Книга: Смерть леди Далгат. Исчезновение дочери Уинтера
Назад: Глава девятая. Пожиратели золота
Дальше: Глава одиннадцатая. Новый Гур Эм

Глава десятая

Венлин стоит

Епископ Медфордский Морис Сальдур благоговейно смотрел на потолок главной капеллы в Гром-галимусе. Фреску создал знаменитый имперский художник Элайя Гендель. Красота, глубина, яркость красок, какими играло изображение Новрона, получающего из рук Марибора Релакан, олицетворяли собой мастерство. Несколько картин на стенах собора также были созданы Генделем, которого нанял епископ Венлин сразу после падения Персепликвиса. Венлину принадлежало знаменитое высказывание: «Новрон позволил тебе пережить гибель столицы, Элайя, чтобы ты мог украсить новую». То, что не было расписано, было высечено из мрамора. Три величайших скульптора трудились над собором: Бэрк Татчер, в молодости учившийся в Академии искусств Персепликвиса; его сын Элрик Татчер, который превзошел своего отца; и лучший из всех, Марли Лэйтон, который прославился огромной статуей Новрона, стоявшей на площади.

– Потрясающе, не правда ли? – сказал Тайнуэлл. Епископ тоже смотрел вверх. – Это самое близкое к Империи Новрона, что у нас есть.

– Великолепно, – согласился Сальдур.

– И это мой дом, – самодовольно улыбнулся Тайнуэлл, будто обожравшийся гость на пиру.

Это раздражало Сальдура. Он понимал, что причина исключительно в зависти, но ничего не мог с собой поделать. А кто бы смог? Вполне вероятно, Гром-галимус был самым священным местом во всем Элане. Почему патриарх и архиепископ предпочитали ютиться в руинах замка, построенного нечестивым варваром Гленморганом, который в буквальном смысле уничтожил последние следы империи, было выше понимания Сальдура. Даже Коронная башня была святым реликтом по сравнению с Маресским собором. Сальдура сослали в дешевое подобие Гром-галимуса, возведенное бандитами-неучами в культурной пустыне, также известной как Меленгар. Его церковь воздвигли наспех, с искусностью слепой коровы, у которой хвост измазан краской, и по святости она могла соперничать с беленым борделем. «Вот в чем суть религии», – со вздохом подумал Сальдур, глядя на мрамор и золото. Заметив ухмылку Тайнуэлла, он нахмурился и сказал:

– Пообедаем здесь или пойдем наружу?

– Рошель действительно может похвастаться многочисленными приятными кафе и трактирами. – Тайнуэлл сыпал соль на рану Сальдура, поворачивал в ней кинжал, наслаждался его завистью. – Но я взял на себя смелость приказать подать мясо и хлеб в мой кабинет. Решил, что уединение располагает к более откровенной беседе.

Морис Сальдур надеялся пообедать в симпатичной кофейне на противоположной стороне площади, через которую шел по пути сюда. В Медфорде и даже в Колноре таких заведений не наблюдалось, однако в Рошели они были повсюду. Хотя он предпочитал добрый бренди крепкому кофе, епископу не подобало задерживаться в местной таверне. Однако кофейни – другое дело. На просвещенном востоке они считались местами интеллектуальных бесед, и образованный епископ был там желанным гостем. Сальдуру не нравилась идея жевать жилистое мясо за старым столом в тесной комнатушке, но он покорно принял приглашение хозяина и последовал за Тайнуэллом через украшенную причудливой резьбой дверь из красного дерева в личный кабинет епископа Альбурнского.

Увидев, что находится за дверью, Сальдур испытал потрясение. Обычным кабинетом это можно было назвать с той же натяжкой, что Гром-галимус – обычной церковью.

Тайнуэлл провел его анфиладой комнат, столь же пышных, как и сам собор. Фрески, вероятно, работы Генделя, украшали потолок, не предназначавшийся для глаз простых смертных. Они миновали до блеска отполированный письменный стол Тайнуэлла и оказались в отдельной анфиладе. Плюшевая мебель стояла полукругом перед массивным мраморным камином, в котором ярко пылали три огромных полена. Одну стену занимало колоссальное витражное окно; на другой была фреска, на сей раз с изображением смеющегося Новрона, державшего в руке серебряную фляжку. Он сидел в кресле и беседовал с пожилым человеком в подозрительно современном церковном облачении. Фоном служило продолжение комнаты, в которой находились епископы.

Иллюзия создавалась потрясающая. Сальдуру показалось, будто он может шагнуть во фреску.

