Глава шестая

Чем мы дышим, что мы пьём

Мне регулярно приходится слышать от разных собеседников, что наши далёкие предки, не знавшие урбанизации, наслаждались гораздо более здоровой жизнью, чем мы, современные горожане. Безусловно, в городе гораздо более безопасно и удобно, если сравнивать с дикой природой или даже деревней. Но за это мы вынуждены расплачиваться! Живём друг у друга на голове, радуемся каждому лишнему дереву в районе, соседствуем с голубями, крысами и тараканами, а остальных животных видим либо по телевизору, либо в зоопарках, либо во время коротких набегов в сельскую местность. Самое же главное – подвергаемся воздействию всяких невидимых глазу, но очень вредных для здоровья факторов. И газовый состав воздуха в городе не тот, и вода у нас не пойми какая, и пищу во вредный пластик заворачиваем, а потом с него же и едим. Вдобавок регулярно изобретаем какие-нибудь новые способы массово отравиться или нанести своему организму другой заметный урон: то меламин в сухое молоко добавим, то организуем выбросы сероводорода в воздух, да такие, чтоб нормативы в семь раз перекрыть.

Всё это неизбежно приводит к мысли, что, сменив зелёные джунгли на бетонные, человечество ничего не приобрело, а скорее прогадало. Со многими приведёнными пунктами не поспоришь, но вывод кажется немного скоропалительным, особенно если учитывать среднюю продолжительность жизни, которая заметно увеличилась с доисторических времён, а также тот факт, что городское население планеты неуклонно растёт год от года и перегнало деревенское по численности ещё пять лет назад. Очевидно, что стоит внимательно рассмотреть все доводы в пользу губительности городов и найти, какие из них стоят беспокойства, а какие нет. Осторожность лишней не будет: в нашей истории действительно полно примеров, когда люди, в силу недостаточной информированности о свойствах разных веществ, использовали те или иные опасные материалы, совершенно не заботясь о вреде, который от них исходил. Хрестоматийный пример – 30-е годы прошлого века, когда в моду вошли радий, торий и полоний в косметике, лекарствах, минеральной воде и пище. О том, что в больших количествах излучение от них опасно для здоровья, учёные были в курсе. Но при этом имелись клинические данные, что крошечные дозы быстро выводятся из организма, за 3–4 часа, поэтому, по существовавшим воззрениям, особого вреда нанести не могут. А напротив, делают кожу белее и активизируют эндокринную систему.

Благодаря репутации волшебного целительного средства радиоактивные изотопы металла принялись добавлять в мази, кремы и помады, средства для ванн, мыло и зубную пасту. Стали изготавливать особые приборы, насыщающие воду радиацией: либо делали кувшины с радиоактивными вкраплениями и называли «revivator» или «vitalizer», то есть «придающий жизнь», либо, как сейчас сказали бы, погружные системы – «эманаторы», с помощью которых обогатить водичку излучением можно было в обычном стакане. Делали плитки радиоактивного шоколада и сигареты с радием. Даже покрывали им презервативы и рекламировали средство для повышения потенции на его основе – в виде ректальных свечей!

Но в 20-30-х годах с радием стали происходить всякие неприятные инциденты. Сначала на фабрике по производству часов – а изотоп добавляли в люминесцентную краску на стрелках – произошло массовое радиационное отравление работниц. Как выяснилось, представители компании не сообщили им об опасности радия, и они смачивали слюной кисточки, которыми наносили краску, а также красили ею ногти и зубы. Инцидент получил название «радиевые девушки» (Radium Girls). А потом в 1932 году от передозировки препаратом «Радитор» – смесью дистиллированной воды, радия-226 и радия-228 – умер американец Эбен Байерс, сын сталелитейного магната, спортсмен и вообще знаменитость. Он начал пользоваться снадобьем, чтобы излечиться от большой гематомы, образовавшейся на руке после падения, в 1927-м. Уверовал в его целительную силу и в итоге выпил около 1400 бутылочек, а бросил через три года, после того, как радий накопился в его костях вместо кальция, и у него выпали все зубы и отвалилась часть нижней челюсти. Поскольку итоговая доза полученного излучения оказалась в три раза выше смертельной, Эбен Байерс был обречён. О его случае написал «Wall Street Journal», информация наложилась на скандал с Radium Girls, всплыли результаты исследований, где доказывалось отсутствие пользы от радиоактивных мазей и бальзамов, и оборот подобной продукции запретили.

