23. Амфетаминовые баллады

Много?.. Ну, наверное, много…

Кругом темнота. И он сам – ее часть. Смотрит сквозь нее. Сквозь себя. Зрачки у него сейчас точно во всю радужку. Взглянуть бы на себя в зеркало, чтобы испугаться…

Странно, но от этой мысли Жеке становится смешно. Его жгучий смех отскакивает от смутно чернеющих стен, рикошетит от грязных, покрытых копотью кирпичей и летучей мышью затихает под потолком. Там, где в виде какого-нибудь статического электричества скопились души умерших здесь трамваев.

Жека чувствует, как у него по спине, щекоча кожу, бегут мурашки. Они лезут вверх, толпой пробегают по нижней челюсти, по щеке, снова по шее и прячутся в волосах на затылке. Сидят там, затаившись. Свободной рукой Жека пытается найти их в своей голове. Оказывается, это очень приятно – гладить себя самого по волосам. Настоящий, ни с чем не сравнимый искренний кайф.

Где-то в его голове молекулы фена, бульдожьей хваткой вцепившись в нейроны, продолжают насыщать их густым концентратом дофамина и серотонина. Жека улыбается, ощущая свой выросший, как ему кажется, до неприличных размеров болт. Расскажи, никто не поверит. Сколько же он юзанул скорости?.. Левой рукой Жека трогает член сквозь плотную ткань джинсов. Он думает, что не замерзает, хотя пальцы на руках и ногах коченеют, а губы становятся ледяными. Когда замерзаешь, тебе неприятно, а сейчас ему хорошо. Очень хорошо. Так хорошо, что сейчас бы взял, сорвался с привязи и начал бегать, будто пятилетний ребенок. Но он не может. Жека подпрыгивает к крыше трамвая, будто участвует в слэме на концерте, и начинает не то петь, не то орать:

– Пристегнись, наверное, крепче. Я свою превышу скорость. Нас с тобой твой друг не увидит вместе. Мы-ы ляжем по разные стороны полос…

Сам он пристегнут крепче некуда. Одно кольцо наручников обхватывает его правое запястье, другое застегнуто вокруг горизонтального, под самым потолком, поручня недорезанного ленинградского трамвая-ветерана. Поручень держится что надо, не выломать. Он уже пробовал.

Но ему в кайф. Серотонин выплескивается, течет через край, заставляя кровь бурлить сладкой радостью, искусственной, как аспартам. Сколько он все-таки сторчал амфетамина? Ему было не видно, потому что закидывался на ощупь, в темноте. Но тяга знатная… Ладно, сколько ни есть. Уже все равно. Можно еще попрыгать и покричать что-нибудь актуальное:

– Может быть, сесть на трамвай? Может, лечь под трамвай? Может, просто поспать? Небо дождями тошнит. Я летел бы сто лет, если мог бы летать…

Плевать на то, что он вот-вот оторвет себе руку. И на то, что хрен знает что делать теперь со своей жизнью.

И даже на то, что тут, в темноте, кругом одни трупы.

* * *

– Кефир… – повторила Стальная Симпатия. – Ты что тут делаешь?

Жека видел, что «Стивен Сигал» удивлен не меньше нее.

– Сталинграда, – произнес он, прищуривая свои и без того узкие глаза. – Ты откуда?

Кефир, Сталинграда… Это у них имена такие? Куда он попал? Что за шоу фриков? Жека сделал шаг в сторону, держа в уме, что может оказаться на линии внезапно открытого огня. Потому что ничем другим это не закончится. Знает он эту подругу, ей лишь бы пострелять…

– Стой на месте! – велела ему Сталинграда и вновь посмотрела на Кефира.

– Собираюсь машину взять, вот эту. Перегоню ее домой, на родину, – ответил тот девушке.

– Ты в курсе, что тачка угнанная?

«Стивен Сигал» – Кефир улыбнулся тонкими губами.

– Я не дурак, Сталинграда. Посмотри, – он сделал жест руками. – Не в салоне беру. Цена соответствующая. Еще и скинуть обещают…

Услышав про скидку, внезапно включился Крекин. Он сделал шаг вперед и заговорил со Стальной Симпатией, повышая голос.

– Ты, бля, что за цыпа такая? Хера тебе здесь надо?.. – он обернулся на «Стивена Сигала». – Это, бля, схема у вас такая, чтобы ценник сбить?

– Заглохни, – ответила Сталинграда. – Я искала эту машину.

Жека уже понимает, что проблем не миновать.

А Крекин никак не заглохнет, не в его это характере. Он продолжает напирать.

– Искусственный дефицит создаете?.. Так дела не делаются. Нужна машина – записывайся в очередь. А эту твой кореш вроде как берет. Или уже нет? – он посмотрел на Кефира.

Тот не успел ничего сказать.

– Мне нужна не машина, а то, что было в ней, когда ее угоняли, – проговорила Сталинграда.

Крекин растерялся.

– Когда угоняли? – переспросил он. – Запаска была, наверное… А что еще?.. Домкрат, может быть… Аптечка с гондонами… Вот у него спроси, – неожиданно сказал он, показывая толстым пальцем на Жеку. – Он угонял тачку.

