Рядом со строительным вагончиком, приспособленным под маленькую церквушку с небольшим куполом и крестом над ним, строился обширный каменный храм. Долго строился. Да и как можно было его быстро возвести, если жителей в поселке и полтысячи душ не наберется, а прихожан точно по статистике лишь десятая часть?

Вот и мерзли зимой, и парились летом в железном вагоне полсотни верующих, но затеи своей — типовой храм построить — не оставляли. Более того, добились у архиерея, чтобы он им постоянного священника дал, а не приезжающего по праздникам очередного пастыря из немногочисленного и постоянно занятого своими приходскими делами священства благочиния, к которому этот поселковый храм относился.

Архиерей от просьбы прихожан церковного вагончика особой радости не испытал по одной простой причине: он прекрасно понимал, что семейного батюшку данный приход никак не прокормит, а лишних монахов, в миру служащих, у него в свободном наличии не было.

Прихожане же проявили не только настойчивость, но и изобретательность. В небольшом монастыре неподалеку от епархиального центра среди братии их земляк-иеромонах подвизался, вот они его и сагитировали, а затем архиепископу готовое решение преподнесли.

Архиерей, по крохам этот монастырь собиравший и каждого тамошнего насельника лично знавший, вынужден был просьбу уважить. Понравилась владыке настойчивость прихожан «из вагончика», хотя на их обещание, что данный иеромонах будет у них как сыр в масле кататься, архиерей с улыбкой возразил: «У монахов в году постов больше, чем дней скоромных. Вы там, родные, с сыром и маслом не усердствуйте особо…»

Должно заметить, что иеромонах, приняв на себя настоятельские обязанности, оказался молитвенником к себе строгим, к прихожанам снисходительным, к службам всегда готовым, а строителем… неважным. На все сетования о том, что надобно по «начальствам» походить и на новый храм стройматериалов выпросить, он никак не реагировал, лопату в руки не брал и на лесах строительных замечен не был.

Удручала эта особенность пастыря приходского старосту со звучной фамилией Соловей. Не выдержав таких смущений, Никита (так Соловья звали) собрал как-то раз весь актив приходской и после воскресной службы к настоятелю обратился:

— Ты, батюшка наш дорогой, молишься много и служишь исправно, но надобно все же и стройкой заниматься! Одно дело, когда мы пороги кабинетов начальственных обиваем, а другое, когда ты — в рясе да с крестом. Храм-то строить надобно…

Иеромонах, взор потупив, выслушал нарекания, вздохнул сокрушенно и ответил неожиданно:

— Я, братия и сестры, присягу священническую приносил, когда меня в сан возводили, и стараюсь ее неукоснительно соблюдать. Ничего в той присяге ставленнической про стройку не прописано, лишь о молитве, богослужениях, проповеди и нравственности священника говорится. Да и вы меня сюда звали служить и молиться поболее. Об этом речь была и передо мной, и перед владыкой нашим. — Подумал еще иеромонах и заключил: — Видно, молимся мало, что Бог нам не помогает…

— Как же мало? — изумился староста. — И субботы, и воскресенья служим, все праздники не пропускаем. Мало того, вы еще и молебны каждый Божий день поете. Такого отродясь у нас не было!

— Мало просим Бога… — тихо повторил настоятель.

Это тихое «мало» даже возмутило Никиту Соловья.

— Да что вы говорите такое, отец-батюшка! Вон на соседнего настоятеля посмотрите. Воскресенье отслужил и целую неделю по шахтам да организациям. Так у него уже и храм стоит утварью полным-полнехонек, и колокольня почти готова. Давеча, рассказали, колокола ездил заказывать. Он что, за одно воскресенье успевает Бога уговорить, чтобы Тот ему благодетелей да жертвователей присылал?

На том и закончилось непредвиденное приходское собрание. Каждый при своем остался. Огорченный староста, пребывая в смятении, заставил внука найти в своем интернете присягу, которую будущие священники приносят. Внук нашел, распечатал и деду Никите предоставил.

