20. Радиожираф

Фак!..

А он и вправду как карась. Только карась, у которого не надо даже спрашивать, как дела. Потому что какие могут быть дела у карася, жаренного под сметаной? Ешь его, жирненького, обсасывай да сплевывай косточки.

Твою мать!.. Нога в «гриндерсе» со сношенным протектором поехала на спрятавшемся под снегом льду, и Жека, поскользнувшись, неуклюже завалился на бок и ушиб колено. Поднимаясь, втянул в себя сквозь зубы морозный воздух. Больно. Первые несколько шагов дались с трудом, хоть садись и плачь. Ладно, если болит, значит, мы еще не сдохли. Потом боль будто притухла. Жека попытался ускориться. Получилось.

– Стой! – закричали сзади. – Стой, стрелять буду!

Только этого не хватало. Успеть бы добежать, не словив пулю в задницу.

* * *

Настоящая Сонная Лощина. Все спят. Темно и тихо, только капает из подтекающего крана вода, да негромко в ответ на Жекины поглаживания мурлычет Марла. Где-то на улице хлопнула дверь машины. Жекина рука замерла в воздухе, и кошка жильцов, еле слышно мявкнув, сама потерлась, найдя шерстяной уютной башкой его ладонь. Вдруг насторожилась, мягко спрыгнула с подоконника и устремилась навстречу зашедшей на кухню Евдокии Дементьевне.

Щелкнул выключатель. Жека зажмурился от ворвавшегося в зрачки электрического света.

– Ох, Жека! Напугал!.. Доброе утро! Ты чего это тут в субботу спозаранничаешь?

– Доброе!.. Не спится, Евдокия Дементьевна, – ответил Жека, наблюдая, как соседка ставит чайник на выросшую из конфорки бледно-синюю хризантему.

– Сейчас тогда чайку попьем, – сказала старуха и прошаркала к холодильнику. – Рассказывай пока.

– Да что рассказывать? – пожал плечами Жека. – «Как живете, караси? – Ничего себе, мерси».

Он вспомнил, как в детстве читал эти стихи, сидя в комнате Евдокии Дементьевны. Тоненькая ветхая книжица в красной обложке с нарисованным жирафом, к рогам которого примотали провода. Будто животное впало в депрессию от тоски по Африке, и его затеяли лечить электросудорожной терапией. Называлась книжка «Радиожираф». Маленького Жеку тогда очень смешило, что в изданных до войны стишатах было полно, как ему казалось, ошибок. Например, слово «жираф» было написано с двумя буквами «ф» на конце – «жирафф». Евдокия Дементьевна попыталась рассказать ему про изменения в правилах орфографии, но Жека тогда ничего из этих объяснений не понял.

Как вчера вряд ли что-то поняла Анникки, увидев, что он привез ее не в свою квартиру, а сюда, в комнату на Старо-Петергофском. А что ему оставалось после двух красоток-головорезов в клубе? Что они делали в таком месте? Не исключено, что пришли послушать эмбиент, но Жека знал, что они явились по его душу. Таких совпадений не бывает. Он накосячил, забрав ту «бэху». Теперь его ищут… Или все-таки не его? Может, он просто параноит? Такая вероятность тоже есть, хотя бы теоретически. Но лучше поостеречься. Красотки-головорезы знают, где живет Жека. В прошлый раз его выцепили прямо в подъезде собственного дома на Ленинском. А с коммуналкой, в которой комната умершего в ноябре деда официально еще не оформлена на него, Жеку вряд ли сумеют связать. Во всяком случае, когда они вчера заявились сюда с Анникки, обошлось без происшествий. Чуть удивленная Евдокия Дементьевна выдала им запасной ключ от комнаты Ольги и предупредила, подмигнув выцветшим глазом:

– Сильно не шумите там, Жека. А то знаю вас, молодых, начнете охать-вздохать, не дадите спать старухе.

– Не, мы не будем, – заверил он.

Не обманул, кстати. Оказавшись у «теть-Оль», как называл хозяйку комнаты Жека, они даже не выпили чаю. Намерзшись вечером на ледяных улицах, натанцевавшись и поднабравшись в барах и в клубе, устав от новых знакомств и впечатлений, Анникки разделась и уснула, едва добравшись до кровати. Даже в душ не пошла. Уткнулась в Жеку носом и превратилась в тихо сопящий теплый комочек. Сам Жека не мог заснуть еще с полчаса, крутя в будто примятой голове всю ситуацию, а когда все-таки заснул, спал некрепко, постоянно ворочаясь.