«Ну, спасибо, сукин ты козел», – подумал Жека, вдруг оказавшись в центре внимания.

– Правда? – посмотрела Стальная Симпатия на Жеку.

– Угу, – произнес Жека охрипшим голосом. – А что ты ищешь?

– Документы, – ответила Сталинграда, – которые были в машине.

Жека пожал плечами. «Стивен Сигал» и Крекин смотрели на него.

– Что за документы? Техпаспорт, что ли?.. Не видел там ничего другого. И отец Василий… – «не говорил», хотел добавить он, но промолчал.

– Они были в сумке такой специальной, из коричневой кожи, – терпеливо пояснила девушка.

Из коричневой кожи?

– Деловая такая сумка? На папку похожа? – спросил Жека, уже догадываясь, что ему ответит Стальная Симпатия. – Кажется, знаю, где она…

– Смотри-ка, все в сборе! – услышал Жека голос со стороны приоткрытых ворот в депо.

Они обернулись одновременно со Сталинградой. Только он просто повернул голову, а Сталинграда успела выдернуть из-под куртки блеснувший в свете прожекторов пистолет. «Беретта». Знакомая штучка. Из такой целила в него в подъезде другая красотка-головорез, которую потом рубанул своим мечом-кладенцом шедший на свиданку Горец. Из точно такого же ствола поймал пулю на стройке Марк, внук Евдокии Дементьевны.

Да только какие аргументы у «беретты» против двух короткоствольных автоматов-уродцев, имеющих неоспоримое сходство с АК?

Автоматы держали в руках двое появившихся в депо мужиков, одного из которых Жека узнал. Тот сурового вида кекс в ярко-красной «аляске», приехавший за Анникки на «кашкай», чтобы отвезти к ее бизнесчелу… Как там она, кстати?

– Вяткин? – нахмурившись, спросила Сталинграда у ярко-красного. – Какого хрена ты-то здесь?

Ярко-красный помолчал пару секунд, потом совершенно некстати улыбнулся и ответил:

– Достали Драгана ваши игры, Сталинграда. Вопросы у него к вам появились…

– Вопросы… Вы бы тачку брали понеприметнее, когда следили, Вяткин. Без аэрографии.

– Да без разницы, вы и ее бы срисовали. Вы же с Евой у нас профи. А что не парите Драгана, так это молодцы. Сама сейчас ему обо всем расскажешь. Поехали к нему. Если он не занят… – Вяткин повернул свое корявое лицо к Жеке, смерил его шальным взглядом, улыбнулся снова. – Он там сейчас твою фефочку карельскую раскуривает. Вставить ей, наверное, хочет… Ревновать-то не будешь, если что?..

Жека заскрипел сжатыми зубами и сказал про себя все, что думает об этом типе. Стараясь успокоиться, медленно выдохнул из себя воздух. Пар изо рта вырвался, как из паровозной трубы.

– Парни! – подал сзади голос Крекин. – Вы, может быть, свои дела не здесь решать будете, а? У нас тут свои темы.

По голосу чувствовалось, что автодилер напуган, ну а кто тут не напуган, кроме Сталинграды и этого Вяткина? Жеку, во всяком случае, уже подташнивало от страха. Странно, что еще по-большому в туалет не хотелось. Попасть в такой лютый замес…

– Да без проблем, мужик, – ухмыльнулся Вяткин. – Уже уходим… Кефир, что у тебя за дела с этим бегемотом?..

– Бля, думаешь, если с «калашом» сюда заявился, то и выступать как Ленин с броневика можешь? Так отсосешь…

Повинуясь интуиции и инстинкту, Жека сделал шаг вправо, к стене. Одновременно увидел, как в ответ на «отсосешь» безмятежность сползла с улыбчивого лица Вяткина. Жека вспомнил детскую головоломку под названием «змейка». После слов Крекина корявую физиономию автоматчика в «аляске» будто заново собрали, прицепив к ней совершенно другие эмоции.

В голове у Жеки заморгала красная лампочка. Он чуть пригнулся, сделал еще пару шагов вправо и вперед – к воротам из депо. Молчавший напарник Вяткина повел коротким стволом автомата в его сторону, когда что-то мелькнуло, и странная серебристая птица рассекла своим блеском наэлектризованный воздух. Напарник Вяткина выпустил из шеи багровый в желтом электрическом свете росток, и ему стало не до Жеки. С изумленным лицом он выронил оружие и попытался схватить, поймать бьющую струю крови и, если получится, затолкать обратно под кожу.

На Жеку брызнуло несколько горячих капель, а потом он все-таки сумел выскочить из депо. За его спиной в замкнутом пространстве загромыхали выстрелы, одиночные вплелись в короткую автоматную очередь, раздались крики, но все прекратилось нереально быстро. Жека не успел отбежать от депо и на пять метров.

После ярко освещенного прожекторами помещения он почти ослеп в сгустившихся на улице сумерках. Споткнувшись ногой обо что-то мягкое, загремел на покрытую снегом мерзлую землю. В панике попытался встать. При свете, вырвавшемся из ворот, увидел, что споткнулся о собачий труп. Из затылка мертвого Шара торчал воткнутый почти по самую рукоятку нож. Кажется, его попытались вытащить, но не смогли и бросили.