Похожим образом мы долго не могли отказаться от природного токсичного материала – свинца. Обрабатывать этот легкоплавкий и ковкий металл люди начали ещё восемь с половиной тысяч лет назад. В античные времена главным поставщиком и пользователем свинца был Древний Рим. Из него делали посуду для знати и использовали при строительстве водопроводов. Правда, уже тогда лучшие умы эпохи подозревали свинец в токсичности: учёные-энциклопедисты Плиний Старший и Витрувий полагали свинцовые трубы в водопроводе «вредными для общественного здоровья». В Средневековье металл почти не добывался, поэтому использовался только в таких важных предметах, как печати, скрепляющие папские буллы и царские указы. Под занавес Тёмных веков его придумали добавлять в вино – чтоб улучшить вкусовые качества! А затем вернулись к идее свинцовых водопроводов. Именно такой появился в Кремле в 1633 году: вместе с системой доставки воды из Москва-реки через Водовзводную башню его построил шотландский инженер Христофор Галовей, и трубы пролежали сотню лет. Однако только во время Индустриальной революции металл пригодился по-настоящему. Уже в начале 40-х годов XIX века на планете производилось более 100 тысяч тонн очищенного свинца. За последующие 20 лет объём производства вырос в 2,5 раза. Из соединений и сплавов этого химического элемента люди приспособились делать массу вещей: от пуль, домашней утвари, типографских шрифтов и водонепроницаемой оплётки для проводов до катодных материалов в литиевых аккумуляторах, присадки к бензину, инсектицидов, взрывчатки и специального вяжущего вещества, которое широко используют при производстве спичек. Кроме того, на основе соединений свинца придумали краски, в том числе знаменитые «свинцовые белила», а раньше смело добавляли их в косметику! Отбеливающие мази, кремы от веснушек, высветляющая краска для волос – всё это делалось на основе солей свинца, и долго никому не приходило в голову проверить, что же происходит с организмом от регулярного употребления таких средств. Первые широкомасштабные исследования относятся только к 60-м годам ХХ века. Довольно быстро удалось установить, что многими веществами со свинцом в составе очень легко сильно отравиться, в особенности ребёнку. Но более низкие уровни воздействия, которые протекали без явных симптомов, долго считались безопасными. И лишь с течением времени удалось установить, что

даже невысокая концентрация свинца, регулярно действующая на человеческий организм, вызывает необратимые неврологические и поведенческие изменения. Страдает головной мозг и вся центральная нервная система, развиваются анемия, почечная недостаточность и иммунный токсикоз, а у детей наблюдаются существенные нарушения в интеллектуальном развитии и усиливается антиобщественное поведение.

Тем не менее из состава косметических средств свинец вывели только в середине 80-х. Подавляющее большинство бедных африканских и азиатских стран продолжает массово использовать дешёвые свинцовые краски. А от этилированного бензина – то есть такого, в который добавлен ядовитый тетраэтилсвинец для повышения октанового числа, – в нашей стране, например, отказались только в 2002 году. А в туристическом Таиланде его до сих пор используют, хотя всем известно, что выхлопные газы от него особенно ядовиты и вредны.

Нередко опасные вещества, которые раньше активно использовались, например, в строительстве, передают своеобразный «привет» в настоящее, где ими уже не злоупотребляют.