Проснулся, когда не было и шести. Чтобы не беспокоить спящую финку, вышел на кухню, где выпил стакан ледяной воды из-под крана и насыпал корма бодрствующей Марле. Потом, сидя на широком облупившемся подоконнике и наблюдая за пытающимся ожить субботним Старо-Петергофским, продумывал план действий. Как будто нельзя просто жить, ничего не придумывая, ничего не опасаясь. Когда это было в последний раз? Наверное, летом. Или в начале сентября… Найти бы наконец другой способ зарабатывать деньги. Какой?.. Вот у Анникки же получается с ее видеоблогом. Когда она проснется, Жека повезет ее встречаться с сумасшедшим бизнесменом, подзавернутым на экологии. Девушка рассказывала, что узнала о нем на недавнем скандинавском эко-форуме, а перед прилетом в Санкт-Петербург списалась с ним и договорилась о встрече. Собирает материал для своего блога. Ехать, кстати, недалеко. Если Жека правильно понял, офис бизнесмена находится на Стачек, возле метро «Кировский завод». А затем он позвонит отцу Василию, обещавшему выплатить аванс за угнанную машину, заберет у него деньги и… Что потом? Надо будет понять, что там с его квартирой. Заслать туда на разведку Святых Угодников, кочку брусничную, что ли?.. Искали ли его Стальные Симпатии, или он загоняется? Если нет, то можно успокоиться и дышать размеренно. Сходить с Анникки в Русский музей, приготовить спагетти, раздражать соседей, громко упражняясь в постели. А вот если за ним все же приходили…

Так как вы там живете, караси?

* * *

Он высадил Анникки у проходной, под вывеской «Кировский завод». Не глуша двигатель «опеля», постоял рядом с девушкой, ожидая представителя того экологически чистого, всего на органике и без глютена и ГМО, нэпмана-кровососа, с которым затевалась встреча. Дождался. Представитель выехал из-за ворот на черном «Ниссане-Кашкай». Корявая физиономия вышедшего из кроссовера мужика в ярко-красной «аляске», кажется, предназначалась для билбордов, начинающихся с надписи «Разыскивается». Впрочем, какой бизнес не повязан на криминале, подумал Жека, пожимая протянутую клешню. Именно клешню, язык не поворачивался назвать «ладонями» крепкие, сильные и шершавые грабли мужика. После приветствия тот смерил взглядом Жеку, потом с интересом посмотрел на его спутницу и сказал, обращаясь к ней:

– Залезай в машину.

Анникки заулыбалась и помотала головой под капюшоном. Произнесла:

– Ай донт андестенд. (Я не понимаю.)

– Она финка, не говорит по-русски, – пояснил Жека.

– Что финка, знаю, а что не говорит… Ты ей переведи… – Водитель «кашкай» потрогал себя за эспаньолку. – Тут, кстати, режимное предприятие. Как прикажешь провозить на него иностранку?.. Ладно, скажу, что карелка… Документы у нее хотя бы есть?.. Пойдем! Драган уже ждет.

Жека приобнял Анникки. Она потянулась и поцеловала его холодными губами и горячим языком.

– Что вы порнографию разводите? – спросил сбоку водитель «кашкай». – Будто она на год на Северный полюс уезжает.

– Гоу виз хим (иди с ним), – сказал Жека девушке. – Колл лэйте. (Потом позвони.)

Он подождал, пока «ниссан» проедет под шлагбаумом, поднятым охранником, и вернулся в «астру». Думая о том, что их отношения с Анникки состоят из одних встреч и расставаний, набрал номер отца Василия. Вне зоны. Жека подождал, набрал еще раз. То же самое. Ясно, бывший священник работает в своем боксе, непроницаемом для радиоволн. Придется ехать наудачу.

Жека завел тачку и включил радио, обдавшее его рекламной пыльцой. Поморщился, настроился на другую станцию. Свернул на улицу Возрождения, после неохраняемого железнодорожного переезда ставшую неисповедимой, как и пути Господни. Покрытые матерными граффити гаражи, проржавевшие ангары, прятавшие от глаз посторонних невесть что. Брошенные административные здания советской эпохи сменились пустырями, на которых по весне, так казалось, оттают трупы и осколки разбившихся НЛО. Весь пейзаж накрывала крышка матово-алюминиевого неба.

Жекин «опель» стал пробуксовывать в глубоких снежных колеях.

