15. Барсуки

Восьмибалльные пробки наглухо закупорили Центр. Машины еле двигались в плотном железном потоке, постоянно застревали, судорожно подергиваясь, как в агонии, а над ними бушевал невидимый шторм человеческих эмоций.

– Я худею от такой борзой борзости… – прокомментировал Павел, когда прямо перед ними из соседней полосы вырулил затюнингованный, кофейного цвета (в документах такой называется «каштановый металлик») «Порш-Кайен». – Наглый… И номера у него, смотри, какие красивые… Ну куда ты прешь?..

Павел посигналил, отпугивая пристроившуюся за «кайеном» дамочку на «тойоте».

– Что им вообще тут надо?

– Вторая половина пятницы, – пожал плечами Троцкий.

– И что?

– У всех есть какие-нибудь дела, которые не хочется оставлять до понедельника, чтобы висели над душой все выходные.

– Висели над душой? – Павел мельком глянул на Костаса. – Они что, бухать будут этой душой? Или трахаться в нее? И что, у всех дела здесь, на Кирочной?

– Не у всех, – пожал плечами Троцкий. – Кто-то на Таврическую пробирается или на Литейный…

– Шутишь, что ли?.. И где этот чертов инвалид?..

Костас приподнялся в своем кресле. Белый «ягуар», от которого они отстали на последнем светофоре, мелькнул впереди.

– Вон он.

– Да вижу… Ну и город, – покачал головой Павел. – Народу – хоть жиром «язвенника» намазывайся, чтобы пролезть…

– Чьим жиром? «Язвенника»? – переспросил у коллектора Троцкий.

– Барсучьим, – ответил Павел, перестраиваясь. – Раньше в деревнях так барсука называли, потому что его жиром язвы лечили. У бабки моей язва двенадцатиперстной кишки была, так она у соседа-охотника этого жира выменяла – и ничего, залечила. Только все равно от инфаркта померла потом. Ну да все там будем…

Сзади вдруг надавили на заливистые клаксоны, притормозили. Белый внедорожник, украшенный похабной аэрографией, помигал фарами. Павел не обратил на него никакого внимания.

Костас вспомнил, как в детстве читал фантастическую повесть про подземную лодку – изобретенный учеными механизм, способный перемещаться в толще земли. Он не любил читать, но удивительная идея подземной лодки захватила его и заставила перелистывать страницы взятой у одноклассника книжки. То, как Павел вел сейчас «мерседес», вклиниваясь, вворачиваясь, ввинчиваясь в почти монолитный поток автомобилей, напомнило Костасу эту повесть. Так, наверное, вгрызалась в каменную породу та книжная субмарина… Кругом железо – чужое, безразличное, подчас враждебное. Обступало их, грозило смять в лепешку, покорежить… Одна из причин, по которой Троцкий не покупал машину.

Павел вдруг успокоился, произнес:

– Я худею… Я тебе сейчас так покажу палец, костей не соберешь.

Тот, к кому он обращался, будто услышал через два стекла его тихий голос и сразу отстал.

«Ягуар» впереди свернул направо, потом – еще раз, уже налево. Улицы сузились, но на них стало заметно свободнее. «Мерседес» с Павлом и Троцким догнал белую машину и пристроился сзади. «Ягуар» замигал правым поворотником, притормозил и стал аккуратно вползать на всего пару минут как свободное место между припаркованными у тротуара автомобилями.

– Повезло ей! – проговорил Павел. – А нам где втиснуться?.. Посмотри, туда не воткнемся?

– Точно нет, – ответил Костас.

– Сам вижу! – с раздражением произнес коллектор. – Куда же тут податься?

– Бросай «мерин» так, – предложил Троцкий. – Я покараулю – если что, своей «коркой» посвечу.

– Нет уж, – ответил Павел, проезжая мимо замершего, как спящий хищник, «ягуара». – Пойдем вместе! Две головы лучше. Если что, хоть сразу обе не отрежут. Да и этой… – он кивнул назад, в сторону удаляющегося «ягуара», – нужно помочь. Один я заколебаюсь ее мощи ворочать… Как она, интересно, выбирается из тачки, когда никого рядом нет?

Пришлось проехать почти квартал, прежде чем они увидели перед второсортным салоном красоты с грязными окнами пятачок для парковки.

– Выходи давай, – сказал Павел Костасу. – Иначе потом дверь не откроешь.

