Глава 5

Проводив Кайлу, Зенон в приподнятом настроении направился к дому тетушки Маары Бушуй. Несмотря на выговор, полученный от самого генерала, настроение было просто великолепным. Плевать на начальственный гнев, плевать на квартальную премию – сегодняшний вечер он проведет в обществе самого прекрасного в мире существа. Поскольку Марыся Ноумен была кем-то куда-то приглашена, званого ужина в тесном семейном кругу на сегодняшний вечер не планировалось. Молодые люди решили встретиться часиков в восемь и просто прогуляться по вечернему Кряжску. Кайла пообещала показать юноше все мало-мальски интересные достопримечательности губернского городка. Зенон же не без основания предполагал, что среди этих достопримечательностей непременно сыщется пара-тройка укромных местечек, где можно будет вволю нацеловаться с прелестным гидом.

Не дойдя пары десятков шагов до бревенчатого строения, в котором в данный момент он квартировал, юноша стал невольным свидетелем одной презабавной сцены. Откуда-то с противоположной стороны улицы навстречу ему бежала внушительных размеров собака. По обрывку цепи, волочащемуся вслед за зверем, нетрудно было догадаться, что еще совсем недавно это существо было несчастным узником, прикованным к своей вконец опостылевшей конуре.

Получив свободу, псина спокойно направлялась по каким-то своим собачьим делам, не обращая никакого внимания ни на встречных прохожих, ни на шумных мальчишек, отчаянно гоняющих мяч на проезжей части. Казалось бы, окружающим, в свою очередь, не было никакого дела до позвякивающей обрывком цепи собаки. Все было тихо и мирно. Лохматый вислоухий зверь, добродушно помахивая хвостом, трусил себе по улице Лыковой. Прохожих больше всего волновал не грозный вид сорвавшегося с цепи преогромного сторожевого пса, а вновь навалившаяся на город после краткой грозовой передышки невыносимая духота. Мальчишки, невзирая на царящую жару, гоняли шумной ватагой мяч по булыжной мостовой. Обстановка была сугубо мирной. Казалось, расслабляющая ленивая духота должна отвращать всякую божью тварь от каких-либо агрессивных поползновений и заставить если и не возлюбить ближнего, как себя самого, то хотя бы относиться к нему вполне лояльно. Однако не тут-то было, даже среди самых безобидных агнцев обязательно сыщется паршивая овца, способная переполошить и взбудоражить все стадо. Так случилось и на сей раз.

Итак, сорвавшийся с цепи, но вполне безобидный пес, вывалив язык изо рта на всю его длину, мирно следовал по тротуару, стараясь держаться в тени деревьев, растущих вдоль края дороги. И все было бы хорошо, не попадись на его пути дом добрейшей тетушки Маары. Стоило чужаку лишь приблизиться к вышеозначенному строению, как из душистых цветочных кущ, растущих в палисаднике, выскочил шипящий взъерошенный ком ночного мрака, ощетинившийся впечатляющих размеров клыками и солидным набором бритвенной остроты когтей. Василия (а это был именно он) ничуть не смущала весьма существенная разница в габаритах между ним и его оппонентом. Искушенный в подобных битвах кот не без основания рассуждал, что залогом всякой победы, кроме фактора неожиданности, являются решимость и самоотверженность. Очевидно, что решимости и самоотверженности любимцу тетушки Маары вполне хватало. Василий не встал в грозную стойку, стараясь устрашающим шипением прогнать неприятеля. Котяра сразу же вцепился клыками в многострадальный нос бедняги, умудряясь при этом профессионально обрабатывать когтями всех своих четырех лап морду незваного гостя. Что тут началось! Обезумевший от боли пес жалобно взвыл и завертелся волчком, пытаясь сбросить с себя наглое животное. С величайшим трудом и ценой солидного куска собственной шкуры, оставшегося в пасти озверевшего котяры, ему все-таки это удалось. Однако о какой-либо мести наглому врагу не могло быть и речи – собачья морда теперь представляла собой ужасающее кровавое месиво. Пес был шокирован дерзким нападением из-за угла значительно уступающей ему в размерах наглой бестии и, как следствие, полностью деморализован. Единственным его желанием было немедленно покинуть поле боя. Что он, собственно, и поторопился сделать. Скуля и повизгивая от боли и унижения, лохматый припустил что было мочи в ту сторону, откуда он еще совсем недавно появился с гордо поднятой головой и дружелюбно помахивая вертлявым хвостом.

Василий не стал опускаться до банального преследования отступающего врага. Подойдя к стволу ближайшей липы, он встал на задние лапы и, выгнув спину, принялся неистово царапать когтями передних лап кору дерева. При этом он оглашал окрестности такими душераздирающими воплями, что бедная псина еще активнее заработала конечностями, стараясь как можно быстрее покинуть страшное место. После столь эффектной и эффективной психологической атаки гордый победитель наконец-то удостоил своим вниманием замершего поодаль друга. Боднув пару раз Зенона в ногу, он яростно замурлыкал, мол, не слышу восторженных возгласов одобрения.

На что юноша присел на корточки и, почесав кота за ушком, от всей души похвалил:

– Молодец, Васек, здорово ты его отделал! Надеюсь, было за что.

Кот еще громче заурчал и вновь заехал головой по ноге приятеля, да так, что тот едва не растянулся прямо на тротуаре, потом презрительно фыркнул. Этим он, по всей видимости, хотел сказать, что для хорошей драки вовсе не требуется какого-либо повода – достаточно желания одной из сторон, а еще то, что собак ненавидит с детства и готов сражаться с ними до последнего своего вздоха.

– А вот это зря, – улыбнулся Зенон, проведя ладонью по кошачьей спине от головы до основания хвоста. – Собака – она тоже друг человека.

В ответ на крамольные речи приятеля Василий лишь презрительно зевнул: дескать, какой же собака друг, если мышей и крыс ловить не умеет?

– Ладно, Васек, – поднимаясь на ноги, молодой человек взглянул на циферблат своих часов, – до восьми у нас имеется еще пара часиков, сгоняем быстренько на Отрадную: ополоснемся, порыбачим – короче, отдохнем душой.

