21

Ложь – враг Союза

Затхлый запах дезинфицирующего средства Линне узнала еще до того, как открыла глаза. Несколько мгновений ей было важно только одно: тепло, настоящий, мягкий матрац и настоящие простыни. И если не открывать глаз, то не придется думать о том, что с ней не так.

Но она никогда не умела избегать проблем.

Она пошевелила ногами – те по-прежнему были на месте. И даже не очень болели, хотя она чувствовала себя так, будто по ней прошелся боевой жук. Они шли по горам. С ней была Ревна. А потом…

Ревна. Где она? И если здесь, то почему она ее не видит?

Линне раздвинула тонкие занавески вокруг кровати и тут же получила ответ на оба своих вопроса. Ревна лежала рядом на кровати, бледная как призрак, но живая. За ней, на грубой деревянной стене, висел флаг Союза. Они были на своей территории.

Дверь открылась, и в помещение вошла медсестра. Увидев, что Линне проснулась, она улыбнулась. Линне толком не понимала, что при этом почувствовала. Обычно ей не улыбались.

– Добро пожаловать домой, – сказала сестра, – девушки чуть с ума не сошли, когда вас увидели.

Значит, они добрались до Интелгарда. Только вот… Неужели остальные и в самом деле были рады ее видеть?

Линне закашлялась. Сестра принесла ей стакан воды, приподняла голову и напоила.

– Вам довелось через многое пройти. Как вы себя чувствуете?

– Мне нужно подать рапорт командору Зиме, – ответила на это Линне.

Медсестра покивала головой, словно слышала это постоянно.

– Я держу ее в курсе вашего состояния. И не сомневаюсь – она будет рада узнать, что вы пришли в себя.

– Это касается нашего боевого задания, – сказала Линне.

В голове у нее гудело.

– Прошу вас.

– Может, хотите поужинать? – предложила сестра.

– Я хочу поговорить с командором.

У нее заурчало в животе. Вот предатель.

Медсестра осмотрела перевязанные руки Ревны и прищелкнула языком. Потом задернула занавеску на кровати девушки и повернулась.

– Я принесу вам поесть. И вызову командора, – добавила она, не давая Линне времени запротестовать.

Еда. Самая что ни на есть настоящая еда. Лучше вареной овсяной крупы без соли и кусочков дичи, по вкусу напоминающих древесную кору. Линне задумалась о стейке из оленины, хрустящей жареной капусте и чае с капелькой рома из сахарной свеклы.

Медсестра принесла говяжий бульон. Не совсем то, о чем мечтала Линне, но все же лучше овсянки. Сестра помогла ей сесть, и Линне вычерпала разварившийся лук с ячменем с вожделением, которого прежде никогда не испытывала перед армейской кухней. На миг жизнь показалась ей поистине прекрасной – мягкая постель, горячая пища. Надежные друзья. Когда она дочиста выскребла миску, вошла Тамара.

– Добро пожаловать домой.

Она улыбалась, но темные круги под глазами говорили о долгих бессоных ночах, а уголки губ, казалось, приподнялись лишь значительным усилием воли.

Линне отложила миску в сторону.

– Мы его нашли.

Тамара подалась вперед.

– Рассказывай.

Она описала Змея, и Тамара протянула Линне карту, чтобы она могла указать место их падения. На несколько минут вымученная улыбка на лице Тамары сменилась выражением глубокой сосредоточенности, когда она чертила русло реки Авы, а потом взялась вычислять течение и смещение льда.

– Надо срочно известить полковника и Контрразведывательный отряд. Если действовать быстро…

Командор опять нахмурилась.

Даже если они сию же минуту пошлют поисковый отряд, нет никакой уверенности, что им удастся что-нибудь найти. Линне хорошо помнила и жар огня, и поцелуи снега. Сколько она проспала? А если поисковый отряд ничего не найдет, как это отразится на допросе?

– Если самые важные сведения по возвращении с задания экипаж вам сообщил, то мисс Золоновой пора отдохнуть, – сказала медсестра и кивком указала Тамаре на дверь.

Зима открыла было рот, чтобы возразить, но под властным взором медсестры, казалось, тут же передумала.