Одним из героев нашего фильма-расследования «Город-убийца» стал руководитель ЛДПР Владимир Жириновский. В конце 2013 года он потребовал от спикера нижней палаты российского парламента Сергея Нарышкина произвести ремонт в своём кабинете. Дело в том, что уже некоторое время политика беспокоили проблемы со здоровьем, когда он проводил в помещении длительное время: вроде и голова не болит, но тяжело дышать, и общее неприятное чувство, объяснения которому врачи никак не могли отыскать. А потом там взяли пробы воздуха и выяснили, что превышение по содержанию формальдегида составило почти семь раз, а стирола – почти в два. И виной тому были дешёвые ДСП-панели, которыми во время одного из ремонтов облицевали кабинет: никому не известно, что использовал неведомый производитель во время их изготовления, но вредные вещества они испаряли знатно. Со свойственной ему экспрессией Жириновский проклял двадцать лет, которые он провёл в отравленных стенах, и настоял на немедленном ремонте. В течение трёх лет в кабинете поменяли ДСП-панели на гипсокартон, сменили лакокрасочное покрытие полов, заменили двери и полностью обновили мебель. После этого мы навестили главу российских либерал-демократов и снова изучили состав воздуха. Нельзя сказать, что ремонт ничего не дал: формальдегида стало всё же поменьше, превышение его концентрации упало с семикратного до трёхкратного. А вот содержание стинола почти не изменилось. Расстроенный политик позвал специалистов и адресовал им вопрос: «Теперь-то что мне убирать?» А оказалось – нечего: виноваты межэтажные перекрытия, которые так просто уже не поменяешь.

Такие ситуации на Западе называют «синдромом больного здания». Ещё в 1984 году Всемирная организация здравоохранения обнаружила, что в 30 % всех новых и реконструируемых зданий в мире наблюдаются серьёзные проблемы с внутренним воздухом. С годами этот процент, к сожалению, не становится меньше. Один из главных исследователей в этой области – доктор Дон Милтон из Мэрилендского университета (США). Как он сумел убедиться,

люди вообще слишком мало думают о том, чем дышат в помещениях. Между тем в реальности воздух внутри них в среднем в 4 раза грязнее и в 6 раз токсичнее, чем на улице!

Чего только не встречается в обычной комнатной атмосфере, от обычной пыли и целого сонма бактерий и вирусов до спор плесени и откровенно токсичных соединений. Например, если в комнате установить натяжной потолок из дешёвых китайских материалов, купленных в безымянном павильоне на строительном рынке, то велик шанс получить переизбыток фталатов в воздухе. Соли и эфиры фталевой кислоты добавляют в потолочный ПВХ, чтобы тот был более прочным и эластичным; когда экономят на материалах, добавки приходится класть столько, что она начинает испаряться в воздух. Мы не можем зарегистрировать наличие фталатов поблизости, но это не мешает им наносить вполне конкретный вред нашему организму. Страдают почки и печень, в опасности репродуктивная система, особенно пагубно отражаются фталаты на детях. К счастью, производители сертифицированного товара за ними внимательно следят и не допускают их наличия в своих потолках.