Стоя на засыпанном песком тротуаре, он смотрел, как Павел загоняет «мерседес» словно пробку в бутылочное горлышко. Владелица красного «Ниссана-Джук» (туфелька в треугольнике на заднем стекле), засевшая в салоне красоты перед маникюрным столом или в кресле парикмахера, теперь сможет сесть в свою машину только через пассажирскую дверь.

В небе висела бледная, умирающая луна, а с крыш свисали наросшие в оттепель сосульки, похожие на хрустальные люстры, которые все равно не помогут отодвинуть сгущающиеся сумерки.

– Пойдем, – проговорил коллектор, оказавшись рядом с Костасом, и, не оглядываясь на свою машину, зашагал к месту парковки «ягуара».

Идти рядом не хватало ширины тротуара, и Троцкий шел сзади, уткнувшись взглядом в широкую спину Павла, затянутую в черную куртку с желтой надписью «Ferrari».

Девушка, приехавшая на «ягуаре», к его удивлению, уже ждала их в коляске снаружи автомобиля. Впрочем, кто знает, какая у нее степень обездвиженности? Руками она владеет, может, и ноги лишь частично парализованы? Хотя как могут быть частично парализованы ноги? Инвалидная коляска, в которой сидела девушка, не выглядела инвалидной коляской. Скорее, экологичным и эргономичным средством передвижения из далекого будущего. Те инженеры и конструкторы, что не смогли устроиться в фирму, выпускающую эти коляски, теперь занимались более простыми и дешевыми вещами. Самолетами, к примеру.

– Вы куда пропали? – спросила девушка, когда Троцкий и Павел остановились в полутора метрах от нее.

Голос звонкий, совсем неинвалидный.

– Искали, где припарковаться, – хмуро ответил Павел, бесцеремонно разглядывая девушку. – Думали тебе помочь, а ты уже сама выбралась.

– Сама? Еще нет, не выбралась, если ты про это дерьмо с моими потерянными документами. А если про машину, то да, я взрослая девочка. Хоть и в коляске.

Пока она говорила, Костас смог как следует разглядеть девушку, которую до этого видел только с улицы сидящей в салоне «ягуара».

Красивое лицо, которое не портили ни полное отсутствие косметики, ни выражение суровой решительности. Светлые волосы, зачесанные вверх и назад, как иглы встревоженного дикобраза. Руки в перчатках без пальцев, короткое и тонкое черное прямое пальто, неподвижные ноги в синих с потертостями джинсах и в армейских ботинках. Непроизвольно Троцкий подумал о том, как она ходит в туалет. Они знакомы с ней, если это можно назвать знакомством, несколько часов, за которые Костас сам дважды сбегал по нужде, на заправке и в «МакАвто» у КАДа, а девушка только сейчас первый раз за все время выбралась из «ягуара». Памперсы они, колясочники, что ли, носят? Или есть какие-то хитрые и высокотехнологичные, под стать ее коляске, катетеры? Думать о том, что где-то у этой девушки спрятан пластиковый мочеприемник, было так же неприятно, как размышлять о том, что рано или поздно умрешь. «Все там будем…» – сказал Худой. И, судя по общему настрою, скоро могла дойти очередь до человека, угнавшего у Инги кабриолет.

Ну, может, он и не умрет (это как крикнуть: «Мать твою, ты – труп!» человеку, въехавшему в зад твоей новой иномарки), но свое получит – это точно, сомневаться в этом не приходилось.

Троцкий вспомнил, как в Пушкине, на подъездной дорожке перед таунхаусом Зарайского, Павел, наклонившись к «ягуару», минут пять о чем-то разговаривал через опущенное водительское стекло. Потом обернулся к Костасу, кивнул ему, что бы это ни означало, и, обойдя дорогую машину, сел на переднее сиденье. Там он проговорил еще с четверть часа. Костас вернулся в «мерседес» и смотрел из теплого кожаного салона на стоящего в дверях своего дома Зарайского. Тот замерз, но уходить боялся. Наконец Павел вышел из «ягуара» и махнул рукой, подзывая бывшего директора медцентра. Тот поспешно бросился к нему. Они с коллектором перекинулись несколькими фразами, Зарайский часто-часто закивал, а Павел развернулся и направился к «мерседесу». Пропустил проплывший мимо «ягуар», сел в машину, затащив с улицы в салон шлейф холода.

– Что там? – спросил Троцкий, подождав, пока Павел заведет двигатель.