– Через пару дней составим полный рапорт, – сказала она, склонилась над Линне и похлопала ее по руке.

В этом самом месте у штурмана был синяк, но она постаралась не поморщиться.

– Отлично сработано, Золонов.

– Как Ревна? – спросила Линне сразу после ухода Тамары.

Сестра заглянула за занавеску. Затем заставила губы растянуться в улыбке, куда менее искренней по сравнению с той, что появилась у нее на лице при виде Линне.

– С ней все будет хорошо. Просто ей надо еще немного отдохнуть.

Сказать, что Линне разбирается в людях, не мог никто, но это была самая дрянная ложь, которую ей только приходилось слышать в своей жизни. Она откинулась на подушку и попыталась убедить себя, что ее затошнило от еды, а не от вида задернутой занавески соседней кровати.

* * *

Она опять поспала, опять поела и сумела самостоятельно сесть. Ревна все это время не просыпалась, как и пилот со сломанной ногой, которого принесли утром. Он все время скулил, а когда ему стали собирать кость, вскрикнул, от чего у Линне по коже поползли мурашки.

– Когда меня выпишут? – спросила она, когда сестра пришла посмотреть, как у них дела.

– И думать забудьте, – ответила та, – вы нуждаетесь в отдыхе. Вот пройдет пара дней, там и посмотрим.

Через пару дней? Что она себе вообразила? Что они в генеральском поместье? Пусть не в воздухе, но она могла что-то делать. Упаковывать ящики, цеплять к аэропланам бомбы. Однако сестра и слушать ни о чем не хотела. Она поспешно отошла, чтобы позаботиться о пилоте со сломанной ногой. Через тонкую перегородку Линне услышала, как она кому-то сказала:

– Прошу прощения, моя дорогая, но вам туда нельзя. Им нужен отдых.

Через секунду в палату проскользнула Магдалена. Они уставились друг на друга – Линне с кровати, Магдалена от двери. Форма на Магдалене была помята, будто она перед этим прямо в ней прилегла на кровать. В глазах застыло исступленное выражение человека, который долго не спал.

– Я рада, что вернулась, – подчеркнуто сказала Линне.

Магдалена залилась краской.

– Прости, я не думала, что…

Ее куртка была покрыта пятнами от масла, когда же она перевела взгляд на койку Ревны, в глазах девушки засветилась надежда. Но при виде бледной, спящей подруги тут же померкла. На мгновение Линне подумала, что Магдалена поведет себя так, будто никакой враждебности между ними никогда не было и в помине, но та сделала глубокий вдох и сказала:

– Я лучше пойду.

– Иди, – ответила Линне.

Ревна наверняка захотела бы, чтобы Магдалена осталась. Линне думала, что девушка в любом случае найдет какой-нибудь предлог и оставит ее одну, но та подошла ближе и несмело присела на стул между их с Ревной койками.

– Как ты себя чувствуешь?

«Да тебе-то какое дело?» – хотела спросить ее Линне.

Но им надо было стараться ради Ревны, учитывая, что та могла их услышать и все понять.

– Как человек, сверзившийся вниз с горы. Что, собственно, и случилось.

– Вы упали с горы?

Линне никогда не была мастерицей вести светские беседы, а Магдалена не горела желанием их выслушивать. Поэтому она просто принялась рассказывать о том, что с ними случилось, примерно так же, как докладывала Тамаре, но вскоре заметила, что Магдалена, вклиниваясь со своими вопросами, сбивает ее с толку. Поначалу ее раздражало, что приходится перепрыгивать с одного на другое. Она была вынуждена напоминать себе о Ревне. Ревна ее спасла и, когда проснется, должна увидеть, что ее штурман ведет себя с девушками полка вежливо. Но вскоре Линне поняла, что Магдалена слушает ее не потому, что так положено, а потому что ей действительно интересно, и ей стало немного легче.

Дойдя до их восхождения на гору, Линне умолкла.

Она замялась.

– Что же было потом? – подтолкнула ее Магдалена.

Мозг Линне уперся в белую стену.

– Я не уверена, – ответила она.