Другая напасть – плесень, которой примерно в равной степени подвержены городские квартиры и Международная космическая станция! На околоземной орбите, как выяснилось, все эти аспергиллусы, клодоспориумы, фузариумы и пенициллумы чувствуют себя довольно неплохо: замкнутое помещение, довольно высокая влажность и стабильная температура. Разрастаясь, плесневые грибы не только заставляли иллюминаторы мутнеть, но и съедали изоляцию проводов и разъедали контакты. Появилась даже городская легенда, что станцию «Мир» затопили по той причине, что плесень в ней разрослась до неприличных размеров и захватила всё пространство. Правда же заключается в том, что после того, как на МКС установили новые системы кондиционирования, а их настроили на минимальный допустимый уровень влажности в 30 %, экипаж станции о плесени забыл. Правда, появилась другая проблема – слишком сухой воздух, из-за которого у космонавтов пересыхает носоглотка и глаза. Но по-другому в космосе проблему плесени оказалось не решить: из всех химикатов на станции можно использовать только сравнительно безобидную перекись водорода, а проветрить МКС, в отличие от земной квартиры, никак не получится. А здесь, внизу, мы и свободную циркуляцию воздуха можем организовать, а можем, при необходимости, воспользоваться соединениями хлора. Это наш давний и надёжный союзник в борьбе с микроорганизмами, хотя, надо признать, небезопасный, и слишком много у него противопоказаний и побочных эффектов. Ничуть не хуже его по воздействию на плесень оказываются специальные санитарные очистители с пробиотиками. Они, правда, не дают мгновенного эффекта: чтобы активным веществам вытеснить грибы, требуется около трёх дней. Но итог такой же, как у хлорных средств: плесени в разы меньше! Проверено командой «Чуда техники» в полевых условиях. Такой же хороший эффект мы получили и во время испытаний озонатора – прибора, который на несколько минут насыщает атмосферу убивающим всё живое газом озоном (в этот момент по понятной причине нужно покидать комнату). Впрочем, если в помещении не решить проблему сырости, эффект от любого противоплесневого средства окажется временным. И, конечно, бывают очень тяжёлые случаи, где химия уже не помогает. Одной из героинь «Чуда техники» нерадивые рабочие поклеили обои прямо на влажную штукатурку – идеальные условия для грибка. Елена Симонова шесть лет изводила плесень активной химией и проветриванием, но поняла, что окончательно победить её может только новый ремонт. К слову, для таких ситуаций химики придумали средство сдерживания грибка, спрей на основе эфирного масла монарды. Это такой североамериканский цветок, чьё масло обладает высочайшей в мире фунгицидной – противогрибковой – активностью, побеждая в личном зачёте шалфей, чайное дерево и лаванду. Монарда воздействует на вегетативные формы плесени, и споры той, созревая, перестают вылетать наружу – то есть распространяться, ну и вызывать жестокие формы аллергии заодно. Специалисты российского НИИ биосинтеза белковых веществ обратили внимание, что похожим действием обладает и янтарь! Свойство называют «бактериостатическим»:

янтарь словно создаёт защитную плёнку, которая препятствует размножению микробов и плесени, но не убивает их полностью.

В ювелирном янтарном производстве полно дешёвых отходов. В лабораториях их научились очищать, измельчать в пудру и делать на её основе бактерицидные и противогрибковые средства – кремы, лаки, гели и даже твёрдый гель-карандаш.

Мы воспользовались случаем и взяли его на тестирование. Убедились: работает! На обработанном образце за две недели во влажных и тёплых условиях плесень так и не выросла, в то время как контрольный образец несколько грибковых колоний на себе приютил.

Однако всё уже упомянутое – частности, которые грозят далеко не всем. Можно быть в курсе, но непосредственно так и не столкнуться. А вот другая тайная опасность универсальна, касается всех и, вероятно, именно поэтому сильно недооценивается. Имя ей – углекислота! Хитрое соединение: с одной стороны, своё, родное, важный элемент гомеостаза организма и прямой продукт жизнедеятельности – из него состоит наш выдох. И вообще, если разобраться, будет поважнее кислорода, который нужен далеко не всем живым организмам на этой планете. А с другой, хотя вещество не едкое и не ядовитое, но совсем не безвредное: когда его концентрация в воздухе повышается всего до пары процентов, с нашим организмом начинаются серьёзные проблемы. В ситуации гиперкапнии – так называется переизбыток СО₂ – мы начинаем чаще и глубже дышать, особенно если приходится совершать мышечную работу. Наша кровь густеет, сердце сначала начинает биться чаще, потом наоборот, и в целом нагрузка на него сильно вырастает. Тормозится белковый обмен, а в мозговой ткани резко уменьшается содержание важнейшего фермента АТФ (аденазинтрифосфата), ухудшается условнорефлекторная деятельность.

Внешне для человека симптомы гиперкапнии довольно размыты и субъективны, доктора говорят – неспецифичны: головная боль и головокружение, чувство разбитости, раздражительность, чувство сонливости и при этом бессонница. Резко снижается работоспособность, и физическая и умственная. При концентрации СО₂ в 1 %, максимально допустимой в помещениях по российским стандартам, у человека заметно увеличивается время двигательной реакции и уменьшается точность реакции слежения.

