашиваясь перед большим зеркалом в туалете, Инга вдруг услышала знакомые звуки. Будто выступавшая в «The Place» группа приехала следом за ними на афтепати, где решила сыграть снова. Оказалось, что это Захар включил на проигрывателе купленную пластинку. Виниловое звучание дарк-джаза плотно окутало вышедшую из туалета девушку. Она приблизилась к стойке, на которой выстроились зажженные хозяином «Копов» свечи в стеклянных плошках. Это от них Ингу бросило в жар?
Сергей в углу возился с камерой. Сильная рука Захара приобняла ее сзади, под звуки плачущего саксофона осторожно скользнула вниз – по спине, от открытых плеч к бедрам. Девушка резко повернула голову к приятелю и поцеловала его. Страстный поцелуй, сделавший все влажным. Краем глаза Инга заметила, как на нее внимательно смотрел Сергей. Это неожиданно смутило ее.
– Налей мне, пожалуйста, выпить, – шепотом попросила она Захара.
Тот зашел за стойку, завозился с бутылками, смешивая Инге «грязный мартини» – единственное, что умел делать.
– Споить меня хочешь? – поинтересовалась у приятеля. – Чтобы потом наделать компрометирующих снимков?..
Тот хмыкнул.
Рядом за стойкой приземлился Сергей, направив на нее объектив. Инга поняла, что фотосессия началась. Пытаясь быть естественной и раскованной, она, не глядя в камеру, пила медленными глотками «грязный мартини», зажимала зубами кусочки подтаявшего льда, улыбалась или хмурилась своим нескромным мыслям. Что в этот момент чувствует Сергей? Продолжает оставаться профессионалом, зарабатывающим деньги, или?..
Сергей отошел от стойки и принялся снимать Ингу с другого ракурса. Она прикусила губу и задумчиво улыбнулась еноту на футболке Сергея.
– А если двумя коленями стать на табуретку? – откуда-то сбоку предложил Захар.
– То, что надо, – кивнул Сергей.
– О’кей, давайте, – согласилась Инга.
Она попыталась грациозно слезть с высокого барного стула, но выпитое за вечер дало о себе знать. Она покачнулась и, может быть, даже упала бы, если бы Сергей не успел подхватить ее. Он придержал Ингу под руку, пока она с глупым выражением на лице ловила равновесие. И тут почти случайно она задела своей ладонью бедро фотографа. Тот замер, будто перед его лицом внезапно закружилась рассерженная оса. Инга на несколько судорожных мгновений сцепилась с Сергеем взглядом. Потом убрала ладонь и сделала шаг назад, давая понять, что прикосновение было случайностью, но наткнулась спиной на Захара. Сильные руки приятеля взяли ее под бедра, чуть потянув вверх подол платья, и как-то ненавязчиво подтолкнули обратно к Сергею. Оказавшись вплотную к фотографу, Инга вспомнила недавнюю прогулку по лондонскому «Boxpark» – сделанному из морских контейнеров торговому моллу. Ворочавшиеся с оглушительным грохотом тяжелые неповоротливые мысли в ее голове были как эти самые контейнеры. Она с недоумением смотрела в спокойные глаза Сергея, пока вдруг не почувствовала, как мужские руки легли на ее плечи и скользнули вниз. И это не были руки Захара, которые, продолжая оставаться на бедрах Инги, еще выше, уже совсем нескромно задирали подол ее платья. Она порывисто выдохнула, ощущая собственную тревогу, входящую в резонанс с музыкой французских джазменов.
– Что?.. – обернувшись к Захару, попыталась спросить Инга, но бойфренд, прижав к ее губам два пальца, заставил ее замолчать.
Ощутив прикосновение чужих сухих губ и небритого подбородка к своей шее, Инга развернулась и увидела волосы на голове чуть склонившегося Сергея. «Когда они успели сговориться?» – в панике подумала она.
– Мы же говорили про подарок на мой день рождения, – шепнул ей на ухо Захар. – Это он и есть. Если ты не против…
Если она не против такого подарка?..
Придурок!
