26. Мертвый свинец

Август, двадцать девять месяцев назад

Кривая горячечная колея уводит их в глубь леса. Из колонок неожиданно заработавшего радио Макса и Солдаткина обливает белым шумом, похожим на издаваемый горящими деревьями треск. Солдаткин выплевывает изо рта нечленораздельное ругательство. Макс тянет руку, чтобы выключить магнитолу, но Солдаткин опережает его.

– Забодало уже голову пилить! – рассерженно шипит он.

А Макс снова думает о мертвеце, лежащем в багажнике черного «Субару-Аутбэк», который, переваливаясь с кочки на кочку, едет за ними следом.

Пока «субарик» стоит на обочине, убийца, двоюродный брат Лазаря по прозвищу Левша, «ковбой-авиатор», переждав проехавший встречный автомобиль, помогает Максу и Солдаткину вытащить тело убитого им человека из салона и переложить в багажник. Потом он с невозмутимым видом возвращается за руль. Максу кажется, что при этом Левша играет роль Крутого Уокера. Или он просто убахан? Поэтому глаза и прячет?

– Поехали? – не снимая «авиаторских» солнцезащитных очков, спрашивает он у своего кузена.

Тот кивает на лес, откуда они только что выбрались:

– Давай за нами.

Подсвечивая себе фарами, они медленно продвигаются по дороге через задымленное пространство. В тишине вымершего леса слышен только натужный шум двигателей.

– Бензина, кажись, все-таки маловато, – вдруг замечает Солдаткин. – На обратную дорогу, правда, должно хватить… – и выключает кондиционер.

Макс вспоминает свое недавнее предложение заправиться на АЗС, но решает промолчать. Какой прок говорить об этом сейчас? Солдаткин только начнет собачиться. И так он весь на нервах. «А я?» – думает Макс и со странным удовлетворением обнаруживает, что нет, он не дергается. Он спокоен как танк. Даже скупость Солдаткина, не ставшего заливать «лишний» бензин, не раздражает. Будто холодные струи кондиционированного воздуха заморозили эмоции Макса, превратив его в ходячий манекен.

Впереди из дымной мути вырастает опущенный красно-белый шлагбаум, перегораживающий дорогу. Выглядит он в этой тусклой глуши, насквозь пропитанной гарью, сюрреалистично. Словно это последнее, что осталось от человеческой цивилизации, сгоревшей в пламени Вселенского Пожара зороастрийцев из умолкнувшего радио. Солдаткин притормаживает и говорит Максу:

– Монтировка в багажнике.

Макс выходит, попадая из прохладного салона в сумеречный, как в деревенской бане, жар, смыкающийся вокруг машин. Ступая по придорожному черничнику и цепляясь штанами за ветки, он пробирается вдоль «форда» к багажнику и замечает, что за ним наблюдают. Светящийся похожими на огромные глаза фарами «субарик» и человек в шляпе и в «авиаторских» очках за рулем «японца». От их взглядов Максу становится не по себе. Он поспешно достает монтировку и возвращается к шлагбауму.

Тут все точно так же, как и было. Ничего не изменилось с тех пор, когда они с Солдаткиным приезжали сюда на разведку. Хлипкий, заросший ржой замок, стягивающий дужкой звено тонкой цепи «от честных людей», и металлическое ушко, приваренное к концу стрелы шлагбаума. Макс примеряется, в два движения срывает замок. Потом поднимает шлагбаум и смотрит, как «форд» и «субарик» проезжают мимо него и останавливаются чуть дальше. Бросив красно-белую стрелу, тут же начавшую медленно опускаться, Макс догоняет замершие в ожидании машины, садится на свое место рядом с Солдаткиным, кидает монтировку под ноги. В пустой голове неожиданно возникает мысль о том, что ему все равно, кем был убитый на обочине спутник Левши. Ждет ли его кто-то дома? Не важно. Главное – ни о чем не думать и остаться спокойным в тот миг, когда это понадобится больше всего.

– В нужный момент нельзя дергаться, – говорил ему Солдаткин несколько дней назад. – За себя я уверен, а вот ты сможешь, Макс?..