Стоит поднять содержание углекислоты до 1,5–2% – и уже можно наблюдать качественные изменения умственной деятельности:

…страдает восприятие, кратковременная память, распределение внимания и функция различения. Длительное пребывание в среде с 3 % углекислого газа в атмосфере ведёт к серьёзным расстройствам в мышлении, памяти и тонкой двигательной координации.

Резко возрастает число ошибок – например описок при письме.

У углекислоты много других неприятных свойств. Например, у неё длительное отрицательное последействие. Даже когда состав атмосферы нормализуется, у человека долго остаётся изменённый биохимический состав крови, пониженный иммунитет и плохая переносимость физических нагрузок и других внешних воздействий. Ещё у неё есть так называемое «обратное действие»! С ним, думаю, знакомы все: когда проводишь много времени в душном помещении при большом скоплении народу, а потом выходишь на свежий воздух, то начинает кружиться голова, а люди особо чувствительные ощущают тошноту и приходят в полуобморочное состояние. Объясняется это долгой инерцией наших компенсаторных внутренних механизмов, которые противостоят СО₂. И, самое неприятное, к ней почти невозможно приспособиться. Медики установили, что частичной адаптации можно достичь при уровне содержания не более 1–1,5 %. В таком случае наши системы жизнеобеспечения начинают работать в другом, более экономном режиме: падает потребление кислорода, понижается температура тела, сужаются сосуды, сердце бьётся медленнее. Мы способны функционировать, но реакция организма на внешние воздействия резко замедляется и даётся с трудом. Если же вести речь о концентрации 2 % и более, то никакой адаптации не случится, вместо неё будет постепенно угнетение жизненно важных функций.

Известно, что регулярно с высоким содержанием углекислого газа в атмосфере сталкиваются главным образом люди определённых занятий. Раньше медперсонал, обслуживающий в санаториях нарзанные ванны, точно попадал в группу риска, а работники бродильных цехов и овощехранилищ находятся в ней до сих пор. Из новейших профессий можно назвать моряков-подводников, водолазов и космонавтов. Но не стоит думать, что всем остальным ничего плохого от углекислоты не грозит. Ещё как грозит! Когда мы в «Чуде техники» готовили материал про неё, то объединили усилия с экологом Михаилом Амелькиным. Он поставил простой, но очень полезный эксперимент: отправился в путешествие из Новосибирска в Москву с портативным газоанализатором, который быстро и точно определяет содержание СО₂ в воздухе. Он провёл измерения в самолёте, на рейсе из Новосибирска в Москву, в аэропорту и в «Аэроэкспрессе», на улице и в метро. Мы, в свою очередь, взяли дополнительные пробы воздуха в общественном транспорте – метро и электричке, а также пригласили специалиста с газоанализатором на еженедельную летучку редакций «Чуда техники» и «Еды живой и мёртвой».

Нормальным считается содержание углекислоты в воздухе, равное 400 пропромилле (ppm), то есть 0,04 %.

Во время редакционного собрания, когда в помещение для десятерых сотрудников набивается человек тридцать, уровень СО₂ повышается в три с лишним раза, до 1300 ppm. Приходится регулярно проветривать. 1500 ppm, в полтора раза больше верхнего разрешённого значения, намерил Михаил Амелькин в салоне самолёта А319 ещё до вылета. Во время полёта – около 2000 ppm, причём при выдаче обеда уровень углекислоты повышался до 2200 ppm, а во время сна пассажиров падал до 1800 ppm. Стало в целом понятно, почему нередко после полёта на самолёте как-то неважно себя чувствуешь. В аэропорту прибор Михаила показал 750 ppm – неплохо для помещения. Дальше – поезд «Аэроэкспресса». В честь зимы форточки закрыты, доступа воздуха нет, народу из аэропорта едет много – 1800 ppm. Кстати, наши собственные испытания показали, что Михаилу ещё повезло.

