Глава шестая

Еще немного, и я выучу дорогу наизусть. A13. A84. Конец скоростного шоссе в Авранше. В хорошую погоду вдали мелькает Мон-Сен-Мишель. Выезд на дорогу к Сен-Мало. Вспотевшие ладони. Опасный поворот. Радар. За лобовым стеклом вырастает плотина “Ла Ранс”. Горло пересохло. Аквариум. Пересечь Сен-Серван. Шлюзы. Желание развернуться и рвануть обратно, в Руан. Дорога вдоль крепостной стены. Выехать на набережную Дюге-Труэна. Сигарета на ветру. Войти в “Четыре стороны света”.

Едва переступив порог, я увидела за стойкой Николя. Он внимательно изучал документы, ни на что не обращая внимания и игнорируя складской грохот. Ровно так выглядит читающий Ноэ: голова слегка втянута в плечи, губы кривятся. Если смотреть в профиль, они различаются только шириной плеч. Я представила себе, каким будет мой сын в сорок два года, а потом еще постояла, чтобы окончательно прийти в себя и удержать Ноэ на расстоянии. Затем я двинулась вперед, но Николя меня не замечал.

– Здравствуй, – сказала я тихо, чтобы не напугать его.

Он поднял нос от своих бумаг и застыл.

– Все в порядке? – задергалась я.

– Да! Прости, пожалуйста, но хоть я ждал тебя, знал, что ты приедешь, мне по-прежнему трудно поверить, что это ты.

Он одарил меня чарующей улыбкой.

– Мы с тобой в одинаковом положении, напоминаю, – ответила я.

Он обогнул стойку и тепло поцеловал меня, как если бы это было вполне естественно.

– Устроимся в моем кабинете, годится?

– Как скажешь.

Он прокричал распоряжения на склад и знаком пригласил меня подняться вслед за ним по лестнице. Проходя мимо открытого кабинета Пакома, я удержалась и не заглянула внутрь. Затем я попала в кабинет Николя, полную противоположность Пакомову. Здесь все до мелочей соответствовало требованиям к кабинету идеального хозяина маленькой фирмы: большой стол темного дерева, большое кресло, обтянутое черной кожей, гигантский экран монитора, стеллажи, сгибающиеся под тяжестью досье, и семейная фотография в рамке. Для себя я притворилась, будто ее нет. Помещение было в два раза больше кабинета Пакома и казалось излишне помпезным по сравнению с ним. Николя буквально купался в своем успехе. Память сглаживает недостатки, и я успела забыть, как он любил быть самым-самым везде и во всем.

– Кофе и начнем? – предложил он.

– С удовольствием.

Работа продолжалась всю вторую половину дня, но время пролетело немыслимо быстро. Более того, по размышлении я пришла к выводу, что даже получила удовольствие или как минимум позабавилась в душе. Я снова узнавала Николя, который, как и раньше, позиционировал себя идеально воспитанным первым учеником. Когда мы учились, он, конечно, развлекался, валял дурака, как герои фильма “Юная угроза”, нарушал все правила поведения, но настоящей бунтаркой была я, а он усердно выполнял все задания, был прилежен и отличался амбициями, которые позволительно назвать чрезмерными. С тех пор он не изменился. Вкладывался в наше обсуждение по полной. Не отступал, возвращался к дискуссии, требовал от меня конструктивной аргументации и только после этого принимал предложения. Из нас двоих изменилась я: сегодня я была готова отстаивать свою позицию, обладала серьезными знаниями и опытом и больше не поддавалась давлению. Его сбивало с толку и вызывало досаду, что я оказываю ему сопротивление. До этого он, думаю, полагал, что последнее слово стопроцентно останется за ним, как это бывало раньше, когда мы были юными и спорили о путях жизни. Но те времена миновали, и причина не только в Ноэ. Просто я теперь уверена в себе.