Она помнила огонь и грохот в горах. Помнила, как Ревна протянула ей обратно пистолет, как ей самой захотелось плакать от облегчения и страха.

– Значит, ты не знаешь, как здесь оказалась?

Линне посмотрела на Ревну.

– Я помню, что очень замерзла.

– Как бы я хотела там оказаться, – тихо произнесла Магдалена.

Линне ничего не ответила – она сомневалась, что кому-то действительно захочется два дня идти по тайге пешком ранней зимой.

Магдалена посмотрела на Линне, ее щеки залились румянцем, она вызывающе подняла подбородок.

– Это правда, – сказала она, – я все равно с ней летала бы. Летала бы всегда.

– Тогда тебе пришлось бы драться со мной за эту привилегию.

Когда один уголок ее рта попытался приподняться в улыбке, обветренные губы опять растрескались. Ревна гордилась бы ею. Они, наконец, нашли общий язык.

У Магдалены предательски заблестели глаза. «Не плачь, пожалуйста», – подумала Линне. Со всем остальным она справиться еще могла, но вот с этим – нет. Магдалена так и не заплакала.

– Я… я рада, что ты вернулась, – сказала она, глядя в пол.

Линне было все равно, что она там думала. Как всегда. Но на этот раз ее безразличие было другим. Раньше она упорно пыталась доказывать чужую неправоту. Теперь злости больше не было. Она не возражала. И если Магдалена предлагала мир, Линне как минимум могла на него согласиться.

Из-за тонкой перегородки донесся приглушенный голос медсестры.

– Она еще не набралась сил. Командору Зиме, чтобы войти к ней, понадобилось специальное разрешение, поэтому официальное у вас дело или нет…

Дверь отворилась. При виде Магдалены, усиленно делавшей вид, что она зашла в палату по чистой случайности, медсестра застыла и прищурила глаза.

– Понятно, – сказала она, – думаю, здесь я уже ничего не могу поделать.

Рука в перчатке протянула ей планшет с зажимом для бумаги и карандаш, которым она поставила свою гневную завитушку.

В дверном проеме вырос Таннов. Его серебристая шинель была до самого горла застегнута на все пуговицы, выставляя напоказ голубую звезду.

Магдалена застыла и схватилась за край койки Линне. Та, помимо своей воли, бросила взгляд на Ревну. «Не просыпайся», – мысленно взмолилась она.

– Выглядишь бодро.

В его беззаботном тоне чувствовалась какая-то безжизненность. Магдалена, может, ничего не заметила, но Линне знала его хорошо.

– Не думаю, что ты подружилась с этой медсестрой, – сказал он.

– Если повезет, я ее до конца войны больше не увижу, – выдавила из себя Линне.

Непринужденная улыбка на его лице стала шире.

– Фортуна на твоей стороне. Она подписала твои документы на выписку, так что можешь со мной немного прогуляться.

– Куда?

Он пожал плечами.

– Куда бы нас ни занесла судьба.

Она попыталась вытереть потные ладони о простыню, чтобы он ничего не заметил.

– Я уж лучше останусь в тепле.

– Тепло я тебе обеспечу, – ответил он, приподняв бровь.

Раньше от такого предложения она залилась бы краской. И весело послала бы его на хрен. Но теперь ей было не до веселья. У Ревны вдребезги разбита нога, она все спала и спала, и Линне никак не удавалось поверить, что она когда-нибудь сможет опять проснуться.

– У меня погибли однополчане. Если хочешь оказать им дань уважения, можешь к нам присоединиться. А козлом будешь где-нибудь в другом месте.

Линне увидела, как Магдалена встревоженно распахнула глаза. Они будто предупреждали: не заходи слишком далеко. Но Линне было наплевать. Таннов действительно был козел, и она должна говорить откровенно, тем более, если его привели сюда те причины, о которых она думала. Говорить откровенно, как друг.

С лица Таннова сползла улыбка. В палате повисла такая гробовая тишина, что Линне слышала биение собственного сердца.

– Следуйте за мной, мисс Золонова.

– Вы не можете… – начала было Магдалена.

– Все в порядке, – перебила ее Линне, отбрасывая одеяла.

У нее закружилась голова.