– Двигаем за ней… Она согласна, что обе наши проблемы имеют один способ решения – найти угонщика. Чем быстрее, тем лучше. Сказала, у нее есть вариант, который можно попробовать, но подготовка займет время. Так что нет смысла тут отсвечивать… Перед самым Пушкином есть «лукойловская» заправка. Там и подождем.

– Ясно, – пожал плечами Троцкий, понимая, что не очень-то ему и ясно.

На АЗС, спрятанной между засыпанных снегом елок, уже стоял белый «ягуар» с незаглушенным двигателем.

– Звонит кому-то, – вглядевшись, произнес Павел.

– Я в туалет тогда…

– Кофе возьми мне, – попросил коллектор. – Черный, три сахара.

Когда Костас вернулся, Павел кивнул, принимая из его рук картонный стаканчик с кофе.

– Горячо… – угнездил он его на специальной подставке и заметил: – Она все еще треплется.

– Ну, может, ей мама позвонила или подруга.

– Да не похоже, чтобы у таких, как она, были мамы… Ладно, пусть разговаривает, пока кофе попьем, музыку послушаем…

– Мне понравится твоя музыка?

– Я худею… – сказал Павел, выбирая папку на воткнутой в магнитолу флэшке. – Не понравится – пойдешь погуляешь. Места кругом много. Лес…

* * *

– Нам сюда, – притормозив напротив зеркальных витрин, сказала девушка.

– «Барсуки», – вслух прочитал Троцкий подсвеченную вывеску на недавно выкрашенном фасаде здания, бывшем доходном доме девятнадцатого или какого там века.

– Ударение на второй слог, – поправила его девушка. – И читается в два слова.

– Э… – протянул Костас. – «Бар суки», что ли?

Девушка кивнула.

– Владелица – некая Гулай Серкебаева. Говорят, она действительно еще та сука, но, судя по вывеске, отсутствием самоиронии не страдает. Ее отец, серьезный казахский бизнесмен, ведет дела в Питере и успешно, потому что выкупил весь этот дом…

– Я худею…

Четыре этажа, задрав голову, сосчитал Троцкий. И длинный-предлинный фасад, перед которым стоял «бентли». Это ж какие и с кем надо вести дела?

– Послушай, как тебя зовут? – спросил вдруг Павел у их спутницы.

– Пусть будет Ева, если это важно… Первые два этажа Гулай отжала у папы под свой клуб. Она в детстве занималась танцами, у нее получалось, папа решил, что пойдет и в смежной области, поэтому не отказал дочери… К тому же это хорошая прачечная, чтобы бабки отмывать. А еще – наркоту здешней публике вбанчивать.

– Мы зачем здесь? – перебил Еву Троцкий. – Наркотики я не употребляю, а дэнсить еще рановато…

Прищурив правый глаз, девушка разглядывала свое отражение в витрине. Костас почувствовал неловкость. Молодая симпатичная девчонка – и не может ходить. А он еще, придурок, пошутил про танцы…

Отражение молодой симпатичной девчонки встретилось взглядом с Троцким. Потом Ева резко развернулась в коляске на месте, подняла голову на спутников. Спокойно сказала:

– Знаешь, я все это место и еще десять таких по кирпичикам раскрошу, чтобы только опять начать ходить…

– Извини, – сглотнул Троцкий. – Дурака свалял.

– Ладно, проехали… У папы Гулай, мне шепнули, связи с криминалом. Один из его партнеров когда-то по уши был замазан с автомафией, той, что контролирует угоны. Старые связи у него должны остаться… Серкебаев-старший во второй половине дня обычно тут зависает, даже деловые переговоры иногда проводит. У него вроде офиса в «барсучьем» ви-ай-пи. Тут его и достанем, попросим о помощи.

– А если он не захочет помогать? – спросил Костас, думая о том, что Ева подразумевала под словом «достанем».

Девушка не обратила внимания на его вопрос, а просто сказала:

– Слушайте, как поступим…

* * *

С серьезным напряжением они втащили коляску по ступенькам. Троцкий придержал железную дверь, тяжелую как смертные грехи, и Ева первая вкатилась в «Барсуки».

– Добрый день, – сказала она уставившейся на нее в изумлении троице, дежурившей у входа.