Как ни вчитывался староста в текст, перед ним лежащий, не нашел в нем обязательства будущего пастыря храм строить. Было, конечно, там обещание во всем правящего архиерея слушать, но ведь они и в самом деле у владыки настоятеля себе просили, чтобы службу Божию служить, а не благодетелей искать и кирпичи класть.

Ехать же опять в епархию и уговаривать владыку, чтобы он такое послушание на их иеромонаха возложил, староста поостерегся. И было от чего. Видя, как искренне служит монах, как ласково с людьми обходится — выслушает, посочувствует, совет даст, — радоваться следует, а не новыми просьбами владыке докучать. Ведь как ни рассуждай, а полюбили своего настоятеля прихожане. Да что там говорить! Душ на тридцать молящихся больше стало, Никита даже решил крыльцо к вагончику пристроить.

В следующее после приходского общего разговора воскресенье, перед тем как крест к целованию преподнести, иеромонах поблагодарил всех за молитву, а потом и объявил:

— Все вы, молитвенники наши, знаете, что есть у нас на клиросе Евдокия, службу на зубок знающая. И хоть слаба глазами она по годам своим, но и споет правильно, и прочитает как нужно. Поговорил я с ней давеча, чтобы мы каждый вечер да утро полную службу Богу служили, пока храм наш строится. Пусть и не велика копейка доходная будет, но знаю я точно, что Господь не может не благословить Свой храм построить… Вы же, кто сильно по хозяйству не занят да работами обязательными не связан, приходите помолиться и помочь чем можете.

Огорчился Никита. Это где же такое видано, чтобы в поселке захудалом будто в монастыре служили? Чудит иеромонах. Тут вот цемента тонну надо, деньги-то насобирали, слава Богу, а машины привезти нет. Лучше бы на шахту сходил, транспорт какой-никакой выпросил.

С понедельника настоятель начал служить ежедневно, причем так же усердно, как и в дни воскресные да праздничные. К удивлению Никиты, в вагончик всегда хоть несколько человек, но приходили, причем часто те, кого он здесь раньше в глаза не видел.

Не учел староста того, что в их местности поселки друг от друга недалеко расположены, и слух о странном попе-монахе, который только и делает, что службы служит, быстро окрестные веси облетел.

Стали к вагончику машины подъезжать, да не простые, а целые джипы-«гардеробы». Из черных да белых «гардеробов» выходили лица начальственные, холеные, лощеные.

Приедут, в храм-вагончик зайдут, батарею свечей расставят, так что два имевшихся подсвечника все не вмещают, а потом ждут, когда служба окончится, чтобы со священником побеседовать. О чем, Никита не ведал, но только после бесед этих новые посетители вагончика заладили к старосте подходить с одним и тем же вопросом: «Дед, что для стройки надо?»

Что надо, Соловей знал точно и ответственно, у него даже списочек был, длинный такой, на две тетрадные страницы. И месяца не прошло, как начал Никита крестики напротив нужных материалов ставить, а со временем в тетради своей вместо «нужно найти» стал писать «необходимо сделать».

Службы в храме так и совершались ежедневно. Староста обеспокоился, решил купить новую духовку электрическую, чтобы просфоры печь. Раньше ведь двух десятков просфор на всю неделю хватало, а теперь одних служебных требуется почти пятьдесят штук и маленьких четыре сотни…

Выделил Никита почти тысячу гривен на новую печку, да купить не успел; жена директора соседней хлебопекарни печь пожертвовала вкупе с громадным чаном для замеса теста, который тут же под крещенскую купель приспособили. В купель такую даже самого директора этой пекарни можно окунать, несмотря на его вес восьмипудовый.

Вот так и идут дела приходские. Храм новый уже оштукатуренный стоит, купола позолотой покрывают, прихожане о колокольне рассуждать начали. В том, что соорудят они звонницу Божию, сомнений нет. В ином проблема: где колокола заказывать. Владыку пригласили на Покров освятить церковь новую. Обещался приехать.

А батюшка-то что? Да ничего. Как обычно.

Молится.