– Дай мне минутку.

Она опустила ноги на пол, Таннов вышел.

Чтобы одеться, ей пришлось прислониться к стене. Магдалена один за другим протягивала ей предметы одежды. Когда дело дошло до ботинок, Линне настолько выбилась из сил, что даже не смогла их зашнуровать, и Магдалена нагнулась ей помочь.

– Брось, – сказала Линне и в последний раз посмотрела на койку Ревны.

Вместе мы выстоим против предъявленных нам обвинений. Она поднесла к виску руку и оттолкнулась от стены, надеясь, что сможет удержаться на ногах.

Когда она выходила, Таннов придержал перед ней дверь. Улыбки на его лице больше не было.

На улице холодный воздух набросился на нее таким порывом, что она ахнула. С неба густыми хлопьями сыпал снег. Никаких полетов этой ночью не будет. Вокруг настила снег убрали, и теперь им приходилось идти по узеньким тоннелям, доходившим Линне до бедер. Судя по всему, буран всех отстранил от полетов. Линне подумала, смог ли он потушить в лесу пожар, и если да, то как это отразится на деятельности поискового отряда.

Таннов шел впереди по обледенелым доскам и замедлял ход, только когда видел, что она отстает. От свежего воздуха в голове у нее прояснилось, но двигалась она тяжело, с трудом держась на ногах. Когда туман в голове рассеялся, она осознала характер повисшей между ними тишины и подумала, что должна предложить ему мир.

– Зря я назвала тебя козлом.

– Думаю, да.

Он говорил не злобно. Всего лишь нейтрально.

Линне понимала, что если начнет с ним ссориться, лучше от этого не станет. Но если честно, она никогда не умела держать за зубами язык.

– Их смерть – не шутка. И жизнь Ревны – это тоже взаправду. Чтобы мы выжили, она сделала невероятное. И стала моей подругой.

– Твой рассказ чрезвычайно интересен, – ответил он. Видимо, он собирал о ней информацию.

Линне остановилась. Таннов сделал еще несколько шагов и посмотрел на нее.

– Если хочешь меня о чем-то спросить, спрашивай, – сказала она.

Он несколько мгновений смотрел на нее, затем выудил из кармана портсигар и протянул ей:

– Угощайся.

Она хотела было оттолкнуть его руку, но вовремя остановилась и ответила:

– Я серьезно.

– Я тоже, – сказал он, – другого шанса уже не будет. На черном рынке они теперь стоят целое состояние.

Линне на нос опустилась снежинка.

– Ты вытащил меня сюда как друг или как скаровец?

Его улыбка мучительно скривилась.

– Ты ведь знаешь, так не пойдет.

Он открыл портсигар и вытащил сигарету. А когда зажал ее бледными губами, она почти почувствовала во рту ее резкий, кисловатый вкус. Из пальца Таннова сыпанули искры, он прикурил и выпустил клуб голубого дыма.

– Идем.

Они зашагали прочь от санчасти в сторону офицерских казарм. Линне заставила себя расправить плечи и выпятить грудь, что для нее было совсем не характерно. В кабинете Гесовца горел свет. Окна Тамары рядом с ним были темны.

Вслед за Танновым Линне подошла к небольшой двери в углу казармы. Внешне та ничем не отличалась от других, но помещение за ней оказалось холодным, темным и пустынным. Посередине стоял стол, по бокам от него два стула.

– Можно было поговорить и в санчасти, – сказала она, – или в столовой. Мне нечего скрывать.

Он придержал перед ней дверь, подавшись вперед и чуть склонившись в поклоне. Словно они пришли не ы комнату для допросов, а в театр.

– Располагайся.

В последний раз он говорил так напыщенно, когда им пришлось помогать во время операции в полевом госпитале в окрестностях Горевы. Тогда они пытались запихнуть обратно в человека вывалившиеся кишки. Потом оба плакали. А еще позже делали вид, что ничего не случилось.

– Таннов… – сказала она.

Когда она войдет в эту комнату, что-то наверняка погибнет. Может, их дружба, может, она сама.

– Ты заходи, – сказал он, – не заставляй меня писать, что я заставил тебя силой. Пожалуйста, Линне. Пожалуйста.