Ему пришлось дважды прерывать наше совещание, чтобы решить вопросы с поставками. Он постарался, чтобы я твердо усвоила: речь в такие моменты идет о по-настоящему серьезных проблемах. Я слышала, как он отдает распоряжения, временами нервно повышая голос. Я заподозрила, что он распускает хвост, чтобы произвести на меня впечатление. Возвращаясь к нашей беседе, он извинялся, подчеркивал, что из-за вечных отлучек и постоянных разъездов Пакома такие трудности возникают часто. Я не слышала в его словах никакого раздражения, в них скорее звучала снисходительность к компаньону, причем даже с оттенком восхищения. После второго вынужденного перерыва он послал мне довольную улыбку. У него опять было хорошее настроение, и мы вернулись к обсуждению предложений “Ангара”. Демонстрируя запредельное великодушие, он делал вид, будто игнорирует разрывающийся телефон и почтовый ящик, который вот-вот переполнится, лишь бы “сосредоточиться на общении со мной”. Я исподтишка наблюдала за ним и приходила к выводу, что Николя – отлично отлаженный робот: он упорно трудится, лезет из кожи вон, чтобы добиться успеха и сконструировать хорошо организованную жизнь без сучка без задоринки – она плавно катится по рельсам, и скелетам в шкафу места в ней нет. А заодно он стремится быть центром выстраиваемой им вселенной. В прошлом это восхищало меня, а сейчас оставляло равнодушной, хоть я и опасалась его реакции, когда он узнает о существовании Ноэ. В его шкафу обосновался не скелет, а семнадцатилетний сын ростом метр восемьдесят пять.

Стемнело. Был уже, наверно, восьмой час. Но мы не останавливались. Я не особо торопилась завершать эти полдня работы. Ее окончание означало старт вечера, то есть ужин в доме Николя и его жены. Сама мысль о том, что придется делить с ними трапезу, вызывала тошноту…

Николя читал один из подготовленных мной документов, а я составляла отчет о последних часах, собираясь отправить его Полю. Через несколько минут я поняла, что взвинчена до предела. Когда Николя концентрировался на чем-то, он жевал кончик ручки – я это наблюдала в его двадцать четыре, я это увидела и теперь, почти в сорок два, – привычка никуда не делась. И по-прежнему действовала мне на нервы.

– Прекрати, – приказала я.

– Что?

Я покосилась на него, он непринужденно усмехнулся, один в один как когда-то давно, когда хотел меня обаять, и точно как Ноэ, когда он пытается заговаривать мне зубы.

– Ты прекрасно знаешь.

– Вовсе нет…

Наши взгляды встретились, мы смотрели друг на друга с вызовом, но с трудом сохраняли серьезность. В конце концов мы, не сговариваясь, расхохотались и не могли остановиться.

– Ссора понарошку!

Мы произнесли эту фразу одновременно. Это было одной из наших любимых забав в самом начале знакомства, когда мы не успели еще поцеловаться в первый раз. Мы тогда специально цапались даже из-за какой-нибудь ерунды, притворялись, будто дуемся друг на друга, чтобы потом над этим посмеяться и получить удовольствие от примирения. И Николя, принявшись грызть ручку, ожидал от меня ровно такой реакции. – Ты это нарочно? – спросила я, плача от хохота.

Он якобы смущенно провел рукой по волосам.

– До некоторой степени, если честно. Хотел убедиться, что с тобой это по-прежнему срабатывает.

Не переставая мне улыбаться, он откинулся в кресле и сцепил пальцы на затылке, хрустнув суставами. Я тоже расслабилась. Мы принялись с обескураживающей естественностью вспоминать годы учебы, тогдашних друзей, безумные планы, вечеринки с перебором алкоголя, ночные прогулки по Парижу на его старом голландском велосипеде. Мне нравилось смеяться с ним. Не нужно было этого делать, но искушение было слишком велико, я как будто заново примирялась со своей юностью, с теми годами, возвращаться в которые запретила себе давным-давно. И он вроде с таким же удовольствием веселился вместе со мной.

– Я рад, что мы смогли вот так поговорить вдвоем, без всякого напряга.

– Ага, вышло прикольно, согласна.

– Да… но…

Его зрачки заметались, он подбирал слова. Поколебавшись, он снова обратился ко мне. На его лице читались искренняя печаль и некоторая досада.

– Рен, я всегда жалел, что у нас все вот так оборвалось.

Мне совсем не понравился оборот, который принимал наш разговор, он снова стал серьезным, а я не имела ни малейшего желания обсуждать наше расставание.

После экзаменов в коммерческой школе Николя выпал потрясающий шанс поехать на работу в Индию. Однако он колебался из-за нашего романа. Будучи уверенной и в нем, и в себе, я уговорила его согласиться. Надо признать, что мне не пришлось долго настаивать. Мы сильные, мы выстоим, и, как только я закончу художественное училище, сразу приеду к нему. В первые недели он звонил мне каждую минуту, когда только мог. Потом новости стали доходить реже, а в те разы, когда мы разговаривали, у нас оставалось все меньше общих тем. Я застряла в Париже, а он переживал свое большое приключение. Но я продолжала верить, что все наладится. В этом возрасте мы полны иллюзий. Так прошло довольно много времени. Я выяснила, что беременна, и втайне от всех пошла делать аборт. Все это переросло в реальную катастрофу, когда мне объявили, что уже слишком поздно. Начиная с этого дня, отчаянно нуждаясь в Николя, я методично пробовала с ним связаться. Хотела, чтобы мы приняли решение вдвоем. Даже позвонила его родителям, попросила помочь поговорить с ним, не упоминая, естественно, свою проблему. Но они не откликнулись. Для них я была всего лишь влюбленной девчонкой, которая цеплялась за их сына вопреки здравому смыслу. Я каждый день звонила в хостел, где он жил. Иногда никто не снимал трубку, иногда мне отвечали на незнакомом языке, однажды к телефону подошел француз и сообщил, что Николя нет. Теперь я поняла, что, видимо, тогда говорила с Пакомом. Однажды Николя все же перезвонил. Попытавшись для начала неубедительно оправдаться за свое глухое молчание, он, запинаясь, заговорил обо всем и ни о чем. Я должна была сразу догадаться, но меня терзало только одно: как сообщить ему, что он вот-вот станет папой? Посчитав причиной его колебаний разделявшее нас расстояние, я глубоко заблуждалась.

– Рен, я должен кое-что тебе сказать…

– Я тебя слушаю.

Секунды тянулись нескончаемо долго.

– Блин… не ожидал, что это будет так трудно.

И тут до меня дошло.

– Ты кого-то встретил?

Новая пауза, подтвердившая мою догадку.

– Клянусь тебе, я не хотел, для меня это было немыслимо, но… я действительно влюбился в нее.

Ровно в эту минуту я стала взрослой и утратила иллюзии и мечты о великой любви, в которой все всегда хорошо.

– Выходит, мы ошибались, – бросила я ему.

– Я пока не собираюсь возвращаться, но, когда я буду во Франции, я тебе позвоню, и мы обо всем поговорим.

– Нет, Николя. Это ни к чему. Все кончено, у тебя своя жизнь, позволь и мне жить своей.

– Понимаю. Я ни за что тебя не забуду, Рен.

– А я тебя.

Никогда я не была настолько искренней. Я ничего не сказала ему о ребенке. Я не сомневалась, что он человек порядочный и выполнит свои обязательства, но не хотела, чтобы он действовал по принуждению, под давлением, и злился на меня за то, что я испортила ему жизнь. Печаль и разочарование победили разум и честность – в одно мгновение я смирилась с мыслью, что буду растить этого ребенка, которого не хотела, одна, без отца.

И вот через восемнадцать лет мы сидим друг напротив друга, и Николя приносит мне извинения. Знал бы он…

– Срок давности истек, – великодушно перебила я, прогоняя неприятные воспоминания. – Мы тогда были детьми.

Он грустно покивал:

– Конечно, но мне важно, чтобы ты знала.

– Мило с твоей стороны.

Что еще я могла ему ответить? Что это не имеет смысла? Что историю не перепишешь? Он как будто считал, что можно обнулить счетчик, снять с себя вину за некий пустяк, который стал причинять неудобство с тех пор, как я снова ворвалась в его жизнь. Вот только мне было известно, что это невозможно.