Раздались шаги. Жека, обернувшись, увидел приближающуюся к нему Сталинграду.

– Поднимайся, – сказала она.

Жека медленно встал и спросил, кивнув на мертвую собаку:

– Колю Аватара, его хозяина, тоже грохнула?

– Зачем? – пожала плечами Сталинграда. – Он деру дал… Может, уже копов вызвал. Времени нет… Что с документами? Теми, что из машины?

Жека посмотрел на девушку, уже спрятавшую пистолет, но от этого не менее опасную (а где, мать ее, все остальные, что были в депо?), и понял, что шутки шутить с ней ему не хочется. Лучше все рассказать.

Он и рассказал. Сначала пытался тщательно проговаривать слова, чтобы это не казалось словесным поносом обделавшегося от страха человека. Но потом обнаружил, что безудержно тараторит. Про то, как спонтанно угнал кабриолет со стоянки на площади Победы, как якобы сбил парня, оказавшегося на самом деле разводилой, как заметил на следующий день у него в комнате коричневую папку.

– Документов я не видел, но это ничего не значит, – сказал Жека, заканчивая свой постыдный монолог.

– Уже горячо, – произнесла Сталинграда.

Жека кивнул:

– Ну да… Остается надеяться, что он их никуда не выбросил.

– Тогда он выкинул в мусор и свою жизнь. Где его искать?

Жека назвал адрес и попросил:

– Только шороха там не наводи. Это коммуналка, в ней еще другие люди живут. Они-то не при делах.

Ему вдруг показалось, что он попросил голодного тигра не бросаться на… Бородавочника? Обезьяну? Кого там жрут тигры? Но Сталинграда согласно кивнула.

– Думаю, нужды поднимать шум не будет… – и добавила: – Если он не дурак.

– Пожалуй, не дурак, – подумав, сказал Жека. – Наоборот, хитрожопый.

Он переминался с ноги на ногу, глядя на девушку. В темноте он не видел ее лица, только силуэт на фоне открытых ворот в ярко освещенные внутренности депо, где несколько минут назад разговаривали, спорили и ругались люди, а теперь стояла тишина. Мертвая, кромешная тишина, сочащаяся из здания как невидимая субстанция. Словно эфир, гасящий звуки города, живущего своей жизнью там, за забором трамвайного парка. Жека хотел туда, к шуму, к людям, его производящим, – и плевать, что его ищет полиция. Только бы не оставаться здесь, рядом с…

– Пойдем, – произнесла Сталинграда.

– Куда? – не понял Жека.

– За мной, – не отвечая на вопрос, повторила Стальная Симпатия, развернулась и вернулась в депо.

Жека лихорадочно подумал, а не ударить ли ее чем-нибудь тяжелым по затылку? Он не хотел, боялся заходить за убийцей в здание, превращенное ею же в братскую могилу. Зачем она ведет его туда?.. Чем ударить?.. А ноги шли сами собой…

Внутри резко и отвратительно пахло убоиной. Нечеловеческий, звериный запах… Первым Жеке в глаза бросился прошитый пулями кабриолет. Переднее крыло, дверь, заднее крыло. Равномерно, с одним лишь пропуском в том месте, где выпущенные из автомата пули нашли крупное тело Крекина и, расковыряв его до крови, отбросили в сторону.

Если не приглядываться, то трупы людей – всех четверых – казались кучами кинутой на грязный замусоленный пол заношенной, испачканной красной краской спецодежды.

– Телефон свой давай, – повернулась к Жеке Сталинграда.

В ее глазах отражались горящие прожектора.

– Зачем?

– Затем, – ответила девушка, протягивая руку.

Она удивилась, когда Жека вложил ей в ладонь завернутый в фольгу фэйковый айфон, но спрашивать ничего не стала. Просто кинула его на сиденье расстрелянного кабриолета. Пояснила:

– Потом заберешь.

– Потом – это когда?

– Когда выпущу тебя. Или когда копы вас тут всех найдут, если тот дед по «ноль-два» позвонил.

– В смысле?.. Ничего не понял.

Но Сталинграда не собиралась ему что-то объяснять. Из-за спины достала звякнувшие наручники. Жеку вдруг затрясло (от холода?), но он собрался с силами и произнес, стараясь, чтобы голос прозвучал серьезно:

– Давай лучше без всякого садо-мазо…

Девушка схватила его за плечо, не дав закончить, и защелкнула один стальной браслет на правом запястье.

– Эй, да какого…

– Помолчи, – произнесла Сталинграда. – Всем лучше будет, если заткнешься.

Она потащила его за болезненно впившийся в руку наручник, как животное на бойню. Обогнула прошитый пулями «BMW» и двинулась к истерзанному остову трамвая. Одиночный вагон. Стекла в окнах отсутствовали, электрооборудование и большинство сидений были сняты, над задней площадкой уже начали срезать крышу, фрагменты которой лежали тут же, как оторванные крылья неизвестного науке гигантского насекомого.

Сталинграда вошла в вагон через переднюю площадку. Поднимаясь за ней, Жека оступился на ступеньке и чуть не упал.