Раньше она никогда не слышала, чтобы он за одну минуту столько раз повторил слово «пожалуйста». Девушка не ждала, что он будет вести себя так, как раньше, но каждое его слово еще глубже вонзало в ее внутренности невидимый нож. Ревна ее предупреждала. Да она и сама всегда знала – у скаровцев нет друзей. Как сказал Таннов, «так не пойдет». Но ей до сих пор было больно. Она протиснулась мимо него и вошла.

Деревянный стул был холодный и твердый. Линне не смогла устроиться на нем удобнее, сколько ни ерзала.

– Я принесу попить чего-нибудь горячего, – сказал Таннов, – буду через минуту.

Когда он закрыл дверь, в комнате стало темно.

* * *

Возвратился он через несколько часов. Пятая точка Линне давно окоченела. Через полчаса после его ухода она отказалась от попыток призвать свои искры, и все остальное время ожидания пыталась убедить себя в том, что теперь уже не важно, вернутся они когда-нибудь или нет. Когда снаружи донесся звук шагов, она попыталась стряхнуть с себя дрожь и сложила на груди руки. Тактика, которой пользовались скаровцы, не была для нее тайной. Она слышала о ней от отца, когда он говорил со своими министрами, считая, что она слишком маленькая и не станет прислушиваться к его словам. Пустая комната, жесткий стул, нетопленая печка. Ожидание, ожидание и еще раз ожидание. Линне почти обиделась на то, что Таннов надеялся ее так быстро сломать.

– Прости, что заставил ждать, – сказал он, протискиваясь в дверь.

В одной руке у него была чашка горячего чая, над которой поднимался пар, в другой сумка. Линне напустила на себя хладнокровный вид. Он поставил чашку рядом с ее ладонями, открыл сумку, достал из нее фонарь и, перед тем как закрыть дверь, с помощью искр возродил его к жизни. Затем повесил его на болтающийся крюк у них над головами, опять залез в сумку и вытащил небольшой футляр из мягкой, черной ткани. После чего сел и сложил на груди руки – превратившись в ее зеркальное отражение.

Линне кивком головы показала на футляр.

– Что это?

– Всего лишь стандартная процедура, – ответил Таннов, – не волнуйся.

«Ты пытал когда-нибудь?» – не так давно спросила его она.

«Дай мне малость передохнуть», – ответил тогда он. То есть «нет» не сказал.

Ей захотелось облить чаем его лощеную, серебристую шинель. И еще обхватить чашку руками, чтобы тепло выжгло из нее всю дрожь. Но Линне к ней даже не прикоснулась. Она смотрела на черный футляр, Таннов смотрел на нее.

Так прошло долгих десять минут. Для «Скарова» все так или иначе было связано с ожиданием. Поначалу Линне хотела сыграть в эту игру. Но ей никогда не хватало терпения. В отличие от честности, которой у нее было в избытке.

Она оторвала от футляра взгляд.

– С момента нашей последней встречи ты как-то посерел.

В медовой шевелюре Таннова тонкими штрихами на висках проглядывала седина.

– Неделя выдалась долгой. – ответил он. – Почему бы нам не начать? От имени Союза я с радостью поздравляю вас с возвращением на родину.

– Я ее и не покидала, – ответила она.

– Вас не было две ночи и два дня. Мы не сомневались, что вы с мисс Рошеной погибли во время налета.

Она пожала плечами и развела руками. Таннов откинулся на спинку стула. Она подавила приступ злого смеха. Неужели он и правда боится, что она на него набросится? Не в состоянии больше сдерживаться, Линне потянулась к чашке чая.

– И кому же ты предпочитаешь верить? – сказала она, сделав глоток.

Таннов повернулся, Линне тут же напряглась, но он лишь вытащил из кармана небольшой блокнотик.

– Я не прочь услышать эту историю. Изложите ее своими словами. Почему бы вам не рассказать мне, что случилось? Не торопитесь. Мне нужно все, вплоть до мельчайших подробностей. Любая деталь, которую вы могли запомнить. Давайте.

– В тепле и на сытый желудок это у меня получилось бы лучше, – заметила она.