Впереди неспешно перебежали дорогу две бродячие собаки. Тощие, задрипанные, с унылыми детдомовскими физиономиями, они пересекли засыпанную снегом дорогу и остановились, провожая машину тоскливыми взглядами. По радио Линда раскачивала вполне подходящую по атмосфере песню. На душе у Жеки было паршиво, как у этих бездомных псов.

– Я не буду больше плакать… Тихо плакать… – то ли шепотом, то ли просто про себя подпевал он. – Не поможет это… Ма-ма-ма-марихуана…

* * *

На полпути между Роттердамом и Амстером небо вдруг расчистилось, и над уходящими вдаль, до самого горизонта, теплицами, где росли клубника и конопля, как бензин, вспыхнул алый закат. Потом бесшумно упали, сомкнулись североевропейские зимние сумерки. Что там происходило, в их толще, было не видно, но, когда Жека вышел с Централ Стейшн, стало ясно, что через город придется топать под библейским ливнем.

Накинув на голову капюшон, он добрел до ближайшей сувенирной лавки и встал под маркизой с надписью: «I Amsterdam», надеясь переждать особо яростный приступ безжалостного дождя. Рвущийся с цепи ветер набрасывался на раскрытые зонты, выворачивая их потрохами наружу. Выло море внутри. Свет от витрины, превращая Жекино лицо в подобие витража, шифровал проступавшие на нем эмоции. Он смотрел, как французские туристы выбирают себе сувениры, и ощущал удары сердца, слетающего с катушек то ли от амфетаминового отходняка, то ли еще от чего…

Слева над домами торчал готический шпиль Ауде Керк – церкви, расположенной прямо в Красных Фонарях. Странное соседство, что ни говори. Он вдруг вспомнил финскую девушку, которая слала ему эсэмэски из Хельсинки. Чувствует он к ней что-нибудь, кроме симпатии? Как он умудрился застрять в этой пищевой цепочке между Настей, Лукасом и Анникки? Прямо какой-то гребаный интернационал.

Французские туристы, набравшие разноцветных деревянных тюльпанов и солонок и перечниц в форме членов, столпились у входа в лавку, не решаясь выйти под дождь. Загомонили по-своему. Один из них, пожилой дядечка с проседью, посмотрел на Жеку и спросил:

– Месье, коман тале ву? (Как ваши дела?)

Жека на секунду прикрыл глаза, попытался вспомнить что-нибудь по-французски и ответил:

– Комси-комса. (Так себе.) Я дерусь просто потому, что дерусь…

И шагнул из-под маркизы под дождь, весь такой джедай.

С площади Дам свернул на разукрашенную новогодними огнями Кальверстраат, яркие витрины которой заманивали скидками. Вода капала с капюшона на лицо. Только что с того, если сердце нарезано кусочками, как строганина. Куда он идет? Глупый вопрос. Будто у него есть другой вариант? Жека потрогал лежащие в кармане ключи от квартиры в ДеПайп. Что теперь ему делать?.. Кажется, гордость или смерть – это не про него.

Перейдя по мосту через Принсенграхт, он свернул налево и, пройдя метров сорок вдоль канала, остановился перед вывеской знакомого кофешопа «Easy Times».

«Легкие времена»? Хотелось бы.

Жека постоял секунд десять и решительно вошел внутрь. Сладкий запах легалайза, витавший в полумраке. Сидящие за низенькими столиками посетители мастерили самокрутки, попивали из высоких прозрачных бокалов колу и заваренные в кипятке листья конопли – беспонтовый «каннабис энерджи». По экрану большой ЖК-панели, настроенной на «Нэшнл Географик», беззвучно скакали казавшиеся объебошенными сурикаты, а из колонок, спрятанных по углам, играл вкрадчивый даунтемпо. Жека заказал у барменши американо, расплатился. Пока девушка варила кофе, отошел к вачмайстеру, немолодому худощавому дядечке в очках с круглыми линзами, которые порой придают интеллигентам вид матерых убийц и наоборот. Когда драгдилер взглянул на Жеку через свои стекла, тот подумал, что голландец сейчас отмочет что-нибудь эдакое, что-то вроде: «Захоти сатана поставить род человеческий на колени, то, верно, придумал бы наркотики».

С чашкой кофе, с бесплатными печеньками (каждая завернута в свой фантик) и с граммом шмали Жека присел за свободный столик. Взять и убиться ганжей так, чтобы не успела доехать неотложка. Грамма, конечно, не хватит, но всегда можно повторить. Вачмайстер на месте до… Ага, до часу ночи. Времени хватит. И немного денег еще есть. Жека отпил горячий кофе из чашки и потянулся за папиросной бумагой.