Двое мужчин выглядели диким коллажем различных культур: славянские лица из сказок Роу, телосложение практикующих сумоистов и блестящая униформа, похожая на костюм Бэтмена без маски, но с привешенными эполетами адмирала Нельсона. Старшей в троице оказалась девушка – высокая, стройная белоснежка в накинутом на плечи пальто и с электронной сигаретой во рту. Прервав ленивый треп с коллегами, она легко соскочила с барного стула и выдвинулась вперед для того, чтобы произнести: «Извините, сегодня закрытая вечеринка, вход только по приглашениям». Не успела, потому что спутница Павла и Костаса ее опередила.

– Я договаривалась о встрече с Гулай, меня ждут. Что-то вроде кастинга, я так понимаю… А это, – она обернулась к вошедшим за ней, – со мной.

– Да? Э… – протянула белоснежка-хостес, переглянулась с охранниками, потом улыбнулась, показав чуть кривоватые зубы. – Одну минутку, пожалуйста.

Сделав знак бэтменам-сумоистам, она ушла за стеклянную дверь, ведущую внутрь клуба. Вырвавшиеся оттуда на секунду биты качнули воздух в тесном «предбаннике». Один из охранников, держа в руках металлоискатель, шагнул к посетителям.

– Извините, нам придется проверить ваших друзей.

– Да, конечно, делайте, что должны.

Травмат, который им отдал Павел, не дожидаясь, пока его найдут, удивления не вызвал. Охранник убрал его в сейф, перед дверцей которого стоял барный стул.

– Скажете на выходе, отдадим, – небрежно произнес бэтмен. – Только не забудьте, а то их у нас и так скопилось. Хоть оружейный магазин открывай.

Сухие трескучие биты снова ворвались в «предбанник».

– Всё в порядке. Вас ждут, – сказала девушка с электронной сигаретой и выдохнула изо рта пар. – Ваши друзья смогут подождать вас в баре. Андрей, проводи… И покажи, где у нас гардероб…

Про гардероб они не подумали. Позже это могло стать проблемой. Раздеваться не стоило, но, кажется, сейчас другого выхода не было. Пришлось сдать одежду и дождаться от молодого гардеробщика номерков – стильных черных прямоугольников из пластика, неровные цифры на которых будто вручную выцарапали раскаленным гвоздем, а потом залили белой краской.

Само заведение напоминало декорации к съемкам фильма, если бы Ридли Скотт затеял вдруг снять высокобюджетное порно. На эту мысль наталкивала находящаяся на втором этаже танцплощадка со стеклянным полом, как раз над барной стойкой из авиационной дельта-древесины, куда бэтмен Андрей усадил Павла и Троцкого. Можно сидеть, выпивать и, задрав голову, любоваться открывающимися видами. Сейчас, впрочем, любоваться было нечем. Танцпол был мертв. Видеть ночной клуб в такое время все равно что разглядывать Мисс Вселенную без макияжа. Но легко можно представить, как в три часа ночи это место забито людьми, похожими на персонажей с картин Терри Роджерса, – золотоволосыми стройняшками в полупрозрачных туниках, загорелыми блондинками с коллагеновыми «утиными» губами и в обтягивающих джинсах, кудрявыми мачо с «кубиками» пресса, виднеющимися из-под полурасстегнутых рубашек, и будто бесполыми, андрогинными существами с непонятно чем между ног.

– Что за музыка такая? – прислушался Павел к звукам, играющим из развешенных по углам колонок задумчивым, будто натянутым на поломанный каркас. – Рак мозга в два счета можно заработать.

– Иди погуляй, – отомстил Костас, вспомнив заправку и альтернативные гитары, мучившие его в «мерседесе». – Места много… Это ликвид-фанк, драм для девочек, лейбл «Shogun Audio» или вроде того.

Павел покачал головой.

– Ты что сейчас такое сказал? На каком языке?.. И как эти девочки под такое вообще танцуют?

Троцкий засмеялся:

– Ты не ухватываешь суть. Какие танцы? Хапаешь стимуляторы и отрываешься!.. Думаю, наркобароны могли бы отстегивать всем этим продюсерам от драма процент своей прибыли. Премию за повышение продаж.

Над головой скользнула тень. Костас бросил туда взгляд и попытался сначала не испугаться, а потом – не удивляться, увидев в террариуме из дымчатого стекла над барной стойкой пятнистую рептилию. Он проследил, как толстая, с руку атлета, змея, неслышно шурша по камешкам, уползла в другой конец террариума, и пожалел животное, вспомнив, что пресмыкающиеся, от природы глухие, чувствительны к вибрации. Здешние басы и барабаны, наверное, уже свели эту тварь с ума.