Насчет ополоснуться в талой воде горных ледников кот, конечно же, был категорически против, зато предложение половить рыбку воспринял с откровенным энтузиазмом. В предвкушении будущего праздника живота Василий задрал голову к небесам и на кошачьем языке прилюдно объявил о том, что весьма доволен своей судьбой и чтобы там, в Небесной Канцелярии, не вздумали ненароком что-нибудь переиначить. В противном случае он начнет сильно-сильно сердиться, и тогда кое-кому уж точно не поздоровится…

Ровно через час человек и кот после весьма удачной рыбалки возвращались домой по крутой тропинке, ведущей прямиком к огороду тетушки Маары Бушуй. В одной руке Зенон нес презентованный хозяйкой спиннинг, доставшийся ей в наследство от одного из бывших постояльцев, в другой – веточку с нанизанными двумя небольшими форелями и килограммовым омулем. Не остался обделенным и кот Василий, о чем свидетельствовали бросающаяся в глаза вялость его обычно бодрой походки, туго набитое брюхо и абсолютно умиротворенное выражение на хитроватой кошачьей мордашке. Добравшись до плетня, за которым начинался огород хозяйки, Зенону пришлось подождать несколько минут, пока объевшийся свежих омулей Василий также завершит свое восхождение.

– Погубит когда-нибудь тебя твоя жадность! – укоризненно покачал головой Зенон. – Ну почему бы тебе не оставить одну или даже пару рыбин на вечер?! Никто ведь не отнимает. Нет же, обязательно нужно запихнуть в себя больше, чем весим сами, чтобы потом маяться от переедания, несварения и прочих внутренних тяжестей.

В ответ Василий лишь стыдливо потупил масленые глазенки. Откровенно говоря, он и сам был бы рад отказаться от приема внутрь лишней рыбешки. Но всякий раз при виде только что выловленного искрящегося на солнышке радужной чешуей и, самое главное, вполне доступного деликатеса впадал в неистовство и останавливался лишь после того, как самый лакомый кусок не лез в его жадную до рыбы кошачью глотку. Впрочем, после невероятно тяжелого восхождения на крутую горку в животе кота заметно полегчало. Теперь переполненное брюхо хоть и тянуло к земле, но уже вполне терпимо.

Увидев возвращающихся с реки рыболовов, тетушка Маара лишь критически посмотрела на изнуренного обильным угощением котяру и, приняв из рук постояльца остатки улова, не терпящим возражения тоном громко скомандовала:

– Мыть руки и за стол – ужин стынет!

Входя в дом, Зенон не заметил или не обратил внимания на яркий блик, сверкнувший в кроне раскидистого платана, растущего у края оврага, неподалеку от бани тетушки Маары. Вообще-то причиной появления солнечного зайчика могло быть что угодно, например осколок разбитого зеркала, заботливо припрятанный жадной до всяких блестящих штучек вороной, или не успевшая высохнуть после недавнего дождя капелька небесной влаги. Однако, если бы наш герой затаился минут на пятнадцать и проследил за тем деревом, он увидел бы, как из его густой кроны почти до самой поверхности земли свесился кусок толстого веревочного каната. Какое-то время он висел неподвижно, будто дохлый удав, но вскоре веревка зашевелилась, и в следующий момент из кроны дерева по ней ловко скользнула к земле облаченная в камуфлированную полевую форму мужская фигура. Оказавшись у подножия платана, мужчина тихонько свистнул. Откуда-то со стороны до его ушей донесся ответный свист, и через мгновение рядом с первой фигурой выросла вторая, также облаченная в камуфлированную форму армейского образца. Мужчины обменялись рукопожатиями и парой ничего не значащих реплик:

– Все тихо? – спросил вновь прибывший.

– Тише не бывает.

– Как объект?

– Нормально, – пожал плечами первый. – Ходил с котом на рыбалку, купался в речке.

– Хорошо, – кивнул головой второй, – пост принял, можешь быть свободен.

– Ну пока!

После столь краткого обмена информацией тот, что слез с дерева, буквально растворился в воздухе, а вновь прибывший ловко вскарабкался по веревке, не забыв вслед за собой втянуть демаскирующий конец.

Всего этого не увидел Зенон, зато заприметил глазастый Василий. И пусть какой-нибудь обремененный умопомрачительным багажом знаний профессор тут же начнет стучать себя кулаком в хилую грудь, доказывая, что из-за специфики строения кошачий глаз не отличается особенно острым дневным зрением, факт остается фактом – нашему лохматому герою удалось рассмотреть происходящее во всех мельчайших подробностях, несмотря на то что вышеозначенное дерево находилось от него на удалении никак не меньше сотни метров.

«Непорядок на вверенной мне территории, – подумал кот, – надо бы срочно разведать, с какой такой целью забрался на мое дерево этот крайне подозрительный тип».

Мгновенно куда-то исчезли тяжесть от переедания и вялость в мышцах. Котяра вновь был грозной боевой единицей и всегда готов к схватке с любым противником. Пользуясь густыми картофельными кущами в качестве прикрытия, Василий ловко подкрался к растущему особняком платану. Осторожно, чтобы не привлечь к себе внимания сидящего в засаде человека, вскарабкался вверх по корявому стволу. Оказавшись на пару метров выше головы затаившегося незнакомца, кот наконец-таки рискнул высунуть из-за ствола свою любопытную мордаху и посмотреть, чем тот занимается. И ничего особенно примечательного не увидел. Человек сидел в некоем подобии птичьего гнезда, сплетенного из веток, в статичной позе, поднеся к глазам какой-то странный предмет, состоящий из двух соединенных между собой труб. По левую руку от человека лежал заплечный мешок, по правую – дурно пахнущая минеральным маслом металлическая труба, соединенная непостижимым для кошачьих мозгов способом с отполированным и покрытым лаком куском дерева. Этот предмет почему-то особенно не понравился коту, на интуитивном уровне Василий ощутил скрытую угрозу, исходящую от него. Раздражающий запах смазки защекотал ноздри, и Василий ненароком чихнул, чем привлек к себе внимание сидящего в засаде.

– Кис, кис, кис, – тихонько позвал кота мужчина.