* * *

К кому-то скорая точно опоздает. Он разглядывал застрявшую в сугробе «газель», возле которой неторопливо расхаживал мужик в лыжной куртке, надетой поверх голубого халата. Красный крест на выкрашенном в белый цвет борту машины, казалось, взывал о помощи. «Гуд джоб – гуд карма!», – вспомнил Жека амстердамских буддистов в «конверсах» с Бэтменом. Да и все равно не проехать, «газель» загораживала дорогу. Жека оставил «опель» метрах в десяти от неотложки, на небольшой ледяной площадке, слегка припорошенной снегом. Тут они, если что, смогут разъехаться.

– Парень, помоги вытолкать машину! – увидев приближающегося к «газели» Жеку, высунул из кабины голову немолодой патлатый водитель с темными кругами под глазами и с зажатой в зубах сигаретой. – Встряли тут…

– Вижу, – кивнул Жека, переводя взгляд с водителя на высокого небритого санитара, топтавшегося рядом. – Сильно засели?

– Да не особо, – махнул рукой водитель.

– Сейчас еще народ подойдет, помогут, – добавил санитар, похожий на отставного спивающегося баскетболиста.

– Ага, – снова кивнул Жека. – Лопата есть? – и почему-то подумал: «А где у них врач?»

– Есть, – выплюнул сигарету водитель. – В фургоне, сзади надо открыть.

– Только осторожнее, – произнес санитар.

– Володя, так ты покажи ему! – сказал санитару водитель. – А то стоишь, смотришь…

Вдвоем с Володей они обошли застрявшую «газель» без окон в фургоне. И только тогда Жека разглядел невидимый до этого из-за перекрывшей обзор «газели» гараж отца Василия и суматоху вокруг него. Две машины и темные фигурки людей, суетящихся рядом. Еще одна машина, полицейский «уазик», медленно направлялась к скорой помощи. Жека почувствовал, как страх потек по его спине. «Что они тут все делают?» – успел он подумать, прежде чем санитар открыл задние двери. Жека механически отступил на шаг и заглянул внутрь салона. Увидел стоящие в два яруса носилки, на которых находились застегивающиеся на «молнию» черные мешки. В мешках, судя по их габаритам и очертаниям, лежали люди, недавно бывшие живыми.

Санитар поймал удивленно взметнувшийся Жекин взгляд и пояснил:

– Не бойся. Это мы валежников везем.

– Кого? – не понял Жека.

Голова ничего не соображала от страха.

– Трупы. Да не бзди. – До Жеки долетел запах «допинга» в дыхании санитара. – Мы из ТУПГ, транспортировка умерших и погибших граждан. Почти что заграничная служба коронеров, только зарплату платят рублевичами. Туда вон, – не оборачиваясь, санитар кивнул на гараж отца Василия, – на мокруху приезжали. Двое убитых. Парняге молодому, говорят, что коп, только не при исполнении, голову проломили елдой такой шипастой, рыцарской. И какого-то хрена бородатого, на священника похож, застрелили. Нас менты и вызвали. Еще пса шмальнули, но тот не по нашей части. Куда нам его? Свои родственники и растащат по желудкам. Или воронье оприходует, попирует… Гляди, вон лопата-то…

Жека смотрел не на лопату, лежащую внутри катафалка, а на приближающийся «уазик» с людьми в сером. А потом неожиданно нейрохимия схватила его за горло, развернула и потащила прочь, к «опелю».

– Эй, парень, ты куда? – услышал он за спиной голос водителя. – Да они же не кусаются!..

Вслед беглецу раздался раздраженный гудок «газели». «Дурак!» – усаживаясь в машину, подумал Жека про самого себя. Зачем побежал, привлекая к себе внимание полиции? Дождался бы копов, помог им вытолкать застрявший катафалк, полюбопытствовал бы в процессе, что случилось. А на их вопрос, что он тут делает, нашел бы, что ответить. Что ему посоветовали СТО с хорошим слесарем («движок вот-вот застучит»). Ее он тут и ищет, да кажется, не туда заехал. А теперь…

Что теперь?

Заведя машину, он увидел, как один из окруживших катафалк полисменов о чем-то перекинулся несколькими фразами с санитаром, после чего решительным шагом двинулся в сторону стоящей под парами «астры». Все-таки он нарвался…

Времени на раздумья не оставалось. Действуя на автомате, Жека врубил заднюю передачу, одновременно надавил на газ и выжал ручник. С ревом двигателя и визгом прокручивающихся шин, из-под которых полетели снежные хлопья, «опель» почти на одном месте развернулся на сто восемьдесят градусов. Жека сдернул машину с ручника, нажал на сцепление и включил первую передачу, почти сразу же вторую и третью. В зеркало заднего вида увидел, как отстал бросившийся за автомобилем коп.

