11

Никогда не отступать

Последняя ночь учебных полетов стала настоящей пыткой – такой изнурительной, нудной и скучной, что Линне чувствовала каждую частичку себя, направленную в двигатель потоком искр, рассыпáвшихся потом за Стрекозой по Узору. Линне сосредоточилась на инструкциях Ревны, благо та, в отличие от остальных, к ней не придиралась. Лишь говорила: «Готова». «Добавить мощности». «Убрать мощность». Она давала Линне возможность самой решать, когда целиться и открывать огонь. И хотя сполох искр за бортом кабины не был похож на выстрел из ружья, Линне понимала – эту часть экзамена она сдать могла.

Стрекоза чувствовала ее дискомфорт и приняла сторону Ревны. Когда Линне хваталась за дроссель, живая игла с такой силой сжимала ее запястье, что ей казалось, еще чуть-чуть – и у нее сломаются кости. На ее руках и шее проступали капельки пота, ее знобило в открытой, холодной кабине. Отпускала ее игла с большой неохотой, и после учебных полетов девушка ловила себя на том, что постоянно потирает оставленную ею длинную борозду.

На небе всю ночь клубились плотные тучи. К рассвету они так и не разошлись, обещая к полудню снег. Экзаменационные полеты назначены на утро, и если все пройдет хорошо, ночью их отправят на первое боевое задание. В ожидании своего пилота Линне курила одну за другой сигареты, втаптывая в землю окурки, которые ложились небольшой шеренгой, будто солдаты.

Своего пилота. Это слово оставляло во рту привкус горше расидина. Нет, другие девушки во время занятий летали не лучше. Но все смеялись над ней. Странно, что еще никто из них не сделал так, чтобы ее выперли из отряда.

Сто сорок шестой полк ночных бомбардировщиков собрался у входа в столовую и молча направился к летному полю в пелене дыма и нервов. Большая часть экзамена должна была проходить над отобранным у крестьян капустным полем, но сначала им предстояло поприветствовать своего генерала.

Когда они подошли ближе, смутная масса фигур приобрела более отчетливые очертания. Тамара Зима стояла между полковником Гесовцом и Николаем Церлиным. Последний, по своему обыкновению, улыбался. На лице Тамары застыло бесстрастное выражение. Взглянув на нее, Линне напряглась, словно Тамара была неразорвавшейся бомбой. Гесовец не улыбался, однако его фирменный хмурый взгляд казался не таким суровым, как ожидала Линне, если вспомнить, как ожесточенно он сопротивлялся их обучению. Возможно, полковник просто ничуть не сомневался, что у них ничего не получится.

Девушки выстроились в ряд, выпрямились и умолкли, спрятав за спинами руки. Катя, готовая расплакаться в любой момент, шумно втягивала в себя воздух, стоя рядом с Линне. Не сдавайся. Линне до конца не понимала, кому адресовала эту мысль – Кате или самой себе.

– Доброе утро! – обратился к ним Церлин.

Несколько девушек тоже промямлили в ответ «доброе утро», забыв, что делать это не положено. Церлин улыбнулся шире, словно их оплошность показалась ему не столько признаком некомпетентности, сколько очаровательной выходкой.

– Пилоты и штурманы! – сказала Зима, – приготовьте аэропланы к боевому строю С-1. Инженерам остаться для получения индивидуальных заданий.

Резкий тон ее голоса вполне соответствовал бледности лица. Для Тамары это тоже было испытание. Ей предстояло увидеть, смогла ли она стать армейским командиром, не имея прежде опыта службы в армии.

Девушки направились к аэропланам. Боевой строй C-1 относился к категории самых сложных, и они отрабатывали его до полного изнеможения – поднимались на максимальную для Стрекоз высоту, убирали мощность и птицами неслись вниз, сбрасывая зажигательные бомбы. Линне почувствовала, как у нее внутри все сжалось, словно ее тело находилось в свободном падении.

