Оказывается, и так бывает. День святого Валентина был почти неделю назад, а Тим только сейчас получает подарок. И какой!.. Всамделишный!..
У него в классе все словно с ума сошли с этим Днем влюбленных. Уже за полмесяца до праздника только и было разговоров, кто и кому будет дарить свою валентинку. Ромка Финн, решивший вдруг для себя, что до скончания веков любит Нину Васильеву, выклянчил деньги у родителей на открытку и лохматого плюшевого медведя. Медведь, по мнению Тима, был уродливым, но говорить об этом другу он не стал. Оставался шанс, что у Нины медведь пройдет по неясной для нее самой категории, которую лет через пять-семь она бы обозначила как «брутальный». Четырнадцатого февраля, прямо перед первым уроком Ромка, краснея как помидор, вручил подарок своей избраннице – невысокой улыбчивой девочке с веселыми глазами и короткими толстыми косичками. Та от неожиданности зарделась в ответ и потом весь день внимательно поглядывала на Ромку, словно что-то оценивая. А сделанную своими руками тряпичную валентинку она подарила спортсмену Коле Фетисову, с которым и отправилась гулять после уроков. Тиму пришлось утешать расстроенного друга: «Да брось ты! Дуры они все!»
Сам он никому валентинок не дарил. Кому? Конечно, Тиму, как и многим его одноклассникам, нравилась Аня Баранова, первая красавица в классе, но он подозревал, что там и без него будет толпа восторженных поклонников. Кто в этой свите разглядит его, незаметку? Тут без шансов. Если только подарить девочке настоящий автомобиль. Только где взять на него деньги? И что с ним будет делать Аня, у которой, конечно же, еще нет прав? Подаренную Тимом машину (ну, можно же пофантазировать) сразу прихапает старший брат Ани, десятиклассник Егор, который однажды в столовке дал Ромке болезненного пенделя, сопроводив свой поступок весьма сомнительным объяснением: «Нечего тут крутиться под ногами». Наглый, будто купил всю школьную столовую.
А тут… Юля. Она сразу ему понравилась. И она замечала его. И смеялась над его неуклюжими шутками. А потом разрешила себя поцеловать…
Такой вот получился отложенный День святого Валентина.
Похожий на Скутера Кир стоял у железной двери «Don’t Stop Bike» и курил, поглядывая на приближающуюся к нему парочку.
– Юля Парк? И ее настоящий друг? Ну, снова привет, – усмехнулся он. – Прямо тыщу лет вас не видел, ребятишки. Какими судьбами на этот раз?
– Кир, – посмотрела снизу вверх на него Юля, – нам с Тимоном переночевать негде. Можем мы на одну ночь остаться здесь, в «ящике»?
– Негде переночевать? – переспросил Кир. – Эй, ты что, опять сбежала?
– Нет, – мотнула головой девочка. – Тут другое…
– Другое… – Кир затянулся сигаретой, словно ожидая объяснений, но девочка смотрела то на него, то на кирпичную стену, ничего при этом не говоря.
– Юль, может, все-таки вернемся на лодку? – сбоку спросил Тим. – А то неудобно…
Юля едва взглянула на него:
– Тимон, ну ты совсем дурачок, что ли? На лодку…
– А чего?.. – не понял мальчик.
– Боженьки ты мои…
– Да без проблем, – сказал Кир. – Мне не жалко. Ночуйте. Я договорюсь. Тут, правда, новая совладелица позвонила, вроде должна скоро заявиться. Инспекция у нее, что ли, или инвентаризация… Ну, я ее, если что, в «ящик» не пущу. Сидите только там тихо… А если все-таки застукают, скажем, что вы… Я не знаю… Каких-нибудь жучков-древоточцев вытравливаете. Или вроде того, да?.. Пойдем.
Кир кинул в снег под ноги сигарету, затоптал ее, потянул на себя дверь за ручку и зашел в бар. На спине его куртки Тим прочитал надпись: «Royal Opera House Covent Garden». Интересно, откуда такая у Кира?
– Слушай, Кир. А можно нам две водки с «рэд буллом»? – спросила Юля.
Кир, не оборачиваясь, кивнул:
– Конечно. Только сама, пожалуйста, мути.
Пока Юля «мутила» – звякала бокалами, льдом, бутылкой «Столичной» и открывала банки с шипучим энергетиком, – Кир тут же занимался разбором груды каких-то документов.
– Спасибо, – сказала ему девочка, ловко смешав два нехитрых коктейля. – Мы пошли?
– Давайте, – кивнул Кир, не отрываясь от бумаг, как самый настоящий бухгалтер. – Только тихо там!