– Вот хер вам! – пожелал Жека, наблюдая, как полицейские и санитар, облепив удаляющийся катафалк сзади и сбоку, пытаются враскачку вытолкать его.

Черт, у них все же получилось.

Труповозка сдвинулась с места и нехотя заехала на ледяной пятачок, где минуту назад Жека продемонстрировал полицейский разворот. Копы суматошно попрыгали в «уазик», и тот, скача в колее, начал набирать ход. Жека прибавил скорости, чувствуя, как «опель» заносит, когда пропадает сцепление с дорогой. В висках молотком стучал бушевавший в крови адреналин.

Где они там? Отстают?

Сзади взвыла полицейская сирена. Зачем она нужна на этих пустырях? Или решили использовать как психологическое оружие?

Впереди показались какие-то выстроившиеся в ряд капитальные гаражи, за которыми провода ЛЭП расчерчивали мутное небо, словно нотную тетрадь. За линией электропередачи торчала потушенная сигара невысокой кирпичной трубы. Перед гаражами на укатанном пространстве с кое-где проступавшей из-под снега черной мерзлой землей колея кончилась.

Выскочив на опасных восьмидесяти в час из колеи, Жека увидел, что в начале гаражей дорога поворачивает почти под прямым углом. Пытаясь войти в поворот, он дал по тормозам. «Опель» занесло. Жека, стараясь удержать во влажных ладонях руль, принялся накручивать его из стороны в сторону, но машина уже потеряла управление. «Опель» пошел юзом и на остатках скорости с громом и скрежетом воткнулся правым крылом в угол гаража.

Лязгнули зубы. Сила инерции швырнула непристегнутого Жеку вперед. Ударившись грудью о руль, он задохнулся от боли. Рот наполнился кровью из прокушенного языка. Сплюнув розовую слюну на соседнее сиденье, Жека, подстегиваемый приближающейся сиреной, дернул за ручку. Дверь открылась. Хорошо, что не заклинило. Он вывалился из автомобиля на снег.

Жека отскочил от «опеля», обернулся на настигнувший его «уазик» и, превозмогая боль в ушибленной грудной клетке, бросился вперед. Одной ногой – на гулко прогнувшийся капот «астры», другой – на крышу автомобиля. Слыша за спиной: «Куда, бля?», подпрыгнул, помог себе руками, закинул ногу на бордюр из кирпича. Захрипел от боли в груди. Очутившись на крыше гаража, вскочил на ноги и, ломая смерзшийся наст, побежал на противоположную сторону. Не раздумывая, оттолкнулся ногой от края. Пролетев в воздухе метра четыре, приземлился в снег. На ногах удержаться не удалось. Упал, лицом угодив в колючий сугроб. Подскочил. Кинулся в сторону ЛЭП, за которой над постройками с выбитыми стеклами вздыбилась метров на десять труба. Снега было почти по колено, и он мешал бежать. Утешало только, что так же неудобно будет Жекиным преследователям. Он оглянулся на ходу и увидел, что на крыше гаража неловко топчется полицейский, явно не рискуя прыгать вниз.

– А ну стой! – крикнул коп.

Мельком подивившись его просьбе, Жека молча продолжил бег. Сзади раздалась забористая полицейская ругань, после короткой паузы что-то тяжелое обрушилось вниз. Жека предпочел не оборачиваться.

Над ним загудели провода ЛЭП.

Высоко поднимая ноги, стараясь не сбивать дыхание, Жека что есть сил мчался к трубе и заброшенным строениям. Словно там что-то спасло бы его от гнавшихся за ним копов. Или копа? Сколько их там? Жека кинул взгляд назад. Преследователь один – и заметно отстал. Плохая физическая форма, наверное. Жека тоже далеко не каждое утро бегом занимался, но, видимо, мотивация у него сильнее. Где только остальные полисмены? Не ждут ли они уже там, под трубой, обогнав бегунов на «уазике»?

Жека глянул налево, где в паре сотен метров горбились два полукруглых ангара из рифленого железа, а за ними, чуть расплывающиеся в морозной хмари, выстроились, как на демонстрации, жилые многоэтажки. Сплюнув кровь, Жека повернул в ту сторону.