Время, похоже, изменило свои свойства в этом, будто подгоревшем на гигантской сковородке, лесу. Стало медленным и тягучим, как горячая карамель. Запуталось между стволами деревьев, сбилось с дороги в дыму. Наконец четыре километра после шлагбаума заканчиваются вместе с лесом. Машины выбираются на край большой вырубки, где стоит поселок.

Поселком, впрочем, это можно назвать с натяжкой.

Около десятка недостроенных двухэтажных домов из газобетона. Степень готовности у всех домов разная. Некоторые здания выглядят так, словно в них уже можно жить, предварительно вставив окна и двери и сделав облицовку фасада. Другие – просто коробки без крыши. К ним тянутся прокопанные, кое-где уже обвалившиеся траншеи для подводки коммуникаций. Чуть в стороне затих, чего-то ожидая, неизвестный ржавый механизм.

Недостроенный, брошенный строителями поселок нераскупленных таунхаусов. Что случилось с незадачливым застройщиком и с теми, кто успел купить это жилье?

Место предложил Макс. Из всех троих оно было известно лишь ему одному.

Он вспоминает, как год назад сюда приезжали (не теми лесными колеями, по которым добирались они с Солдаткиным и Левшой, а по другой, более благоустроенной дороге от Роуску) серьезные люди, готовые вложить свои деньги в таунхаусы. Они смотрели на стройку, слушали менеджеров по продажам или агентов по недвижимости, интересовались сроками окончания строительства и возможностью рассрочки. Менеджеры ездили клиентам по ушам, убалтывали, рассказывая про озеро в паре километров от поселка, про залив. Про то, что это место с историей. За историю отвечали находящиеся на опушке чуть в стороне живописные развалины финских ДОТов, почти век назад составлявших часть линии Маннергейма. Историческая преемственность позволяла покупателям считать, что они вкладывают деньги в свое будущее. Теперь их будущее превратилось в затянутый смогом Сайлент Хилл, заросший выгоревшей на солнце за эти адские недели травой.

Было бы здорово, думает Макс, выходя из «форда», если бы все тут и вправду выгорело. Только не на солнце, а от лесного пожара. Правда, неизвестно, дойдет ли сюда огонь, поэтому они с Солдаткиным и остановились на краю поселка, чтобы не оставлять следов. На всякий случай.

Левша объезжает их на своем «субарике» и тормозит возле фасада одного из домов. Хлопает дверью внедорожника и машет рукой, подзывая подельников. Не дожидаясь их, открывает багажник. Подошедшие Макс и Солдаткин смотрят на лежащий поверх «запаски» кусок местами продранного брезентового тента. На тенте лежит скрюченный мертвец. Тело изогнуто, будто сама смерть попыталась завязать его узлом. Из раны натекла кровь. Хорошо, думает Макс, что тело лежит на правом боку и ему не видно место, куда вошла пуля. Только окровавленная голова, разорванный безмолвным криком рот и открытый высохший глаз. Глаз похож на стекляшку, на осколок бутылки, ради шутки вставленный убитому между век. Не похоже, что еще час назад это был глаз живого человека. Что он мог прищуриться, заслезиться или заморгать, пытаясь вытолкать угодившую в него мошку или ресницу.

– Давай! – говорит Солдаткин, без всяких раздумий хватая убитого за ноги.

Макс берется за доставшиеся ему руки, и они с усилием вытаскивают труп из багажника. Макс снова не испытывает никаких эмоций. Как если они бы тащили свернутый ковер или столешницу от разобранного стола. Даже особой тяжести, если поделить ее на двоих, в этом мертвом человеке нет… Они переносят тело убитого на три метра от машины и укладывают в траву, больно колющую руки при касании.

«Ковбой-авиатор» в это время ныряет в освободившийся багажник, отодвигает окровавленный брезент и запаску, освобождая доступ к тайнику. В его руках отвертка с ярко-желтой ребристой эргономичной рукояткой. Не снимая ни очков, ни ковбойской шляпы, Левша начинает откручивать саморезы – один, второй, третий… Подцепив концом отвертки пластиковую панель, снимает ее. Извлекает из тайника три завернутые в черный полиэтилен бруска – толстые, но вроде как не слишком тяжелые. Пухлые пачки денег.

Все, что сейчас происходит и произойдет дальше, – только из-за них.