Он замер, его ручка зависла в сантиметре над листом бумаги.

– Вы хотите сказать, что готовы посидеть еще четыре с половиной часа в полной изоляции?

Его взгляд метнулся к футляру на краю стола. Да, с этого момента все явно будет только хуже и хуже.

Линне сильнее сжала в руках чашку.

– Если честно, я не думала, что ты с самого начала будешь вести себя так неучтиво.

В этот момент она поняла, как далеко могла бы завести ее их дружба. Хорошо, что поняла теперь. Если бы ей только удалось убедить гулко бьющееся в груди сердце.

Таннов отодвинул стул, подошел к двери, приоткрыл ее и выглянул наружу.

Через минуту вернулся обратно, оставив ее открытой. Порог переступил солдат с охапкой колотых дров в руках. Часть их он сунул в железную печку и торопливо ушел. Таннов полыхнул искрами и разжег огонь.

– Итак, – сказал он, вновь садясь за стол, – комната прогревается, еду я вам заказал. Любые ваши отговорки я обязан записывать. Равно как и отмечать каждый факт, указывающий, что вы не стремитесь сотрудничать со следствием.

Она ненавидела взгляд, которым Таннов на нее смотрел. Такой искренний, такой страдальческий. Можно подумать, он действительно хотел ей помочь.

– Давайте начнем сначала, – сказал он, – что случилось с вашим аэропланом?

Она поведала их историю, в том виде, в каком ее запомнила, начав с Кати и Елены. Попыталась описать расположение лагеря и передвижения Небесных коней. Таннов ни разу ее не перебил, не покачал головой, только писал и писал. Его ручка без конца царапала дешевую коричневатую бумагу блокнота. Он издавал только два звука – скрип пера да шелест переворачиваемых время от времени страниц.

Через четверть часа разговора у Линне охрип голос. Чай она давно допила. Таннов снял с бедра фляжку и протянул ей. Она сделала глоток, даже не проверив, что в ней внутри. Бренди. Дешевая дрянь. Она закашлялась, брызгая слюной. Если Таннов входил в состав Контрразведывательного отряда, неужели у него не было возможности достать на черном рынке приличную выпивку?

Когда, наконец, принесли еду, она продолжила свой рассказ, пережевывая капусту, говядину и лук, разваренные до полного забвения. Но когда взялась вылизывать дочиста миску, бросила на него взгляд. Таннов смотрел на нее со смесью жалости и ужаса.

– Попробовал бы ты продержаться два дня на пайке эльдов, – сказала она, поставив миску на стол.

Закончив свое повествование, девушка откинулась на стуле, глядя, как Таннов перелистывает страницы блокнота.

– Да тут у нас прямо сказка, – сказал он, нахмурив брови.

– А ты напечатай ее в газетах. Народу понравится.

– Может быть, может быть.

Он пробежал страницу глазами и, шевеля губами, что-то прочел. Затем положил блокнот на стол.

– Вы уверены, что это все? Больше ничего не было?

– Например?

Вот на что на самом деле надеялись скаровцы. Что она сделала что-то плохое. Они надеялись на маленькую ложь, призванную прикрыть воображаемые преступления, которую они способны путем подробнейшего анализа превратить в ложь большую, и расколоть ее как орех с помощью черного футлярчика.

– В истории не было случая, чтобы во время падения Стрекозы кто-нибудь выжил. Наши попытки проникнуть в тайны аэропланов эльдов ни к чему не привели. А то, как, по вашим словам, мисс Рошена управлялась с Узором… Это продвинутая тактика, особенно немыслимая для девушки ее происхождения, возраста и подготовки.

У Линне по спине побежал холодок. Не выказывай страха.

– Зачем же на этом останавливаться? – сказала она. – Теперь расскажи мне, что ты думаешь о нашем пребывании в тайге.

Таннов похлопал по страничке своего блокнота.

– Вы говорили, что при падении у мисс Рошены сломался протез.

– Верно, говорила.

– Но это все же не помешало вам подняться на гору.

– Она оказалась невысокой, – ответила Линне, – а перевалив через нее, мы скатились вниз.