– Венлин, – Тайнуэлл кивнул на старика на стене, – велел Генделю поместить Господа нашего в своем кабинете, а себя – на картину. Это самое откровенное изображение Новрона. Граничит с непотребством, но его видят только епископы. История гласит, что Венлин заказал эту фреску, желая продемонстрировать человечность Новрона, и что здесь, в святости этого кулуарного убежища, мы тоже можем расслабиться и быть людьми. – Епископ пренебрежительно усмехнулся. – Лично я считаю Венлина самовлюбленным эгоистом. Мне говорили, что в старости он думал, будто Новрон действительно говорит с ним. – Тайнуэлл пристально оглядел картину, занимавшую всю стену, так, что Венлин и Новрон были выполнены в натуральную величину. – Представляете, как его святейшество, самопровозглашенный патриарх, сидит в этой комнате и болтает сам с собой, воображая, будто говорит с Новроном? Удивительно, не правда ли? – Он сделал жест в сторону дивана. – Прошу, садитесь.

Лишь тогда Сальдур заметил на столе пиршество из оленины и перепелов.

– Вы хорошо живете, – сказал он, усаживаясь и принимаясь за еду.

– Хорошо жил Венлин, – уточнил Тайнуэлл, закрывая и запирая двери. – Я лишь пожинаю плоды его наследия. – Епископ Альбурнский сел напротив Сальдура, откинулся назад, скрестил ноги и положил длинную руку на подушки. – Вас послал патриарх?

Сальдур оторвал перепелиную ножку.

– Ну, не совсем. Я не общался с патриархом. Я никогда его не видел. – Он показал ножкой на картину. – Это самая близкая моя встреча с патриархом церкви. Порой я гадаю, а существует ли он. Может, Нилнев умер десять лет назад, а архиепископ никому не сообщил. Галиен вполне мог так поступить – и концы в воду. Однако архиепископ вручил мне послание, которое, по его словам, получил из рук самого Нилнева. – Сальдур достал из кармана запечатанное письмо и отдал Тайнуэллу.

Епископ Альбурнский сломал печать, прочитал письмо и улыбнулся.

– Не возражаете? – спросил Сальдур, протягивая руку.

Тайнуэлл покачал головой и передал ему послание.

Сальдур пробежал его взглядом.

– Что ж, это большая честь. Патриарх предоставил вам самолично выбрать нового короля. Разумно. Вы знаете свое королевство и лучше всех можете оценить претендентов. – Сальдур проглотил великолепный кусок перепела и потянулся к кувшину, в котором, как он надеялся, было вино. – Вы позволите?

– Разумеется.

Сальдур наполнил кубок жидкостью, увы, оказавшейся медовухой. Он ее не любил. Епископ поднял испачканный жиром палец.

– Главное – выбрать того, кто согласится уступить бразды правления, когда наступит нужный день.

– А он наступит? – осведомился Тайнуэлл.

Сальдур вскинул брови. Подобный вопрос граничил с ересью, но то же самое можно было сказать и о картине за его спиной, которую заказал основатель церкви Нифрона. Вот почему подобное запрещено законом. Соблазн ведет к ошибкам.

– Очень на это надеюсь, – ответил Сальдур. – Иначе я зря убил целую королевскую семью и десяток бюрократов в придачу.

Тайнуэлл выпрямился.

– Гибель «Вечной империи» – ваша работа?

Сальдур кивнул.

– Но это не… Подождите, как вам удалось подстроить бурю?

– Никакой бури не было. Она существовала лишь в истории, которую мы распространили. А поскольку мы поведали всем об ужасном шторме за несколько дней до предполагаемого прибытия «Вечной империи», никто не счел гибель корабля странной.

– И как же он затонул?

– «Вечная империя» была великолепным судном. Новым, современным трехмачтовым четырехпалубным фрегатом. Имелась даже носовая фигура в виде крылатой женщины. Рейнолд не поскупился. Я не мог впустую пожертвовать тем, что еще может пригодиться будущей империи.

– Значит, он не затонул?

– Сейчас корабль стоит в гавани Аквесты, где с него снимают все приметные детали. Мы добавили симпатичные зеленые флажки и переименовали его в «Изумрудный шторм». Согласитесь, звучит поэтично.

– А что случилось с королевской семьей?

– Ее отпустили. – Сальдур с усмешкой наблюдал за реакцией собеседника. В своей роскошной обители Тайнуэлл вел себя самодовольно, однако его великолепная жизнь была столь же хрупкой, как и любая другая. До установления новой империи все они были тенями, которые прячутся от света.

– Но… но…

Подняв вторую запачканную руку, Сальдур прервал Тайнуэлла:

– Отпустили в море, в нескольких милях от берега… со связанными руками.

– Ясно.

Сальдур взял хлеб и отломил кусок.

– Кого же вы выберете?

– Что? – переспросил Тайнуэлл. Его глаза бегали, без сомнения, он представлял, как королевскую семью, их родственников и всех королевских распорядителей швыряют за борт.

– Если верить слухам, вы собираетесь устроить состязание. Это правда? Лично я считаю данную идею не слишком удачной.

Не слишком удачной. Это было преуменьшение века. Разумеется, все можно было подстроить таким образом, что нужный кандидат одержит победу, но вдруг случится нечто непредвиденное? Тогда на троне окажется «неправильный» король, и понадобится еще один несчастный случай. Слишком много несчастных случаев вызовут подозрение. Нет, состязания опасны своей непредсказуемостью.

Тайнуэлл криво улыбнулся. Сальдуру было не до смеха.

– Это не игра. Мы это делаем не для собственного удовольствия.

– Вы занимаетесь своим престолонаследием, а мне предоставьте заниматься моим.

Этот плохо скрытый намек на неудачу в Меленгаре Сальдур воспринял как незаслуженную пощечину. Он помог Тайнуэллу избавиться от альбурнского короля-монархиста – что всегда было самой сложной частью, – и коллеге-епископу следовало быть более благодарным.

– Лично я выбрал бы Армана Колдера.

– Колдера? Вы серьезно? Из всех семейств Альбурна у него самые слабые корни. Не может похвастать ни воспитанием, ни связями. Я также слышал, что он не потрудился привезти с собой семью, несмотря на мои особые инструкции. Мне безразлично, что у его сыновей лихорадка. Это не повод игнорировать мой эдикт и оставлять дома жену и дочь, не говоря уже о сыновьях.

Тайнуэлл покачал головой, а Сальдур продолжил:

– Арман – не слишком известный граф, но у него также не столь раздутое эго, и это качество может весьма пригодиться нам, когда…

Сальдур замолчал; Тайнуэлл его не слушал. Он отстраненно смотрел на фреску с Венлином.

– Вы собираетесь съесть хотя бы что-нибудь? – поинтересовался Сальдур, обведя рукой пиршество. – Я ощущаю себя обжорой.

– Что? А, нет, я не голоден.

– Правда? Если бы у меня в Медфорде была такая еда, я бы уже весил фунтов четыреста. – Хозяин по-прежнему не обращал на него внимания. – Что-то не так?

– М-м-м? – Тайнуэлл поднял голову, словно проснувшись. – Нет, ничего…

– Вы же не рассматриваете кандидатуру Леопольда Харгрейва? Конечно, он весьма сговорчив, но этот человек – ужасный администратор. Если он станет королем, нас ждет финансовая катастрофа.

Тайнуэлл наконец сосредоточился на беседе и кивнул.

– Лео старомоден. Его семья – потомки имперского совета. В Рошели живут три самых известных семейства, переживших падение: Харгрейвы, Колдеры и Киллианы. Флорет Киллиан даже утверждает, что является прямым потомком брата Персефоны. Эти семейства, вместе с лордом Дарием Серетом, создали провинцию, впоследствии ставшую королевством. Лео верит в древние обычаи, добродетели, когда-то ценившиеся у тешлорских рыцарей старой империи. Нам это ни к чему.

– Совершенно верно. Что ж, кого бы вы ни выбрали, не забывайте, что ему действительно придется править королевством.

Тайнуэлл посмотрел на Сальдура и улыбнулся.

– Да, да, разумеется. Именно так. Это… очень важное решение. Мне нужно тщательно оценить выбор.

– Да, однако медлить тоже нельзя. Когда пир, через три дня?

Тайнуэлл продолжал кивать.

– Вы совершенно правы. Просто…

– Что?

Епископ Рошельский закусил нижнюю губу и произнес:

– Я хочу, чтобы мое решение одобрил патриарх.

Сальдур вскинул руки.

– Он наделил вас властью, а потому вряд ли будет жаловаться на результат.

Тайнуэлл улыбнулся:

– Да, верно. Может, я все-таки что-нибудь съем. – Он взял кусочек хлеба и положил на него мясо, а потом спросил, снова глядя на картину: – Вам это не кажется странным?

– Что именно?

– Венлин стоит.

Сальдур повернулся и посмотрел на фреску.

– Взгляните на него. Патриарх в присутствии самого Новрона – и он не опустился на колени, не простерся ниц. Нет, он стоит, распрямив плечи. Словно чувствует себя равным нашему Господу. Откуда такая уверенность?

– Полагаю, это как-то связано с управлением остатками империи.

– Думаю, вы правы.

Назад: Глава девятая. Пожиратели золота
Дальше: Глава одиннадцатая. Новый Гур Эм