– Ну конечно, – кивнул коллектор, продолжая разговор. – И заметь, это говоришь ты, коп, который, по идее, должен бороться с наркоторговлей.

– Я борюсь с угонами. А с наркоторговлей другой отдел борется. Но там у них тоже есть жены и дети, машины и дачи в кредит.

– Кофе, пожалуйста. Один. Черный, – попросил Павел у приблизившегося к ним бармена. – Будешь что-нибудь?

– Не хочу, спасибо.

Когда бармен, симпатичный парень с небольшим шрамом на подбородке, отошел, Троцкий спросил:

– Как думаешь, где он? Казах этот…

– Наверное, на втором этаже. Обычно там VIP-зона, чтобы симпатичных телочек с танцпола по «лексусам» и «кайеннам» растаскивать.

Мимо них прошел массивный охранник, пять минут назад закативший коляску с Евой в светящийся «OTIS» в углу, поднявший их – прямо инопланетяне по лучу света в «тарелку» заволокли – на третий этаж.

– Всё в порядке? – окликнул охранника Павел.

– В полном. Проводил вашу подругу, – кивнул бэтмен-сумоист, направляясь к своему рабочему месту.

Ему бы вместо ног гусеницы, а то ведь тяжело бедняге, глядя вслед человеку-горе, подумал Костас.

– Пройдусь посмотрю, что да как, – поднялся он со своего места.

И легко взбежал на второй этаж.

Темный танцпол. Флегматично замерший в ожидании праздника дискошар. Вдоль стен – низкие диваны со столиками. Специальные. Сядешь на такой, и видно, как танцующие девушки светят из-под мини-юбок трусиками. Усадишь девушку, и у той с тем же эффектом задерется платье.

Пустынная, с неярким и уютным освещением зона VIP за стеклом – большой террариум, только для людей. У входа скучал еще один огромный секьюрити, которому бы тоже не повредило наличие гусеничного хода. Как туда пробиться без поддержки авиации и артиллерии, если Серкебаев-старший действительно там? Похоже, план Евы далек от реальности. Конечно, вдвоем с Павлом они с этим бэтменом справятся, но налетят другие, поднимется шум, и заварушка начнется раньше времени. Пристукнут весь наш отряд, подумал Костас, чувствуя внезапный озноб. Боится он, что ли? Или это все недолеченный грипп?

– Девушка, извините, – остановил он пробегавшую мимо официантку, – где у вас здесь туалет?

Следуя полученным указаниям, он нашел дверь с табличкой «WC. Man», вошел в оглушающее после ликвид-фанка безмолвие белого кафеля и внезапно увидел того, кого искал.

Кем еще мог быть этот моющий руки пожилой жилистый казах в дорогом костюме? Он мельком глянул на вошедшего Костаса и переместился на пару шагов в сторону, к электросушилке для рук. Соображать пришлось на ходу. Момент идеальный – выцепить бизнесмена, пока он в туалете. И плевать на позывы мочевого пузыря. Но не рано ли? Как там Ева?

И тут зазвонил телефон. Троцкий взглянул на экран.

Цифры, номер не занесен в память. Она?

– Алло? – отрывисто произнес он, перекрикивая работающую сушилку.

– Начинайте, – услышал он голос Евы.

Нажав отбой, Троцкий обернулся и громко окликнул выходящего из туалета казаха.

– Булкирбет Ансарович, – он надеялся, что произнес правильно.

– Да? – посмотрел на него Серкебаев-старший.

– Прошу прощения, одну минуточку, – Костас говорил, не думая, как будут звучать его извинения в контексте того, что он скажет дальше. – Вы должны выслушать меня и помочь мне и моим товарищам.

Автоматическая сушилка выключилась, словно возмущенная наглостью Костаса, и пространство туалета погрузилось в тишину. Отражение Троцкого с удивлением глянуло на Костаса из зеркала.

Серкебаев-старший поморщился, словно его нос уловил запах тухлятины.

– Помочь? Вы кто, молодой человек? Мне вызвать охрану, чтобы она помогла вам? – он скользнул взглядом по адидасовской кофте Костаса.

– Вызывайте, если хотите, – пожал плечами Троцкий. – Но тогда вашей дочери, с которой сейчас наверху моя знакомая, прострелят обе коленные чашечки.

– Что? – глаза казаха чуть расширились, потом он часто-часто заморгал, будто ему в лицо угодили шоколадным тортом. – Ты что тут плетешь?