Насколько она помнила.

Несколько долгих минут они молчали. Линне готовила напыщенные, коварные ответы на каждый его вопрос, но он ни о чем не спрашивал. В печке весело горели дрова, в комнате становилось слишком жарко.

Линне знала эту игру. И знала ее правила, хотя они никогда ей не нравились.

– Если хочешь обвинить меня в предательстве, валяй, – наконец сказала она.

С лица Таннова соскользнула маска. Глаза заблестели. Затем он сглотнул, и его хладнокровие со щелчком вернулось в отведенный ему паз. Он перегнулся через стол, невольно показав ей золотистый орнамент вокруг своей голубой звезды. Его руки показались ей больше, чем помнилось. Вполне годятся, чтобы ломать ими конечности.

– Вы совершили предательство?

Линне усилием воли заставила себя не отпрянуть от него.

– Если бы совершила, то почему не сочинила более правдоподобную историю?

– Я не слышал, чтобы вы сказали «нет».

Девушка схватилась за край стола.

– Нет.

– А мисс Рошена совершила предательство?

– Нет.

Таннов с треском захлопнул блокнот.

– Почему к Змею не приставили охрану?

Дыши ровно.

– Его готовили к полету. Никто не знал, что мы выжили.

Он удивленно поднял брови.

– Вас что же, никто не видел?

– Все вокруг было охвачено огнем. Аэроплан, на котором мы летели, разбился. Нас никто не искал.

Он сухо, хрипло рассмеялся.

– Очень убедительно. Две девушки, которым нет еще даже двадцати, умудрились сделать то, чего на сегодняшний день не удавалось ни одному инженеру Союза.

Линне почувствовала, что у нее под мышками и под воротником скопился пот. Но если сейчас снять куртку, сложится впечатление, что она нервничает.

– Он уже был готов к вылету.

– В котором должны были участвовать три человека.

Она согласно кивнула.

– А вы, стало быть, привели его в действие только своими силами и, соответственно, разбили.

– Дай мне карту. Я показывала Тамаре… покажу и тебе. Вы что, не послали поисковую команду?

Ну скажи мне, пожалуйста, неужели они ничего не нашли? Линне затряслась. Ей хотелось его ударить. Вернуться бы в те дни, когда она в его глазах еще не стала женщиной, а он не стал… чем бы он там ни стал, и она бы его ударила. И это, по-видимому, самым милым образом разрешило бы их спор.

Она отодвинулась от стола и положила на колени руки. Затем сказала, не в состоянии скрыть в голосе боль:

– Мы сделали все, чтобы вернуться домой. А теперь…

А теперь сбывались предсказания Ревны.

Его ручка с треском переломилась. Таннов швырнул ее на стол, закрыл руками лицо и прижал к глазам пальцы.

На этот раз молчание не имело никакого отношения к игре в «кто кого переждет». Теперь это была игра в «кто первым вернет самообладание».

Первым, конечно же, взял себя в руки Таннов. Он выпрямился и вытащил портсигар. Взял сигарету и подтолкнул его ей. Закурить сейчас было бы здорово. Она насладилась бы ее вкусом. Но на том конце сигареты по-прежнему сидел Таннов. И она больше не знала, как к этому относиться.

– Нет, спасибо.

Скаровец прикурил.

– Я хочу помочь, – сказал он.

– Тогда поверь мне.

– Да верю я, верю, – сказал он с таким жалобным видом, что она чуть на это не купилась.

В нос ударил кисловатый аромат расидина. Она раздула ноздри, стараясь вдохнуть его, не выказывая при этом охватившего ее отчаяния.

– Тогда почему я здесь?

– Потому что никто другой тебе не поверит, – ответил он, – ты исчезла на вражеской территории, причем исчезла с дочерью врага. На фоне ее отца и занятий запрещенной магией куда проще решить, что всю эту историю ты сочинила. Но если скажешь мне хоть что-то похожее на правду…

– Я говорю тебе правду! – сказала она. – Единственную. Другой у меня нет. Почему бы тебе не вернуться в Мистелгард, притащив с собой труп Змея?

– Мы послали поисковый отряд, – сказал он, – и позаботимся о Змее или о его останках.