«Давай… Еще немного… Ну же, терпи… Терпи…»

В бок кололо блестящими спицами. Воздух не помещался в тяжело вздымающейся груди. Деревенеющие мышцы бедер жгло от непривычных нагрузок. По спине текли потоки пота. Но надо продолжать бежать… Как там коп? Вдруг где-нибудь упал в сугроб и не может подняться? Жека повертел головой.

Охренеть!.. У преследующего его полицейского, видимо, открылось пятое дыхание, потому что он медленно, но неумолимо нагонял Жеку. Конечно, первому по снежной целине бежать труднее. Жека прибавил из последних сил, уже не чувствуя ног.

Ангары приближались, осталось метров сто. Ну давай… Жеке показалось, что он слышит за спиной прерывистое дыхание копа. В панике он обернулся. Нет, все те же метров двадцать между ними. И тут он поскользнулся. Нога поехала на замерзшей луже, спрятавшейся под снегом. С разбега Жека рухнул на бок, крякнув от боли в ушибленном колене. Кое-как поднялся и, хромая, бросился вперед, к спасительным ангарам.

– Стой! – крикнул коп. – Стой, стрелять буду! Стоять, падла!

Хуже всего была даже не угроза открыть стрельбу, а то, что полицейский совсем рядом, метрах в пяти. Догонит… Страшно даже представить, что будет, когда это случится. Жуть жуткая. Для начала его как следует отмудохают в благодарность за весь этот снежный марафон. А потом с разбитым в кровь лицом и хорошо, если с целыми, непереломанными, ребрами отвезут в отделение, где добавят, отдубасив еще… Отдубасив…

Жека чуть сбавил скорость.

Ангары, до которых оставалось метров десять, заслоняли все пространство ржавым, кое-где отошедшим от шпангоутов деревянного каркаса железом. У запертых на старый замок дверей одного из них стоял остов грязно-оранжевого болгарского электропогрузчика.

Услышав хрип копа за спиной, Жека развернулся и кинулся ему навстречу. Тот явно не ожидал контратаки. Жека увидел его удивленные темные глаза, горящие азартом погони, круглое красное лицо, покрытое испариной, родинку под правым крылом носа, суточную щетину на подбородке. «Младший Тэдди-октябренок, замечательный слоненок», – невесть откуда всплыли у Жеки в голове строчки из «Радиожирафа».

Поднять руки полицейский не успел, вряд ли вообще заметив траекторию свинга левой Жеки. Смачный удар прошел и угодил копу в нижнюю челюсть. Голова полицейского дернулась, и, сблизившись с ошеломленным блюстителем закона на полшага, Жека обрушил на него хук правой. Вот тебе… Победа нокаутом. Коп щелкнул ботами и, закатив глаза, завалился на снег… Как живешь, карась?..

Не теряя больше ни секунды, Жека бросился в проход между ангарами, царапая ладони, продрался сквозь кусты, впавшие до весны в анабиоз. Потом ухнул по колено в снег в канаве перед занесенной «железкой». Размахивая для равновесия руками, выбрался на дорогу и, прихрамывая, направился к ближайшим пятиэтажным хрущевкам, увешанным бусами спутниковых антенн.

* * *

От Автовской до Стачек – дворами.

С четверть часа он отсиживался в парадняке, куда зашел, придержав дверь молодой мамашке, выкатывающей на улицу детскую коляску. Жека присел на подоконник между третьим и четвертым этажами и только тогда осознал, как серьезно влип. И главное – из-за ерунды. Из-за того, что бросился в бега там, у катафалка. Вот теперь и бегай как карась на курьих ножках. Номера с его «опеля» уже пробили, копы знают его адрес на Ленинском. Может, стукнули ориентировку транспортникам в метро. Ведь у них это так работает, да? На станцию «Кировский завод» соваться не стоит. Старо-Петергофский тоже лучше забыть. А куда тогда?..

Жека вынул из кармана поддельный айфон, выключил. Повозившись, вынул сим-карту. Интересно, батарею надо отсоединять? Парни в первом «Бумере» так и делали. Как только тут снимается аккумулятор? А никак. Ладно… Жека вспомнил, что, поднимаясь по лестнице, видел на подоконнике этажом ниже кусок мятой фольги. Шоколадку кто-то точил? Прислушавшись к глухо доносящимся из-за стены звукам идущего по телевизору ток-шоу, спрыгнул с подоконника и спустился по лестнице на ватных ногах.