У Инги перехватило дыхание от возмущения и одновременно – от чужих настойчивых прикосновений. И, надо сказать, прикосновения были первоклассными. Мужики знали свое дело. Она непроизвольно подалась им навстречу, чувствуя, как ее зажимают в живые, источающие тестостерон тиски. Черт, черт, черт… Ее рука вцепилась в теплое дерево барной стойки. Заскользила по ней, как скользили по ее телу горячие ладони… Черт… Захлебываясь в возбуждении, она нащупала… Что это?.. Трезвея, Инга скосила взгляд. Отложенная Сергеем ненужная сейчас камера. Чувствуя, как сзади расстегивают на платье молнию, а спереди чужие руки подбираются к ее трусикам, Инга поудобнее взяла камеру в руку и неожиданно даже для самой себя (лучше сделать и пожалеть…) с размаху ударила ею в висок распаленного фотографа.
Удар получился несильным, но Инге удалось отвлечь внимание Сергея от ее тела. Еще ничего не соображая, он повернул голову в сторону, откуда пришла опасность, и девушка снова ударила его фотоаппаратом, на этот раз прямо в лицо. Сергей закричал от ярости и боли, отскочил от Инги и ухватился за разбитый нос, из которого ручьем хлынула кровь, заливая жизнерадостного енота. Камера выскользнула у Инги из рук и с грохотом упала на пол. Раздался звук чего-то безвозвратно бьющегося. Сергей вскрикнул раненой птицей, нагнувшись к фотоаппарату. Взял его на руки как заболевшего ребенка и, не разгибаясь, посмотрел на Ингу. Произнес:
– Ах ты, сука!
«И ведьма», – подумала Инга.
Сергей в этот момент валился на пол, получив удар в лицо от Захара, неожиданно затеявшего защищать подругу от оскорблений. Не будучи робкого десятка, Сергей вскочил на ноги, пропустил еще один удар от хозяина «Копов», ударил в ответ сам и, сократив расстояние, вошел в клинч.
Дальнейшего Инга не видела. Подхватив свой небрежно брошенный на пустовавшее место охранника норковый полушубок, бросилась к входной двери.
Сзади слышалось сопение и придушенные ругательства, потом что-то опрокинулось, что-то со звоном полетело на пол. Дверь оказалась закрытой. С двойным щелчком открыв равнодушный ко всему происходящему замок, Инга выскочила на морозную улицу. Набрасывая на плечи норку, сбивчиво подумала, что пусть кто-нибудь из двух этих уродов сунется к ней здесь. Она завизжит так, что перебудит всех в этом городе!
Огромная даже отсюда, выкрашенная в черный цвет лодка выплывала из затянувшего горизонт снегопада. «Что, если снег будет идти сорок дней и ночей, до самого апреля?» – подумалось Инге. Мысль показалась ей невыносимой. К ковчегу, до которого было с километр, вела неширокая тропа, которую лихорадочно, как прячущий улики убийца, засыпал снег.
– Можно мне с тобой? – спросила Инга у Артемьева.
Тот покачал головой.
– А я к нему не пойду. Много чести. У меня есть его телефон, позвоню – сам прибежит. Подождем в кафе. Только ты отдельно сядешь. Кто знает, как там пойдет разговор…
Инга кивнула, вспомнив, как Артемьев достал из бардачка «лифана» по-стоматологически блестящий кастет, примерился к нему и спрятал в карман своего линялого анорака. Она обернулась к ярко-синему щитовому домику. «Кафе «Пляжное». Горы еды, море алкоголя, децибелы караоке», – заманивала вывеска. На расчищенной от снега площадке возле кафе стоял престарелый угловатый «субарик». Покрытый скорлупой смерзшегося снега и льда мыс уходил в заледеневший залив. У берега вскрытой веной чернела промоина. Правее кафе, на противоположном берегу заваленной снегом бухты, расположились коттеджи и хозяйственные постройки турбазы для любителей рыбной ловли. Возле коттеджей наблюдалось вялое движение, в отличие от смурного застывшего безмолвия за спиной девушки, где плыл ковчег.
Кравец – так звали человека, из которого собирался вытрясти информацию опер. «Трахнуть прямо в душу» – так назвал этот процесс Артемьев.
