105

Третья ночь на Максиколе прошла спокойно. В несколько коротких провалов Лефлеру удалось проспать пару часов, и чувствовал он себя довольно сносно. По крайней мере лучше, чем накануне вечером.

Оставив ранец в хижине, он вышел наружу и был немного напуган громкими выкриками часовых. Должно быть, здесь был такой порядок, что следовало орать при появлении вождя.

Поняв, что это не нападение, а как раз наоборот, Лефлер поощрительно коснулся плеча каждого из воинов и, обведя рукой деревню, указал на землю перед собой. Жест был довольно красноречивым, и часовой только уточнил, звать ли только воинов – тут он показал копье – или женщин с детьми тоже. На этот раз дикарь артистично показал ладонями женскую грудь, а потом опустил ладонь на метр от земли.

Лефлер указал на копье, и воин умчался созывать своих товарищей.

Не прошло и пяти минут, как весь гарнизон деревни оказался на небольшой площади перед хижиной вождя. Здесь было около полусотни человек, вооруженных копьями и тугими луками. Солдаты с некоторой опаской смотрели на Рино, но, по всей видимости, вовсе не сомневались в его властных полномочиях.

Лефлер сержантской походкой прошел вдоль шеренги и наметанным глазом выделил двух самых крепких и, по всей видимости, самых уважаемых воинов.

Поделив остальных пополам, Рино заставил их встать отдельно и, поставив во главе двух групп новых командиров, четко объявил, сдабривая сказанное жестами:

– Первый взвод!..

– Второй взвод!..

Дикари поначалу закрутили головами, но потом, видимо, поняли. И когда Рино снова указал рукой на одного из командиров, тот четко ответил:

– Перны за-авод!..

Со вторым «сержантом» вышла заминка, но после пары повторений он тоже понял, кем является.

– Отлично, бойцы, будем считать, что назначения состоялись, – сказал Рино больше для себя, чем для своей армии.

Следом за назначениями следовало поставить войскам задачу, и Лефлер напряженно соображал, как это сделать, пользуясь одними только жестами.

Неожиданно из-за глиняной печи, стоявшей возле жертвенной ямы, вышла вчерашняя невольница Лефлера.

На этот раз на ее роскошные бедра был нацеплен кусок ткани оливкового цвета, а грудь прикрывало ожерелье из желтых цветов. Самый большой цветок был приколот к волосам, и в общем-то Рино понял, что это наряд счастливой женщины.

Одарив Лефлера чарующей улыбкой, красавица безбоязненно к нему приблизилась и по-хозяйски обняла.

– Э-э… – протянул Рино, чувствуя себя полным идиотом, однако в строю солдат не наблюдалось никакого движения. Все понимали – молодая жена пришла к своему возлюбленному. Обычное дело.

– Э-э, я тоже очень рад, дорогая, – произнес наконец Рино, снял с руки ненужную бланшкарту и надел ее на запястье законной супруге.

– О-о! – вырвалось у наблюдавших эту сцену солдат, которые оценили подарок. Девушка тоже была очень рада и всячески выражала свою беспредельную любовь. В конце концов она прижала руки к сердцу и с чувством произнесла:

– Бала батум ту мяма!..

– Я тебя тоже, дорогая, – пробубнил Рино сквозь фильтрационные щели своего шлема.

Наконец девушка удалилась, и Рино приступил к объяснению задачи.

Собственно, требовалось только добыть «языка», которым мог бы оказаться один из часовых на строительном объекте. Однако Лефлер понимал, что проще всего объяснить этим людям, что следует на кого-то напасть, но гораздо труднее суметь внушить им, что человека следует доставить живым. А не отрезать ему голову, как они поступили с беднягой Шелдоном.

Битый час Рино исполнял пантомиму, а затем требовал повторения со стороны своих сержантов, пока они не поняли, что ножи доставать не нужно и стрелы с луками тоже следует держать при себе.

Наконец взаимопонимание было достигнуто, и на подставном «языке» отобранная группа захвата проделала все, как нужно. Рино сказал «о’кей» и тут же повел солдат на задание, объяснив, что завтрак состоится позже.