Глава двадцать пятая

Ключи и монеты

Когда Виллар проснулся, солнце уже стояло высоко. Свет проникал сквозь занавеску, которую Меркатор повесила вместо двери. Прежняя сгнила столетия назад. Новая была синей – как и все, к чему прикасалась Меркатор. Длинный кусок окрашенной ткани трепетал на ветру, впуская ослепительные солнечные лучи, заставляя тени в комнате танцевать. Несколько мгновений Виллар просто лежал на полу, вдыхая приятный, пахнущий цветами ветерок и наблюдая за битвой света и тьмы. Солнечные лучи отражались от стен, озаряя испачканные краской горшки и хлопья пыли. Вскоре ветер притомился, занавеска провисла, и комната вновь погрузилась в темноту. Снаружи пели птицы и жужжали пчелы. Прекрасный весенний день, равнодушно подумал Виллар, словно был не его частью, а сторонним наблюдателем.

Он ощущал себя так примерно минуту. Столько времени потребовалось, чтобы боль пробралась в затуманенный сном разум. Когда это произошло, наблюдатель стал истязаемым. Виллар чувствовал себя ужасно, как и всегда утром. Голова гудела, тело ныло, мускулы ослабли. Он остался лежать на полу, медленно дыша, слушая, как кровь стучит в висках. Постепенно ему станет лучше. Тут он сообразил, что этот раз отличался от других. Виллар провел с големом дольше обычного, потому что мелкий чужак в капюшоне оказался ловким и стремительным и заметил его. Странно. Никто прежде Виллара не замечал. Но главное отличие было не в этом. У Виллара болела грудь. Она пульсировала и горела, и он не понимал, в чем причина.

Охнув от боли в занемевших мышцах, Виллар перекатился на бок. Локоть и бедро ныли от соприкосновения с полом. Он лежал на одеяле, синем, одном из тех, что Меркатор складывала повсюду. Нужно было взять несколько. Нужно было взять все, сделать толстый, удобный кокон. Виллар усвоил, что нельзя управлять големом стоя или даже сидя. Слишком легко потерять ориентацию и упасть. Когда находился в големе, преследовавшем жертву, ощущения были такими яркими, что ты забывал: бегущее, прыгающее и дерущееся тело не принадлежит тебе. Все казалось реальным.

Виллар не знал своих пределов – не знал, как долго может поддерживать связь, не переходя границы. Грисвольд предупреждал его никогда не задерживаться дольше двух ударов Гром-галимуса, однако это была грубая оценка; скорее всего гном сам не знал. Виллар предположил, что у каждого свои рамки. Все обладали разной силой воли. Логично, что сильная личность сможет дольше управлять големом. Настоящая проблема, по мнению Виллара – и, вероятно, это имело отношение к идее утраты души, – заключалась в том, что в пылу схватки было легко утратить представление о времени, вместе со всем прочим. Однако Виллар не сомневался, что и близко не подошел к двум ударам. И впервые в жизни связь разорвал не он. Она исчезла сама по себе.

Нет, не сама по себе. Голема уничтожили, а меня чуть не убили. Вот что произошло, но как?

Управляя големом, в действительности Виллар находился в другом месте. Голем выполнял его команды, но, что бы ни случилось с монстром, Виллар был в безопасности, в милях от него. Это напоминало сны. Сны, какими бы ужасными они ни были, не несли угрозы, не могли проникнуть в реальный мир. Он лихорадочно размышлял. Пытался вспомнить. И вспомнил. Горгулья упала с собора на площадь. Когда она ударилась о землю, связь лопнула, освободив демона, которого Виллар запер в камне, но поскольку упала горгулья, а не Виллар, этим все должно было ограничиться.

Тогда почему у меня болит грудь?

Подумав, что, наверное, боль была воображаемой, стойким, живым воспоминанием, Виллар коснулся болезненного места. Легко пробежав по нему пальцами, он обнаружил, что туника стала жесткой и прилипла к коже. Скрипнув зубами и охнув, он стянул тунику. Ткань отлепилась от кожи, причинив боль, какая возникает, когда сдираешь болячку. Благодарение Ферролу, у меня на груди нет волос. На тунике расплылось большое ржаво-красное пятно, в середине которого зияла небольшая прореха. Потрогав обнаженную грудь, Виллар нащупал настоящую рану.

