3.3. Правовое регулирование в интернет-пространстве стран романо-германской правовой семьи

Исследование особенностей правового регулирования в интернет-пространстве стран, относящихся к романо-германской правовой семье, будет осуществляться на примерах Италии, Люксембурга, Германии и Норвегии.

В Италии на сегодняшний день существует развитая нормативно-правовая база в отношении правового регулирования информационно-телекоммуникационных сетей и электронной коммерции. Законодательные акты устанавливают отдельные правила, непосредственно относящиеся к вопросам, касающимся Интернета как такового, и впоследствии активно применяются судами. Вместе с тем данные правила представляют собой, скорее, специальные нормы, конкретизирующие нормы общие, относящиеся к регулированию отдельных известных правовых институтов.

Таким образом, итальянское законодательство, как и законодательство многих других стран, на данный момент не исходит из самостоятельности предмета правового регулирования, что, как мы можем еще раз отметить, неудивительно, поскольку Интернет – это прежде всего некое новое пространство, в которое «обычные» правоотношения как бы переносятся. С другой стороны, нельзя не отметить, что данное пространство обладает системными архитектурными особенностями, что обосновывается в настоящем исследовании, и прямо или косвенно, сознательно или нет, но отражается в нормативных правовых актах, нацеленных на решение соответствующих вопросов.

В Италии отношения в интернет-пространстве регулируются как общими нормами законодательства, так и специально принятыми актами, адаптирующими законодательство к изменениям, связанным с системными проблемами правового регулирования отношений в сети Интернет.

Так, Законодательным актом № 70/2003, имплементирующим Директиву ЕС 2000/31/ЕС, были установлены общие правила об электронной коммерции, а также о гражданско- и уголовно-правовой ответственности интернет-провайдеров. При этом итальянский Кодекс о защите прав потребителей 2005 г. (Законодательный акт № 206/2005) содержит отдельные нормы, связанные с защитой прав потребителей при заключении договора дистанционным способом, которые относятся и к отношениям в сети Интернет.

Отдельные специальные изменения были введены в связи с тем очевидным воздействием, которое оказывает развивающаяся инфраструктура Интернета на отношения в области охраны интеллектуальной собственности. Так, итальянский Акт об авторских правах был первоначально принят в 1941 г., но изменен Законодательными актами № 68 от 2003 г. и № 140 от 2006 г., которыми в итальянское законодательство были имплементированы нормы Директив 2001/29/ЕС и 2004/48/ЕС, в частности для того чтобы установить специальные правила разрешения спорных ситуаций, связанных с авторскими правами в сети Интернет.

Особого внимания в данном контексте заслуживает Кодекс промышленной собственности, принятый Законодательным актом № 30 от 2005 года, который объединил все остальные, кроме авторского права, нормы права интеллектуальной собственности, а с изменениями 2010 года – касающиеся в том числе защиты интеллектуальных прав в связи с Интернетом.

Отдельные нормы, касающиеся защиты персональных данных в сети Интернет, содержатся в Кодексе о защите персональных данных (Законодательный акт № 196/2003), который содержит специальные правила относительно защиты персональных данных в Интернете и дополняется подзаконным законодательством по аналогии с деятельностью российского Роскомнадзора.

Законодательство Италии содержит и другие нормативные правовые акты, положения которых прямо или косвенно связаны с регулированием отношений в интернет-пространстве, в том числе в области уголовного и уголовно-процессуального права, ограничения распространения отдельного контента, посягающего в первую очередь на публично-правовые интересы.

Скорость и простота операций с информацией в Италии, как и в других странах, отражаются в первую очередь на содержании законодательства об интеллектуальной собственности. Как отмечают сами итальянские юристы, «авторские права – категория интеллектуальной собственности, на которую рост цифровой экономики воздействует в наибольшей степени. Причина заключается в том, что практически любой результат человеческого творчества может быть оцифрован, а значит – воспроизведен в Интернете и распространен в нем». И это неудивительно.

Акт об авторских правах содержит специальную статью 16, которая устанавливает, что исключительное право публичного воспроизведения произведения распространяется на «доведение работ до представителей общественности в то время и место, которое они выбирают сами» (п. 1 ст. 16). Данное положение может рассматриваться как прямая отсылка к воспроизведению и распространению произведений в сети. При этом мы не можем обойти вниманием и важную презумпцию, заложенную в итальянском законодательстве: в случае с Интернетом именно пользователь сам выбирает где, когда (и что – вот самое главное) «ему показывают». Впоследствии к этой презумпции имеет смысл обратиться и в другом, более общем контексте. Кроме того, Акт об авторских правах содержит статью 171, в соответствии с которой признается правонарушением воспроизведение произведений без разрешения правообладателя посредством общественных информационно-телекоммуникационных сетей, если оно было совершено с целью извлечения прибыли (наличие данной цели – еще один отличительный признак итальянского законодательства, который не всегда находит отражение в аналогичных нормативных правовых актах других правовых систем).

В соответствии с обобщениями, сделанными итальянскими юристами-практиками, в целом правоприменители в Италии согласны с тем, что загрузка охраняемых произведений на интернет-сайт, распространение их посредством пиринговой сети, а равно их живой показ («стриминг») или включение в состав сайта («веб-кастинг») является доведение произведения до общественности, опубликование, обнародование. В этом смысле итальянское законодательство и практика в значительной степени уже готовы к учету особенностей интернет-инфраструктуры. Можно сказать, что такой подход адаптирует их к сложившейся системе общественных отношений в области защиты интеллектуальной собственности.

Как таковая трансграничность отношений в итальянском законодательстве на данный момент рассматривается, но не разрешается исходя из каких-либо иных, кроме необходимости адаптации новых отношений к старым нормам, приоритетов. Частично отражаясь в способах разрешения спорных вопросов определения юрисдикции, трансграничность отношений скорее наталкивается на барьеры консервативного законодательства. Например, в случае с теми же персональными данными, которые неизбежно обращаются в большом количестве в сети Интернет, итальянские авторы отмечают необходимость в любом случае получать разрешение со стороны соответствующих пользователей – субъектов персональных данных, причем, с учетом отношения к особенностям заключения договоров в электронной форме, такое согласие должно быть получено как минимум по факсу.

Так, в известном уголовном деле “ViviDown”, которое рассматривалось в Милане, суд назначил наказание четырем администраторам общественно доступного канала в сервисе видеохостинга YouTube в связи с тем, что на данном канале собрал достаточно много просмотров видеоролик, в котором группа итальянских студентов осуществляла хулиганские действия по отношению к своему сверстнику с ограниченными возможностями. Одним из оснований для приговора стало, как ни странно, то, что посредством ролика незаконно распространялись персональные данные, а именно данные о состоянии здоровья лица с ограниченными возможностями.