Он опустил руку, которой собирался толкнуть дверь туалета, и сделал шаг в сторону Троцкого. Потом еще один.

– Помните, как танцевала ваша дочь, – глядя на неожиданно заблестевший испуг в глазах собеседника, произнес Костас. Он достал свое удостоверение, раскрыл и сунул в лицо казаху для большего психологического эффекта. – А это, чтобы вы знали, кто я. Никакой анонимности. Телефон доверия сможете найти в интернете.

Дал Серкебаеву-старшему разглядеть фотографию, закрыл и убрал в карман.

– Позвоните дочери. Она вам подтвердит, что сидит у себя, – Троцкий кивнул вверх, на потолок, – под прицелом пистолета… Да соображайте вы быстрее!

– У меня телефон за столиком остался, – растерянным голосом произнес Серкебаев-старший. – На входе охрана, твоя знакомая не смогла бы пронести оружие.

– Она приехала в инвалидной коляске, сказала, что ее ждет ваша дочь, ее не стали обыскивать… Я же говорю, позвоните…

– Пойдем, – казахский бизнесмен вдруг принял деловой вид и распахнул дверь туалета, обернулся на Троцкого. – Ну, чего стоишь?

Они вышли из туалета.

– Он со мной, – показал Троцкий на подоспевшего Павла.

– Хорошо, – без всяких эмоций кивнул Серкебаев-старший и быстрым шагом, словно они поменялись ролями и теперь он диктовал условия, направился к террариуму VIP-зоны. – Пропусти их, – бросил он охраннику.

Во вкрадчиво освещаемом «випе» звучал сонный саксофон, еле уловимо пахло кофе и цитрусовыми. На столике возле чуть примятого задом бизнесмена углового дивана, обитого светло-коричневой кожей, лежали айфон, блокнот с дорогой с виду авторучкой, пара раскрытых журналов. Один, наполненный диаграммами и графиками, по бизнесу, второй – с рекламой автомобилей и девушками. Тут же стоял пузатый бокал с недопитым коньяком. Присев на прежнее место, Серкебаев-старший схватил айфон, нашел нужный номер, нажал вызов.

– Алло, Гуля, – говоря, он сверлил глазами усевшихся напротив него Троцкого и Павла. – Это папа… Тихо!.. Успокойся, все будет в порядке… Да тихо ты!.. Пожалуйста, не плачь… Я все сейчас сделаю… Держись. Перезвоню… Мэн сэни жаратам…

Он бросил трубку на диван рядом с собой и посмотрел на Павла. Потом перевел презрительный взгляд на Троцкого.

– Твари вы… Людей берете в заложники? Думаете, так разбогатеете? Сколько вам нужно? – спросил он, глядя на него в упор.

– Нам не нужны деньги, – ответил Костас, стараясь не думать о переполненном мочевом пузыре, – он так и не сходил в туалет. – Я же сказал, мы нуждаемся в вашей помощи… Мы хотим, чтобы вы связались со своим компаньоном, с Замалаевым. Пусть поднимает все свои старые связи. Нам нужна информация о том, кто вчера мог угнать у моей коллеги машину, красный кабриолет «BMW», и где нам ее теперь искать.

– Я что-то не понял… – прищурился Серкебаев-старший.

– Мы сейчас сделаем звонок, и в колено вашей дочери влепят пулю, – подключился Павел. – Маленький кусочек свинца, который сделает ее хромой на всю жизнь. Тогда поймете. Меньше вопросов задавайте, все равно никто на них отвечать не собирается.

Павел потянулся к блокноту, раскрыл его и размашисто написал ручкой несколько букв и цифр.

– Это госномер угнанной машины. Можете начинать.

Было видно, что Серкебаев-старший, ожидавший совсем другого, растерялся окончательно.

– Да я не знаю, Замалаева сейчас даже нет в стране, он за границей где-то… На Бали. Или в Гоа. Зима ведь…

– Понимаю, разница во времени, но верю, вы найдете слова, которые убедят его, что, решив вам помочь, он выберет верный путь. Делайте, что хотите: расскажите правду обо всей ситуации, пообещайте отдать часть своей доли в бизнесе, угрожайте… Да как угодно поступайте.

– Не понимаю, какое все это имеет отношение ко мне… Разве это не ваши проблемы? Так и улаживайте сами.