Подобранную фольгу в нескольких местах покрывали подпалины от зажигалки. Вот вам и шоколадка. Жека усмехнулся, с хрустом расправил ее, все еще пахнущую дурманом, и аккуратно завернул в нее айфон. А если Анникки позвонит?.. Снял куртку. Потянув за рукава, вывернул наизнанку камуфляжным рисунком из белых, красных, серых и черных боксеров наружу. Очухался, интересно, коп?.. Надев куртку, застегнул молнию и натянул на голову капюшон. Постоял перед входной дверью, нажал на кнопку запиликавшего домофона и вышел.

Стараясь не привлекать к себе внимание, Жека спокойным шагом двинулся вдоль дома, затем свернул направо, в сторону Новостроек и Краснопутиловской. Во дворах бывшего пролетарского гетто бегали малышня и собаки на разматывающихся поводках, гуляли мамы и бабушки с колясками, бородатый геолог в лыжной шапке, подняв капот, перебирал внутренности старой «пятерки». Пара укутанных по самые уши молодых угреватых таджиков попивали «Охоту» возле круглосуточного магазина.

Адреналиновое возбуждение отпустило, ему на смену заявилось послестрессовое состояние. Еле передвигая ногами, Жека продолжал идти вперед, зная, что, если сейчас ему навстречу выскочит знакомый полицейский «уазик», он даже не дернется, чтобы бежать.

Проспект Стачек он пересек, дождавшись зеленого сигнала светофора. Дошел до Кронштадтской. Кое-где в окнах домов горел свет. Там отдыхали, жарили напичканную стероидами свинину, выпивали и щелкали пультами, листая яркие картинки телеканалов. По контрасту с жилыми домами, молчаливая субботняя поликлиника со своими темными окнами казалась отошедшим в сторонку от веселой толпы угрюмым социопатом. Жека вдруг подумал, что не помнит, когда в последний раз делал флюорографию. Рядом с поликлиникой, как стерегущие храм крестоносцы в белых одеждах, стояла пара машин скорой помощи. Обходя их, Жека сделал большой крюк. Хватит с него на сегодня неотложек и катафалков.

Сразу за поликлиникой потянулся серый забор из потрескавшегося бетона. Жека сбавил ход. Забор, обвитый сверху «колючкой», выглядел неприступным. Но, как Жеке помнилось, с противоположной стороны находились ворота.

* * *

Место, где умирают трамваи.

Грузовой трамвайный парк, лет пятнадцать как закрытый. Находился он в коммерчески непривлекательном месте, на отшибе, рядом – задворки поликлиники. Наверное, поэтому ни один девелопер не позарился на занимаемую им территорию. Долгое время он стоял законсервированный, если можно законсервировать ржавые рельсы, зарастающий бурьяном пустырь, несколько обветшалых одноэтажных зданий и пару выгоревших от пожаров составов. Потом кому-то в голову пришла идея, и на пустующей территории открыли площадку для резки списанных вагонов. Старые трамваи пригоняли сюда на прицепе, приходившие рабочие расчленяли их и сдавали в металлолом. Кто-то с этого что-то имел.

Теперь в парке круглосуточно дежурили сторожа-пенсионеры, вполглаза следящие за оставшимся хозяйством. Они обитали в сторожке, отапливаемой снятыми с трамваев электрическими печками, кипятили воду в дешевом китайском чайнике из вонючего пластика и раз в два часа, а то и реже совершали обход территории по внутреннему периметру, больше надеясь на «колючку» и прикормленного пса, здоровенного бродягу по кличке Шар.

«На балансе» у сторожей «числилось» маленькое, на пару вагонов, бывшее ремонтное депо – здание с заколоченными окнами, но с электричеством. Как раз там и распиливали трамваи. А еще оно служило подпольным автосалоном. Неизвестно, каким образом Крекин, автодилер отца Василия, договорился с местным народом, но сторожа, получая небольшую мзду, помалкивали, когда Крекин пригонял на продажу или на отстой свежие машины. Сюда же, не особо осторожничая, он возил и покупателей. Жека однажды побывал тут вместе с отцом Василием. Тогда они пригнали «мондео» с перебитыми номерами, который Крекин, немолодой тучный мужикан, прямо с колес продал хитроватому и прижимистому ухарю из Торжка.

Не то чтобы это было последнее место в городе, где Жека мог какое-то время отсидеться, просто оно оказалось ближе всего. Тут можно погонять горячего чайку с кем-то из сторожей, потрещать за жизнь, подышать зимним воздухом, глядя на пущенные под нож трамваи и размышляя над тем, что теперь делать. Там, глядишь, что-то придумается… По-любому лучше, чем зависать в парадняках.