– Спасибо, – неловко произнес Тим, подхватывая со стойки второй коктейль, на который ему указала Юля.
Они прошли мимо стойки в сторону диджейского пульта и завернули за угол в коридор, который, не успев толком начаться, закончился тупиком-«аппендиксом» с несколькими дверями. На одной из них висела табличка «WC», на другой синим маркером кто-то вывел кривоватые буквы: «Staff Only» и улыбку в виде троекратных скобок. Еще одна дверь была вовсе без опознавательных знаков.
«Ящик» прятался за дверью «Staff Only». Совсем крохотное, без окон, помещение метра два с половиной на три, освещенное лампой дневного света, изнутри действительно напоминало ящик. Стены небрежно, с щелями, были обиты неструганными досками, покрытыми не то темным лаком, не то морилкой. Пахло деревом и кожей. Обстановку «ящика» составляли включенный в розетку масляный обогреватель в углу, «икеевский» столик белого цвета и два не то полуразобранных, не то наполовину собранных велосипеда, прислоненных к дальней стене коричневого цвета. На ней розовой заплатой, как двухдневная царапина на загорелой коже, висел постер фильма «127 часов». Из всего спартанского интерьера вываливался стоящий напротив стены с наклеенным постером черный кожаный диван строгих геометрических форм.
Юля сняла свой оранжевый пуховик и повесила его на руль одного из байков. Потом присела на диван, через трубочку отхлебнула водку с «рэд буллом» и приглашающе похлопала рукой рядом с собой.
– Иди сюда, Тимон.
Поставив свой бокал на столик, Тим устроил пальто на «рога» второго велосипеда. Подумал, что в «ящике» тепло и можно снять жаркую кофту с начесом, но почему-то постеснялся и только расстегнул на ней молнию.
– Ты что там застрял? – спросила у него Юля.
– Ага, я уже…
Тим шагнул к дивану и аккуратно присел на него сантиметрах в пятидесяти от девочки. От все возрастающего чувства неловкости поерзал по черной коже дивана.
– Как будто прямо из магазина, – не глядя на Юлю, сказал Тим про диван. – Совсем новый, что ли?
– Почти угадал, из салона итальянской мебели, – хмыкнула Юля и сделала глоток. – Перед Новым годом раздобыли. Один мужик купил со скидкой, погрузил к себе на багажник на крышу машины и повез домой. Повез, да не довез. Зазевался и сбил одного нашего на веле. У того ничего страшного – ушибы, ссадины, но все это при свидетелях. Народ собрался, снимают на телефоны. Водитель перепугался, что придется отмечать Новый год в тюрьме, предложил Барсику деньги, только нала с собой почти не оказалось. А Барсик пошутил, что готов взять диваном. Водитель скинул диван на землю и уехал. Барсик поймал «газельку», затолкал ей в кузов диван вместе с байком и привез сюда. Теперь у него в «Don’t Stop Bike» неограниченный кредит, а у хозяев бара – кожаный диван из Милана. Правда, жестко круто?
– Ну да, жестко круто! – подтвердил Тим и подумал вдруг, как это они собрались ночевать в «ящике» на одном узком диване.
И зачем им вообще ночевать здесь?
И тут Юля взяла его руку в свою, ледяную от стакана с коктейлем. Тим посмотрел на переплетенные пальцы их рук. Тонкие Юлины пальцы трогали его ладонь. Очень странно и очень… Тим поднес к губам коктейльную трубочку и потянул через нее холодную жидкость из бокала. Вкусно! И прикосновения к руке Юли – приятные, как… Как… Голова вдруг стала совершенно пустой. Тим сделал новый глоток и, набравшись смелости, посмотрел в глаза девочки.
Зеленые-презеленые. Теплые, в отличие от рук. Насмешливые. И…
– Дай сюда, – сказала Юля и, выдернув свою ладонь из его, взяла коктейль Тима.
Повернувшись, она потянулась и поставила оба бокала на столик.
– Для храбрости немного выпил – и хватит. А то ведь опять налакаешься…
– Я?..
Юля, снова взяв Тима за руки, приблизила свое лицо к его. Ее смеющиеся глаза были прямо перед ним. У Тима зашлось сердце.
– Ну же… – прошептала девочка, и мальчик, чуть наклонив голову вбок, чтобы не стукнуться лбами, дотронулся вмиг пересохшими губами до ее губ.