– Послушай, – произнес он, только сейчас начиная о чем-то догадываться, – мне нельзя, чтобы меня нашли здесь копы. Я в розыске, – преувеличил он, чтобы произвести впечатление.

Или не преувеличил?

– Нельзя, значит, не найдут, – ответила девушка.

Что она хотела этим сказать?

Сталинграда подергала свободной рукой один поручень, проверяя, крепко ли он держится, затем – другой. Вдруг резко вздернула вверх руку, в которой держала кольцо наручника, накинула его на горизонтальный поручень, застегнула. Жека остался стоять с поднятой кверху рукой, как боксер, одержавший победу в поединке. Ну, так ведь и есть, подумал он, вспомнив отправленного в нокаут полицейского.

– Зачем я тебе тут нужен? – спросил он.

– Как страховка, что не обманываешь. Или на случай, если этот Игорь куда-нибудь задевается. Поможешь его найти, если что.

– Да как я помогу?.. – подался вперед Жека, кольцо наручника звякнуло о поручень. – Слушай, давай так. Возьми меня в этих вот наручниках с собой. Никаких проблем не будет, обещаю… Думаю, я смогу ехать в багажнике… Только не оставляй меня здесь.

Сталинграда помотала головой:

– Ты еще поплачь… Если патруль остановит, а ты у меня в салоне в браслетах сидишь, уже будет проблема. Мне сейчас это не нужно. Проще будет вернуться сюда и отцепить тебя, снять с крючка, чем катать по городу упакованным… Черт, мне нужны эти гребаные документы и выписки! Так что давай подумай, чем займешься пока…

– Эй, мне в туалет надо!

– Одна рука-то у тебя свободна, справишься?

Сталинграда сделала пару шагов к дверям.

– А если ты не придешь? Если что-то случится? Я же замерзну здесь на хрен.

– Тебе что, чай в термосе оставить? – оглянулась на него девушка.

– Не помешало бы…

Сталинграда на секунду задумалась, потом вышла из трамвая, оставив Жеку ошалело таращиться на облезлое сиденье с надписью: «Место кондуктора». Прочитав эти два слова раз тридцать, он перевел взгляд на Сталинграду, нагнувшуюся к завалившемуся на спину автоматчику в ярко-красной «аляске». Раздался звук расстегиваемой молнии на куртке. Трупы она обирает, что ли?

Девушка выпрямилась, направилась обратно к трамваю. Заходить в него не стала, просто подошла к окну, напротив которого, как на дыбе, зависал на поручне Жека. Сказала:

– Держи, – и протянула небольшой сверток из плотной бумаги.

Жека потянулся за ним, взял пальцами и, уже догадываясь, что там может быть, спросил:

– Что это?

– Порох. Вяткин плотно торчал на всем подряд, но шмыга – из его любимых тем… Не говори, что не пробовал… Вдуешь – и на движняк пробьет. Никакой холод будет не страшен. Так как, дернешь?

– Не знаю. Не сейчас, наверное…

– Ладно, сам решишь, когда присоседиться, – пожала плечами Сталинграда и пошла к выходу из депо.

– Подожди! – окликнул ее Жека, но безрезультатно, так можно окликать ветер.

Проходя мимо висящего на стене железного ящика, из которого извивающимися блестящими миногами тянулись провода в новенькой черной изоляции, Сталинграда приоткрыла ржавую дверцу со следами невнятного цвета краски. Несколько секунд смотрела внутрь щитка, потом дернула какой-то рубильник. Депо погрузилось во тьму.

– Ты что, свет решила экономить? – закричал в темноту Жека, но Стальная Симпатия уже выскользнула на улицу, а потом по очереди прикрыла створки ворот, оставив Жеку наедине с холодом выстуженного помещения, остывающими трупами людей и чеком амфетамина.

* * *

Лакшери. По-другому не назвать охватившее его состояние.

Это не эйфория, не счастье – куда там. Никаких сильных эмоций. Просто всеобъемлющее вселенское спокойствие, накрывшее его, как океанский прилив. Ни жарко, ни холодно. Не хочется ни есть, ни пить. Желание секса затаилось где-то на периферии чувств. Появится партнерша, значит, произойдет соитие, от которого сорвет с орбит планеты. Не появится – ну и ладно, будет все позже. Когда-нибудь точно будет…

После ухода Сталинграды Жеке хватило четверть часа темноты, чтобы понять, что не нужно отказываться от того, от чего не нужно отказываться. Какой толк просто так стоять, прикованным наручниками к поручню, замерзать и прислушиваться, не начинает ли вдруг ворочаться кто-то из мертвецов, лежащих в десятке метров от него? Страшно, холодно. Страшно холодно. Он попробовал вытащить из гнезд трамвайный поручень. Не получилось. Все равно, что голой рукой вырвать самому себе здоровый зуб. Выбора у него не остается…

Дубеющими пальцами Жека развернул чек. Не просыпать бы… Аккуратно переложил его над головой из свободной руки в ту, что была пристегнута к поручню. Поднес указательный палец освободившейся руки и на ощупь попытался зачерпнуть им порошок. Проблема заключалась в том, что черпать надо было так, чтобы порох оказался на пальце. Неудобно. Можно, конечно, облизать мизинец, ткнуть его в порошок и облизать снова, но это сколько придется ждать прихода? И слабее будет… Наконец Жека поднес палец к правой ноздре, зажмурился и вдохнул. Задержал дыхание, думая, что, наверное, такого количества стафа мало. Или хватит? Сколько он там смог зачерпнуть? Во второй раз он сначала попытался разглядеть «нагруженный» на указательный палец порошок и оценить количество, но не смог этого сделать в кромешной темноте, хотя глаза вроде и попривыкли. Закинулся еще. Почувствовал, как обожгло слизистую, потом в носоглотку спустилась горечь. Сглотнул ее и принялся ждать тяги…

Холодно.