Она запрыгнула на сиденье, вытянула шею, повернулась и увидела, что в кабину ввалилась Ревна, скользя пальцами по нитям, которые Линне чувствовать не могла. На лбу девушки поблескивал пот.

– Не надо было тебе так напрягаться, – произнесла Линне.

Использование Узора лишний раз только утомит ее.

Ревна оставила ее замечание без внимания.

– Ты готова?

– А ты? – выпалила в ответ Линне.

Нет, она никогда не будет готова. Но если это ее единственный шанс побороться, то она его не упустит.

К аэроплану с двумя глиняными горшочками в руках подбежала Магдалена. Сначала она остановилась перед Ревной. Линне, перегнувшись через бортик кабины, увидела ее кудрявую макушку.

– Бомбы-вспышки, – сказала она, – когда сбросишь их, вниз не смотри. Возвращайся целой и невредимой.

– Это всего лишь испытательный полет, – засмеялась Ревна.

Магдалена подвесила под каждое крыло по осветительной бомбе. Потом выпрямилась и посмотрела Линне в глаза. Без улыбки.

– Попробуй только ей все испортить, – произнесла она скороговоркой, чтобы Ревна ее не услышала.

От ярости к кончикам пальцев Линне метнулись искры и ворвались в аэроплан. Стрекоза вздрогнула. Линне склонилась к Магдалене.

– А ты хотела бы сейчас оказаться на моем месте?

– Ты даже не представляешь как.

Выражение на лице Магдалены – резкое, отважное и злое – исказила маска негодования.

Когда заурчал двигатель, Линне закусила щеку. Магдалена ни за что не увидит ее страха.

– Если бы ты лучше управлялась с искрами, ты могла бы летать – тогда и в твоей, и в моей жизни счастья и радости только прибавилось бы. И кто из нас тогда виноват?

Магдалена отвернулась.

Ревна на их перепалку не обращала внимания.

– Думаешь, мы сдадим экзамен? – спросила она в переговорную трубу, сунув руки в полетные перчатки.

– Понятия не имею, – ответила Линне.

– Могла бы и ответить, что сдадим.

– Врать не люблю.

Помимо прочего, ей не хватало присутствия духа. Вверх по рукам дернулась незнакомая дрожь. Кто это так разошелся – она сама или аэроплан?

– Разве ты не солгала, прикинувшись парнем, когда поступала служить в полк?

– Тогда было другое дело, – ответила Линне.

Пронизывавшее аэроплан ощущение дискомфорта усиливалось. Да, тогда было другое дело. И было давно. А если бы она солгала умнее, то не оказалась бы сейчас в этом дерьме.

Они сидели в полном молчании, дожидаясь своей очереди. Инженер по имени Нина показала флажками – Линне заметила, что не по правилам – что им взлетать следующими.

– Добавить мощности, – сказала Ревна.

Линне вжалась спиной в сиденье. Потерпеть неудачу было нельзя. Посадочные когти мягко убрались внутрь, и Линне подавила волну тошноты и постаралась отогнать ощущение, что все совсем не так, как должно быть. Опять подумала об отце, но на этот раз представила его не в гостиной в ожидании опозоренной дочери. Сейчас он стоял перед ее мысленным взором на ступенях старинного императорского дворца и смотрел, как к ее груди прикалывают медаль с изображением красной жар-птицы. Она не понимала, чего ей хотелось больше – чтобы он гордился ею или чтобы оторопел. Впрочем, ей было все равно.

Уловка сработала, и она смогла сделать глубокий вдох, не перенасыщая легкие кислородом. Стрекоза ухватилась за Узор и взлетела. Линне рискнула бросить взгляд вниз на Тамару Зиму и Церлина, которые, казалось, что-то увлеченно обсуждали. На краю поля стояла девушка-инженер, командуя боевым построением.

– Занять место в строю, – сказала Линне, слыша биение своего сердца, – приготовиться – курс на юго-запад.

Они пристроились в хвосте Стрекозы Елены и в таком порядке пару раз облетели поле. Аэроплан все теснее сжимался вокруг Линне, тянул из нее нервы и смешивал их с эмоциями Ревны. Внизу под ними Зима, Церлин и Гесовец сели в паланкин с открытым верхом и понеслись к испытательному полигону.