Они были мягкими и влажными. Через несколько длинных восхитительных секунд, хоть ему и не хотелось этого делать, Тим оторвался от губ девочки. Он едва дышал. Но Юля посмотрела на него и, покачав головой, уже сама прижалась к его губам. И это было уже совсем нереально. Как во сне. Тим ощутил, будто сквозь него хлынул теплый поток.
– Никогда не целовался с девочкой, да? – прошептала Юля. – Совсем ведь не умеешь… Смотри, как надо… Приоткрой губы…
Это было чудесно – прикосновение ее губ к его губам, ее запах, язык, так неожиданно и так негигиенично очутившийся у него во рту. Льющийся сквозь Тима поток становился сильнее и теплее. Задыхаясь и сходя с ума от подаренного ему волшебного поцелуя, Тим сам вдруг обнял Юлю за худые плечи и почувствовал под ладонями ее хрупкие, как у птицы, косточки. И их губы продолжали нежно касаться друг друга.
А потом будто кончился прекрасный сон. Внезапно девочка отстранилась от него. Не желая верить происходящему, Тим потянулся к ней, но Юля легонько оттолкнула его и сказала:
– Подожди, пожалуйста.
И вдруг сняла через голову свою цветастую тунику с индейским черепом.
Тогда Тим понял, что все страхи его жизни – ничто по сравнению с тем, что он испытал прямо сейчас. Впервые в жизни он смотрел (и наверняка – квадратными глазами) на грудь настоящей девочки (взрослые интернет-красотки, до которых Тим никогда особо не был охоч, – не в счет). Два полушария размером с половинку теннисного мяча (интересно, они еще вырастут и будут такими же большими, как у тех красоток?). Маленькие розовые соски. Подрагивающая кожа. Выступающие ключицы. Сердце Тима колотилось, как у воробья, пойманного кошкой. Жгучий вихрь мыслей в голове. Болезненное напряжение в джинсах.
Юля прижалась к Тиму и снова поцеловала его. Потом взяла его руки и положила их на свои груди. Попросила:
– Сожми.
Он, целуя ее, нежно сжал эти теплые упругие полумячики. Космически приятные прикосновения, задевающие его естество, царапающие что-то глубоко внутри мальчика.
Юля шумно задышала, прикрывая глаза. Тим сжал ее грудь снова. Ему захотелось что-то сказать девочке. Только что? Он не знал. «Кам он, бэби»? Вот еще глупости… «Я люблю тебя»? Но…
– Молчи ты, ради бога… – с закрытыми глазами прошептала девочка и потянула мальчика на себя. – Иди ко мне…
И стало горячо-горячо-горячо, будто его обожгло сбежавшим молоком.
– Она не хотела тебя обидеть, – произнес Тим, с преувеличенным вниманием разглядывая Джеймса Франко с плаката «127 часов».
После всего, что было, после спавшей с глаз пелены, после собственного фиаско, он поспешно натянул джинсы, непослушными пальцами застегнул их на «болты» и отвернулся, смущаясь встречаться взглядами с девочкой. Скорострел позорный, вот он кто…
– Кто это «она»? – за его спиной спросила Юля.
– Сталинграда.
– А-а-а… – протянула Юля. – Да все нормально. Я сама же нарвалась. Вот и огребла…
Тим повернулся и, кажется, покраснел, поймав Юлин взгляд.
Юля, еще и не думавшая одеваться, лежала на миланском диване на животе, подставив кулаки согнутых в локтях рук под подбородок. Взгляд Тима прилип к ее глазам как муха к липучке. Юля по-дружески улыбнулась мальчику, поправила свои рассыпавшиеся волосы.
– Хотя я все равно думаю, что права, – добавила она. – Ну, про победителей…
– Не знаю, – протянул Тим и скользнул взглядом по обнаженной спине Юли к ее попе и ногам, выглядевшим совсем по-детски на фоне массивного, будто разожравшегося на фастфуде, дивана.
– Куда смотришь?.. – усмехнулась девочка, вдруг садясь по-турецки.
Подобрав ноги под себя и не пытаясь даже прикрыть груди, она снова убрала за ухо прядь волос. Улыбнулась Тиму не то чтобы по-дружески. Ромка Финн так ему не улыбался. У мальчика по спине пробежали мурашки. Его взгляд стал весить тонну. Тим с трудом сдерживался, чтобы не посмотреть вниз – туда, где у Юли темнели короткие волоски.
– Может, ты и прав, – пожала плечами Юля. – А может, я просто злюсь.
– Злишься? На кого?
– На всех. На бабку эту умную… На тебя, потому что у тебя есть своя семья… На Сталинграду…
– А на нее из-за чего? – удивился Тим.