Левша небрежным движением передает, почти кидает Максу бруски, и тот стоит, молча разглядывая их, пока не подходит Солдаткин с черной спортивной сумкой, до этого лежавшей на заднем сиденье «форда». На сумке полустертая надпись «Barracuda». Макс осторожно опускает в нее свое будущее, упакованное в черный полиэтилен. Думает, что есть, наверное, какой-то символизм в том, что его будущее затянуто в полиэтилен. Он совершенно его не видит, не представляет, чем займется, когда все закончится. Ясно только, что жизнь должна измениться. Но как? Когда он пытается думать об этом, в ватной голове начинают мигать разноцветные огоньки, словно включается самодельная цветомузыка. Так и сейчас.

Макс держит в руках сумку, отданную ему Солдаткиным, и смотрит, как вооруженный отверткой Левша возится в салоне. Потом тот поворачивается к Максу, произносит:

– Держи!

Одну за другой передает Максу еще четыре пачки. Отдавая последнюю, лениво оглядывается и спрашивает:

– А где Лазарь?

– Отлить отошел, наверное, – внезапно онемевшими губами отвечает Макс, видя свое отражение в темных стеклах «авиаторских» очков.

– Зассыха! – кривит губы в равнодушной усмешке Левша, поворачивается к Максу спиной и начинает вновь шуровать отверткой в недрах салона.

Это последнее сказанное им слово.

Он продолжает вскрывать третий тайник, когда Макс чувствует прикосновение к своему локтю. Бесшумно подошедший Солдаткин отодвигает его в сторону. Макс отступает влево и назад. У него перехватывает дыхание, когда он видит расположенные один над другим стволы обреза, нацеленные в спину Левше. Заранее спрятанное в недостроенном таунхаусе гладкоствольное охотничье ружье со спиленными стволами и прикладом, всего за вечер превращенное в орудие бандитского промысла. Патроны заряжены картечью – «шестеркой». Свинцовые, с добавлением мышьяка и сурьмы шарики диаметром чуть больше шести миллиметров, по словам Солдаткина, способны уложить кабана с расстояния в тридцать метров.

Тридцати метров здесь нет. От силы полтора. И нет никаких шансов у Левши, когда он, держа в руках новые пачки денег, поворачивается к Максу и видит двоюродного брата с обрезом в руках. Лицо Левши внезапно теряет бесстрастность, а спрятанные за «авиаторскими» очками глаза наверняка вылезают из орбит. Он не успевает сказать ничего из того, что наверняка проносится в его мозгах, потому что грохочет гром. Из живота «ковбоя-авиатора» прямо через рубашку расцветает багровый цветок – с такой силой, что Левшу отбрасывает назад, в «субарик». Испуганной бабочкой взлетает и сразу валится на землю ковбойская шляпа. Со стуком падают на пол салона солнцезащитные «авиаторские» очки, открывая удивленное лицо, а потом Солдаткин стреляет во второй раз. Несущие смерть шарики свинца раздирают в кровавые ошметки пах Левши и заставляют снова вздрогнуть его тело. Из окон автомобиля сыплются разбитые стекла, зацепленные картечью. И все затихает. Только сквозь дым пожара пробиваются незнакомые запахи. Через секунду Макс понимает, что это пахнет сгоревшим порохом и развороченными внутренностями.

Солдаткин движется, словно заводная игрушка, все быстрее и быстрее, пока не ослабла пружина и не кончился завод. Максу кажется, что он сам находится под водой, и движения его соответствующие. Солдаткин пытается всучить ему в деревянные руки разряженный обрез. Макс тупым бараном таращится на оружие, потом перехватывает сумку с деньгами в одну руку, обрез берет в другую. Лазарь бросается к только что убитому им человеку. Подхватывает выпавшие из рук Левши пачки денег, кидает Максу, но тот не успевает их поймать. Пачки падают ему под ноги.

– Поднимай! – орет Солдаткин и лезет в салон прямо по окровавленному телу двоюродного брата.

Макс наклоняется, ставит сумку «Barracuda» на траву и своими «подводными» движениями неловко подбирает пачки. Сначала одну, потом – другую. Полиэтилен, в которую завернута последняя пачка, в двух местах разодран. Макс смотрит на торчащие желтые купюры – это и в самом деле цвет его будущего? – и кидает пачку в сумку к остальным.