Оказаться бы сейчас посреди бескрайних вод на заброшенной нефтяной платформе, только не в Норвежском море, а где-нибудь на широте Канарских островов. Чтобы можно было шлепать по палубе босиком, в одних шортах, и смотреть, как в теплом океане резвятся дельфины в обнимку с загорелыми девочками в бикини. И чтобы можно было залипать в «Assassin’s Creed», прихлебывая из высокого бокала черный ромеро со льдом. И чтобы играл музон, что-нибудь вроде…

Убойным амфом он разжился. Прет, как поезд братьев Люмьер… Сколько же он долбанул?..

Жаль только, что вся эта наркота – настоящая машина времени.

* * *

Где он?

Часы в форме гитары. Кресло-кровать, от которого ноет спина. Ясно, он в этой долбаной квартирке в ДеПайп. Значит, вчера ему удалось добраться до дома. До их дома, поправил Жека себя. А куда еще ему было идти без денег? Правильно, с ноги эту никчемную гордость…

Он приподнялся, сел. После вчерашних дудок подташнивало. Или после позавчерашних спидов? Оказалось, что заснул он в джинсах, которые вчера насквозь промокли от дождя и даже теперь оставались чуть влажными. Жеку передернуло от мысли, что джинсы всю ночь сохли прямо на нем. Стащив их по пути в ванную, он встал под душ, понемногу делая воду горячее и горячее. В какой-то момент боль от обжигающих тело струй затмила ту, что была внутри него.

Выйдя из ванной, Жека натянул найденные свежие джинсы и футболку с надписью: «After Dark». Для чего-то зашел в комнату, где ночевал Лукас (и иногда Настя, если в этот момент не спала с Жекой). Там стоял бардак, пахло ароматическими палочками, купленными в магазине местной эко-косметики «Rituals». Согревающая смесь запахов пряностей и кедра. На столике рядом с Настиными помадами и тенями лежало несколько монет по одному евро. Пять или шесть штук. Жека подумал-подумал и сгреб их в карман.

За окном кухни растекался не предвещавший ничего хорошего серый амстердамский день. Жека соорудил яичницу из трех яиц и соли, совершенно опустошив холодильник. Ел, смотрел за окно, разглядывал кухонную утварь на полках. Покончив с едой, встал, взял с полки заинтересовавшие его ступку и пестик из гладкого фарфора. Повертел в руках. Тяжелые. Где бы найти такие же, но побольше? Чтобы бросить на дно ступки свои чувства и растолочь их в порошок увесистым пестиком. И тут вдруг до Жеки дошло, что он запросто может сдохнуть. Будто злое невидимое существо прибило его к Насте ржавыми гвоздями, и он теперь либо истечет кровью, либо умрет от заражения. А может, это злое существо и было Настей? Он подождал, словно привыкая к этой мысли, и вернул ступку и пестик на место. Понял, что не знает, как провести этот бесцветный день. Забиться в какой-нибудь угол, зажмуриться и перестать думать?

Прервав его размышления, позвонили в дверь. А еще через секунду на телефоне заиграла мелодия, поставленная на звонки от Насти.

Жека заметался, не зная, открыть ли сначала дверь или ответить на звонок. Наконец с айфоном в руках прошел через маленькую прихожую и щелкнул дверным замком.

– Хэй!

За дверью стоял один из «Орловичей», тот винрарный чел по имени Корнелиус. Жека натянул на лицо улыбку и сделал знак, чтобы сосед заходил. Сам отступил в сторону и ответил на так и не прекращающийся вызов.

– Привет, – услышал он голос девушки, которую любил до скрипа в венах, и ответил:

– Привет.

А что он еще мог сделать?

– Ты куда вчера сбежал? – поинтересовалась Настя.

– Сбежал?.. Я дома.

– Дома?

– В Амстердаме. В Пайпе.

– Я так и подумала. Чем занимаешься? – ее голос показался ему спокойным и будничным.

Чем он занимается? Жека и сам не знал. Сражается с отчаянием и тоской как вконец спятивший рыцарь.

– А мы в Брюгге, – сказала, так и не дождавшись его ответа, Настя. – Вчера сорвались туда. Интересный город, круче, чем в кино. Жаль, что тебя с нами не было. Мы сегодня возвращаемся, ближе к вечеру. Поезд через час. Пока в кебабе у вокзала засели. Лукас тебе привет передает.

– Ему тоже, – ответил Жека и добавил: – Слушай, не могу сейчас говорить. Ко мне Корнелиус зашел.