В обычной пригородной электричке в час пик может легко набежать 2850 ppm. На московской улице у Михаила получилось 450 ppm, лёгкое превышение нормы, что вполне нормально для мегаполиса. На станциях метро в середине дня, когда не очень много народу, – порядка 600 ppm. В поезде – около 700 ppm. А вот мы спустились в метро в более загруженное время, и увиденное нам совсем не понравилось. Воздух в старых вагонах содержал 1000 ppm, а в новых аж 3000 ppm.

Тут уже и до сонливости с нарушениями умственной деятельности недалеко. А всё потому, что в новых вагонах стоит система кондиционирования и закрыты форточки.

Кондиционеры вообще оказались коварными устройствами. Как выяснилось, многие люди уверены, что они берут воздух с улицы. И очень удивляются, когда выясняют, что и сплит-системы, и мобильные агрегаты с трубой, уходящей в окно, перемешивают, охлаждают и сушат исключительно воздух внутри помещения. Именно поэтому, если не открывать время от времени окно и не проветривать комнату, где работает кондиционер, в ней начинает копиться углекислый газ. Можно ещё вспомнить, что, если долго не чистить фильтры этих приборов, то в них заводятся опасные бактерии, в том числе возбудители легионеллёза, заболевания лёгких, которое запросто может привести к смертельному исходу. По-хорошему нужно обязать тех, кто торгует кондиционерами, обо всём этом предупреждать своих покупателей – добровольно это почему-то никто делать не хочет.

Для избавления от лишней углекислоты в помещении кондиционеры, как можно увидеть, не годятся. Но есть технические ухищрения, с помощью которых можно значительно усовершенствовать старое доброе проветривание. Например, поставить систему рекуперации, которая обеспечивает циркуляцию воздуха так, чтобы не терялось тепло. Специальная кассета забирает его у выходящего потока и отдаёт входящему. Часто рекуператоры объединены с прибором приточной вентиляции (бризером) и прогоняют получаемый воздух сквозь череду фильтров, отсеивая бактерии, пыль и сажу. Это бывает совсем не лишним, если за окном не самая лучшая в экологическом смысле среда – близко автострада или промзона. Правда, бризер-рекуператор от проверенного производителя будет стоить ближе к тысяче долларов, а такие траты по карману далеко не всем. Гораздо дешевле встанет организовать так называемую «умную» форточку в пластиковом окне – прорезь, которая автоматически открывается при срабатывании датчика влажности и впускает свежий воздух. Или просто регулярно открывать окно, вручную обновляя газовый состав в комнате.

Осталось ещё разобраться с испарениями от стиральных порошков и моющих средств, которые тоже стало модно обвинять в отравлении окружающей среды. Здесь достаточно помнить, что они недаром зовутся бытовой химией! Как и в случае с химией промышленной, при обращении с ними следует соблюдать осторожность и внимательно читать инструкцию. Не мыть средством для пола заодно и стены. Пользоваться резиновыми перчатками, если производитель на этом настаивает. Ведь многие порошки и гели делают на основе упоминавшегося уже хлора, а он, как ни крути, довольно токсичен. Вдобавок, есть люди, у которых серьёзная аллергия на него и его испарения. Многие, не дожидаясь, когда подобная непереносимость проявится и у них, принимаются использовать «экологически нейтральную» бытовую химию. Ради научного интереса мы решили познакомиться с нею поближе и провели пару несложных опытов. Запустили стиральные машинки с двумя разными порошками – обычным и тем, что с приставкой «эко». Выяснили, что активного хлора ни один из образцов в воздух не выбрасывает, а вот нормы по аммиаку оказались превышены у обоих. При норме 0,2 мг/м³ в случае с экологичной бытовой химией мы получили более чем двукратное превышение, до 0,52 мг/м³, с обычным порошком и того больше – 0,78 мг/м³. Вывод? Организовать вытяжку или проветривание в помещении со стиральной машинкой будет совсем не лишним.