– Я думал, мы как раз их и улаживаем. Или теряем время?.. Подумайте лучше про дочь…

Серкебаев-старший резким движением ухватил бокал, махнул залпом недопитый коньяк, снова взялся за телефон.

– Я отойду, при вас разговаривать не буду, – предупредил он.

– В полицию только не вздумайте звонить, потому что полиция здесь, рядом с вами… – Павел кивнул на Троцкого.

– Я в полицию не звоню никогда, – веско уронил казах и стал тыкать пальцем в сенсорный экран айфона. Палец дрожал. – Катя! – посмотрел он над головами сидящих Троцкого и Павла. – Принеси нам еще выпить. Того же, всем троим… И предупреди, чтобы сюда пока никого не пускали.

– Хорошо, Булкирбет Ансарович, – раздался женский голос.

– Вы представляете, сколько это займет времени? – спросил Серкебаев-старший. – Если Замалаев все-таки согласится…

Павел кивнул:

– Будем ждать. Нам ничего другого не остается.

Серкебаев-старший отошел. Появилась официантка с подносом, поставила на столик три бокала с коньяком, а пустой бокал забрала. Официантка была бы красивой, если бы не крупная, сантиметров пять в диаметре, родинка справа на шее. Костас вспомнил кривые зубы девушки на охране и шрам на подбородке бармена. Что за дресс-код тут у персонала? Никого не берут на работу без маленького дефекта во внешности?

Он посмотрел на бокалы, будто олицетворяющие собой восточное гостеприимство хозяина.

– Выпью. Нервы успокоить, – сказал он Павлу. – Наверное, попробую такой раз в жизни. Вряд ли это «Старый Кенигсберг».

– Главное, чтобы без клофелина.

– А я его бокал возьму…

Растекаясь по языку, коньяк менял вкус с виноградного на сухофрукты и обратно, потом рецепторы накрыла волна медового послевкусия. Троцкий сделал еще глоток, думая о том, что чуть больше суток назад он был почти счастлив: ему продлили больничный, он собирался вернуться домой, послушать выкинутый в сеть свежий трек «Касты», может быть, немного выпить, позвонить кому-нибудь из парней… А теперь он сидит в странном месте и, чтобы помочь своей бывшей, шантажирует человека, взяв в заложницы его дочь. Благими намерениями устлана дорога в ад.

Он взглянул на Павла. Тот, не отрываясь, смотрел на расхаживающего по дальней части VIP-террариума Серкебаева-старшего. Казахский бизнесмен с ожесточением говорил в трубку.

Костас пригубил еще коньяку. Им оставалось только ждать. И совсем не факт, что все окажется не зря. Может, встать и уйти?

Он поднялся с места.

– Ты куда? – спросил Павел.

– В туалет, – ответил ему Троцкий.

– Смотри там осторожнее. Непонятно, кому этот Тамерлан звонит.

* * *

– Как говорил товарищ Христос: ищите и обрящете, – услышал Костас над ухом голос Павла.

Фраза показалась ему знакомой, вроде «Федя, дичь!», но он никак не мог вспомнить, откуда должен ее знать. Сейчас не до этого. Первые посетители заведения расступались перед Костасом, катящим коляску с девушкой. На коленях у Евы матово блестела «беретта». Павел прикрывал их отступление с тыла, насколько это возможно сделать голыми руками.

Но обошлось. Сначала они притормозили у гардероба, потом Павел получил у нервничающей охраны на выходе свой травмат. Он помог Троцкому, чуть не загремевшему по ступенькам вместе с инвалидным креслом. Две подъехавшие на такси парочки безмолвно взирали с тротуара на их манипуляции. Один из парней не самым трезвым голосом поинтересовался:

– Помощь нужна?

– Нет, – ответил Костас. – Спасибо.

– Антоша, у нее оружие… – одернула спутника девушка, взглядом указывая на «беретту».

– Да это так, китайская зажигалка, – мгновенно среагировал Павел. – В любом ларьке…

Они откатили коляску от входа, остановились перед «ягуаром».

– Не верю, что нас выпустили, – признался Костас.

– А что им, пальбу в клубе устраивать? При гостях? Валить копа? – пожала плечами Ева. – Тем более что сделано, то сделано… Ущерба никакого, только моральный. А за то, что я со стволом прошла, начальника охраны уволят, делов-то…

Когда они заходили в «Барсуки», опускались ранние серые сумерки, а теперь на улице стояла тьма, разбавленная мазками городских огней. Они проторчали внутри больше трех часов, но получили кое-какой результат.