– Смотри, поосторожнее там с ним, воздержись от экспериментов… – засмеялась Настя, потом сказала: – Вечером приедем! Пока!

Жека положил телефон и посмотрел на Корнелиуса, продолжавшего топтаться в коридоре у дверей.

– Кам он! Хау а ю? (Проходи! Как сам?)

Сосед заулыбался и сообщил, что все хорошо, но есть проблемка. Сегодня вечером на «Хайнекен Арене» играют шотландские рокеры «Franz Ferdinand». Приятель, с которым Корнелиус собирался на концерт, уехал к неожиданно заболевшему отцу, и теперь пропадает билет.

– Летс кам виз ми? (Пойдешь со мной?)

Жека посмотрел в честные светло-зеленые глаза голландца и кивнул. Не то чтобы ему так уж сильно хотелось на «Фердинандов», но это был единственный шанс хорошо провести надвигающийся тоскливый вечер, пусть даже в компании гомосека. Они поднялись к Корнелиусу, где взорвали из его запасов на ход ноги.

Они выбрались на улицу и перекусили в «KFC» недалеко от дома. Из фастфуда двинули на метро к «Хайнекен Арене», куда постепенно стягивался народ. На пять монет достоинством по одному евро Жека забронировал ячейку в камере хранения, куда они с Корнелиусом запихали свои куртки и свитера.

На разогреве у «Фердинандов» выступали их земляки, «Amazing Snakeheads», недавно выпустившие дебютную пластинку «Amphetamine Ballads». Разогрев понравился Жеке даже больше. Три чувака плюс очкастый саксофонист жарили жирный гаражный панк вперемешку со взвинченным рокабилли в стиле «Гонщиков» Роберта Родригеса. Хриплый сексуальный вокал, брызги слюны в микрофон и кипящие гитары – то, что надо. Жека устал слэмиться уже на «Змеях», разгоряченный, прошел на сидячие места и оттуда, попивая из пластикового стакана «хайникен», досмотрел выступление «Фердинандов». За время концерта дважды звонила Настя. Он не отвечал. Потом она прислала сообщение, что в холодильнике нет ни крошки съестного, и они с Лукасом ужинают в «Стариках» в паре кварталов от дома. Ждут, что Жека присоединится к ним. С концерта Жека и Корнелиус, напевающий одну и ту же бесконечную тему, возвращались на трамвае. У дома Жека позвал с собой в «Старики» голландца, но тот вежливо отказался, сославшись на завтрашний ранний подъем. Они тепло попрощались, и Жека хохмы ради шлепнул Корнелиуса по тощей заднице.

Под подошвами «гриндерсов» дурами-улитками трещали льдинки, к вечеру затянувшие лужи. Воздух был прохладным, а в чистом небе висела луна, похожая на монетку, будто напоминала Жеке, что на дне его карманов, помимо нелепой надежды непонятно на что, оставалось меньше десяти евро.

В «No Country For Old Men» они пару раз ходили втроем. Двухэтажное bruin cafe, классическое амстердамское «коричневое кафе» на углу, с маленькими зальчиками, огромными барменами и атмосферой, вопреки названию, подлаживающейся под старческие посиделки. С понатыканными везде одинаковыми, размером с ладонь, фигурками ангелов, у которых, у всех до единого, кто-то обломал крылья. С висящими по стенам фотографиями пустынных пейзажей. И с цитатами из «Старикам тут не место» Маккарти, неровно выжженными на потемневших и поцарапанных крышках столов, на каждом – разные.

Этим поздним вечером большинство стариков уже разошлись по домам. За стойкой в полупустом баре оставался только один дедуля. Отдуваясь и пыхтя как паровой двигатель, он приканчивал крохотную, словно малолетка, бутылку «Amstel», поглядывая в висевший под потолком телевизор, по которому шли замьютенные новости спорта. Будто репортаж из другого, странного мира, в котором не было атмосферы и не распространялся звук. Дедуля оглянулся на вошедшего и прищурился, пристально вглядываясь в него. Жека отвел взгляд, чтобы не состоялся диалог вроде: «Видать, не лучшие времена, сынок?» – «У меня хороших и не было никогда». Кивнув полузнакомому бармену, Жека огляделся и поднялся по очень крутой и очень амстердамской лестнице на второй этаж. Там было совсем пусто, только Лукас и похожий на студента волосатый парень через столик от него. Студент не торопясь попивал пиво и увлеченно тыкал пальцем в смартфоне.

На столе перед датчанином стояли две пустые глубокие тарелки, в которых тут подавали тушеные овощи с мясом, корзинка с недоеденным хлебом и чашки с недопитым кофе.

– Хэй, Профессор! – сказал Жека, присаживаясь напротив него. – Вэа из Настя? (Где Настя?)

– Я тут, – ответила она, подходя сзади. – Расплачивалась за ужин. Потом в туалет завернула.

– Я на твое место сел? – спросил Жека.

– Да все нормально, сиди, – она положила на стол кожаный мужской бумажник, подаренный ей на Рождество Корнелиусом и, улыбаясь, села рядом.