– Не из-за чего, – пожала плечами Юля. – Всегда хотела стать такой, как она, – и еще до того, как с ней познакомилась. А стала тем, кто я сейчас.
Тим непонимающе посмотрел на девочку. Подумал и очень осторожно спросил:
– А кто ты сейчас? Я что-то не очень понимаю…
– Я смотрю, ты точно какой-то Иванушка-дурачок… Еще в детдоме, пока все девчонки учились трахаться, я пыталась научиться убивать людей канцелярскими принадлежностями, – Юля усмехнулась. – Мне очень нравился фильм «Леон» и героиня Натали Портман. Раз сто смотрела это кино. Жестко крутое. И я прямо видела себя такой девочкой-убийцей… Потому что многовато несправедливости было в детдоме и в моей жизни… Нет, конечно, кое-кому я разрешала себя трахать. Потому что жила в реальной жизни. Потом все равно пригодилось…
– Это когда потом? – против своей воли спросил Тим.
– Когда к Драгану попала, – пожала плечами Юля.
– К Драгану? И что? – снова не понял Тим, вцепившись взглядом в черный синяк сверху ключицы Юли.
Откуда он все-таки у нее?
– Драган – педофил, Тимон, – отчетливо произнесла Юля и потянулась за своей туникой с черепом.
Глядя, как вздрогнули ее груди, когда девочка задрала руки вверх, чтобы через голову надеть тунику, Тим спросил, шевеля непослушными губами:
– Педофил? Это который с детьми… спит?
– Это который детей трахает, – беспощадно ответила девочка, беря в руки голубые трусики и джинсы.
– А… А зачем? – выдавил из себя Тим.
– Я не знаю, – покачала головой Юля. – Отвернись, пожалуйста, я оденусь… Приятно ему, наверное. Может, еще что-то. Не знаю, – повторила она и нагнулась, натягивая ботинки из желтой кожи.
– А… Он тебя заставил? – спросил мальчик. – Ну, это делать…
– Нет, хрен бы он заставил, – нагнувшись, Юля возилась со шнурками ботинок. – Я же понимала, что это шанс. Единственный реальный шанс выбраться из той жизни, которой жила я. Что, ты думаешь, светит таким, как я, после детдома? Институт, а после него – работа в «Газпроме»? А Драган… Ну в общем-то он ведет себя благородно…
– Благородно? – переспросил Тим, ощущая, как кто-то скребет его изнутри. – Этот синяк у тебя на шее – это он сделал?
Юля не ответила. Она села на диван рядом с мальчиком. Протянула к нему руку и взяла его ладонь в свою, как делала совсем недавно, только теперь это вызвало у Тима совершенно другую реакцию.
– Ты чего распсиховался, Тимон? – спросила девочка, внимательно вглядываясь в его лицо.
– Характер у меня такой, – буркнул Тим и спросил: – Но ведь никто не знает? Да?
– Все знают, – пожала плечами Юля. – Как тут спрячешь?
– Все?.. – изумился Тим. – И что, Сталинграда тоже?.. И никто ничего не говорит? Ничего не делает?
– Ну а что они должны делать? – усмехнулась Юля.
– Я не знаю. Но это же неправильно, что вот так… – Тим замолчал, не находя слов. – Почему ты не прекратишь сама?
– Прекращу – и что потом? – разозлилась Юля. – Снова на улицу? Да, Тим? Там полно таких, как Драган, и даже хуже. Лучше уж с Драганом, чем так… И это же не на всю жизнь. Я подрасту, ему надоест – и он меня отпустит, даст выходное пособие, с жильем поможет… Я говорю, что он ведет себя по-человечески…
– А ты ему скажешь «спасибки»? – чувствуя подступающий к горлу ком, спросил Тим.
– Не знаю. Может, и скажу. Он очень крутой человек, Тимон. Жестко крутой. И когда ты находишься рядом с таким человеком, ты сам становишься круче – это точно.
– Это точно, – повторил за ней Тим. – Юля, только тебе это не нужно. Ты сама жестко крутая.
– С чего ты так решил? – улыбнулась девочка.
– Потому что я с тобой становлюсь круче, – ответил Тим и добавил: – И сильнее.
Можно было больше не говорить. К чему все эти разговоры?
Он знал, что надо делать.
Сначала он крепко обнимет Юлю, поцелует ее и повторит, что они делали до этого разговора. И, может быть, у него получится все не так по-позорному быстро, как в первый раз.
А потом… Что потом?..
«Выпрямляйся, барабанщик! Встань и не гнись! Пришла пора!»
Потом он убьет Драгана, вот что.