– Холодно, – произнес Троцкий, натягивая шапку. – Давай помогу с пальто, – сказал он Еве.

– Помоги, – Ева поморщилась и потерла кисть левой руки. – Вот уж точно сука…

– Что такое?

– Укусила меня…

– Кто?

– Казашка.

– Как это укусила?

Ева подняла руку, показывая укус, но в потемках Костас ничего не увидел.

– Когда я к ней зашла и пистолет достала, она как раз дорогу раскатывала, но не успела… Потом под стволом ее держала, не давала притронуться к «ореху». На фига она мне там была бы нужна вшмыганная? Пару часов она терпела, но под конец не выдержала, набросилась на меня. Даже пистолета не испугалась, так ее без «первого» ломало… Кое-как отбилась от этой суки, вырубила рукояткой «беретты». Так что последние полчаса она на полу в своей крови провела… Я уже думала, что не выберемся. На всякий случай тяжелую артиллерию подтянула, ждут вон… Ладно, обойдется. Очухается, юзанет… Там у нее «чумы» гора, грамм десять, не меньше.

– Она на кокаине? – спросил у Евы Троцкий.

– Нет, на сахарной пудре… – та спрятала под пальто пистолет. – Как, думаешь, я к ней попала? Мне, когда инфу про нее сливали, сказали, что она буч, да еще повернутая на доминации. Сука. Девушкам платит, чтобы издеваться над ними. Раньше по специальным заведениям ездила, а теперь надоело, прямо сюда стала девчонок таскать. Объебошится, наручниками прикует, кляп в рот затолкает и давай арапником и страпоном работать… Я ей позвонила, сказала, что в инвалидной коляске, и скинула свое фото, она чуть на меня по телефону не кончила… Непонятно, что у нее там в голове творится. Смотришь, молодая вроде баба, красивая, а на самом деле – животное. – Ева, морщась, снова потерла укушенную руку. – Теперь хоть в травму езжай. Хрен знает, что за зараза у нее в слюне может быть… Что вам сказал ее отец?

– Проходил у них наш «биммер», – сказал Павел. – Должен быть в городе. Было предложение по нему… Отстойник, куда его отогнали, на Юго-Западе, возле «Броневой»… Ты про него не слышал, служивый? – обратился он к Троцкому. Тот помотал головой. – Видишь, как органы у нас работают…

– Уже что-то, – слушая, Ева застегивала свое пальто. – Сейчас едем?

– Не найдем. Мне же всё на словах объяснили, будем в темноте по пустырям да по гаражам тыркаться как котята слепые. Никуда они не денутся. И эти, – Павел кивнул на витрины «Барсука», – пообещали, что не будут предупреждать угонщиков, потому как мы в этой ситуации правые. Завтра с утра по светлому нагрянем, расставим точки над «i». Будет возможность снова помахать стволом… Кого надо, запрячем за гаражи, привалим снегом.

– Завтра? – посмотрела Ева на Павла. – То есть вечер пятницы у нас свободен?.. Ну, пусть так. А то я не ела с самого утра… Где, во сколько встречаемся?

– В десять, пересечение Кубинки и Благодатной. Оттуда вроде совсем близко.

– Хорошо. Тогда, парни, пока. И спасибо вам.

– Тебе помочь? – Павел придержал инвалидную коляску Евы.

– Справлюсь, не надо. Счастливо, – махнув им рукой, девушка осторожно покатила к своему «ягуару».

– Идем? – позвал Костас Павла.

– Идем.

Они двинулись в сторону «мерседеса», когда с другой стороны улицы вдруг помигал фарами припаркованный автомобиль. Открылась водительская дверь.

– Кто это ещё? – насторожился притормозивший Павел. – Тоже «ягуар», только черный. Ухажер ее, что ли?

Девушка в кожаной куртке и со светлыми волосами, заплетенными в африканские косички, поглядев по сторонам, двинулась через дорогу к ожидающей ее Еве.

– Тебе повезло, – хмыкнул Троцкий. – Точно не ухажер…

Павел пожал плечами.

– Я в твою сторону. Могу подбросить.

– До метро.

– Как скажешь… Ты к Инге?

– Еще не знаю, – честно сказал Троцкий. – Буду ей звонить.

– Угу… – кивнул Павел и с досадой произнес: – А ведь завтра суббота. Собирались с мужиками на рыбалку рвануть…