– Бля, да очнись! – толкает Макса Солдаткин.

Он только что выбрался из салона и, стоя перед Максом в испачканной кровью одежде, ссыпает в «денежную» сумку еще несколько пачек.

– Все! – говорит он, подхватывает сумку и смотрит на товарища. – Уходим!

Не дожидаясь реакции Макса, он быстрым шагом, едва не переходя на бег, шагает к их «форду». Макс смотрит ему в спину и говорит:

– Я подумал… Давай сожжем тут все! Чтобы улик не было.

– Хочешь – жги! – не оборачиваясь, говорит Солдаткин.

Несколько тупых мгновений спустя Макс осознает, что у него нет ни спичек, ни зажигалки. Но он вспоминает сигарету в зубах у Левши, перед тем как тот застрелил своего спутника. Он приближается к «субарику». Стараясь не смотреть ни на превратившийся в кровавое месиво пах Левши, ни на его мертвое лицо с застывшим на нем выражением удивления, Макс трогает карманы его джинсов. Морщится от вони мочи и крови. Сквозь ткань нащупывает зажигалку, залезает в карман и вытаскивает ее на свет – зеленый кусок пластика. Все, что Макс делает дальше, он неоднократно видел в фильмах, но при этом у него нет уверенности, что это сработает. Он достает из багажника «аутбэка» грязную, в масляных пятнах тряпку, бывшую майку, сует в бензобак так, чтобы ее край торчал наружу, и поджигает. Неловко бежит вслед за Солдаткиным.

Тот уже в машине. Пытается завести «форд».

Пытается, потому что автомобиль не заводится.

Солдаткин с обиженным лицом раз за разом поворачивает ключ зажигания, на что стартер под капотом сначала медленно прокручивается, а потом затихает. Ответом на последний поворот ключа становятся сухие щелчки. Не закрывая за собой дверь, Макс садится в салон, когда Солдаткин пытается включить фары. Фары не загораются.

– Сука! – Солдаткин обеими руками ударяет по рулю. – Акум сдох! Нет, ну надо же!..

Тихо, новогодние петарды хлопают громче, взрывается бензин в баке «субарика». Внедорожник охватывает апатичное пламя. Макс представляет, как горят русые волосы на голове Левши, и перестает смотреть в ту сторону. В зеркале заднего вида он замечает на сиденье за собой «денежную» сумку.

Солдаткин выскакивает из машины и, подняв капот, будто прячется за ним.

– Бля! Давно его надо было поменять! – доносится до Макса. – Все денег не было!..

Это не денег не было, думает Макс, отрешенно продолжая разглядывать сумку «Barracuda» в зеркале. Просто жалел ты их, жмот сволочной!

Он внезапно чувствует, как его до краев заполняет молчаливая ярость, заставляя заскрипеть стиснутыми зубами, давно требующими визита к стоматологу. Из-за жадности Солдаткина летит в тартарары их план. Сминается нарисованная картинка его будущего.

Что им делать теперь, когда из-за жары или неисправности генератора аккумулятор превратился в пятнадцать килограммов мертвого свинца? Идти по лесу пешком? Макс перебирает ногами, будто примеривается к долгому переходу. Чувствует что-то подошвами, наклоняется и смотрит, что там.

– Ты зачем машину сжег, урод? – вдруг подбегает к Максу Солдаткин. – Что мы теперь делать будем, а? Могли бы их аккумулятор переставить! Или «прикурить»! – он брызжет слюной в лицо Максу, отступая, когда тот вылезает из машины. – Думать надо было!

Думать?

Ярость выплескивается из Макса резким ударом правой. Его кулак попадает Солдаткину в челюсть, и от неожиданности тот валится навзничь.

– Ах ты, сука! – кричит Солдаткин, поднимаясь и готовясь броситься на Макса, но у того уже в руках монтировка.

Ее изогнутый и заостренный конец с противным хрустом встречается с головой Солдаткина и на пару мгновений застревает в теменной кости. Затем Солдаткин с тихим всхлипом, будто из него выпустили воздух, оседает на выгоревшую траву. Из раны раздавленными ягодами брусники брызжет кровь.

Макс чувствует тяжесть монтировки в дрожащей руке.

И в этот момент в горящем внедорожнике неожиданно взрывается что-то еще.