Жека посмотрел в ее холодно блестевшие глаза. Увидел в них отражение картинок, больше суток беспрерывно крутившихся у него в голове. И нельзя было сказать, что эти картинки ему не нравились. Он опустил взгляд. Прочитал черные буквы, вкривь и вкось выжженные на столе: «Satan explains a lot of things that otherwise don’t have no explanation. Or not to me they don’t» («Существование Сатаны объясняет многие вещи, которые в ином случае необъяснимы. По крайней мере, для меня»).

– Я скучала по тебе, – сказала Настя и накрыла его руку своей теплой ладонью. – Тебя не хватало.

Для чего его не хватало? Для еще одной такой роттердамской ночи, похожей на «антверпенский коктейль», смесь быстрого и медленного? Чувствуя ее гладкую кожу, Жека сказал:

– Я решил уехать. Домой.

– Нет, – произнесла Настя, будто ждала этой его фразы. – Не надо, не уезжай. Пожалуйста, – ее лицо дрогнуло. – Я не хочу.

Жека вдруг вспомнил, какая она изнутри узкая и горячая. Везде. Время – плохой доктор, когда помнишь об этом. В какой момент ему показалось, что дела у них пошли на лад? Он освободил свою руку из Настиной и повторил:

– Я уеду. Только у меня денег нет.

Настя покачала головой.

– Значит, не уедешь. Не дам тебе денег. Ни цента, – она продолжала смотреть в глаза Жеке. – Пока не пообещаешь, что останешься. А потом, попозже, вернемся вместе. Что тебе там делать одному?

Он оказался не готов к таким словам. Его затрясло от ненависти. Он схватил лежащий на столе бумажник, резко отодвинулся и, оказавшись вне досягаемости Настиных рук, раскрыл его, вытащив пластиковую карту нидерландского Рабобанка.

– Эй, ты что делаешь? – воскликнула девушка.

– Стоп, мэн! (Остановись, чел!) – произнес Лукас и потянулся к нему.

Откуда ты-то вылез? Успев привстать, свободной правой рукой Жека засветил ему в подбородок. Датчанин вместе с табуретом загремел на пол. Подпрыгнув, зазвенели чашки-ложки на столе. Жека увидел, как студент оторвался от смартфона и вытаращился на них.

– Ты чего вытворяешь? – крикнула ему Настя, вскакивая со своего места. – Совсем крыша поехала?

Может быть, подумалось Жеке. Он снова как наяву увидел ее, облизывающую амфетаминовый член Лукаса. И, тоже вскочив, пробил пенальти в живот пытающегося подняться датчанина.

– Даже не подходи ко мне, – сказал он девушке.

Она не послушалась. Обойдя согнувшегося Лукаса, приблизилась к Жеке. Глядя в его суженные от злости глаза, сказала тоном учительницы:

– Успокойся, пожалуйста!.. Ну что с тобой?.. Что не так?..

Шея. У Насти ведь есть шея. Схватить за нее и начать душить…

И тогда, пытаясь оборвать все нити, связывающие их, он с размаха врезал ей в скулу.

Ее голова дернулась, и стало видно, что на несколько крошечных мгновений Настя поплыла, как боксер после нокдауна. Она ухватилась за край стола, медленно опустилась на табурет. Бескрылые ангелы нервно смотрели на все эти дела из-под потолка.

– Айл колл зе копс! (Я сейчас полицию вызову!) – громко произнес студент, когда Жека шагнул к нему.

Жека помотал головой:

– Сорри, мэн.

Он уселся за стол, достал свой айфон. Запустил приложение KLM. Утренний рейс до Хельсинки. Триста пять евро в одну сторону. Да хоть тысяча триста пять… Он набрал свои имя и фамилию по-английски, как они были написаны в загранпаспорте, потом ввел номер Настиной кредитки.

Потом проверил почту. Билет уже пришел. Вылет без четверти десять. Времени, чтобы собраться, ему хватит. Интересно, ходят ли ночью электрички до аэропорта? Жека встал. Его мутило от всего происходящего. Он кинул кредитную карту на стол перед Настей, которая сидела, вцепившись скрюченными пальцами в крышку стола. По ее даже сейчас красивому лицу текли слезы. Жека представил ее фигуркой, вырезанной из бумаги, и мысленно смял в комок.

Выдирая из внутренностей застрявшие рыболовные крючки, спустился на первый этаж. Над дверью висела табличка с фразой, игравшей роль невнятного предостережения: «Neighbors were alerted when a man run from the premises wearin only a dogcollar» («Соседи забили тревогу, когда из дома выбежал голый человек в собачьем ошейнике»). Прочитал и вышел из «Стариков».

* * *

Амфетаминовый приход волоком тащил его через улицы январского Амстердама и февральского Петербурга. Через площадь Победы с круговым движением, через набитый людьми зальчик «Martian Time-Slip», через снежное поле с ангарами вдалеке, через замерзшее трамвайное депо. Через невидимую в темноте лужу мочи, в которую он сначала старался не наступать, а потом забыл про нее, не находя себе места, и все-таки вступил – и не раз… Где-то там его ищут копы. Придурки! А он здесь спрятался – и так хорошо, что немногим отличается от мертвого.

Или совсем не отличается?