Сто сорок шестой полк ночных бомбардировщиков наворачивал круги до тех пор, пока инженер не подала новый сигнал. После этого они развернулись и взяли курс на юго-восток. Рокот базы сменился тихим шепотом, и вскоре Линне уже не могла различить ничего, кроме тихого жужжания Стрекозы на ветру.

Она увидела на флагштоке изодранный флаг, едва заметный в серой мгле. Ревна, вместе с остальными, набирала высоту. Сила тяжести вдавила Линне в сиденье. Но это было лучше того, что случилось потом. В кабину просочился ее страх.

Первый аэроплан достиг наивысшей точки. Его вздернутый нос накренился в свободном падении и понесся к земле. У Линне перехватило дыхание. Если штурман промедлит, Стрекоза на полной скорости врежется в землю. Но в последний момент двигатель взревел, возвращаясь к жизни, и выплеснул волну искристой энергии. Аэроплан взмыл обратно к небу, сбросив что-то вниз с левого крыла.

Смотреть туда не полагалось. Но удар был нанесен так красиво! В этот момент сработала бомба-вспышка.

– Черт! – выругалась Линне, хлопнув себя свободной рукой по очкам.

Дроссель с силой сжал ее запястье, Стрекоза вонзилась в нее своими иголками, она застонала.

– Неужели нельзя было обойтись без ругани? – сказала Ревна.

– Нельзя. Я ослепла.

– Магдалена же говорила тебе не смотреть. И как ты теперь собираешься выйти на цель?

– Да заткнись ты! В глазах уже проясняется.

Воздух в кабине полыхнул жаром, Стрекоза дернулась вперед, из нее брызнули искры. Линне вновь схватилась за дроссель – в случае неправильного расчета они могут промахнуться или ударить в хвост машине Елены.

Еще один аэроплан нырнул вниз. По его коренастому корпусу мелькнула какая-то тень. Вдали послышался гул, и несколько раз что-то бабахнуло.

– В чем дело?

– Ты все еще ничего не видишь? – спросила Ревна.

– Нет. Но все слышу…

Что это? Другой аэроплан? По звуку похоже на двигатель, только гораздо мощнее, чем у Стрекозы.

Ревна задрала вверх голову.

– Может, это…

На нос Стрекозы упала тень.

– Над нами что-то летит! – воскликнула Линне.

Это не они сами и не зимние птицы. Стрекоза дернулась, ее сердце безудержно рванулось вперед. Контролировать искры, Линне должна контролировать искры…

Из-за облаков над ними появился темный силуэт. Ревна заложила крутой вираж. Из туч посыпались новые аэропланы.

– Что это? – закричала Ревна.

Строй ночных бомбардировщиков дрогнул.

– А ты как думаешь?

Теперь времени на глупые вопросы у них не было.

Мозг Линне лихорадочно работал, хотя руки по-прежнему дрожали.

– Подлети к одному из них на расстояние верного выстрела.

– А как же экзаменационный полет? – спросила Ревна.

– Плевать мне на экзамены! Это война!

Линне склонилась и посмотрела в боковое зеркало. В нем маячил остроносый фюзеляж.

– Один у нас на хвосте.

Такие машины ей доводилось видеть и раньше. Они относились к классу «Сокол» и представляли собой самые легкие летательные аппараты Узорного флота эльдов. Как правило, они атаковали передовые позиции, в то время как Небесные кони и Драконы метили в стратегические цели.

Стрекоза вздрогнула.

– Что мне делать? – спросила Ревна.

Линне больше не могла мыслить по-прежнему, как солдат. Здесь, в воздухе, все было совсем иначе, чем на земле. Чему ее учили во время тренировочных полетов? Не дать вражескому штурману взять нас на мушку.

– У них на борту есть огнестрельное оружие? – дрогнувшим голосом спросила Ревна.