Обнаруженный Василий тут же бросился наутек и буквально через пару мгновений стоял на твердой земле в тени раскидистой кроны платана. Всё, что представляло для него интерес, он уже выяснил. Незнакомец, по его твердому убеждению, хоть и не представлял пока никакой опасности для окружающих, все-таки заслуживал внимательного пригляда – уж очень не понравилась Василию та самая труба, прикрученная к деревяшке, от гнусного запаха которой невыносимо першило в горле и ужасно свербило в носу…

К восьми часам вечера Зенон стоял как штык у заветной калитки. Его единственный цивильный костюм, отстиранный и отутюженный умелыми руками тетушки Маары, выглядел как новый. Остроносые ботинки при желании можно было использовать в качестве зеркала – с таким тщанием они были начищены ваксой и отполированы кусочком бархатной ткани. Темно-зеленая рубаха идеально гармонировала с цветом его глаз, а модный бордовый с переливами галстук великолепно сочетался и с рубахой и с костюмом.

В руках Зенон не очень ловко сжимал огромный букет нежно-розовых гладиолусов, искусно украшенный мохнатыми веточками ярко-зеленой спаржи. Цветы были только что срезаны в собственном саду заботливой Маарой Бушуй. На скромную просьбу постояльца выделить ему три каких-нибудь цветочка, щедрая старушка пожертвовала не менее чем дюжиной «особенных» гладиолусов, которые раньше берегла пуще глазу и не позволяла к ним приближаться даже своему любимому коту. Собрав шикарный букет и укомплектовав его веточками декоративной зелени, она протянула его юноше со словами:

– Держи, милок, Кайлочка того стоит.

Вопреки устоявшейся традиции девушка не заставила себя долго ждать. В отличие от Зенона Кайла была одета не столь официально. Впрочем, и в легком голубоватом платьице с распущенными волосами она выглядела под стать любой особе королевских кровей.

– Ух, ты! – искренне удивилась и порадовалась букету девушка. – Красотища-то какая! – и, приняв его из рук Зенона, сказала: – Придется возвращаться в дом, поставить цветы в воду – не тащить же такое чудо с собой. Жалко… завянут…

Часам к десяти наша парочка успела вдоволь нагуляться вдоль набережной Кугультыка. Затем они посетили местный парк аттракционов, где прокатились на колесе обозрения, от души посмеялись над своими отражениями в кривых зеркалах комнаты смеха, постреляли из пневматических винтовок по крутящимся мельницам, жестяным танкам, а также резиновым медведям и зайцам. Меткому Зенону мастерство стрелка помогло выиграть огромную плюшевую мартышку, которую Кайла по обоюдному согласию торжественно вручила какому-то забавному сорванцу, терроризировавшему свою бедную мамашу категорическими требованиями купить ему очередную порцию мороженого. После аттракционов прогулялись по центральной части города. Кайла показала Зенону здание местного драмтеатра, а также провела мимо городского храмового комплекса. Нелишним будет отметить, что наша парочка даром времени не теряла и пользовалась всяким подходящим случаем для того, чтобы прижаться друг другу потеснее и слиться в горячем страстном поцелуе…

– Ну и куда теперь мы с тобой двинем? – после очередного жаркого поцелуя спросил Зенон. – Может быть, сходим в какое-нибудь веселое заведение, где нас покормят и нальют по бокалу хорошего вина?

– С удовольствием, милый! – восторженно откликнулась на предложение юноши Кайла. – Я бы также не отказалась посетить какое-нибудь уютное местечко. Помнишь, еще в начале нашего знакомства я как-то упоминала ресторан «Бе-Моль»? Так вот, мы как раз находимся в двух шагах от него. Надеюсь, в вашем офицерском училище кроме скучных лекций по криминалистике, юриспруденции и прочим профессиональным дисциплинам имели место практические занятия по хореографии.

– …А также вокалу, изобразительному искусству и еще множеству всякой всячины, именуемой «Общими основами эстетического воспитания». Замечу без ложной скромности, по хореографии у меня всегда были только отличные оценки.

– Ну вот и здорово! – радостно улыбнулась Кайла. – Всегда мечтала потанцевать с достойным партнером…

Ресторан «Бе-Моль» действительно оказался неподалеку. Светящееся изображение то ли бабочки, то ли стилизованной под крылатое насекомое карнавальной маски и неоновая надпись «Ресторан Бе-Моль» вкупе с доносящимися из распахнутых настежь окон чарующими звуками музыки действовали на проходящую мимо публику намного эффективнее любой рекламы. Немудрено, что у дверей заведения в ожидании свободного местечка томилось с десяток разнополых представителей вида гомо сапиенс, а также одна эльфийская пара.

– Ну, вот и посетили «уютное местечко», – удрученно вздохнул Зенон. – Вряд ли нам что-нибудь здесь светит как минимум до завтрашнего утра.

В ответ Кайла лишь усмехнулась и, крепко взяв под локоток пессимистично настроенного юношу, уверенно прошествовала к входу. Приближение столь красивой пары не осталось без внимания томящихся у дверей граждан. Внимание это не ограничилось лишь восхищенными и откровенно завистливыми взглядами – спесивый эльф все-таки поинтересовался, по какому такому праву молодые люди «лезут без очереди». Ответом ему послужил укоризненно-ледяной взгляд синеокой красавицы и вполне искреннее: «Для нас столик заранее заказан». При этом не дрогнул ни один мускул на ее прекрасном лице. Даже Зенон вдруг почти поверил, что столик для них действительно был заказан. Теперь он с интересом наблюдал, каким образом Кайле удастся преодолеть самое главное, по его мнению, препятствие – необъятной величины швейцара-огра, контролирующего, выражаясь языком военных, порядок на подступах к охраняемому объекту и соблюдение очередности проникновения внутрь него. Каково же было удивление юноши, когда, едва заметив их приближение, облаченный в богато расшитую золотом и серебром униформу детина радостно оскалился и изрядно подсевшим голосом просипел:

– Счастлив видеть тебя, принцесса! А это и есть тот счастливчик, на которого пал твой выбор?

Зенона здорово задела манера великана обсуждать его персону таким образом, поэтому он вознамерился высказать неотесанному увальню все, что он об этом думает, но нежные девичьи пальчики довольно чувствительно впились в руку юноши.

– И я рада видеть тебя, уважаемый Тамбу ар Тааша! – нарочито громко поприветствовала она швейцара. – Как поживают твои жены и дети? Не болеют ли родители? Не переводится ли на твоем столе мясо?

Вообще-то по этикету великаньего племени Кайла должна была справиться о здоровье каждой из трех (судя по татуировкам на лбу и лице) жен Тамбу ар Тааша. Но кто в наш стремительный век соблюдает старинные традиции и правила, установленные многие тысячелетия назад? И девушка ограничилась лишь поверхностным опросом своего (по всей видимости) приятеля. Справедливости ради огр также не стал никого утомлять подробным перечислением недугов, коими страдают его пожилые родители, и прочей информацией касательно многочисленного семейства и ограничился лишь кратким:

– Все хорошо, Кайлочка. Проходите, молодые люди, – и, посмотрев на подозрительно косящегося в их сторону эльфа, негромко, но весьма авторитетно рявкнул: – Чё зыришь недовольно, остроухий?! Сказано тебе, что заказано, значица, заказано!..

Внутри ресторан «Бе-Моль» оказался весьма уютным заведением, не без провинциальной помпезности, конечно, но все-таки. Впрочем, переизбыток лепнины, позолоты, дорогущего бархата и бронзового литья не так уж и резал глаз из-за царящего здесь уютного полумрака. На столиках только горящие свечи и никакого электричества, чуть ярче освещены танцпол и невысокий подиум, на котором банда местных виртуозов лихо наяривала зажигательную джигу. В круге света самозабвенно танцевали несколько пар. Зенон не без удивления отметил, что отплясывают здесь не какие-нибудь буги-вуги двадцатилетней давности, а наимоднейший канч – писк мировой танцевальной моды.

Едва наша парочка оказалась в главном зале, как к ним подскочил какой-то невысокий человек лет сорока – сорока пяти, лысоватый и основательно упитанный. Справедливости ради стоит отметить, что, несмотря на свою избыточную полноту, управляющий (а это был именно он) отличался завидной подвижностью. Он не мог просто так устоять на месте и буквально перетекал из одной невероятной позы в другую, умудряясь при этом забавно притоптывать и выписывать руками такие кренделя, что пришлись бы впору какому-нибудь профессиональному миму.

– Кайлочка! Душа моя! – восторженно закричал человечек и, овладев бесцеремонно правой ручкой девушки, прильнул к ней губами. – Наконец-то! И не одна!.. Рад видеть вас, молодой человек, в нашем заведении! Простите…

– Зенон, – представился юноша, – или, если угодно, Зен.

– Фессалий, – в свою очередь, отрекомендовался мужчина, – для друзей – просто Фесс. Я тут попридержал столик подальше от эстрады, будто знал, что явится наша принцесса со своим кавалером. Прошу проследовать за мной, гости дорогие.

Однако не успели молодые люди сделать и двух шагов за весело пританцовывающим человечком, как услышали чей-то громкий радостный голос:

– Зенончик, Кайла, идите за наш столик!

Голос определенно принадлежал какой-то даме, но из-за монотонного гула общающихся между собой посетителей и громкой музыки ни Зенон, ни Кайла не смогли точно сказать, кто она. Приглядевшись, Зенон заметил за одним из столиков весело улыбающихся Эниэль и Парацельса. Эльфийка и землянин призывно махали им руками.

Откровенно говоря, вид коллеги по службе, к тому же отличающейся экстравагантностью манер и абсолютной непредсказуемостью поступков, в компании не менее странного землянина не очень вдохновил Зенона, рассчитывавшего провести время наедине с возлюбленной. Но, опять-таки зная неуемный характер златокудрой бестии, проигнорировать ее приглашение он не мог. Переглянувшись с Кайлой, юноша кисло улыбнулся и, кивнув в сторону сладкой парочки, без особого восторга в голосе произнес:

– Эниэль и Парацельс зовут нас за свой столик. Ты как?

– У нас есть выбор? – улыбнулась Кайла.

– Боюсь, что нет.

– В таком случае это судьба, – заявила девушка и, взяв своего спутника под ручку, направилась к вышеозначенному столику.

– Добрый вечер, уважаемые коллеги! – поприветствовал эльфийку и землянина Зенон.

При виде синеокой красавицы Парацельс весь расплылся в плотоядной улыбочке, однако, как по мановению волшебной палочки, произошло нечто, сокрытое от глаз вновь прибывших. Землянин вдруг дернулся всем телом, самодовольная физиономия его весьма болезненно скривилась, и он жалобно посмотрел на усмехнувшуюся эльфийку.

«Если Эниель сегодня надела те же самые туфельки на шпильках, в которых позавчера фланировала по лагерю магов, – подумал Зенон, – не завидую нашему гению».

– Добрый вечер, Зен и Кайла! – широко улыбнулась эльфийская красавица. – Присаживайтесь за наш столик.

– Здравствуйте! – ответила Кайла и не без определенной толики робости перед языкастой и непредсказуемой эльфийкой уселась на свободный стул.

– Давно сидим? – присаживаясь рядом с возлюбленной, поинтересовался Зенон.

– Примерно с полчаса, – ответила Эниэль.

– А вы, наверное, тот самый Парацельс, о котором так восторженно отзывается сам генерал? – Кайла окинула благожелательным взглядом явно пришибленного гения.

– Здрасьте! – запоздало отозвался землянин и, с опаской посмотрев на свою излишне ревнивую пассию, продолжил: – Рад, весьма рад столь приятному знакомству! Смею вас уверить: слухи о моей исключительности весьма преувеличены. Все, что я тут наизобретал, вполне могли воплотить в жизнь ваши ученые и инженеры, тем более при наличии столь мощного магического потенциала. К тому же ваше общество…

Землянин, оседлав своего любимого конька, принялся рассуждать о незаслуженно-плачевном состоянии наук и технологий на Ультане и о головокружительных перспективах ожидаемого маготехнологического скачка. Зенон и Кайла лишь ненадолго отвлеклись, чтобы сделать заказ подошедшему к столику официанту, после чего продолжили внимать мудрым речам пришельца.

Впрочем, развернуть сколько-нибудь впечатляющую панораму грядущих перемен Парацельс не успел, поскольку подносы с закусками и выпивкой прибыли очень быстро.

Разлив по бокалам легкое игристое, Зенон провозгласил тост «За любовь и дружбу». Когда бокалы опустели, Кайла предложила Парацельсу перейти на «ты». Предложение девушки было принято немедленно и с воодушевлением…

По мере того как содержимое трех доставленных официантом бутылок «Лозы Азурии» убывало, обстановка за столиком заметно теплела. Эниэль и Кайла с увлечением обсуждали состоявшийся недавно визит наследника престола. Эльфийке хватило ума и выдержки не затрагивать в присутствии Парацельса персону принца Жара как мужчины и любовника. Зенон и в особенности Кайла были просто ошеломлены подобной сдержанностью. Неужели эта неукротимая в словах и поступках бестия наконец-то обрела то настоящее чувство, о котором мечтает каждое разумное существо, но не всякому выпадает счастье испытать его?

«Интересно, чем ему удалось буквально приклеить к себе эльфийскую красавицу? – размышлял Зенон, потягивая легкое, бьющее в нос лопающимися пузырьками углекислоты вино. – Вроде бы и внешне неказист, не манерен, да и лицом так себе. Однако каким-то чудесным образом заставляет держаться обычно неуправляемую фурию в рамках приличий. Воистину неисповедимы пути Господни».

Кайлу подобные мысли абсолютно не беспокоили. Парацельс при всей своей интеллектуальной привлекательности вовсе не был ей интересен как мужчина, и не потому, что был невзрачен или не манерен. Просто она уже нашла свой зеленоглазый идеал, и все прочие мужчины в этом мире были для нее теперь вовсе не мужчинами, а существами в некотором роде бесполыми, иными словами, в определенном плане абсолютно безынтересными. Эниэль своим совершенным женским чутьем прекрасно улавливала эмоциональное состояние девушки и, не видя в ней потенциальной соперницы, опять же на инстинктивном уровне прониклась к Кайле буквально сестринскими чувствами. Короче говоря, эльфийка если и не возлюбила генеральскую секретаршу, аки самое себя, во всяком случае, вполне ей доверяла. А от взаимного доверия до настоящей дружбы буквально один шаг. Именно этот шаг и удалось сделать двум особам женского пола. Не обращая внимания на своих спутников, они с увлечением принялись обсуждать последние тенденции мировой моды в сфере одежды, причесок, косметики и парфюмерии.

Пока дамы увлеченно щебетали о своем, о женском, Парацельс нашептал тихонечко Зенону на ушко с полдюжины весьма скабрезных анекдотов земного происхождения. Некоторые байки были свежи, но большинство из них, особенно насчет мужей в шкафах и под кроватями, а также злых тещ, все-таки имели местные аналоги. Впрочем, данное наблюдение лишь подтверждало общепринятую теорию вселенской универсальности юмора. Иными словами, если огры Ультана истерически ржут над тем, что кто-нибудь неловко грохнется со сломанного стула или пукнет в самый неподходящий момент, значит, на Земле или еще где-нибудь в необъятном Межмирье обязательно отыщется любитель точно такого же сомнительного юмора с запашком. То же самое касается и мало кому понятного юмора темных эльфов, и тяжеловатых для восприятия плоских гномьих шуточек.

Наши герои настолько привыкли к царящему в помещении шуму, что пропустили момент, когда в зале наступила абсолютная тишина, после которой сидящая за столиками толпа разразилась бурными рукоплесканиями и громкими радостными возгласами:

– Браво, Вильяр! Задай жару, Бронзо! Виват Вильяру Бронзо!

Обернувшись лицом к сцене, Зенон увидел в круге света высокого мужчину среднего возраста, бледного и худого. Поначалу Зенон принял его за вампира, но, приглядевшись получше, понял, что это никакой не вампир, а обыкновенный человек, изнуренный до крайности то ли какой-нибудь неизлечимой хворью, то ли добровольными или вынужденными постами. Имя этого человека он уже слышал. Со слов Кайлы, это был один из местных гениев от поэзии. Второго вроде бы Арчибальдом Веселухой кличут. Кажется, эти парни – непримиримые враги и вечные соперники.

Пока наш герой мысленно анализировал явление народу местной знаменитости, в зале наступила полная тишина, и Вильяр Бронзо, низко поклонившись уважаемой публике, возвел глаза к потолку и начал читать едва ли не навзрыд, по всей видимости, только что рожденные им стихотворные строфы:

…и далее в том же духе.

По мнению Зенона, вирши были слащаво-претенциозными и откровенно слабыми, хотя основная масса посетителей заведения так не считала. По окончании довольно длинного лирического опуса стихотворца наградили бурными аплодисментами и криками «Браво!», несколько экзальтированных девиц за тридцать, подбежав к сцене, буквально закидали Бронзо пышными букетами желтых и белых роз. Впрочем, всенародное признание его таланта оптимизма поэту не прибавило – он как стоял неулыбчивый, с потухшим взглядом профессионального страстотерпца, так и продолжал стоять, глядя на окружающих с таким видом, словно через минуту ему предстояло завершить очередной виток бесконечной спирали перерождений.

Неожиданно по залу пронесся громкий басистый вопль, затем впечатляющий поток нецензурной брани, предназначавшийся, по всей видимости, Вильяру Бронзо. Самыми безобидными из этого набора были: «безнадежный импотент», «замухрышка сопливая», «розовая размазня», «бабский прихвостень».

Появление нового действующего лица было воспринято публикой с не меньшим восторгом, нежели выступление предыдущего. Сидящие за столиками посетители захлопали в ладоши и дружно закричали:

– Молодец, Арчибальд! Даешь, Веселуха, за жизнь!

– Во-во, – перекрикивая толпу, с места провозгласил низким оперным басом Арчибальд Веселуха, – поэзия… эта… должна служить… того… народу, и стихи должны быть настоящими – за жизнь, а не растекаться розовыми соплями по физиономиям всяких… того… доморощенных рифмоплетов.

Извечный оппонент худосочного Бронзо оказался также человеком, на вид едва за сорок, роста хоть и невысокого, но телосложения весьма крепкого. К тому же на Арчибальде Веселухе были не какие-нибудь банальные фрак и лакированные туфли, а сугубо народные шаровары, косоворотка и лапти с онучами. Вдобавок его физиономию украшала окладистая бородища, коей мог бы позавидовать всякий, даже самый привередливый гном.

– Я тут… эта… парочку строк накалякал, – воспользовавшись тем, что гул толпы немного поутих, продолжал уже спокойнее поэт. – Хотел было… того… на поэму замахнуться, но покаместь жизненного материалу не хватает. Ну, ничего, мы… эта… того… когда-нибудь… короче, выношу… так сказать… на суд праведный – ваш суд. – С этими словами Арчибальд Веселуха извлек из кармана своих шаровар сложенную вдвое тонкую ученическую тетрадь, смачно послюнявил пальцы и принялся листать, бормоча себе под нос негромко: – Не то, опять не то, это еще… того… сыровато. А, вот оно. Короче… это самое… «Притча о воробье, кобыле и коте», слушайте:

Закончив читать, Веселуха низко поклонился слушателям и показушно опустил голову на грудь, мол, готов покорно принять любой, даже самый безжалостный, вердикт уважаемой публики.

Какое-то время в помещении стояла гробовая тишина. Народ осмысливал всю бездонную глубину и неохватную ширь данного поэтико-философского опуса. Впрочем, процесс переваривания длился не очень долго, зал разразился громкими овациями тех, кто оценил по достоинству и принял творение мастера, и не менее громкими свистами и улюлюканьями тех, кому данные вирши показались излишне реалистичными.

Главным оппонентом и непримиримым противником Арчибальда, конечно же, был Вильяр Бронзо. Он громче всех в зале выкрикивал в адрес коллеги обидные эпитеты, впрочем, вполне совместимые с общепринятыми нормами морали. Что касается Веселухи, он переносил все нападки в свой адрес вполне стоически. Бородач лишь хитро улыбался и молча пялился на беснующегося и брызжущего ядовитой слюной Бронзо. Как оказалось, это внешнее его спокойствие было всего лишь показушной маской. Дождавшись, когда толпа немного успокоится, он накатил полный стакан крепчайшего хлебного вина и, выпив залпом, во всеуслышание заявил:

– Холуй, бабский угодник, нытик, писаришка ничтожный! Забыл… того… о своих корнях глубинных. Писать нужно не для размалеванных барышень, а для народа своего, который… эта… вскормил, взрастил и выпестовал…

– Дерьмовый дерьмописец! – ответствовал ему не на шутку обиженный Бронзо. – Из дерьма вылез, в своем же дерьме и захлебнешься!

Произнеся данную сакраментальную фразу, худосочный Вильяр Бронзо резко соскочил с эстрады и, сжав кулаки, рванул в направлении уважаемого Арчибальда.

Бородатый крепыш не стал дожидаться подхода противника и сам выскочил из-за стола, решив, по всей видимости, принять бой на открытом пространстве.

Подобная тактика вовсе не удивила Зенона, поскольку он прекрасно понимал, что долговязый и длиннорукий Бронзо получит неоспоримое преимущество в том случае, если дерущихся будет разделять какое-нибудь препятствие, в данном случае стол. В то же время, подобравшись как можно теснее к неуклюжему Вильяру, низкорослый Арчибальд вполне способен нанести ему существенный урон своими могучими кулачищами.

Все-таки, казалось бы, неотвратимое боевое столкновение не случилось. Оба достопочтимых гражданина были перехвачены на полпути своими же поклонниками. Тем не менее каждый из поэтов пытался вырваться, умудряясь одновременно отпускать в адрес конкурента весьма нелестные эпитеты.

– Розовый сопляк, духовный импотент, онанирующий на свои же рифмы! – басил во всю мощь своей луженой глотки Веселуха.

– Навозник, тупой пейзанин, толстожопый псевдонародник! – в ответ ему пронзительно верещал Бронзо.

Вообще-то Зенону показалось, что оба поэта вырываются не так уж и активно. На месте любого из них он давно сумел бы освободиться, даже без применения специальных методик, которые в свое время успешно освоил. Однако он окончательно уверился в том, что все происходящее было неплохо поставленным фарсом после того, как «непримиримых соперников» подвели друг к другу и «с неимоверным трудом» убедили обменяться рукопожатиями. Затем каждому поднесли по чарке водки и под ликующие вопли посетителей ресторана усадили за общий столик, где в окружении самых ярых своих почитателей гении губернского масштаба вполне мирно продолжили свое бесшабашное гульбище.

Потом выступили несколько начинающих поэтов. Бледные юноши с горящим взором и экзальтированные барышни поочередно поднимались на сцену и громко с выражением зачитывали свои творения. Одна излишне нервическая молодая дама, прочитав свой опус до середины, прямо на сцене грохнулась в обморок. Благо доктор и нюхательная соль подоспели вовремя.

Бронзо и Веселуха воспринимали эти потуги своих коллег по цеху вполне снисходительно, но с некоторой долей небрежения, мол, как бы вы ни пыжились, молодые люди, нас, богоподобных, вам не переплюнуть.

– Вот же черт! – заерзал на своем стуле Парацельс и после выступления очередного доморощенного поэта громко воскликнул: – Пушкина на них нет!.. А впрочем… – юноша взъерошил пальцами копну на своей голове, – почему бы и нет?

После этой загадочной фразы он вскочил со своего стула и опрометью помчался к сцене. Оказавшись в ярко освещенном круге света, землянин нерешительно помялся, будто набираясь духу, затем, встряхнув своей косматой гривой, заговорил:

– Уважаемые дамы и господа, разрешите предложить вашему вниманию стихи великого гения, жившего и творившего двести лет назад на моей далекой родине. Вряд ли кто-то из вас когда-нибудь слышал имя Александра Пушкина, поэтому, не вдаваясь в подробности его короткой, но искрометной жизни, я просто прочитаю кое-что:

Дочитав до конца, Парацельс низко склонил голову, будто боялся, что местный бомонд не поймет, не оценит по достоинству и не примет великого поэта Земли. Однако все его опасения были напрасными, ибо ИСТИННОЕ ИСКУССТВО есть понятие универсальное во всей бескрайней Вселенной. Какое-то время зал молча переваривал услышанное, потом разразился такой шквал аплодисментов, каким здесь не награждали ни Бронзо, ни Веселуху, ни кого-либо еще.

– А твой Пушкин был изрядный шалунишка, – одобрительно проворковала Эниэль, после того как до крайности смущенный Парацельс вернулся на свое место.

– О да, дорогая, – юноша кивнул головой в знак подтверждения ее слов, – повеса еще тот…

Ему не дали договорить. К столику, за которым сидели наши герои, приблизились немного захмелевшие Бронзо и Веселуха с чарками водки в руках и, поприветствовав честную компанию, возжелали поднять бокалы за бессмертные стихи великого Пушкина. Поэтов, конечно же, усадили за столик, и веселье продолжилось уже в расширенном составе.

Между тем отдохнувшие музыканты вернулись на сцену и, взяв свои инструменты, грянули весьма бодрый мотив. Воспользовавшись тем, что местные гении, эльфийка и Парацельс были заняты обсуждением персоны Александра Сергеевича, Зенон пригласил Кайлу на танец.

Заявление Зенона о том, что он имел по основам хореографии исключительно отличные оценки было вовсе не пустым бахвальством – юноша действительно оказался прекрасным танцором, обладавшим абсолютным чувством мелодии и ритма. Стоит отметить, что благодаря занятиям в местной балетной школе, девушка ничуть не уступала партнеру в мастерстве. А вместе они составляли великолепный дуэт. Через какое-то время в круге яркого света самозабвенно вращались лишь они одни, а все прочие парочки столпились вокруг, любуясь их слаженными, будто отточенными долгими изнурительными репетициями движениями, не подозревая о том, что молодые люди сошлись в танце впервые в жизни. Постороннее внимание вовсе не смущало Зенона и Кайлу. Во всей необъятной Вселенной для них существовала лишь музыка, даже не сама музыка, а четкий музыкальный ритм, ну и, конечно же, они сами. Невероятно, но факт, каждый из них знал, какое движение в следующий момент сделает партнер и каким образом на него следует реагировать. На глазах обалдевшей публики происходило некое таинственное соитие или абсолютное слияние двух духовных сущностей. Но, кроме кружащейся в упоительном танце пары, никто этого не почувствовал, несмотря на то что сам танец производил на зрителей завораживающее, едва ли не магическое действие.

Лишь после того, как музыка смолкла, Зенон и Кайла сообразили, что неожиданно для себя стали объектами всеобщего пристального внимания. Под продолжительные бурные аплодисменты и громкие поощрительные возгласы смущенные молодые люди тут же поспешили вернуться за свой столик. Впрочем, небольшая толика смущения ничуть не омрачила их радости и несказанного удовольствия, полученного в процессе совместного выполнения затейливого набора элементарных телодвижений.

– А вы смотритесь вместе, – с определенной завистью в голосе прокомментировала их танец Эниэль, – к сожалению, мой петушок абсолютно лишен каких-либо способностей к танцу. Впрочем, – девушка окинула взглядом своего «неуклюжего петушка», – у него масса других достоинств.

В ответ на сомнительный комплимент в свой адрес, Парацельс ничуть не смутился и, дабы вернуть компанию в нарушенную было колею бесшабашной гульбы, поднял свой бокал и кратко провозгласил:

– За дам!..

Вечер удался на славу. Присоединившиеся к их компании Арчибальд Веселуха и Вильяр Бронзо из кожи лезли вон, чтобы развеселить молодых людей забавным анекдотом, стишком или экстравагантной выходкой. Зенон и Кайла много и самозабвенно танцевали. Парацельс так и не отважился пригласить Эниэль. Впрочем, эльфийская красавица традиционно пользовалась повышенным вниманием со стороны представителей противоположного пола и время от времени принимала предложение какого-нибудь восторженного юноши из-за соседнего столика покружиться в зажигательном танце.

Зенон и Кайла уже собирались покинуть стены увеселительного заведения, но тут случился непредвиденный казус. В противоположном конце зала довольно шумно отмечала какой-то свой праздник компания лисьих хвостов. Разодетые в псевдовоенную форму молодые и не очень люди вели себя весьма развязно, но за рамки приличия все-таки не выходили. Зенон расплачивался с официантом по счету, когда к их столику, сверкая позолотой погон с невнятными знаками различия и выпячивая вперед щуплую грудь, увешанную какими-то звездочками и крестиками, не имеющими никакого отношения к правительственным наградам, подкатил один наглый тип и возжелал пригласить Кайлу на танец. По вполне понятным причинам лисьему хвосту было отказано в его просьбе, причем девушка постаралась сделать это как можно мягче, чтобы ненароком не спровоцировать скандал. Однако отрицательный ответ не устроил находящегося в изрядном подпитии «вояку». Он решительно схватил Кайлу за руку со словами:

– Пойдешь, сучка, никуда не денешься! А хахаль твой здесь подождет!

Будь этот безрассудный юноша хоть немного потрезвее или умнее, он ни за что не решился бы на столь рискованную выходку, чреватую самыми печальными последствиями для его здоровья. И дело даже не в том, что рядом с объектом его вожделения находился весьма крепкого вида молодой человек. Его должно было остановить одно лишь присутствие за столиком хрупкой на вид эльфийки, поскольку даже самому самоуверенному и отчаянному хулигану не пришло бы в голову связываться с представительницами лесного народа или их друзьями.

Впрочем, помощь Эниэль не потребовалась. Мгновение ока, и сжимавшая запястье девушки рука хрустнула и разжалась, оказавшись в клещах могучего захвата, затем виновник беспокойства завис в полуметре от пола, забавно суча ножками и повизгивая от боли и стыда. Причиной сему была могучая шуйца изрядно рассерженного Зенона. Что касается его десницы, она в любой момент могла превратиться в карающую, поскольку внушительных размеров кулак был вполне готов к тому, чтобы обрушиться на растерянную физиономию незадачливого танцора.

На этом месте стоит немного остановиться, дабы поведать о том, кто такие лисьи хвосты. Поскольку в наш век прагматиков и реалистов преданья старины глубокой мало кого интересуют, ну разве только в виде телевизионных сериалов и книжных бестселлеров, имеющих самое поверхностное отношение к исторической правде. Лисьи хвосты, или стражи заката, а также зеленые камзолы и прочее, прочее, суть существовавшие некогда на Ультане организованные группы искателей приключений, не подчинявшиеся какой-либо государственной власти. Первоначально это были практически неуправляемые ватаги избежавших наказания преступников, скрывающиеся в «ничейных» или «диких» землях – пограничных с орками и гоблинами территориях. Однако всякое пограничье не место для разгильдяйства и беспечности. Неорганизованным малочисленным группам приходилось сбиваться в более крупные отряды, постоянно повышая дисциплину и боевое мастерство. Жили они по большей части грабительскими набегами на сопредельные территории, занятые извечными врагами рода людского – орками и гоблинами, и вольно или невольно были у них будто кость в глотке. Со временем разрозненные ватаги сплотились в могучий монолитный кулак со своим уставом, законами чести и строжайшей дисциплиной. Появилось также некое подобие военной формы – для того, чтобы отличать собрата по оружию от обыкновенного землепашца или горожанина. Представители синегорской вольницы, располагавшейся в те далекие времена по левому берегу тогда еще пограничной реки Шармы, в качестве знаков отличия выбрали лисьи хвосты, которые они пришивали к своим головным уборам. В соответствии с количеством и размерами данного украшения определялся официальный статус того или иного члена братства. Прослышав о беззаботном и полном приключений житье-бытье лисьих хвостов и прочих приграничных сорвиголов, многие добропорядочные граждане снимались с насиженных мест и устремлялись в «дикие» земли на поиски сомнительного счастья. Поначалу официальные власти всячески препятствовали оттоку трудоспособного населения из центральных районов, однако со временем осознали всю полезность усиления буферной зоны в качестве оплота в борьбе с беспокойными соседями и если и не поощряли, то, по крайней мере, не препятствовали естественным миграционным процессам. В дальнейшем лисьи хвосты внесли свой весьма существенный вклад в дело уничтожения общего врага, за что были с лихвой осыпаны монаршей милостью. Последующие пару столетий лисьи хвосты выполняли функции обеспечения неприкосновенности границ вновь образованной империи, но со временем были заменены регулярными войсками и как военизированная социальная прослойка полностью потеряли свое значение более трех веков назад. Однако гордые потомки неугомонных искателей приключений и в наше время не забывают, откуда есть пошел их род славный, и стараются быть достойными памяти воинственных предков. Впрочем, тут не обходится без шутовства, фиглярства и откровенного попрания конституционных прав (к примеру, не санкционированное судебными органами применение телесных наказаний к провинившимся членам братства), но в целом государство поддерживало данный патриотический порыв своих граждан…

На сей раз лисьему хвосту несказанно повезло: Зенон передумал его убивать. Он всего лишь поставил юнца на пол, ловко развернул к себе спиной и посредством своих могучих рук придал его телу ускорение в направлении стола, за которым весело гуляли его товарищи. Воспарив над землей, парень пролетел метров пять, остальной путь он проделал на своих двоих, пытаясь всеми доступными средствами погасить полученный импульс. Удалось это ему лишь отчасти. Удачно избежав столкновения со случайными встречными и столиками, он неловко врезался в одного из своих товарищей. Тот, в свою очередь, кубарем покатился со стула, увлекая за собой на пол скатерть со всем содержимым праздничного стола. Грохот и звон разбитой посуды и шипящий звук фонтанирующего из лопнувшей бутылки игристого вина стали закономерным апофеозом произошедшей на глазах почтенной публики презабавной буффонады. Затем зал огласили истошные вопли пострадавших гуляк. Громче всех кричал, конечно же, «танцор» – до него лишь теперь дошло то, что его рука, которой он так неудачно посмел коснуться синеокой красавицы, банальным образом сломана в запястье. Осознав сей факт, юноша побледнел и грохнулся в обморок посреди разбросанных по полу закусок и битой посуды.

Оклемавшись от полученного шока, лисьи хвосты сгрудились вокруг усатого мужчины средних лет. Какое-то время они негромко совещались, затем от группы отделился мужчина лет тридцати – тридцати пяти. Подойдя к Зенону, он щелкнул каблуками и, кивнув головой, заговорил:

– Есаул Трумпс. Предлагаю вам немедленно принести извинения господину полковому атаману и всей нашей компании! В противном случае я уполномочен вызвать вас на дуэль.

«О боже! – невесело подумал Зенон. – Ну ничему дураков жизнь не учит». А вслух произнес:

– Послушай, ряженый герой, катился бы ты отсюда вместе со своим шутом-полковником и всей вашей шутовской командой! Сам-то поди в свободное время от невыносимо тяжелой потешной службы писарчуком или учетчиком промышляешь, а все туда же: «Дуэль, дуэль!» Пшел вон! Иначе я вашу теплую компанию за нарушение общественного порядка вмиг определю на пару недель в кутузку к бродягам и бомжам! Короче, так и передай своему полковнику: дескать, поручик Мэйлори приказал в экстренном порядке покинуть заведение, предварительно компенсировав нанесенный вами материальный ущерб.

– Поручик Мэйлори? – упавшим голосом переспросил есаул и с непередаваемым пиететом в голосе поинтересовался: – Тот самый кавалер Алмазной звезды?

– Представь себе, тот самый, – с ехидной улыбочкой на лице ответствовал юноша.

– Виноват, господин поручик. Разрешите идти?

– Свободен! – Зенон великодушно взмахнул рукой и, потеряв всяческий интерес к псевдоофицеру, повернулся к возлюбленной.

Затем он наконец-то расплатился с официантом. После чего молодые люди, сердечно попрощавшись с Эниэль, Парацельсом и обоими гениями провинциального масштаба, под зажигательно-бравурный мотив покинули стены увеселительного заведения. На прощание любвеобильная Эниэль нежно чмокнула их обоих в щечки, при этом наставительно шепнула Зенону в ухо:

– А ты молодец, поручик. Береги ее. Вы просто сногсшибательная пара. – И, покосившись на взъерошенного землянина, добавила: – А я уж как-нибудь свое счастье постараюсь не упустить.

Оказавшись в душном сумраке летней ночи, Зенон и Кайла тесно прижались друг к другу и не спехом побрели по ночному Кряжску. Время от времени они останавливались и надолго замирали, слившись губами в нестерпимо горячем и невероятно сладком поцелуе. Вот так, молча, они добрались до уютной обители семейства Ноумен. Обнялись на прощание и, пожелав друг другу доброй ночи, не без сожаления расстались.