Каких-либо специальных правил, которые бы разрешали проблему идентификации пользователей в той мере, которая бы соответствовала темпу роста и реальной практике цифровых отношений, в ходе исследования применительно к Италии выявлено не было, в большей степени здесь следует учитывать правила, установленные на уровне наднационального законодательства ЕС.

Большая часть положений о письменной форме сделки позволяет сделать те же выводы, что и в случае с российским законодательством, а именно: письменная форма сделки считается соблюденной в случае со сделками, заключенными посредством электронных средств коммуникации, только при условии наличия предшествующего соглашения в «бумажной» форме либо при использовании электронной цифровой подписи. В случае споров может иметь серьезное значение и факт последующего «одобрения действием», что принципиально, правда, не разрешает проблему идентификации пользователей в сети Интернет. Таким образом, и здесь итальянское законодательство показывает определенный консерватизм, свойственный правовым системам, относящимся к романо-германской правовой семье. В целом допустимо заключить, что в действующем итальянском законодательстве слабо учитываются особенности сетевой инфраструктуры. В большей степени оно нацелено на нивелирование «конфликта» между данными особенностями и классическими правовыми подходами за счет использования инструментов юридической техники, однако остается открытым вопрос, насколько такой подход будет оставаться адекватным в свете общего темпа прогресса цифровых технологий, при котором количественные изменения рано или поздно перейдут в изменения качественные.

Что же касается такой системной проблемы правового регулирования отношений в интернет-пространстве, как проблема определения юрисдикции, то, по крайней мере, в той части, в которой определение юрисдикции необходимо для разрешения вопроса об ответственности, вытекающей из нарушения интеллектуальных прав итальянского гражданина или компании, зарегистрированной в Италии, суды Италии при рассмотрении дел, связанных с интеллектуальными правами, разрешают вопросы – в частности, возможности применения обеспечительных мер в зависимости от того, как определяется место причинения ущерба. Таким образом, здесь прослеживается адаптация «теста (критерия) минимума контактов». В исключительно важных случаях обеспечительные меры (например, в виде ограничения доступа к сайту в судебном порядке) могут применяться без учета того, в какой юрисдикции размещен сервер интернет-компании.

Относительно подходов к установлению юрисдикции итальянских судов, а равно определения применимого права, в качестве обобщения можно заключить, что в целом в Италии практикуется «тест (критерий) минимума контактов». В то время как итальянское законодательство и законодательство ЕС закрепляет особые правила определения юрисдикции внутри ЕС, которые действуют применительно к отношениям в сети Интернет, но на них при этом в малой степени сказываются особенности интернет-инфраструктуры, законодательство Италии в целом допускает лишь два основания для того, чтобы признать юрисдикцию итальянских судов и (или) итальянское право как применимое в данных случаях, а именно:

• в случае, если вред считается причиненным на территории Италии (как и в случае, с мерами обеспечения иска);

• в случае, если деятельность ответчика (стороны по договору) нацелена на территорию Италии.

Отдельно рассматриваются споры с участием потребителей – в целом, где это считается возможным, действует юрисдикция итальянских судов, и применяются нормы итальянского права о защите прав потребителей и (или), соответственно, правила, установленные на уровне ЕС. Тем не менее остается открытым вопрос о том, как в таком случае конкретно рассматривать споры, обремененные всеми рассматриваемыми проблемами сетевой инфраструктуры, и применительно к потребителям итальянское законодательство в данной части дает не больше ответов, чем, например, законодательство российское.

Относительно проблемы ответственности информационных посредников действующее итальянское законодательство содержит определенные отличия по сравнению с большинством других юрисдикций. Так, по общему правилу ответственность, по крайней мере гражданско-правовая, информационных посредников за ущерб, связанный с контентом, размещаемым пользователями, исключена, и каждый из участников отношений в интернет-пространстве, таким образом, отвечает за свои собственные деяния.

С другой стороны, все же намечается подход, в соответствии с которым информационные посредники, если и не должны отвечать за пользователей, то, по крайней мере, должны активно содействовать пресечению правонарушений, выступая de facto на стороне правообладателей. Уже рассматривавшаяся общая причина такого подхода заключается в том, что именно информационные посредники в современной интернет-инфраструктуре локализованы и централизованы, в отличие от пользователей. Это усиливается также за счет следующих факторов, которые обсуждаются итальянскими авторами, специализирующимися в данной области:

• пользователи чаще всего анонимны, и сложно установить соответствие между конкретным пользователем и стороной абонентского договора с интернет-провайдером, если речь идет о данной категории информационных посредников;

• массовые нарушения, в том числе интеллектуальных прав, создают ситуацию, в которой «юридическое преследование» отдельных пользователей индивидуально будет экономически нецелесообразным;

• в случае с нарушениями, совершенными из других юрисдикций, единственным действенным способом будет только принятие мер против локальных интернет-провайдеров.

Развитие итальянского законодательства в данной области привело к появлению известного режима «безопасной гавани» в соответствии с Законодательным актом № 70/203, имплементирующим Директиву ЕС 2000/31/ЕС об электронной коммерции, в дополнение к Законодательному акту 128/2004. В соответствии с данными нормами интернет-провайдеры в Италии по общему правилу не должны осуществлять мониторинг информации в обязательном порядке, но, если им станет известна информация о правонарушении, они должны незамедлительно уведомлять об этом правоохранительные органы. Разумеется, при этом интернет-провайдеры должны информировать правоохранительные органы по их запросам, если таковые направлены интернет-провайдерам.

Кроме того, в Италии, в рамках установленных процедур саморегулирования бизнеса, действует Кодекс саморегулирования отношений в сети Интернет от 2003 года. Данный кодекс принят наиболее крупными итальянскими интернет-провайдерами. Присоединение к данному кодексу происходит на добровольной основе, но с этого момента он становится обязательным для вновь вступившего в саморегулируемое сообщество члена, а основные положения Кодекса связаны с определением сбалансированного подхода к распределению ответственности между различными участниками интернет-отношений, а также к соотношению публичности и анонимности в сети в той части, в которой провайдеры могут влиять на данный аспект.

Достаточно сложно выделить специальные элементы архитектурно-ориентированного регулирования отношений в сети Интернет в Италии, вместе с тем нельзя не отметить, что архитектурный подход ярко выражен в рассмотренных ранее отраслевых стандартах, требующих введения, в частности, механизмов идентификации пользователей в отношении ограниченного к распространению контента. В том случае, если интернет-провайдер внедряет технологические средства и процессы, позволяющие ограничить доступ несовершеннолетних или малолетних пользователей к интернет-контенту, можно говорить о косвенном архитектурном воздействии на отношения, в отличие от прямого нормативного регулирования на уровне нормативных правовых актов или прецедентов.

В отличие от достаточно крупной (по европейским масштабам) Италии, Люксембург относится к разряду европейских «мини-государств», в котором тем не менее, внимательно относятся к инновационным способам укрепления своих позиций в мировой экономике. Построение законодательства, которое бы отвечало требованиям современных реалий информационных отношений, таким образом, оказывается в приоритете, и можно сказать, что Люксембург представляет собой первую страну ЕС, в которой был принят закон об электронной коммерции, имплементирующий положения Директивы ЕС 1999/93 от 13.12.1999 об электронных подписях, Директивы ЕС 2000/31 от 08.06.2000 об электронной коммерции и отдельные положения Директивы ЕС от 97/7 20.05.1997 о дистанционной продаже товаров и услуг.

Собственное законодательство Люксембурга является достаточно развитым, при этом, как и в случае с другими странами, оно развивается преимущественно в рамках модели инфраструктурных элементов, а не архитектурной модели, поскольку сосредоточено вокруг ключевых институтов, актуализирующихся в рамках правовых отношений в сети Интернет. Так, законодательство Люксембурга охватывает вопросы электронных подписей, удостоверяющих центров, договоров, заключенных в электронной форме, защиты прав потребителей и ответственности информационных посредников.

Внимание страны с экономикой, в центре которой находятся финансовые услуги, к вопросам коммерческого аспекта отношений в сети Интернет неудивительно.

При этом, как отмечают сами юристы Люксембурга, Великое герцогство нацелено на активное участие в общеевропейских приоритетах, к числу которых относится:

• развитие единого электронного рынка, развитие и поддержка использования потребителями трансграничной торговли;

• установление эффективной юридической базы для оцифровывания печатных книг;

• создание мультитерриториального лицензирования защищаемого авторским правом цифрового контента;

• исследование возможностей усилить доверие к платежам, совершаемым посредством сети Интернет;

• установление европейской системы товарных знаков для «розничных» интернет-сайтов.

Примечательно, что скорость и простота операций с информацией, хотя, очевидно, и послужили факторами развития законодательства и практики Люксембурга по многим репрезентативным аспектам, отраженным в настоящем разделе, но не привели к серьезным изменениям в области права интеллектуальной собственности как такового. В этом смысле данные факторы скорее интенсифицируют судебную практику, чем служат поводом для развития законодательства.

Но в то же время проблема трансграничности отношений, как фактор правового регулирования отношений в сети Интернет, получила специальную разработку на уровне законодательства Люксембурга – в основном в контексте проблемы определения юрисдикции. В целом Люксембургу также свойственна интерпретация «теста (критерия) минимума контактов», в рамках которой определяющим моментом является место совершения юридически значимых действий. Суды при этом относительно свободны в определении такого места.

Как известно, в рамках судопроизводства в Люксембурге допускается аргументировать позицию ссылками на судебные решения по аналогичным делам, принятые в родственной правовой системе Франции. А аналогичная практика во Франции допускает признание юрисдикции французских судов в том случае, если один из элементов фактического состава имел место на территории Франции. Именно этими соображениями, применяемыми по аналогии, и руководствуются судьи в Люксембурге.

Проблема идентификации пользователей в том ключе, в котором она рассматривается в странах ЕС, рассматривается и в законодательстве Люксембурга. Во-первых, речь идет об имплементации в национальное законодательство тех Директив ЕС, которые, по сути, уже рассматривались применительно к Италии. Во-вторых, как и в случае с большинством других европейских стран, соответствующие положения, введенные Законом № 96 от 14.08.2000 (с изменениями от 05.07.2004), не создают новой независимой системы правовых норм, специальных по отношению к электронной коммерции. В то же время общие нормы, которые применяются к отношениям с использованием сети Интернет, дополняются отдельными специальными нормами, обусловленными системными правовыми проблемами данной области.

Следуя ранее определенному европейскому подходу, проблема идентификации пользователей, соответственно, рассматривается через проблему использования электронных подписей. В соответствии с приведенным Законом об электронной коммерции от 14.08.2000, электронная подпись приравнивается к собственноручной подписи. Вместе с тем фактически речь идет только об электронной цифровой подписи (усиленной квалифицированной цифровой подписи), если проводить параллели с российским законодательством. Электронная подпись определяется как средство, с помощью которого идентифицируется лицо, его использующее, и которое подтверждает согласие такого лица с тем или иным действием. При этом электронная подпись, согласно законодательному определению, представляет собой совокупность данных, которые связаны с документом и не могут быть отчуждены от документа. Электронная подпись должна иметь свойства, позволяющие идентифицировать то лицо, которое подписывается, а также обеспечить аутентификацию и свидетельствовать о целостности подписываемого документа.

Статья 18 Закона об электронной коммерции от 14.08.2000 отдельно указывает, что электронная подпись, которая создана посредством защищенных средств, находящихся в полном распоряжении подписывающегося лица, и которая основана на квалифицированном сертификате, рассматривается как подпись, равнозначная собственноручной, о которой говорится в ст. 1322-1 Гражданского кодекса Люксембурга. Для того чтобы сертификат электронной подписи рассматривался как «квалифицированный», он должен включать в себя определенные элементы информации и быть выдан сертификационным органом с соблюдением определенных условий.

Таким образом, мы видим один из классических способов разрешения проблемы идентификации пользователей Интернета, свойственных для регулятивных правоотношений в том же ключе, в котором он реализован и во многих других странах. Вместе с тем очевидно, что это только частичное решение проблемы и оно, опять же, построено по принципу адаптации новых отношений к старым правилам, а не наоборот. Кроме того, Люксембург относится к числу немногих, даже среди европейских, стран, в которых предусмотрены прямые правила определения юрисдикции в случае со спорами, вытекающими из отношений в интернет-пространстве. Уже упоминавшийся Закон от 14.08.2000 устанавливает, что по общему правилу к отношениям сторон, связанным с оказанием интернет-услуг, применяется право той юрисдикции, в которой находится место ведения деятельности исполнителя, если иное не предусмотрено договором. Справедливости ради, конечно, следует отметить, что это не проясняет спорные случаи принципиально – например, когда компания исполнителя зарегистрирована в одной юрисдикции, сервер находится в другой, а заказчик услуг, получающий результаты в цифровой форме или посредством электронных коммуникаций, – в третьей (классический пример, обусловленный цифровой инфраструктурой). Какая юрисдикция, таким образом, будет составлять место ведения деятельности исполнителя? Вопрос остается открытым для судебного усмотрения.

Право Люксембурга настроено на защиту локальных сервис-провайдеров, к которым, за исключением случаев оказания услуг потребителям (в смысле законодательства о защите прав потребителей) в других странах, всегда применяется право Люксембурга, даже если услуги фактически оказываются по всему миру. Однако в остальном к определению юрисдикции, в том числе применимого права, применяются общие положения, в частности Конвенция ЕС 1980 г. «О праве, применимом к договорным обязательствам» (так называемая Римская конвенция) и Брюссельская конвенция 1968 г. о юрисдикции и приведении в силу решений по гражданским и коммерческим делам (так называемая Брюссельская конвенция).

Правила, касающиеся ответственности информационных посредников, в Люксембурге приняты на достаточно детальном уровне и при этом они соответствуют общим стандартам разрешения данной проблемы. Закон от 14.08.2000 включает положения относительно ответственности информационных посредников.

По общему правилу информационные посредники не несут ответственности за передачу информации по сети или предоставление к ней доступа, за исключением тех случаев, когда они принимали активную роль в этом посредством избрания или изменения информации, которая подлежит передаче. При этом статья 60 Закона от 14.08.2000 прямо предусматривает, что информационный посредник, который передает информацию, предоставленную пользователем сервиса или который предоставляет доступ к информационно-телекоммуникационной сети, не может нести ответственность, за исключением следующих случаев:

• он является инициатором передачи информации;

• он определяет адресат информации;

• он определяет и изменяет содержание передаваемой информации.

В законодательстве и практике Люксембурга более детально рассматривается вопрос о том, что входит в понятия передачи и предоставления доступа к информации, и эти понятия также охватывают автоматическое хранение информации, которое может быть временным и необходимым для совершения основных действий. Данный факт не подпадает под ограничения в том случае, если, как бы мы сказали, используя терминологию российского законодательства, данные действия необходимы для технического обеспечения передачи информации.

Любопытно, что технология «кэширования», составляющая на сегодняшний день неотъемлемую часть сетевой инфраструктуры, также уже стала предметом правового регулирования в Люксембурге. Кэширование как таковое в полной мере уже не может охватываться оговоркой о «необходимости для технического обеспечения передачи информации», поскольку данная необходимость подразумевает еще и разумное время хранения, а этот показатель не вполне применим к кэшированию. Вместе с тем допускается без возложения какой-либо особой ответственности за оборот информации осуществление хранения информации «в целях обеспечения повышения качества услуг» (а в объем этой формулировки как раз и подпадает кэширование), за исключением случаев, когда информационный посредник осуществляет одно или несколько из числа следующих действий:

• изменяет информацию;

• нарушает условия доступа к информации;

• нарушает правила, касающиеся обновления информации;

• препятствует получению информации о технологических особенностях своего сервиса;

• не предпринимает незамедлительных действий для того, чтобы воспрепятствовать доступу к информации в том случае, если ему стало известно о том, что такая информация нарушает чьи-либо права или что доступ к такой информации был ограничен судебной или исполнительной властью.

И наконец, третья категория действий, которые может осуществлять информационный посредник, это предоставление услуг хостинга – важный элемент сетевой инфраструктуры. Соответственно, информационный посредник в данном случае несет ответственность только в следующих случаях:

• если он знал или должен был знать (обратим внимание на эту формулировку, не совсем типичную для континентальной европейской модели правового регулирования сети Интернет) о неправомерности хранения соответствующей информации;

• если он не принял незамедлительных действий по блокировке доступа к неправомерной информации после того, как узнал о ее неправомерном характере.

Фактически в Люксембурге на хостинг-провайдеров при этом возложена обязанность по проведению мониторинга правомерности контента. Это следует из статьи 63 (2) Закона от 14.08.2000, и данная обязанность распространяется на нарушения, предусмотренные ч. 2 ст. 383 и ст. 457-1 Уголовного кодекса Люксембурга, устанавливающими наказания за контент оскорбительного характера или контент, нарушающий общественную нравственность (в том числе порнографическую продукцию). В остальном таких обязанностей у информационных посредников (в том числе у информационных посредников других категорий) нет, за исключением случаев, когда ими прямо будет получено требование, исходящее от правоохранительных органов, о проверке информации, которую они передают или хранят.

Одним из свидетельств отношения правовой системы к инфраструктурной модели может служить то, как разрешен вопрос о доменных именах – признается ли их относительная самостоятельность как объекта правового регулирования или нет. Напомним, если с точки зрения прежде всего коммерческих отношений доменные имена – это средство индивидуализации, то с точки зрения сетевой инфраструктуры доменные имена – это средство поиска необходимого интернет-ресурса.

В Люксембурге отсутствует признание доменных имен как самостоятельного объекта правового регулирования и, соответственно, отсутствуют специальные нормы. Примечательно, однако, что специалисты в области правового регулирования отношений в сети Интернет в Люксембурге тем не менее считают важным освещать вопросы о доменных именах в своих публикациях. Как следует из судебной практики, регистрация доменного имени не дает никакого права, аналогичного праву собственности или исключительному праву. Отметим, что поскольку доменное имя, понятое как сочетание всех доменов, включенных в него, технически исключает возможность регистрации такого же доменного имени, значит исключительное право на данное доменное имя среди других доменных имен (правда, не товарных знаков в целом) как бы заключено на уровне кода. Как указал суд, в рамках классических правовых институтов, право на доменное имя может быть защищено только через законодательство о защите конкуренции.

Любопытно, что при этом правила законодательства о защите конкуренции применительно к доменным именам позволяют противодействовать тому, что в Люксембурге называется «паразитированием», в том числе «паразитированием на опечатках» – когда недобросовестные конкуренты регистрируют доменные имена, похожие до степени смешения на доменное имя добросовестного участника делового оборота, но содержащие определенные ошибки. Для защиты прав на доменные имена и для рассмотрения соответствующих споров, вытекающих из их использования, в том числе в контексте споров относительно товарных знаков, используется классическая процедура UDRP.

Другим свидетельством отражения инфраструктурной модели в законодательстве Люксембурга служит эксплицитное правовое регулирование электронной рекламы и спама, которое также раскрывается на уровне Закона от 14.08.2000 и, как ни странно, допускает распространение электронных сообщений, на которые ранее не было дано согласие получателя. Общая Директива ЕС 2000/31 об отдельных правовых аспектах услуг в условиях информационного общества позволяет государствам-членам самостоятельно определять отношение к спаму. Вместе с тем, для того чтобы быть легальными, электронные сообщения, получаемые без согласия пользователя, должны отвечать ряду условий:

• данные сообщения должны ясно и недвусмысленно идентифицироваться получателем;

• в случае отправления электронных сообщений от лица, оказывающего услуги, физическому лицу посредством электронной почты, требуется согласие данного физического лица;

• хотя предоставленные электронные контакты для определенного вида услуг можно использовать для рекламы других, родственных услуг, у получателя должен быть способ быстро, бесплатно и просто отказаться от получения таких услуг.

Отдельно в данном контексте можно отметить, что ограничения, налагаемые на средства массовой информации, по крайней мере в части ограничения возможных видов контента (например, оскорбительной информации), суды Люксембурга могут применять и в отношении сети Интернет. В определенном смысле можно утверждать, что сообщения, сделанные публично в сети Интернет, рассматриваются в Люксембурге как СМИ, и в этом отношении прослеживаются отличия от судебной практики родственных Люксембургу в рамках романо-германской правовой системы подходов, например отраженных во французской судебной практике.

Говоря о роли позитивного права, следует отметить наличие специального регулирования на уровне Закона от 14.08.2000. Вместе с тем по результатам общего анализа видно, что и в данном случае мы имеем дело, опять же, с адаптацией новых феноменов к классическим правовым институтам, а не с обратным этому явлением. Нельзя сказать, что на сегодняшний день нормы сообщества как способ регулирования правовых отношений в сети Интернет развиты в Люксембурге.

Вместе с тем развитие норм сообщества в целом усматривается из государственной стратегии развития интернет-отношений в Люксембурге, а именно из принятой в Люксембурге, как и в других европейских странах, за приоритет статьи 2 Решения Европейского парламента и Совета № 276/1999/ЕС, определяющей следующие направления, преимущественно сводимые к идеалам саморегулирования нормами сообщества:

• создание более безопасной интернет-среды посредством стимулирования основных действующих лиц к участию в системе саморегулирования;

• развитие системы фильтрации контента и простановки возрастных рейтингов, согласованных на международном уровне;

• стимулирование внимания к рискам интернет-индустрии среди пользователей, а особенно – родителей, учителей и детей;

• развитие сотрудничества и координации как в рамках Европы, так и за ее пределами.

Достаточно сложно выделить специальные элементы архитектурно-ориентированного регулирования отношений в сети Интернет в Люксембурге, вместе с тем нельзя не отметить, что архитектурный подход в определенной степени выражен в рассмотренных ранее нормах, относящихся к соответствующим системным правовым проблемам регулирования отношений в сети Интернет.

Анализ немецкого законодательства и судебной практики по вопросам правового регулирования отношений в интернет-пространстве показывает, что Интернет, хотя в целом и рассматривается как особое информационное пространство, не подвергается правовому регулированию так, как если бы в нем существовала отдельная и обладающая существенными особенностями система общественных отношений. Безусловно, многие системные проблемы правового регулирования отношений в сети Интернет уже получили детальное раскрытие как в законодательстве, так и в судебной практике ФРГ, однако какого-либо единого акта, который рассматривал бы проблемы правового регулирования сети Интернет системно, нет. Это, в частности, приводит к судебной практике, которая может содержать несколько различных, подчас противоречащих друг другу решений.

Скорость и простота операций с информацией, как уже не раз отмечалось, находят свое принципиальное отражение в законодательстве и практике о защите интеллектуальной собственности. В этом смысле особый интерес представляют случаи, когда данные факторы развития правового регулирования отношений в интернет-пространстве напрямую обусловлены особенностями интернет-архитектуры.

На сегодняшний день значительная часть нормативных правовых актов Германии общего характера уже нашла свои практические интерпретации в связи с данными вопросами, которые в целом соответствуют общеевропейскому духу. Известно немало судебных решений, которые разрешают спорные вопросы, обусловленные особенностями конкретных видов технологических решений, интенсифицирующих данные факторы, и сопутствующие им системные правовые проблемы Интернета.

Долгое время особый общественный интерес и озабоченность правообладателей вызывали так называемые пиринговые файлообменные сети – т. е. технологические средства обмена информацией (конкретно – файлами, которые могут содержать, например, кинофильмы, в том числе их нелицензионные копии), которые основаны на протоколе, позволяющем каждому из пользователей не только пассивно загружать информацию в память локального компьютера, но и активно «раздавать» части информации для загрузки в условиях децентрализованной архитектуры. В такой ситуации каждый пользователь как бы выступает в качестве сервера, и с юридической точки зрения получается, что «виновным» в распространении нелицензионного контента оказывается каждый из участников данной сети, «раздававший» контент.

Поскольку объем настоящей книги не позволяет изучить немецкую практику в данном случае детально, за пределами одного репрезентативного примера, остановимся на одном из самых нетривиальных. В немецкой практике уже был дан ответ на наиболее интересный случай ответственности пользователей пиринговой сети, а именно ответственности родителей за действия, совершенные в данной сети их детьми.

Так, 15.11.2012 Федеральный суд Германии принял решение, в котором нашел свое отражение подход, определяющий условия ответственности родителей за действия детей, совершенные в отношении охраняемых объектов авторского права в интернет-пространстве с использованием пиринговых файлообменных сетей.

Обстоятельства данного дела (I ZR 74/12 – Morpheus) заключались в том, что 13-летний сын ответчика использовал домашнее соединение для того, чтобы «бесплатно» загрузить около 1200 нелицензионных копий посредством пиринговых приложений Morpheus и Bearshare. Родители получили уведомление, предписывающее подписать декларацию о прекращении совершения нарушений и выплатить расходы на юристов, а также компенсацию. В данных обстоятельствах родители подписали декларацию, но отказались выплатить компенсацию, в связи с чем региональный суд обязал их выплатить около 5000 евро в качестве такой компенсации. Апелляционную жалобу вышестоящая инстанция не удовлетворила.

Следует отметить, что примечательность данного дела в контексте системных проблем правового регулирования сети Интернет выходит за рамки отраслевой специфики, поскольку данное дело, помимо проблемы ответственности информационных посредников, отражает еще одну системную проблему правового регулирования в интернет-пространстве, а именно проблему идентификации пользователей.

Особое внимание вызывает то, что итоговое решение судебных инстанций в данном деле было довольно интересным. С одной стороны, родители несут ответственность за нарушение интеллектуальных прав в Интернете, совершенное их детьми; с другой стороны, оценка данной обязанности соотнесена с осуществлением родителями своих обязанностей по воспитанию детей. В данном случае, согласно обстоятельствам дела, родители предприняли все возможные меры для того, чтобы объяснить ребенку риски и опасности, в том числе юридические, связанные с использованием Интернета. Как дополнительно отметил Федеральный суд, какой-либо обязанности осуществлять мониторинг деятельности своего ребенка в Интернете у него отсутствует. Исходя из обстоятельств дела, в конечном счете Федеральный суд установил, что в данном случае родители выполнили все свои обязанности, и отклонил предъявленные к ним требования.

Рассмотренное дело позволяет проследить связь как минимум между двумя системными проблемами правового регулирования сети Интернет – информационных посредников (в роли которых, собственно, выступают в данном случае… родители) и идентификации пользователей. Каждая из этих проблем, будучи связана между собой, вытекает из совокупности факторов, определяющих развитие Интернета.

Фактор трансграничности отношений по результатам анализа немецкого законодательства и практики раскрывается в двух традиционных аспектах.

Во-первых, это проблемы определения юрисдикции, которые рассматриваются далее в соответствующей части настоящей работы и в целом вписываются в общую направленность подходов к разрешению юридических конфликтов, относящихся к данной проблемной области.

Во-вторых – обработка персональных данных. Первая из проблем обладает национальной спецификой, вторая укладывается в общую канву правового регулирования трансграничной передачи персональных данных, которая в целом соответствует и принятому в Российской Федерации подходу.

Собственно, интересный ответ на вытекающий из фактора трансграничности отношений вопрос о критериях определения юрисдикции в части персональных данных был дан в относительно недавних однотипных делах, рассмотренных окончательно 14.02.2013 в Административном суде Шлезвига (дело 8 B 60/12). Поводом к судебному разбирательству послужили требования, которые получили компании Facebook, зарегистрированные в США и Ирландии, от Независимого государственного центра защиты данных в Шлезвиг-Гольдштейне. Суть требований заключалась в том, чтобы немецким пользователям социальной сети Facebook была предоставлена возможность регистрировать анонимные учетные записи и чтобы были разблокированы ранее заблокированные учетные записи тех немецких пользователей, которые ввели «ненастоящие» имя и фамилию (что предусматривается правилами Facebook).

В рамках указанных решений Административный суд Шлезвига постановил, что американская и ирландская компании Facebook не должны следовать предписаниям Независимого государственного центра защиты данных в Шлезвиг-Гольдштейне, поскольку данные предписания основаны на немецком законодательстве о защите персональных данных. Соответственно, ирландская и американская компании Facebook должны следовать своему законодательству о персональных данных, которые и подлежат применению в этом случае, поскольку обработка персональных данных (и это важный момент для определения юрисдикции!) технически осуществляется соответствующими зарубежными компаниями, а не немецкой дочерней компанией Facebook. При этом суд сослался на Директиву ЕС 95/46/ЕС Европейского парламента и Совета от 24.10.1995 о защите персональных данных.

Более того, интересный вывод был сделан судом в данном деле и по вопросу, находящемуся на пересечении проблем правового регулирования отношений в сети Интернет и корпоративного права: немецкая компания Facebook (Facebook GmbH), зарегистрированная в Гамбурге, не может рассматриваться как дочернее предприятие Facebook для целей обработки персональных данных, поскольку оно нацелено в соответствии с доказательствами, представленными суду, исключительно на маркетинг и корпоративные действия.

Как и в других случаях, относящихся к исследованию законодательства и практики других европейских стран, проблема идентификации пользователей также раскрывается на общеевропейском и национальном уровне. При этом одним из ключевых институтов, который затрагивается данной системной проблемой правового регулирования отношений в сети Интернет, является институт электронной подписи, получающий особую актуальность для коммерческих отношений и впервые разработанный применительно именно к этой области человеческой деятельности.

Особым примером здесь, однако, могут служить судебные решения, которые касаются спама. Общие нормы Закона Германии против недобросовестной конкуренции определяют, что отправка объявления по электронной почте без предварительного получения прямого согласия пользователя запрещается. Вопрос только в том, что считать таким прямым согласием пользователя. Эта норма, к слову, для немецкого права представляет собой имплементацию на уровне национального законодательства соответствующих директив Европейского союза. Вопрос о том, как получить согласие пользователя, по сути, и есть вопрос о том, как пользователя идентифицировать.

В частности, известно Решение Федерального Верховного суда Германии от 10.02.2011 I ZR 164/09, согласно которому рекламораспространитель может опираться на процедуру «двойного формального согласия» (double opt-in), предполагающую в контексте Интернета следующее: получатель рекламы проставляет «галочку» (или, например, «крестик» либо иную отметку) в соответствующей онлайн-форме или заполняет иную процедуру для регистрации на получение рекламы. После этого он получает сообщение электронной почты, в котором должен пройти по направленной ему ссылке для завершения процедуры дачи согласия на получение рекламы.

Считается, что такая процедура снижает риск того, что согласие на получение рекламы дало третье лицо, поскольку требуется доступ к указанному при начале регистрации адресу электронной почты. Соответственно, получение сообщения с адреса электронной почты, которое свидетельствует о подтверждении услуги, является тем самым доказательством факта получения согласия, бремя доказывания которого возлагается на рекламораспространителя (а данное правило о требовании согласия и бремени доказывания закреплено, например, и в России – на уровне Федерального закона Российской Федерации от 13.03.2006 № 38-ФЗ «О рекламе»).

Разумеется, данный подход сам по себе будет легальным, если подтверждение согласия на получение рекламы, которое впоследствии направляется пользователю, само по себе уже не будет рассматриваться как несанкционированное сообщение, направленное по сетям электросвязи, даже если исходить из того, что фактическим инициатором данного сообщения был пользователь, который поставил «галочку» или иную подобную отметку в соответствующей онлайн-форме рекламораспространителя.

В то же самое время Высший Региональный суд Мюнхена в Решении от 27.10.2012 по делу № 29 U 1682/12 постановил, что такое подтверждение согласия на получение рекламы, которое приходит к пользователю на втором этапе аутентификации, само по себе является несанкционированным сообщением, направляемым по сетям электросвязи, т. е., попросту говоря, спамом.

В целом на данный момент немецкие юристы озадачены тем, что считать надлежащей идентификацией пользователя (а ведь именно такие ситуации в большей степени и характеризуют современный «массовый» трансграничный Интернет, в отличие от тех ситуаций, на урегулирование которых направлены нормы об электронной подписи), и предложенные к рассмотрению в рамках настоящего раздела дела как раз демонстрируют принципиальную незавершенность в проработке данного вопроса.

Проблема определения юрисдикции в правовой системе ФРГ наиболее ярко также проявляется на примерах из судебной практики. На сегодняшний день немецкие суды столкнулись уже с несколькими случаями, в которых было непросто установить их юрисдикцию, что обусловливалось инфраструктурными и архитектурными особенностями сети Интернет формата “Web 2.0”.

Так, характерным примером является решение по делу, получившему название “Seven Days in Moscow” («Семь дней в Москве»), которое рассматривалось Федеральным Верховным судом в марте 2011 г. Аргументация, использованная в данном судебном решении, развивает аргументацию, которая применялась по аналогичным делам ранее.

Фабула дела была такова. Истец, постоянно проживающий в Германии, подал иск против ответчика, постоянно проживающего в США, в один из немецких судов с требованием о наложении судебного запрета в отношении одной из публикаций ответчика, сделанной им в сети Интернет. Ответчик в своей публикации описывал внешность и образ жизни истца в онлайн-журнале. И истец, и ответчик родились в России, затем случилось так, что они встретились на одном из мероприятий в Москве, после чего ответчик вернулся домой в США и написал в сети Интернет заметку об истце. Важным фактом (подчеркивающим, заметим, особенности интернет-архитектуры и ее возможностей) является то, что статья была написана на русском языке с использованием кириллицы. В то же самое время владельцем интернет-сайта, на котором был размещен спорный контент, была компания, зарегистрированная в ФРГ.

В итоге Федеральный Верховный суд отказал в признании «международной юрисдикции». Как было отмечено в аргументации, дело носило «международный», но при этом «неевропейский» характер. Суд установил, что один лишь факт того, что истец имел доступ к интернет-сайту из Германии, а равно и то, что некоторые коллеги истца также могли из Германии ознакомиться с доступом к этому сайту, не является основанием для возникновения международной юрисдикции.

Более того, суд отметил, что, если статья написана с использованием иностранного языка и шрифта, причем о событиях, случившихся за рубежом, и нацелена в большей степени на зарубежную аудиторию, то отсутствует необходимая связь с национальной юрисдикцией, и немецкие суды не могут принять такой спор к рассмотрению. Суд при этом подверг критике взгляд, согласно которому местом причинения вреда следует считать в таком случае место жительства истца, поскольку это открыло бы возможность для признания юрисдикции немецких судов в отношении любых заявлений, сделанных через Интернет по всему миру.

Однако с учетом последней практики в отношении требований о соблюдении персональных данных, обращенных к компании Facebook и рассмотренных выше в подразделе о трансграничности отношений, нельзя констатировать полное сохранение данного подхода, а равно единство практики и критериев по вопросу об определении юрисдикции.

Отдельно следует отметить, что Германия относится к числу тех стран, в которых рассматривались исторически первые судебные дела относительно ответственности информационных посредников. Самым громким из этих дел является уже упоминавшееся в настоящем исследовании дело против директора немецкого филиала американского интернет-провайдера “CompuServe” Феликса Цомма (Решение Мюнхенского суда от 17.11.1999). Рассмотрим его еще раз, более детально и в контексте данного раздела исследования.

Феликс Цомм на момент возникновения спорных правоотношений был управляющим директором немецкой компании “CompuServe”, которая представляла собой 100% дочернюю компанию одноименной американской компании – интернет-провайдера. Основная деятельность немецкой “CompuServe” заключалась в предоставлении локального соединения по модему пользователям из Германии к ресурсам компании, размещенным в США (как собственному контенту компании, так и выходу посредством ее сети в сеть Интернет).

В конце 1995 г. немецкая полиция выявила 282 новостные группы сети Usenet, которые были связаны с данной компанией и предположительно содержали изображения насилия, детской порнографии и зоофилии. Спорный контент был размещен на серверах “CompuServe” в США. Данная компания заблокировала доступ к большинству из данных новостных групп для своих подписчиков по всему миру, а затем предложила к загрузке программное обеспечение, содержащее средства «родительского контроля», которым могли пользоваться подписчики услуги в отношении незаблокированных новостных групп. Вместе с тем даже в таких условиях 12 новостных групп из числа незаблокированных стали основанием для возбуждения уголовного дела.

По результатам расследования и судебных слушаний судья пришел к следующим выводам:

• обвиняемый вместе с “CompuServe” (США) обеспечил общественный доступ к материалам, содержащим насилие, детскую порнографию и зоофилию, что противоречит абз. 3 ст. 184 Уголовного кодекса ФРГ;

• при этом “CompuServe” (США) имела возможность технически заблокировать соответствующие новостные группы;

• “CompuServe” (США), не заблокировав или восстановив доступ к спорным группам, действовала по своей воле, полностью осознавая содержание новостных групп, руководствуясь мотивом получения коммерческой выгоды. Это же касается и директора компании;

• наличие инструментов «родительского контроля» не имеет никакого значения для рассмотрения дела, поскольку распространение данного контента среди взрослых также преследуется;

• обвиняемый является соучастником, поскольку немецкий филиал американской компании обеспечивал доступ немецких подписчиков к сети США и участвовал в распределении прибыли американской компании;

• обвиняемый при этом не мог опираться на положения «безопасной гавани» (по сути, именно так их по аналогии и можно охарактеризовать), установленные немецким законодательством, которые ограничивают ответственность интернет-провайдеров, поскольку: а) с технической точки зрения немецкая компания сама по себе не является информационным посредником – интернет-провайдером, который может использовать такую защиту, а собственно интернет-провайдером является американская компания; б) американская компания при этом имела возможность блокировки контента, а значит, не могла пользоваться возможным исключением. Указанные правила предусматривают соответствующее разделение ответственности информационных посредников разного уровня по аналогии с уже известными современными правилами, рассмотренными ранее применительно к другим юрисдикциям.

Любопытно, что в дополнение к этому особыми основаниями для вынесения приговора послужил факт распространения игр “Doom”, “Heretic” и “Wolfenstein 3D”, которые были доступны в сети «CompuServe», поскольку на тот момент они были включены в список материалов, причиняющих вред детям, согласно соответствующему законодательству.

Таким образом, современные правила об ответственности информационных посредников в Германии в целом соответствуют общемировой практике, отраженной и в последних изменениях законодательства Российской Федерации и других стран.

Пожалуй, в свойственном романо-германским правовым системам направлении правового регулирования отношений в сети Интернет Германии в большей степени близка инфраструктурная модель правового регулирования. Это подтверждается тем, что отдельные инфраструктурные элементы в их статике и динамике получают прямое закрепление в законодательстве и разработку на уровне практики. Сюда относится, например, спам, но еще одним любопытным репрезентативным примером будет отношение к доменным именам.

Так, недавно в Германии актуальным был вопрос о том, может ли иностранное лицо использовать доменное имя, расположенное в национальной доменной зоне “.de”, т. е. Deutschland. Любопытно, что в Германии регулирование доменных имен в большей степени возводится к гражданским правам, в данном случае – к праву на имя, нежели чем к международному регулированию на уровне сообщества, а именно ICANN.

В соответствии с немецким правом носитель определенного имени (компания или физическое лицо) имеет преимущественное право использовать данное имя в качестве доменного, за исключением тех случаев, когда одинаковое имя принадлежит нескольким лицам – в таких случаях, условно говоря, «прав тот, кто зарегистрировался первым». Относительно недавнее решение Федерального Верховного суда (от 13.12.2012 – I ZR 150/11), которое в целом касалось ответственности администратора доменного имени, относящегося к национальной доменной зоне “.de”, содержало интересные аргументы и по рассматриваемому в настоящем подразделе вопросу относительно возможности зарубежного лица (компании) использовать национальный домен, например, в случае, если оно первым (по отношению к национальному лицу) его зарегистрировало.

Суд постановил, что данные принципы применяются не только к национальным (т. е., зарегистрированным в Германии), но и к зарубежным компаниям, однако при соблюдении того условия, что у компании есть какой-либо законный интерес в использовании данного доменного имени (для международной практики примечательно, что данное решение отмечает возможность наличия законного интереса, связанного с доменным именем как элементом сетевой инфраструктуры). Примером демонстрации такого интереса может быть наличие контента на немецком языке.

Таким образом, отличительной чертой позитивного права в Германии, нацеленного на правовое регулирование отношений в сети Интернет, является имплементация модели инфраструктурных элементов, что выражается в наличии различных разрозненных специальных норм. Однако какой-либо системный акт, рассматривающий проблемы правового регулирования отношений в сети Интернет в целом, на данный момент отсутствует.

Остальные «модальности правового регулирования» отношений в сети Интернет развиты в Германии в меньшей степени, чем позитивное право и судебная практика (в той степени, в которой таковая может рассматриваться как источник права или как существенный фактор, определяющий ключевые аспекты правовой системы).

В контексте содержания монографического исследования выбор Норвегии, как репрезентативного примера для освещения современного состояния правового регулирования в интернет-пространстве стран романо-германской правовой семьи, обусловлен главным образом тем, что, будучи в целом европейской страной, с точки зрения истории и правовой культуры Норвегия тем не менее не является членом непосредственно ЕС, а значит, ключевым предположением применительно к Норвегии в данном контексте будет предположение о том, что отдельные нормы норвежского законодательства содержат, вероятно, большие особенности по сравнению с другими странами-членами ЕС.

Тем не менее ближайшее релевантное законодательство в ЕС касается электронной коммерции, и оно начало развиваться в данной стране с 1999 г., после соответствующих инициатив Комиссии ЕС. Однако при этом действующее норвежское законодательство содержит различные акты, которые, имплементируя положения соответствующих директив ЕС, вносят и различные дополнения. К их числу относятся в первую очередь: Акт об электронной коммерции № 35 от 23.05.2003, Акт об электронных коммуникациях № 83 от 04.07.2003, Акт об электронных подписях № 81 от 15.06.2001, а также Акт об эмиссиях электронных денежных средств № 74 от 13.12.2002.

Особое значение имеет Акт об электронной коммерции, который регулирует порядок оказания услуг через сеть Интернет и, собственно, вопросы интернет-контента, а также Акт об электронных коммуникациях, который прямо регулирует сети и системы передачи информации, посредством которых оказываются услуги через Интернет и (или) передается контент. При этом, однако, те виды услуг, оказываемых через Интернет, которые могут быть рассмотрены как вещание, не охватываются перечисленными актами, а подпадают под отдельное регулирование.

Ответственность информационных посредников в Норвегии в целом определяется общими правилами, относящимися как к уголовному праву, так и к гражданскому праву (в части ответственности, проистекающей из деликтов и из договоров). В то же время есть отдельные специальные правила, которые распространяются конкретно на информационных посредников, к числу которых относятся хостинг-провайдеры, лица, оказывающие услуги по передаче данных по сетям электросвязи и т. п. Эти положения содержатся в статьях 15–19 Акта об электронной коммерции, вступивших в силу с 01.03.2004.

По сути, правила аналогичны многим из числа рассмотренных в рамках настоящего исследования ранее. Хостинг-провайдер не несет ответственность за информацию, которую он хранит и передает, при условии, что он не располагал реальным знанием о незаконности хранения такой информации и (или) ее передачи. Также он не несет ответственность и в том случае, если при получении такой информации он удалит данную информацию или исключит к ней доступ третьих лиц. Обязанности осуществлять мониторинг информации, размещаемой на его серверах, хостинг-провайдер не имеет.

Особенность норвежского законодательства в области правового регулирования отношений в сети Интернет заключается в том, что за некоторые уголовные правонарушения ответственность может наступать не только в случае умысла, но и в случае неосторожности, а к числу таких преступлений относится, в частности, распространение порнографии (статья 204 Уголовного кодекса Норвегии). Соответственно, косвенно все же можно говорить об обязанности информационных посредников обеспечивать мониторинг и (или) предварительную модерацию контента в целях снижения собственных рисков привлечения к ответственности за деяния, совершенные по неосторожности.

Говоря о реализации инфраструктурной модели регулирования отношений в сети Интернет и обращаясь к традиционному в рамках настоящей работы примеру со спамом, следует отметить, что норвежские авторы эту проблему прямо затрагивают, говоря об общих проблемах правового регулирования отношений в сети Интернет, однако с сожалением отмечают, что какого-либо специального определения спама в норвежском законодательстве нет. Соответственно, полагают они, к спаму в Норвегии могут применяться общие правила и запреты.

Так, в частности, ст. 390а Уголовного кодекса Норвегии устанавливает, что деятельность лица, которое нарушает право на неприкосновенность частной жизни другого лица посредством пугающего или раздражающего поведения, подлежит уголовному наказанию. Считается, что эта статья первоначально была введена для того, чтобы противодействовать злоупотреблениям, связанным с телефонными звонками, однако допускается и потенциальное применение данной статьи в случаях со спамом. В дополнение к этому отдельные положения, применимые к распространению спама, могут быть усмотрены в ранее действовавшем Акте о контроле за маркетингом № 47 от 16.06.1997 и впоследствии принятом Акте о контроле за маркетингом № 2 от 09.01.2009.

В целом, несмотря на наличие в Норвегии также и определенной судебной практики по вопросам регулирования правоотношений в сети Интернет, следует заключить, что национальное законодательство Норвегии не устанавливает правил, принципиально отличающихся от подходов, принятых на уровне ЕС в целом. В то же время такое заключение и само по себе может быть вполне иллюстративным в контексте настоящего исследования.