Отца Василия (что все-таки произошло в его боксе?) тут знали, так что должны были пустить на территорию и Жеку, если сторож вдруг оказался бы незнакомым.

Повезло. У металлической калитки стоял, дымя «примой» без фильтра, дедок, который был тут, когда Жека пригонял памятный «мондео». Крекин называл его Колей Аватаром. На Жекин вопрос: «Почему Аватар?» – Крекин ощерился и ответил: «Ты на рожу его посмотри. Он бухает все время, когда не в смене. По жизни синий».

– Здравствуй, Николай, – сказал Жека, подходя к сторожу.

– А, привет… Это ты, что ли?.. – прищурился Аватар и сквозь ранние сумерки бросил окурок в снег. Жека понял, что сторож узнал его, но не может вспомнить имени.

– Да, я. Жека.

– Ну, проходи… Ты к Крекину? Он там черному лайбу показывает. Ох и машина, Жека! Кабриолет! Красивее красивой бабы! И такая же бесполезная. По нашим-то погодам. Вот у них, на Кавказе, теплее, так и… – Аватар махнул рукой и поленился заканчивать мысль.

– Крекин тут? – посмотрел Жека на закрытые ворота, через которые в парк, как на бойню, втаскивали трамваи.

Через них же обычно заезжал с покупателями барыга.

– А ты разве не к нему? – удивился Коля Аватар. – Зачем тогда приехал?

– Слушай, долгая история, – не стал врать Жека.

– Ну-ну… Заходи… Фу, Шар! Свои! Фу, говорят тебе!..

Пожалуй, даже к лучшему, что Крекин сейчас здесь. Можно попробовать договориться с ним о деньгах… Знает он, что отец Василий погиб? Из-за чего? Этот вопрос только сейчас пришел Жеке в голову. Санитар сказал, что второй убитый – полицейский не при исполнении. Что это за коп? Что там у них с отцом Василием произошло? И… Жека запнулся ногой о рельс и посмотрел под ноги. Если они (кто эти «они»?) узнали про бокс, может, они знают и про трамвайный парк? Догадался бы об этом раньше, точно бы сюда не заявился. Ну а теперь все равно, раз уже здесь.

Возле вытянутого здания из чумазого красного кирпича стоял серый «Киа-Спортэдж». «Спартага», как называл свой автомобиль Крекин. Тяжелые, из потемневшего дерева ворота в ремонтное депо стояли приоткрытыми. Жека шагнул внутрь освещенного четырьмя мощными прожекторами депо. На фоне стоящего у дальней стены недопиленного трамвая Жека увидел угнанный им кабриолет. Рядом с ним спорили двое – Крекин и невысокий, похожий на индейца «кедр» в коричневой дубленке. Они о чем-то не могли договориться. Стоящий к «бэхе» спиной Крекин вдруг заметил Жеку. На его широком лице проступило удивление. Через мгновение индеец тоже обернулся. Он показался Жеке уменьшенной копией Стивена Сигала.

– Я сейчас, – сказал Крекин «Сигалу» и шагнул к Жеке.

На улице залаял Шар. Потом коротко взвизгнул, будто Аватар пнул его ногой, и смолк.

– Ты чего лезешь сюда, мудила? – громким шепотом произнес Крекин, подойдя к Жеке ближе. – Хули тебе здесь надо, а? Откуда нарисовался?

Жеке вспомнились баннеры, развешанные в вагонах поездов метрополитена. «Давайте говорить как петербуржцы». Ну да, Крекин под землю же не спускается, гоняет на своей «спартаге».

– Извини, что помешал, – сказал он Крекину.

– Именно, бля, помешал… Меня черный разводит на ценник, а ты…

– Хорошо, – кивнул Жека. – Подожду снаружи, когда освободишься.

– Я че-то не врубился, чего тебе надо, но давай жди…

Жека кивнул снова и повернулся, чтобы выйти.

Не успел.

«Ищут пожарные, ищет милиция…» – это, кажется, уже не из «Радиожирафа». Жека и забыл, совсем выпустил из виду, что кроме копов его могут искать и они.

Стальные Симпатии.

Одна из тех, кого он видел на концерте в клубе – в кожаной куртке, в драных джинсах и с афрокосичками, – проскользнула с улицы в депо. Переступив через рельсы, она сдвинулась вправо и чуть вперед, освобождая себе пространство. Будто собралась махать топором из стороны в сторону. Симпатия кинула быстрый взгляд на Крекина, чуть задержалась глазами на Жеке. И вдруг сказала странное, обращаясь к «Стивену Сигалу»:

– Кефир…