Жеке казалось одновременно странным и смешным, что он не чувствовал холода, не ощущал, как шевелятся губы, когда он начинал вспоминать вслух: «Я неподвижен. Два бедра холодны как лед. Венозная синева мрамором отдает… Это абсурд, вранье: череп, скелет, коса. Смерть придет, у нее будут твои глаза».

Когда вдруг ярко-ярко вспыхнуло перед глазами, Жека зажмурился и подумал, что вот он – свет в конце тоннеля, о котором говорят эзотерики. Свет настырно проникал сквозь закрытые веки. Неужели эзотерики правы? Если так, он здорово влип. Ему всегда казалось, что религия – одна нескончаемая долбаная подмена понятий. А теперь, оказывается, он всего лишь приштырок, перегревшийся порохом, и пришло время собирать камни, или как там еще?.. На лбу выступил холодный пот. Сердце забилось в ритме стреляющего пулемета. Жека с всхлипом втянул в себя ледяной воздух и подумал…

Сердцебиение? Его-то он точно не должен чувствовать. И шаги. Кто-то подошел и легко заскочил в… Точно, он в пущенном под нож трамвае. Все так же стоит, пристегнутый наручниками к поручню.

Жека открыл глаза в момент, когда Сталинграда протянула руки, чтобы расстегнуть наручники. Проморгавшись, Жека ошалелым взглядом уставился на девушку.

Заметил свежую кровоточащую царапину вдоль ее лба и порванную на рукаве тонкую кожаную куртку. Что за заварушка произошла в коммуналке? Неужели там теперь тоже остывают трупы?..

– Это не из-за документов, – перехватила эту мысль Сталинграда, освобождая его от оков. – Ребятки одни по другому вопросу подъехали…

– А там всё в порядке?

– Абсолютно, – кивнула девушка. – Документы были у него… Пошли отсюда скорее. Ширинку только застегни… И телефон не забудь…

Она переступила через замерзающую лужу мочи, спрыгнула с подножки трамвая и пошла к выходу из депо. Жека семенил за ней на непослушных ногах, напоминающих по ощущениям два полена, и, не останавливаясь ни на секунду, нес и нес какую-то околесицу.

Уже оказавшись за территорией трамвайного парка, Сталинграда повернулась к Жеке, вгляделась в него при свете уличного фонаря и кивнула:

– Поднакрыло тебя.

– Да не, чего там… – шмыгнул Жека и почувствовал, как из носа обжигающей струйкой потекла кровь.

Они остановились возле двух перекрывших въезд в парк автомобилей. Бледный «Рендж-Ровер» с аэрографией грудастой девицы в доспехах и при мече – на нем приехали на встречу со своей смертью автоматчики. И черный «ягуар», похоже обладающий ментальной связью с хозяйкой, – царапина и порванная куртка девушки превратились в сильно примятое заднее крыло автомобиля.

Жека нагнулся, отломал прямо из-под ног кусок смерзшегося наста и приложил к переносице. Кристаллы снега кололи кожу.

– Ты ведь не все сдолбил? – спросила Сталинграда, глядя, как он свободной рукой не то вытирает, не то размазывает по лицу кровь.

– Нет, – ответил Жека. – Будешь?..

– Обойдусь… Знаешь что? Забирай машину. Потихоньку отъезжай на ней куда-нибудь во дворы и пережди, пока не отпустит. И потом вали к себе или куда там собираешься… Тачку бросишь, когда будет не нужна. Я ее в розыск подам. Она непростая, найдут быстро… Это лучше, чем сейчас пешком идти. Далеко все равно не уйдешь.

Жека автоматически взял протянутый ему брелок с ключом от машины. Нажал на кнопку. К его удивлению, квакнул сигналкой не «Рендж-Ровер», а побывавший в аварии «ягуар». Он посмотрел на девушку.

– Мне сейчас нужнее внедорожник, – сказала та. – Заводи машину и выпусти меня.

Жека, не думая больше ни о чем, кивнул. Еще не остывший люксовый салон «ягуара», в котором приятно пахло, принял его в свои радушные объятия. Он завел машину, поставив двигатель на прогрев.

Сталинграда постучала пальцем по стеклу.

– Сейчас-сейчас, – как болванчик закивал головой Жека и опустил стекло.

Девушка наклонилась и произнесла в образовавшуюся щель:

– Не вздумай ничего с машиной сделать! Иначе найду – и пожалеешь! Головой отвечаешь!

Жека снова закивал так, что вот-вот голова оторвется. Сдал назад и в сторону, выпуская севшую в «Рендж-Ровер» Сталинграду. Потом долго сидел, включив печку на самый максимум. Смотрел на мутное пятно на небе в том месте, где за облаками плыла луна. Одновременно барабанил пальцами обеих рук по подлокотнику и колену.

Дико хотелось с кем-нибудь потрещать, обсудить все. Как так вышло, что он уже думал, что не соберет костей, а теперь сидит за рулем безбашенно крутой тачки?

Жека развернул фольгу, вытащил из нее айфон. Рылся по карманам, пока не нашел симку. Вставить ее удалось не с первого раза. Он включил трубу. Задумался, кого бы набрать.

Но оказалось, что размышления излишни.

Потому что айфон зазвонил сразу же, как загрузился и нашел сеть.