Меня пырнули кинжалом. Меня пырнули кинжалом? Как это могло произойти?

Рана была неглубокой. Клинок рассек кожу, но грудина остановила его. Однако, судя по одежде, кровотечение было обильным.

После того как два чужака ворвались на собрание, Виллар ушел, чтобы подождать снаружи. Он видел, как незнакомец в капюшоне и Меркатор отбыли вместе. Они собирались связаться с герцогом. Если бы им это удалось, все могло пойти насмарку. Если бы они убедили Лео вмешаться, то никто не поддержал бы восстание. Виллар не мог этого допустить. Когда они разделились, он подумал, не убить ли чужака, но не был уверен, что у него получится. Гонка по крышам заставила его пересмотреть свои шансы. Поэтому Виллар придумал новый план, более простой и приятный. Он воспользуется големом.

Виллар проследил за Меркатор до храма и дождался, пока она снова уйдет. Древние руины являлись идеальным местом для содержания герцогини. Удаленные, уединенные и недоступные. Сюда никто не ходил – слишком трудно добраться и чересчур много колючек по пути. Здесь давно располагалась тайная мастерская Меркатор, и все окрашенные ею ткани стоили целое состояние. Она использовала это место в качестве убежища и никому о нем не рассказывала.

Руины также отлично подходили Виллару для хранения его принадлежностей. За последние месяцы Грисвольд снабдил Виллара несколькими коробками с гравием – ключами к различным статуям, разбросанным по городу. Ему было из чего выбрать. И, конечно, он владел сердцами, которые пришлось добывать самостоятельно. Их было намного меньше гравия. Осталось всего два, но эта проблема легко решалась. Он заставит голема собрать еще несколько, прежде чем разорвет связь. Стоило рискнуть сердцем, чтобы не дать чужаку и Меркатор добраться до поместья.

Когда Меркатор ушла, Виллар проник в руины. В спешке не позаботился о привычных мерах безопасности. Это было не главное действие, а лишь краткая интерлюдия. Ему ничто не грозило; о руинах знали только они с Меркатор, а она не вернется. Он приготовил постель и начал ритуал.

Раньше Виллар собирался просто остановить Меркатор. Да, чужака он убьет, но Сикара не требовалось умирать. Главное – не дать им поговорить с герцогом. Но потом она догадалась, что он с самого начала пытался расстроить мирное решение. Если бы Меркатор рассказала остальным, они обратились бы против него – и все его труды пропали бы. Разумеется, мир не нуждались в двух предводителях; он мог быть и герцогом, и представителем своего народа. А кроме того, калианская кровь делала ее выродком.

Виллар позаимствовал данный термин у епископа, однако слово было весьма уместным. Хватало смешения эльфийской и человеческой крови. В далеком прошлом один из предков Виллара совершил эту ошибку, но семейство Сикара не просто прибегло к необходимости, а погрузилось на самое дно. Прадед Виллара Ханис Орфе отправился в Альбурнию вместе с Садаршакаром Сикара после падения Мерредидда. Они поссорились, когда Садаршакар решил жениться на темнокожей калианке. Их кланы разделились; Орфе проявили твердость, а Сикара – податливость. Дальнейшие связи с калианцами разбавили кровь Сикара, и Меркатор являла собой очевидный результат этого разбавления. Она была в большей степени калианкой, чем кем-либо еще. Ей не хватало достоинства и целеустремленности, и внешностью она едва напоминала мир.

Виллар поднялся и направился к котлу с чистой водой. На всякий случай понюхал содержимое, потом смочил угол большого одеяла и, стиснув зубы, осторожно протер рану. Часть крови легко смылась, но кровь вокруг пореза засохла, и ему не хотелось трогать ее.

Обернувшись, Виллар посмотрел на дверь в маленькую камеру.

Он совсем забыл про герцогиню. Она сидела тихо. Даже не поприветствовала его очередной безвкусной насмешкой. Обычно герцогине просто не удавалось держать рот на замке, а рот у нее был большой и громкий. Она была их пленницей, заложницей, однако отказывалась вести себя соответственно. Беспомощной, плененной женщине полагалось тихо всхлипывать в углу, или просить не убивать ее, или возносить молитвы своему богу. Но только не этой.

Виллар хотел прикончить ее прошлой ночью. Ритуал требовал сосредоточенности, и он не мог допустить, чтобы она мешала, – и не мог позволить ей выдать его секрет, если кто-нибудь явится.