Стрекоза стала терять управление и заметалась в разные стороны, словно не зная, чего хочет.

Линне представила, как их поглощает столб огня, а затем выплевывает грудой искореженного металла и плоти. Возвращалась паника. Но если она сейчас перестанет контролировать управление, то наверняка их угробит.

– Я его потеряла.

А вот этого допускать было нельзя. Когда аэроплан у них на хвосте сбросил мощность, бабаханье сменилось глухим уханьем. Линне увидела, как он спикировал вниз и исчез из бокового зеркала.

– Что они делают? – спросила она.

Двигатель вражеской машины вновь ожил, и теперь машина летела где-то внизу – слишком быстро, чтобы Линне могла взять прицел.

– Они вошли в штопор, – поняла Ревна, – им не выравнять с нами скорость. Для них мы слишком медленно летим.

– Смотри! – воскликнула Линне, схватившись за спинку сиденья Ревны.

«Сокол» разворачивался. К ним ринулась еще одна темная тень, оставив в покое другую Стрекозу их полка.

– Надо что-то делать! – воскликнула Линне.

– Определим проблему! – ответила на это Ревна.

– Что?

– Мы не в состоянии ни быстрее лететь, ни выше подняться, – продолжала она, вытягивая аэроплан вверх, – поэтому нырнем вниз, как в боевом строю С-1. Сбавь мощность.

– Шансов ноль. Ты нас убьешь.

– Доверься мне, – сказала Ревна.

Линне закрыла рот и втянула в себя поток искр. По коже прокатилась горячая волна. Стрекоза совершенно беззвучно клюнула носом и понеслась к земле. На локте у Линне сверкали искры – плясали на игле дросселя. Аэроплан от их двойного страха трясся, но сбить Ревну с курса это не могло. В жилах Линне бурлили желто-красные искры.

– Он все еще здесь? – спросила Ревна.

– Куда же он денется, – ответила Линне.

Мир рванулся им навстречу.

У нее на языке вертелись заклинания, настойчиво пробивая себе путь к выходу, – она все порывалась умолять Ревну спасти их, отказаться от этого смертоносного плана. Она уже могла разглядеть на поле отдельные травинки, нитки на истрепанном флаге, листики на каждом дереве, а они по-прежнему неслись вниз. Теперь даже самый лучший пилот не смог бы вытащить их из этой передряги.

– Ты его видишь?

Вой вражеского двигателя сменил тон. Он вышел из пике, рванулся вверх и милостиво оставил их в покое.

– Он улетел, улетел! Пожалуйста, давай уже…

– Давай! – крикнула Ревна.

Линне выплеснула из себя все, что могла. Двигатель вновь взревел и ожил. Ревна подтянула Стрекозу к новым нитям Узора и резко взмыла вверх.

Девушки расхохотались. Они устремились в небо, то задыхаясь, то истошно крича.

– Я же говорила тебе, что смогу! – вопила Ревна, ловя ртом воздух.

Да, она смогла. Она могла сделать что угодно. Вместе им все было по плечу. Стрекоза, дерзкая и ликующая, рвалась вверх к вражескому аэроплану. Теперь пришла очередь Линне. В ее распоряжении были лишь бомбы-вспышки да неистовые искры в теле, но этого было достаточно. Пришло время показать эльдам, во что те ввязались. Она подняла руку, выжидая удобного момента. Ладонь наполнилась жаром.

Брюхо аэроплана промелькнуло мимо них красно-золотистым мазком. Жар-птица и звезды.

– Вот гадство.

Из руки вырвался тугой комок искр. Она дернулась и промахнулась – заряд прошел в нескольких сантиметрах от хвоста аэроплана и растворился в холодном воздухе.

– Промазала! – завопила Ревна.

От возмущения в кабине тут же стало жарко.

– Как ты могла? Он же был прямо над нами.

Линне обмякла.

– Это не эльды.