А вот чего мы не смогли найти – так это губительного влияния моющих средств для посуды на организм человека. Если, конечно, не пить их прямо из бутылки. Существует устойчивое мнение, будто ПАВы (поверхностно-активные вещества из моющих средств) остаются на тарелках и чашках, несмотря на попытки их смыть, а потом мы их употребляем внутрь вместе с едой и потихоньку ими травимся. Подобная информация заставляет людей переходить чуть ли не на дегтярное мыло и песок. Хотя если б они потрудились разобраться, как эти самые ПАВы устроены, то не стали бы верить в такую ерунду. Молекулы этих веществ выглядят как сферы, у которых один полюс – липофильный, то есть соединяется с жирами, а другой – гидрофильный, то есть не может не вступить в соединение с водой. Одним концом молекула ПАВа хватает частицу жира, другим – молекулу H ₂O – и уплывает!

Если достаточно тщательно сполоснуть посуду под струёй тёплой воды, никаких вредных плёнок из моющего средства на ней не останется.

Если уж на то пошло, гораздо важнее, что за воду мы пьём, нежели вопрос, чем мыть посуду. И в решении этой проблемы мы сильно продвинулись по сравнению со всеми поколениями наших предков. От палеолитических охотников, которым приходилось пить из ручьёв и озёр, играя с природой в своеобразную «русскую рулетку» при участии смертоносных веществ и микробов, до наших бабушек и дедушек, чьим главным источником воды запросто мог оказаться единственный деревенский колодец. Собственно, только современный город позволяет человеку рассчитывать на чистую питьевую воду 24 часа в сутки и 7 дней в неделю: всегда есть водопровод и чайник, плюс бутилированная вода, ну а некоторые счастливчики имеют возможность пить её прямо из-под крана! Во многих крупных городах США, например в Нью-Йорке, Лос-Анджелесе и Сан-Франциско, вода в водопроводы поступает из специальных природных резервуаров, где её качество поддерживают на высочайшем уровне, а по пути никакого хлорирования или другой химической обработки с ней не происходит – только фильтрация и обеззараживание ультрафиолетом. Да что далеко ходить: на московских и петербургских станциях водоподготовки с недавнего времени стоят ровно такие же системы, так что жители обеих столиц могут, словно герои голливудских фильмов, налить водички из-под крана и, не опасаясь, выпить её, без кипячения или процеживания через фильтр. Главное, чтоб от станции до дома вели современные трубы: не старые чугунные, а модные, из металлопласта.

Там же, где воду продолжают хлорировать или трубы не менялись с петровских времён, фильтр не помешает. Мы в «Чуде техники» выяснили, что обычные кувшинные фильтры прекрасно справляются с удалением лишнего хлора и металлов, особенно если пользоваться новым поколением картриджей, с волокнистыми сорбентами. А вот дорогостоящие системы обратного осмоса, где есть и угольные фильтры, и особая мембрана, через которую не может проникнуть практически ничего, кроме самих молекул Н₂О, имеют смысл только от безысходности. К примеру, в случае, если вы всерьёз опасаетесь, что в вашей воде есть болезнетворные бактерии или ядовитые микрочастицы. Потому что после обратного осмоса водичка становится почти что дистиллированной, и приходится – за отдельную плату – ставить «минерализатор», насыщающий её необходимыми солями и микроэлементами. Про тех, кто, не жалея своих средств, осуществляет это в своих квартирах при наличии более-менее благополучного водопровода, можно сказать просто: у богатых свои причуды. Ведь человеку приходится платить не только за постоянную смену картриджей к фильтру, но и оплачивать расход воды, возрастающий едва ли не в 5 раз! Через мембрану продавливается лишь малая часть поступающей жидкости, остальное безжалостно спускается в канализацию.