Виллар давно собирался убить герцогиню. Теперь, когда Меркатор больше нет, а пир неминуем, у него наконец появился шанс. Нельзя рассчитывать, что она не станет шуметь. Виллар принялся искать нож, переворачивая ящики с шерстью и отшвыривая кипы полотна. Осмотрел пропахшие уксусом бочки и вытряс тряпки. Ничего.

Меркатор, как ты работала без ножа?

Потом Виллар вспомнил, что нож был у нее с собой в галерее, когда голем…

Нет, не голем, это был я, и я сожалею о случившемся.

Смерть Меркатор – большая утрата; мир требовалось вновь обрести величие, которым они обладали в прошлом, и после пира многие места останутся незанятыми. Став герцогом, он сделал бы ее герцогиней. Может, она и была полукровкой, но все равно оставалась потомком знаменитого рода Сикара. Виллару нравилась идея превратить Альбурн в королевство мир, каким был Мерредидд. Меркатор сыграла бы свою роль в возвращении их наследия. Ее смерть была потерей.

Виллар в последний раз огляделся, не увидел ножа и, смирившись, обхватил локти руками.

Придется удушить сучку.

Будучи големом, он убил десятки людей. Так Виллар добывал сердца, эти редкие ингредиенты. Поначалу он тщетно пытался использовать сердца животных. Затем вмешался Феррол, и удача улыбнулась Виллару.

Это случилось в последний жаркий день осени. Он следил за шестью детьми, игравшими у водосточной канавы в том месте, где Трущобы и Новый Гур Эм граничили с городской гаванью. Виллар пришел сюда, чтобы посмотреть, как загружают корабли; по крайней мере, так он себе сказал. В действительности он искал жертву, вновь прибывшего иммигранта без семьи и друзей. Неприметного, слабого, ошеломленного большим городом. Малолетку, с которым легко справиться.

Небо заволокли тучи, вечерняя жара нагнала грозовые облака. Дети сдвинули с цистерны тяжелую металлическую крышку и по очереди прыгали в каменный резервуар, вылезая наверх по веревке. Очевидно, они занимались этим все лето. Веревка выцвела и перетерлась в месте контакта с острыми краями цистерны. Дети не обращали внимания на дождевые тучи, спрятавшие небо. Виллар хотел прогнать их для их же блага, но кое-что остановило его. Среди детей были два калианца, один гном, один мир и два человека. Если бы группа состояла из одних мир, он бы велел им вылезать. Вероятно, поступил бы так же, даже если бы с ними были гномы и калианцы. Но присутствие людей разъярило Виллара. Он не мог заставить себя прогнать их.

Небо потемнело, и один человек, гном и оба калианца ушли. Другой человек и, к отчаянию Виллара, мир остались. Они продолжили играть, словно их извращенная дружба была совершенно нормальной. Испытывая брезгливость, Виллар собрался уходить. Он уже шагал прочь, когда веревка лопнула. Раздались крики и призывы о помощи.

Кроме него, никто не услышал.

«Маром клянусь! Спасибо Новрону! – воскликнул человек, когда Виллар наклонился через край. – Ты можешь спустить веревку?»

Ты можешь спустить веревку? Этот голос по-прежнему звучал в ушах Виллара. Ребенок не сказал «господин», не произнес «пожалуйста», просто «ты можешь спустить веревку?» Обычный человеческий ребенок отдал ему приказ пренебрежительно и властно, будто аристократ. Мелкое отродье думало, что Виллар подчинится. А почему нет? Сколько раз люди у него на глазах поступали так же? Сколько раз он видел, как взрослые мир улыбались и кланялись, забывая о достоинстве?

Дети барахтались в цистерне внизу. Без веревки они оказались в смертельной ловушке – внутренние стенки были отвесными и скользкими от водорослей.

«Вам не следует здесь играть, – сказал Виллар. – Это опасно. Вот почему тут крышка. Скоро начнется дождь. Ливень быстро заполнит цистерну».

«Ничего страшного, – улыбнулся ему маленький человек. Его щеки были пухлыми от достатка. Ни у одного мир не было таких щек. В этой улыбке сквозила тошнотворная уверенность, убежденность, что жизнь о нем позаботится. Он ничего не боялся и не сомневался, что Виллар спасет их. – Если пойдет дождь, вода поднимет нас, и мы просто вылезем».

Он был прав. Даже без веревки они могли спастись – если дождь будет достаточно сильным.

Они думали, Виллар шутит, когда он закрыл крышку. Смех стих, когда он закрепил ее металлическим стержнем, который вытащили дети. С закрытой крышкой, под нарастающий рев дождя, их никто не услышал. Виллару было жаль, что один ребенок оказался мир, но вот что получается, когда водишься с неподходящей компанией.

Он вернулся до рассвета, чтобы забрать трофеи, и ни Динг, ни Ним не спросили, где он взял сердца.

Выяснилось, что сердца мир работали лучше – по крайней мере, у Виллара. Сердце человека создало неясную, мутную, прерывистую связь, сердце мир – четкое соединение. Новички-заклинатели предположили, что чем ближе находилось сердце к тому, кто проводит ритуал, тем четче была связь. На Виллара возложили обязанность добывать сердца для Эразма и Грисвольда. Он тратил одно, чтобы получить два или три, при удаче – четыре. Темные, извилистые переулки Трущоб идеально подходили для убийства невнимательных жертв. Сердца низших слоев общества не только лучше работали, охота на них давала еще одно преимущество. Мало кого тревожила смерть юных мир, калианцев или гномов. Это становилось ясно по мере того, как гибло все больше детей, а городская стража ничего не предпринимала. Небрежные расследования способствовали усилиям Виллара, подстрекавшего людей на бунт. Свидетели – если они имелись – оставались незамеченными или рассказывали истории о моргане.

Виллар посмотрел на синюю занавеску на входе в старые развалины. По солнцу на ткани он видел, что уже почти полдень. Скоро начнется пир. Эразм мертв. Если чужаку удалось доставить письмо герцогини ее супругу – и тот согласился на реформы, – Грисвольд откажется участвовать. Как и другие. Им недоставало отваги и убежденности. Полномасштабного восстания, на которое надеялся Виллар, не будет, однако один-единственный голем – правильный голем, – выпущенный в нужном месте в нужное время, может сделать свое дело.

И потому, прежде чем открыть следующую коробку с обломками и начать ритуал, требовалось позаботиться еще кое о чем. Пришла пора убить герцогиню Рошельскую.

* * *

Дженни не понравился внешний вид Виллара. Он ей никогда не нравился, но сегодня особенно. Что-то произошло плохое. Его грудь была в крови, а лицо заледенело, что свидетельствовало о чем-то худшем, нежели скверный сон. Потом он принялся крушить комнату, и она все поняла.

Герцогиня предположила, что что-то не так, еще прошлой ночью, когда Виллар пришел один. Прежде он не появлялся в отсутствие Меркатор, и Дженни испугалась. И Виллар ни разу не позвал Меркатор по имени. Знал, что ее здесь нет. Дженни едва не спросила про письмо, но сдержалась. От нехороших предчувствий ее сердце будто застряло в горле. Она смотрела, как он открыл коробку и изучил содержимое: нечто размером со сморщенное яблоко, камни, несколько листьев. Виллар добавил прядь своих волос, закрыл коробку и поставил на огонь.

Он уселся на пол и расстелил одеяло, словно собирался вздремнуть. Дождался, пока коробка почти полностью сгорит. Когда дерево стало пепельно-белым, лег и заговорил нараспев, произнося слова, которых Дженни не понимала. Тлеющая коробка изрыгнула облачко дыма.

Глаза Виллара были закрыты, и он продолжал напевать, а Дженни смотрела, как ярко-белое облако выползает из коробки и устремляется к двери, будто обладает разумом и целью. Виллар замолчал, а через пять минут задергался и заметался. Его глаза по-прежнему были закрыты; казалось, он видит плохой сон. Он пролежал так немного, затем широко распахнул глаза, ахнул и тяжело задышал.

«Как?» – спросил он и снова уснул.

Дженни долго ждала, а потом любопытство пересилило, и она попыталась заговорить с Вилларом, но он ее не слышал. Тогда она поняла, что пора действовать. Достала монеты, ключ и принялась за работу. Дженни не знала, сколько у нее времени, а потому спешила. Она проверила монеты на отдельных волосках, и кромки отлично резали, но когда дело дошло до целых прядей, оказались намного тупее, чем ей хотелось. Прислушиваясь к глубокому дыханию Виллара за дверью, Дженни выдернула столько же волос, сколько срезала.

Она надеялась, что Меркатор жива, но ее отсутствие свидетельствовало об обратном. Пока Меркатор была ее тюремщиком, Дженни думала, что сумеет спастись. Теперь караул сменился, и пришла пора воплотить в жизнь ее план. Как и все побеги из тюрьмы, план был бескомпромиссным. Она либо спасется, либо умрет. Подобные мысли мешали крепко держать монеты в пальцах.

Это не сработает! Это безумие. Что я делаю?

Я делаю что-то, а что-то – намного лучше, чем ничего. Может, я погибну, но не собираюсь просто сидеть здесь в отчаянии. Это шанс, черт бы его побрал! Прекрати размышлять и режь!

Оказалось, спешить было некуда. Виллар проспал до утра.

Проснулся он в дурном настроении. Умылся и начал оглядываться, роясь в вещах Меркатор. У Дженни возникло нехорошее предчувствие, будто она знает, что он ищет.

* * *

Виллар подошел к двери камеры и дернул, но дверь не шелохнулась. Меркатор попросила Грисвольда сделать замки для двери и ошейника. Они открывались ключами, которых у Виллара не было.

Ни ножа. Ни ключа. Даже после смерти Меркатор причиняет мне неприятности.

Он вновь перевернул все ящики и разбросал рулоны льна и шерсти. Разочарование обернулось гневом, и Виллар начал ломать вещи. Даже пнул висевший над очагом котел и опрокинул металлическую треногу, которая зазвенела. Он осмотрел бочки и вытряс тряпки.

Почему это так сложно? Она что, и ключ с собой взяла? Зачем? Почему не оставить его поблизости? Не повесить на стену…

Неожиданно Виллар увидел его. Блестящий ключ висел на крючке рядом с дверью. Виллар понятия не имел, почему не заметил его раньше, вероятно, не ожидал от Меркатор столь рационального поступка. Не обнаружив ножа, он решил, что и с ключом она обошлась соответственно. Виллар схватил ключ. Его кровь кипела. Он был готов убивать. Однако мысль, чтобы действительно задушить благородную сучку, дотронуться до нее, вызывала омерзение. Тогда Виллар вспомнил про треногу из металлических прутьев. Лучше забить пленницу насмерть. Я справлюсь!

Вернувшись к котлу и треноге, он увидел клинок на дне пустой емкости – маленький, чуть больше ножа для чистки овощей. Меркатор оставила его там, где чаще всего использовала. Ухмыляясь, Виллар взял нож. С ножом в одной руке и ключом в другой он шагнул к запертой двери. От ярости у него тряслись пальцы, и он не сразу попал ключом в замок. Пришлось сунуть нож под мышку, чтобы вставить ключ в скважину обеими руками.

Сейчас он не подойдет…

Виллар повернул ключ и услышал, как щелкнули сувальды. Замок открылся.

Наконец хоть что-то сработало!

Распахнув дверь, он увидел герцогиню. Ленивая корова спала на полу, укрывшись одеялом Меркатор, так, что виднелась лишь макушка головы. Цепь тянулась от стены к ошейнику, который скрывали длинные светлые пряди волос. Это была идея Меркатор. Ей требовалось кормить корову, а значит, открывать дверь. Без ошейника крупная женщина одолела бы Меркатор, как только та отперла бы замок. Прикованная за шею, герцогиня была беспомощна.

Виллар шагнул в камеру и остановился. Что-то было не так – точнее, много чего. Фигура под одеялом была слишком маленькой. Он видел волосы, торчавшие там, где полагалось быть голове, там, куда тянулась цепь, но не видел бугра, не видел самой головы – одни пряди. На мгновение он подумал, что за дни голодовки герцогиня волшебным образом превратилась в костлявого гнома, но это было невозможно.

Движение ногой быстро раскрыло правду. Одно одеяло укрывало солому, другое было скомкано в форме тела. Еще имелась кучка остриженных волос и ошейник – пустой ошейник.

Обернувшись, Виллар заметил, как пленница рванулась к двери. Она стояла сбоку от нее, когда он вошел. Герцогиня выбежала и попыталась захлопнуть дверь – намеревалась запереть его! Старая корова не могла сравниться с мир. Виллар пинком распахнул дверь, опрокинув женщину на спину.

Она вскрикнула и вытянула руки, чтобы защититься.

– Пора умирать, жирная корова!