Окружавшие их «соколы» сломали строй, и она увидела их опять – звезду Союза под одним крылом и птицу под другим. Сердце ухнуло куда-то вниз, но уже не от страха перед полетом. Новые аэропланы понеслись к базе, позволив нескольким смущенным Стрекозам и горстке крохотных фигурок на поле проводить их взглядами.

Ревна с разинутым ртом неподвижно глядела им вслед.

– Что случилось?

– Мы по уши в дерьме.

* * *

Все аэропланы приземлились, а их экипажи сошли на землю еще до того, как экзаменационная комиссия вернулась на базу. Девушки тесно сгрудились перед морем разгневанных лиц. Семнадцать модернизированных аэропланов класса «Сокол» заняли большую часть летного поля, и тридцать четыре парня – пилоты и штурманы – стояли перед ночными бомбардировщиками.

– Вы что, пытались нас убить? – сказал один из них.

– Вам хоть можете отличить наш флаг от флага эльдов? – спросил другой.

– Вы сплошное недоразумение.

Девушки, казалось, вот-вот расплачутся. На этот раз Линне не могла их винить. В ней бурлил гнев вперемешку со стыдом. Ее бывший полк никогда не открывал огонь по своим. Она представила отца – бледного от ярости. Он сказал бы, что солдат всегда выслушивает выговор и несет наказание без жалоб, как и подобает мужчине.

Однако полк ночных бомбардировщиков состоял не из мужчин, а Линне была совсем другим человеком, не то что ее отец. Она командовала девушками, и она совершила ошибку.

Линне вышла вперед и расправила плечи, принимая на себя удар.

– Вы не имели права летать над действующей авиабазой, не поставив нас в известность.

– Не поставив вас в известность? – рявкнул какой-то авиатор. – Эти учения были согласованы вчера вечером по радиосвязи.

– Получается, что мы чуть не погибли только потому, что вы не прочли какую-то бумажку? – сказал другой.

Согласованы? Зима никогда не уготовила бы им сюрприза в день экзамена. По всей видимости, это происки Гесовца, который решил выставить девушек дурами. Он не жалел сил, чтобы вышвырнуть их с этой базы, а заодно и из своей жизни.

К ним подбежал паланкин и замер на своих веретенообразных ногах. Из него посыпались люди. Зиму среди них Линне поначалу не увидела. Но командор вскоре появилась, стараясь не отставать от бушующего полковника Гесовца.

– Позор! – самодовольно завопил он, подойдя ближе. – Вступить в бой со своими! Не отличить союзника от врага! В пылу сражения вы могли устроить кровавую бойню! Думаете, вы готовы воевать? Вы же даже не понимаете, в кого стрелять.

– Это несправедливо, полковник, – догнав его на краю поля, сказала Зима, – и вам это хорошо известно.

– О чем это вы? – зарычал он. – Все нянчитесь с этими девчонками, хотя война не для них. Но больше им врать нельзя. Мы все видели, что произошло.

– Верно, видели. Они на наших глазах продемонстрировали впечатляющее мастерство и превосходную тактику, позволившую им уйти от аэропланов врага.

Зима чеканила холодные, рубленые фразы. Ее лицо побелело от злости.

– В воздухе они проявили способность думать и поняли, что аэропланы в небе не представляют для них угрозы. Многие из них довели до конца плановые маневры.

– Но некоторые из них открыли по моим парням огонь, – сказал Гесовец, – мисс Зима, а то, что они промахнулись – это хороший навык или плохой?

– Вы отдали своим парням такой приказ. Велели устроить засаду. Что скажет руководство армии, когда узнает, что вы тратите ресурсы на подрыв чужой репутации, только чтобы доказать свою правоту? – выкрикнула она.

– Хватит, – положил конец их спору Церлин, остановившийся покурить у паланкина.

В сумраке его лица было не разглядеть, но тон генерала не был дружелюбным.

– Что касается мужчин: полагаю, вы собрались здесь передать поступившие аэропланы. Будьте любезны ознакомить пилотов, которым они предназначены, с принципами работы машин. Теперь вы, леди. На этом поле я вижу ваш флаг и несколько гильз. Думаю, вы прекрасно поупражняетесь, если пойдете и все это соберете. А с вами, – обратился он к Зиме и Гесовцу, – мы закончим разговор в штабе.