Отдельный вопрос: как быть с водой в общественных местах и офисе? Лично знаю несколько человек, которые носят её с собой в бутылках, покупая в столовой, – опасаются подцепить что-нибудь из офисного кулера. Оказалось, совсем не лишняя предосторожность! То есть вода в больших пластиковых бутылях совершенно безопасна и полностью отвечает всем строгим пищевым нормативам. Но вот сам

кулер обычно никто не моет, временами по несколько лет кряду, и, попив из такого, можно слечь с желудочно-кишечной инфекцией.

Мы проверили два устройства: одно – из оживлённого торгового центра, другое – из обычного офиса, где оно стояло поблизости от туалета и мусорного ведра. В обоих случаях общее микробное число оказалось гораздо выше нормы. Причину неизбежного загрязнения кулеров директор Главного контрольно-испытательного центра питьевой воды Юрий Гончар объяснил следующим образом: ночью, когда потребление воды резко снижается, некоторая её часть застаивается во внутренней полости кулера. Температурный режим идеален для начала биообрастания – то есть в полости зацветают водоросли и заводятся бактерии. Процесс небыстрый, но если не мыть устройство, как положено, раз в полгода, то любая вода в нём станет опасной. Поэтому в моду постепенно входит альтернатива – питьевые фонтанчики, вода в которые поступает из водопровода через систему фильтров, так называемые пурифайеры (от английского «purify» – очищать). Производители называют их не только более здоровой альтернативой привычному питьевому источнику, но и более экономным решением: каждый такой агрегат обходится в среднем на 15 тысяч дешевле, чем кулер, если иметь в виду гостиницу, офис или другое оживлённое место.

А по поводу безопасности воды в пластике у нас в «Чуде техники», по счастью, полное взаимопонимание.

Если не всматриваться в продукцию разных брендов, а говорить только о материале, из которого сделана тара, то ничего страшного в нём нет. Вот существует мнение, будто нельзя пить из бутылки, оставленной в жаркий день в машине. Якобы из-за нагрева пластик выделяет в воду ядовитый диоксин, который подавляет иммунитет и провоцирует, в частности, рак груди. Поспешу успокоить: это чистой воды «утка». Во-первых, диоксин очень редко применяют в пищевой упаковке, особенно в производстве пластиковых бутылок. Если нет значка PVC 3 – нет диоксина. А во-вторых, чтобы вредные вещества действительно начали выделяться в окружающую среду, бутылка должна разогреться до температуры плавления – 290 градусов по Цельсию! То есть её нужно поджечь. А лежание на «торпеде» под прямыми лучами солнца или в закрытом багажнике ни к какому выделению веществ в воду привести не может.

И вообще, как удалось установить экспериментально, пищевой пластик сильно демонизирован. Мы в «Чуде техники» посвятили отдельный сюжет разбору всех пугалок о нём, которые накопились к настоящему времени, и большинство не подтвердилось. Какое-то время назад было модно опасаться одного из компонентов пластика – бисфенола А, которое раньше использовали для придания полимерам эластичности. А потом оказалось, что дозу, от которой начинаются серьёзные проблемы (наподобие перерождения нормальных клеток в раковые), в реальной жизни нельзя получить ни при каких обстоятельствах. Тем не менее производители упаковки во многих странах, в том числе в России, решили от бисфенолов вовсе отказаться, чтоб не терять обеспокоенных клиентов. И сегодня

пищевые полимеры – одна из самых безопасных субстанций, с которыми имеет дело человек. Просто нужно следить, чтоб на пластиковой таре был символ «рюмки с вилкой».

Если же ещё есть значок разогрева или снежинка – значит, упаковку можно ставить в микроволновку и хранить в холодильнике. Единственная более-менее серьёзная опасность может возникнуть при использовании полистирольной посуды: из неё при контакте со спиртом или нагревании выделяется вредный стирол. То есть пить из подобной крепкий алкоголь или выкладывать на неё раскалённый шашлык на пикнике не стоит. Но такие предупреждения чаще всего можно найти на маркировке, нанесённой на упаковку.

Остаётся только жалеть, что похожими условными значками никак не получается снабдить все места, где мы можем столкнуться с повышенным содержанием углекислого газа. А то было бы очень удобно и наглядно.