Еще во времена перестройки Кравец вместе с приятелями открыл сеть магазинчиков. Потом что-то не заладилось, и из бизнеса его выкинули. Кравец занялся аферами с недвижимостью, попал в поле зрения милиции, почти сел, но откупился взяткой. Оставшись на свободе, на год уехал в Финляндию, где работал агентом по недвижимости, продавая соотечественникам дачи у границы. Попутно посещал семинары, проводимые в Котке священником Евангелическо-лютеранской церкви. Изучив на семинарах и в беседах со священником азы христианства, Кравец вернулся в Россию, где без особых юридических хлопот организовал Храм Светлых Рыцарей Водолея.
В свою общину Кравец вербовал деклассированных элементов, потерявших надежду людей из социальных низов – тех, кого можно легко обработать. Кто после часовой проповеди начинал искренне верить, что мир, в котором воцарилась Тьма, скоро смоет Потоп, какой уже был во времена Ноя, и спасутся лишь избранные. Те, кто обратил лицо к Богу, когда остальные отвернулись от него. Те, кто живет трудом и лишениями. Те, кто готов вести войну с Тьмой. Те, кто построил новый ковчег, который поможет спастись Светлым Рыцарям Водолея, чтобы они возродили человечество.
Артемьев рассказал, что Храм Светлых Рыцарей Водолея финансировался не только за счет продаваемых квартир прихожан, переселявшихся жить в общину. Определенные суммы перечислял погибший в депо трамвайного парка занимающийся угнанными автомобилями дилер Крекин. Иногда Кравец, зная о роде занятий Крекина, направлял к нему своих знакомых, готовых купить угнанный автомобиль.
– Кравец может знать убитого в трамвайном парке индейца. По отпечаткам тот нигде не проходит. Выясним его личность – сможем продвинуть расследование.
– А позвонить этому Кравцу нельзя было? – разозлилась Инга.
– Светлые Рыцари Водолея не пользуются мобильной связью, – ответил ей Артемьев, закрывая тему.
Теперь Инга сидела в сомнительной кафешке «Пляжное», пила обжигающий «гринфилд цейлон» и пыталась не прислушиваться к утренней поп-музыке по радио. Ей хотелось спать. Малоподвижные мысли со скрипом налезали друг на друга, образовывали спрессованные в одну кучу образы погибшего Костаса и расстрелянного кабриолета.
Бармен, крепкого вида мужчина лет сорока в свитере крупной вязки, вразвалочку подошел к столику Инги, забрал тарелку из-под яичницы.
– Спасибо, – сказала ему девушка.
– На здоровье. Мы с товарищем на рыбалку собираемся. На судачка капканы ставить. Через полчаса моя смена закончится – и рванем. Без улова не останемся. Заглядывай вечером на рыбку. Ты ведь с турбазы? Подруги есть?..
– Не с турбазы, – покачала головой Инга. – И, знаете, предпочитаю дорадо.
– Как знаешь, – пожал плечами бармен. – Если что – заглядывай на огонек…
Он унес тарелку и приборы на кухню, потом вернулся за стойку, за которой за остывшим кофе ссутулился Артемьев, и продолжил занятие, от которого оторвало его появление в кафе клиентов. Что-то он там настраивал, налаживал, подтачивал и подтягивал, тренькая металлом о металл. Готовился к рыбалке, заранее обреченной на улов. Бедняжки-судачки, подумала Инга, плавают себе и не знают.
Девушка допила чай. Попросить еще одну чашку? Или пускай лучше тренькает себе, а не лезет со своими идиотскими предложениями. Слишком уж простые тут нравы. Или расплатиться и ненадолго прикорнуть в «лифане» перед обратной дорогой. А то глаза слипаются… Завтра уже понедельник. Придется идти на работу и что-то рассказывать про расстрелянный автомобиль. Инга представила взгляд Козакова. И Худого, который мог помочь, – нет. Еще один рыболов, мать его!..
Инга услышала снаружи кафе шаги и голоса. Кто-то что-то сказал, ему ответили, потом дверь открылась. В «Пляжное», оглядываясь, словно были тут в первый раз, зашла небольшая компания. Три человека в облепленной снегом городской одежде.
Мальчик в полупальто, из-под которого торчал капюшон кофты, девушка в темно-синей, будто мужской парке и… Инга отвернулась в сторону, чтобы ее не узнал похожий на молодую рок-звезду парень в черной куртке, отобравший у нее возле «Departure/Arrival» чужой кабриолет.
Войти с помощью соц. сетей: