44
Моран допускал, что лорд Стромберг действует из лучших побуждений, отдавая приказ очистить путь эскадрилье.
Возможно, он думал об удобстве реконструкторов и хотел, чтобы никто из имперцев не мешался у них под ногами, однако этим он открыл свои намерения противнику. Именно этим, и ничем другим. Едва ли это случилось из-за перехвата и дешифровки приказа. Скорее всего, разведчики Воздушной армии сами заметили перемещение имперских истребителей за некую границу.
А если пространство освобождают, значит, там должен кто-то появиться.
Вышедшую из «прыжка» эскадрилью реконструкторов авианосцы встретили дружным залпом из носовых оборонительных орудий. Заряды «пушек Лаваля», пусть даже не крейсерской мощности, пришлись в самую гущу «М-7». По счастливой случайности, ни один из них не был уничтожен, однако нескольким машинам были нанесены чувствительные ожоги. Учитывая, что вся их поверхность ощущалась реконструкторами как собственное тело, пилоты получили болевой шок.
Однако никто не вышел из боя, и эскадрилья в полном составе бросилась на два выбранных мишенями авианосца.
Рванувшиеся навстречу «кронфоссеры» были обойдены изящным маневром, и лишь вставшие многоярусной стеной «динго» приняли на себя удар плазменных пушек.
Последовала яростная схватка, в которой ради уничтожения одного «М-7» погибал десяток машин Воздушной армии и почти тридцати пилотам-реконструкторам удалось выйти на ударные позиции.
Взвились светящиеся линии струн, которые с кажущейся медлительностью поплыли навстречу серебристым корпусам авиаматок.
Неуемные «динго» снова бросились на врага, сковав маневренность эскадрильи, однако возможность атаки против двух или даже трех авианосцев все еще оставалась.
Двадцать шесть «М-7» уже были разделаны пушками «динго» на металлические обрывки, но ради того, чтобы поставить Хеддинга на место, бригадир Моран был готов рискнуть и большим. Если он погибнет – что ж, технология отлажена, и уже завтра ему на смену придет другой бригадир.
Из полутора десятков выпущенных струн сбить удалось лишь восемь. Остальные благополучно добрались до своих жертв и с легкостью их рассекли. Моран еще ни разу не видел, как разваливаются на полосы такие большие корабли. Белое пламя, истекающая плазма и брызги расплавленного металла – все это было потом, а в первые мгновения, схваченные только сверхскоростным зрением реконструктора, Моран отчетливо видел ленты.
Были и вопли. Боль окружала реконструкторов, и каждый срикошетивший от корпуса «М-7» снаряд заставлял их вскрикивать и скрежетать зубами.
Они могли отключить свою боль одним нажатием клавиши, но чувствительность тандема пилот – машина была залогом их силы и неуязвимости.
Не успел Моран передать код новой команды, как прямо по голосовому каналу пришла – нет, не информация, а крик о помощи.
Эскадрильи Воздушной армии набросились, словно стервятники, на авианосцы 18-го легиона, оставленные без должного прикрытия на орбитах Куггеля. Что ж, Хеддинг стоил того, чтобы его боялись и уважали. Поняв, что сдержать «М-7» ему не удастся, он направил тысячи своих молодчиков на имперскую группировку Куггеля. Что они сейчас там выделывали, можно было только догадываться.
«Уходим», – распорядился Моран языком кода, и тотчас сорок восемь оставшихся машин быстрым броском вышли из боя. Некоторым из них оставалось совсем немного, чтобы выпустить еще по паре струн, однако приказы у реконструкторов не обсуждались. Такой функции у них просто не было.
Напоследок по уходившим в «прыжок» кораблям ударила одинокая «пушка Лаваля». Артиллеристам повезло – два «М-7» разлетелись в тонкую пыль, потому что и так были уже наполовину «не здесь».
Что-то досталось и самому Морану.
Неприятное ощущение огромной ссадины. Где это – на оставшейся плоти или на корпусе машины?
Уцелевшие «М-7» успешно вышли из «прыжка» возле самого Куггеля. Представшая их глазам картина была воистину ужасающей. Обломки горящих, агонизирующих авианосцев, судов сопровождения и станций связи валились в атмосферу целыми снопами. Призванные охранять свои авиаматки «дудхаймы» бестолково метались туда-сюда, временами обстреливая даже друг друга.
Черно-желтые «кронфоссеры» и «динго», напротив, работали очень грамотно и не упускали случая, чтобы не всадить снаряд в зазевавшегося врага. Причем одна часть молодчиков Хеддинга «наводила порядок» на орбитах, а другая, используя ситуацию, «причесывала» наземные подразделения на поверхности планеты. Время от времени машины Хеддинга выходили из атмосферы целыми группами. С пустыми патронными коробами и чрезвычайно довольные собой, они уносились в сторону Замбези.
Если бы не бестолковое поведение собственной авиации, противнику дали бы отпор наземные ПВО, но сейчас у них просто плавились процессоры, поскольку в небе находились даже не сотни, а десятки тысяч целей. Обработать их и определить, кто свой, кто чужой, а где лишь обломок разбитого судна, было просто невозможно.
Подгоняемый истошными воплями местных наземных командиров и жалобами капитанов атакованных судов, Моран приказал своим пилотам спускаться в атмосферу. Правда, при этом следовало забыть о плазменных пушках, основном оружии «М-7», но и с обычными автоматическими роторами они были вполне дееспособны.
Уже одно только появление реконструкторов в небе Куггеля произвело на противника должное впечатление, и черно-желтые разбойники потянулись в космос.
Морану удалось уничтожить пять машин противника, прежде чем он почувствовал онемение в нижней части своего большого комбинированного тела. Вначале это ощущение было неприятным, но затем бригадир почувствовал облегчение. На виртуальном экране появилось предупреждение: «Потеря технической жидкости. Критический уровень».
«Давайте без меня. Выхожу из-за повреждения», – передал Моран своим и вдруг увидел себя несущимся по ночной дороге на открытом авто. Это была «сирена-леонард», подаренная ему старшим братом. Иметь такую тачку в восемнадцать лет было просто здорово.
Рядом с ним сидела Розалин Тэсс, их школьная красавица. Кажется, сегодня она была готова на все, ведь завтра ей предстояло уезжать в другой город. Розалин поступила в колледж.
Как же хорошо было вновь стать молодым и почувствовать на своем лице спрессованный скоростью ветер.
– Хорошо бы вот так всегда нестись по этому шоссе, правда? – сказал тогда Джеймс Моран.
– Да, – согласилась с ним Розалин и обожгла его таким взглядом, что Джеймс чуть не выпустил руль.
– Было бы здорово, Рози, если бы мы никогда не расставались! – закричал он от радости. – Скажи мне, что я должен для этого сделать? Стать самым богатым человеком мира или достать с неба звезду? Скажи мне, Рози, я сделаю все!
– Убей их всех, Джеймс…
– Что ты сказала?
– Убей их всех…
Когда Моран снова обрел контроль над своим «М-7», он бросил его вон из атмосферы Куггеля и выскочил в космос. Теперь бригадир точно знал, что ему следует сделать. Убить всех он не мог, но уничтожить многих ему было вполне по плечу.
Его истребитель ушел в «прыжок», следом за ним «прыгнули» двое из его эскадрильи. Они вышли чуть позже, так что у Морана было время прицелиться.
Силуэт флагмана «Академик Первухин» стремительно приближался. Рассечь его струной представлялось непростой задачей, флагман был очень большой. Однако срезать рубку Морану было вполне по силам. У него оставалось три струны, а значит, он мог рассечь корабль в районе кормы – в самом узком месте.
На судне заметили опасность, и на приемные устройства бригадира посыпались запросы от оборонительных систем.
Не получив ответа, с борта флагмана стартовали звенья «дудхаймов».
– Бригадир Моран, ответьте Службе контроля! Бригадир Моран!
– Отвечаю! – отозвался тот в голосовом режиме, а затем начал расстреливать в сторону «Академика Первухина» все имевшиеся на борту ракеты.
Он уже собирался выпустить первую струну, однако ему не дали. Сразу два заряда из плазменных пушек врезались в его машину, отбросив ее с курса и развернув боком. Следующий залп был завершающим, он разнес истребитель Морана вдребезги.
Выполнив свой долг, два «М-7» сделали разворот и снова совершили «прыжок», чтобы вернуться к Куггелю.