Она с отвращением фыркнула.

– Но нашей заслуги в этом не будет.

– Поверь мне на слово – тебе не нужна такая заслуга.

Ее руки сильнее обхватили чашку. Поначалу она хотела швырнуть ее ему в рожу, но достаточно владела собой и понимала, чем это может обернуться. Поэтому с такой силой сжала чашку, что боялась, как бы та не разлетелась вдребезги.

– Ложь – враг Союза.

– С твоей правдой тебя бросят в тюрьму.

Он швырнул блокнот на стол, заставив Линне отпрянуть.

– Как ты не понимаешь? Откуда Ревна могла узнать, как поднять Змея в воздух? Как выжила при падении, хотя это еще никому не удавалось? И откуда ты знаешь, что она не собиралась привести сюда эльдов?

– Потому что я знаю ее.

Линне упорно цеплялась за мысль о Ревне, которая сейчас спит на больничной койке, уповая на своего штурмана. Вместе мы выстоим против предъявленных нам обвинений.

– Мы несколько дней боролись за свои жизни. Неужели ты не помнишь, что это такое? Или «Скаров» вытащил это из тебя с помощью небольшого набора инструментов в черном футляре?

Таннов побледнел, но все же продолжил:

– Когда я заявлюсь с этим в Мистелгард, все поймут только одно: две девушки исчезли на территории врага, а потом вернулись, рассказав совершенно невероятную историю. Если добавить сюда тот факт, что именно Рошена…

– Оставь ее в покое!

Линне грохнула кулаком по столу. Чайная чашка упала на пол и раскололась напополам. Таннов вперил в нее взгляд. Линне сглотнула, нагнулась, собрала осколки и сложила их вместе. Если прижать достаточно сильно, трещину почти никто и не заметит. Почти.

Скаровец закрыл глаза. Между его бровей пролегла морщинка.

– Помоги мне, Линне.

Она вспомнила, как Ревна, хватаясь за Узор, тащила их по воздуху. По-настоящему летела.

– Она меня спасла. Боролась за меня. И я за нее тоже буду бороться. С кем бы ни пришлось.

Даже с тобой.

– Я не хочу с тобой бороться.

Таннов потянулся через стол вперед, но замер. На его лице застыло искреннее, умоляющее выражение. Он говорил, как старый друг.

Это ложь. Скаровцев учат врать. Таннов просто использовал их общее прошлое, только и всего.

Он потянулся опять и взял ее за руку, которую она тут же отдернула.

– Прошу тебя, Линне, – надтреснутым голосом сказал он, – ты же знаешь, это стандартная процедура. Знаешь, что мы поступаем так каждый раз, когда кто-то пропадает без вести на вражеской территории. Как знаешь и то, что если бы я следовал протоколу, то отправил бы тебя прямиком в Эпонар и отдал какому-нибудь костолому, который тебя совершенно не знает, а тот открыл бы футлярчик и взялся за дело. Мне больше всего на свете хочется вернуться в Мистелгард и рассказать всем о твоем геройстве. Но с такой историей у меня ничего не получится.

Линне опустила глаза и посмотрела на свои руки.

– Это правда, – прошептала она.

Они немного посидели.

– Ну хорошо, – хриплым от волнения голосом сказал он, – ты не хочешь лгать ради меня, не хочешь лгать ради себя, тогда солги хотя бы ради нее.

От бушующего в печке огня его глаза превратились в жидкое золото.

– Ты генеральская дочь, и отец ради тебя нажмет на все мыслимые и немыслимые рычаги. Но у Ревны никого нет. И с учетом ее прошлого можно уверенно сказать, что она больше никогда не покинет стен тюремной камеры.

Линне затопила волна жара. В какой-то момент она подумала, что искры взорвут изнутри ее кожу, возвратившись ослепительной вспышкой.

– Ты что, угрожаешь ей?

– Нет, просто рассказываю, какое ее ждет будущее, – сказал Таннов и повернул руки ладонями вперед, предлагая ей мир, – если ты, конечно же, не решишь ее спасти. Что такое маленькая ложь по сравнению с жизнью друга?