Зима энергично зашагала прочь, бросив на ходу:

– Пойдемте ко мне в кабинет.

Церлин последовал за ней. Гесовец напоследок окатил девушек сердитым взглядом и затрусил следом.

* * *

В полку ночных бомбардировщиков до самого вечера царило унылое настроение. Девушки собрали гильзы, вернулись в казарму, но уснуть ни одна из них так и не смогла. Злость на полковника и его авиаторов смешивалась в груди Ревны с горьким разочарованием. А она-то думала, что все делала хорошо. Думала, что сможет, наконец, встать с эльдами лицом к лицу и гордо воспользуется своей магией. Но все ее старания оказались напрасны. Интересно, сколько времени понадобится, чтобы опять лишить маму статуса Защитницы Союза?

Этого следовало ожидать. Союзу на нее было наплевать. Ему не нужен был ее успех. И никогда не будет нужен.

– Как думаешь, нас скоро отправят по домам? – сказала Катя, сбрасывая куртку и вынимая из сумки горстку булавок для волос.

Надя отложила принадлежности для письма и стала считать на пальцах.

– Если Церлин прямо сейчас отправит радиограмму, то уже к вечеру нас накажут. Но чтобы забрать Стрекоз и вывезти их с летного поля, понадобится еще как минимум три дня.

– Это если играть по правилам, – добавила Пави.

Катя закалывала вьющиеся волосы слишком тугими прядками. Ее пальцы, обычно такие ловкие, теперь делали все вкривь и вкось, и она, в конце концов, отложила шпильки и недовольно заворчала.

– Не понимаю, – сказала она, – мы столько готовились. Почему же тогда так облажались?

– Мы не облажались.

К удивлению Ревны, эти слова произнесла Линне. Когда к ней повернулись тридцать две девушки, по комнате прошелся шелест. Линне не подняла глаз.

– Мы-то как раз готовы, – сказала она, – именно поэтому Гесовец и пошел на обман. Именно поэтому запланировал эти учения, не сообщив нам.

На миг повисла тишина.

– Линне, – тихим, почти благоговейным голосом сказала Катя, – ты у нас подобрела?

Та вздохнула и плюхнулась на матрац.

– Да пошла ты.

Но интонация не была враждебной. Ревна почувствовала прилив тепла… может, они уже сроднились? Может быть, они обе прокляты? Линне обречена никогда не летать, как бы она ни старалась, Ревна – разрушать свою семью, будь то мама, папа и Лайфа, или же разношерстная стайка девчонок со всех стран Союза.

Комната погрузилась в мрачную тишину. Об устроенном ими хаосе говорить никому не хотелось, поэтому они занимались повседневными делами, словно надеясь, что эта рутина нагонит на них сон. Катя вновь взяла в руки шпильки. Ревна растирала культи утащенной из санчасти мазью. Свои протезы она любила, но ногам нужен был отдых после каждого долгого дня.

Втирая мазь, она думала о письме, которое пыталась сегодня написать маме, но новости, о которых она могла бы сообщить, не обнадеживали. Дорогая мама! Сегодня с нами сыграли злую шутку, и я, по всей видимости, опять загубила вам жизнь. Дорогая мама! Теперь я точно знаю, что проклята. Дорогая мама! Союз по-прежнему меня ненавидит. И это несмотря на то, что ради Союза она рисковала жизнью. Для призыва на фронт годились даже тринадцатилетние мальчишки, а она, Ревна, вызывала такое отвращение, что взрослые мужики шли на обман, лишь бы только не пустить ее в небо.

С последней почтой она получила два письма: одно, подробное, от мамы, второе от Лайфы, исчерканное каракулями и закорючками, которые, по маминому заверению, означали Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ.

Целых три абзаца мама посвятила улучшениям в их жизни: зеленым продуктовым карточкам, по которым раз в неделю выдавалась свинина, убежищам со скамейками и железобетонными стенами и старому ружью, которое она угрозами вытребовала у комиссара. «Это надо было видеть, умора, да и только…» — писала мама.

О чем говорилось в вымаранной части, Ревна могла только догадываться. Папа в такой ситуации посмеялся бы. Он любил повторять, что в своей жизни мама уступила только раз – в день, когда согласилась выйти за него замуж. Когда его забрали, она, казалось, несколько подрастеряла присутствие духа, и Ревна была рада видеть, как к ней постепенно возвращалась былая решимость. Лайфа, вытянувшаяся за последние несколько месяцев, наконец снова стала набирать вес. Мама также благодарила Ревну за деньги, которые та присылала домой, хотя купить на них еду больше было нельзя. После каждой четырнадцатичасовой смены рабочим выдавали продуктовые карточки. Увеличение рабочего дня не нравилось никому, но что поделать. Ревне не обязательно было видеть вымаранные фрагменты текста, чтобы понять, что ей хотела сказать мама. Кто не работает, тот не ест. Мама надеялась, что сможет отложить побольше денег из тех, что присылает Ревна, чтобы воспользоваться ими после войны. Ревна тосковала по ним. Ей не нужны были деньги. Ей хотелось только одного – прижать маленькую сестренку к груди и расспросить ее о каждой звездочке на небе. Но пока вернуться домой она не могла. Не могла навлечь на головы близких проклятие второсортного бункера и урезанных пайков.

Дверь казармы чуть приоткрылась.

– Девушки? – сказала Тамара.

Они повскакивали, тут же бросив все свои дела. Ревна усилием воли отогнала мысли о доме и села на краю кровати.

Тамара переступила порог и опустилась на ближайший стул, гулко стукнув им о пол. Затем потерла темные круги под глазами. Ее в мгновение ока окружили девушки полка – они из лучших побуждений наперебой бросились предлагать ей то немногое, что у них было. Может, налить ей чаю? Может, дать воды? Или сигарету? Тамара махнула рукой, давая понять, что ей ничего не надо.

– Мне ночью еще надо писать рапорт, поэтому остаться с вами я не могу. Но скажу сразу: генерал Церлин одобрил вашу подготовку.

Несколько секунд никто не мог вымолвить ни слова. Потом раздались одобрительные возгласы. Кто-то захлопал в ладоши, остальные подхватили, и аплодисменты заполнили всю комнату.

Тамара подняла руку, овации стихли так же быстро, как и начались.

– Ваши ошибки произвели на генерала Церлина не самое лучшее впечатление. Несмотря на это, он считает, что вы все же обладаете необходимыми навыками, да и храбрости вам тоже не занимать. В то же время он будет внимательно за нами следить и может в любую минуту передумать. Поэтому начиная с сегодняшнего дня вы должны быть поистине безупречны. Если я отдаю приказ, вы его выполняете. Не перебиваете, чтобы задать вопрос, не спорите и не считаете, что знаете лучше.

Она потерла пальцами виски.

– Если бы я с самого начала обращалась с вами, как с солдатами, мне, может, не пришлось бы так долго убеждать Церлина, чтобы он вас поддержал. Но изменить я теперь ничего не могу, и мне лишь остается надеяться, что вы достаточно доверяете мне, чтобы следовать моим приказам. И если я ставлю перед вами задачу, вы должны ее выполнить. Это понятно? Теперь для вас важно только одно – боевые задания. Вы должны довести начатое до конца. И просто обязаны добиться успеха. От этого зависит судьба ваших сестер и Союза. – Она обвела комнату уставшим взглядом. – Завтра вечером, когда пробьет девять склянок, вас ждет первый боевой вылет. Это ясно?

– Так точно, мэм, – в один голос ответили они.

Будто долго это отрабатывали.

Будто у них не было проблем с дисциплиной.

И тогда Тамара встала, улыбаясь и вновь излучая свою неизменную энергию.

– Солдаты, – сказала она, – мы несем с собой великие перемены.