– Ты отдаешь себе отчет в том, что этот разговор – абсолютный сюр на фоне твоего намерения познакомить меня с детьми и женой?

Он ухмыльнулся и взглянул на часы.

– Не спорю. Впрочем, нам пора идти, да и вообще мы хорошо поработали, правда же?

Я ограничилась кивком, не произнеся ни слова. При мысли о предстоящем ужине снова накатил страх. – Поедем на моей машине, а я потом отвезу тебя в отель, так будет удобнее.

Собирая со стола вещи, я увидела на телефоне несколько неотвеченных вызовов от Ноэ.

– Подождешь меня пять минут? Нужно поговорить с сыном.

– Конечно, не торопись, он у тебя еще маленький и скучает по маме.

Покраснев, я выскочила из кабинета с единственным желанием – убежать далеко, как можно дальше от него и от его семьи. Я хотела быть снова с Ноэ, крепко с ним обняться и забыть, что его отец всего в нескольких метрах от меня. Спрятавшись с сигаретой в своей машине, я стала слушать голос сына.

– Привет, мама!

Беззаботность, прозвучавшая в его приветствии, вызвала у меня улыбку, и я забыла о слезах, подступивших из-за того, что я так сильно по нему скучала.

– Все в порядке, мой родной?

– Супер, а ты как?

Я напомнила ему, где взять ужин, который только оставалось разогреть в микроволновке, добавила обычные в таких случаях советы и пожелания. Он, не заморачиваясь, искренне посмеялся надо мной.

– И не ложись слишком поздно, ладно? – настаивала я.

– Не буду! И ты тоже, мама.

– Не волнуйся, я не собираюсь задерживаться. Вернусь, как только смогу.

– Целую.

– Я тебя люблю.

Он напоследок хихикнул в трубку. Мой взгляд потерялся во тьме вечера, который, скорее всего, будет длинным, а ведь я так устала. Я уже твердо усвоила, что время вранья вот-вот истечет, однако старалась урвать хоть какие-то крохи и продолжала обманывать всех. Я была противна себе самой. Мне захотелось исчезнуть.

– Рен? У тебя все в порядке?

Я взяла себя в руки и кивнула. Говорить я не могла, боялась сорваться.

– Так тяжело, когда ты не рядом с ними. Не переношу расставаний с детьми, поэтому все поездки на Пакоме. Впрочем, как ты догадываешься, его это не очень огорчает.

Меньше чем через четверть часа я вошла в калитку и констатировала, что ошиблась. Он жил вовсе не на вилле, а в симпатичном трехэтажном особняке тридцатых годов в трехстах метрах от пляжа. Идеальный дом для идеальной жизни идеальной семьи. У Николя все было по высшему разряду. В окне мелькнула кудрявая головка девочки, которая тут же пронзительно закричала: “А вот и папа!” Дверь со стуком распахнулась, и Николя еле успел приготовиться к атаке пушечного ядра в пижаме, повисшего у него на шее. Я инстинктивно сделала шаг назад. Как пережить этот вечер?

– Здравствуй, ангелочек, – нежно произнес Николя.

Она изо всех сил вцепилась в его шею и тут углядела меня.

– Это ты королева?

Я про себя поблагодарила ее за неожиданную забавную реплику. Николя послал мне извиняющийся взгляд. Он больше не играл роль, он был в своей семье, и его поведение, естественное и искреннее, убедило меня в том, что он действительно хороший человек. – Прости, мы не сумели растолковать ей, что это твое имя. Инес, пожалуйста, поздоровайся с Рен.

Она не успела. В доме, судя по всему, что-то происходило. Оттуда вдруг донеслось: “Собака, черт возьми!” – и прямо на нас полетел клубок шерсти, с трудом удерживаемый женщиной. Женой Николя.

– Быстрее заходите, а то мне с ним не справиться, – с шутливым испугом в голосе поторопила она.

Она тоже была идеальной. Красивая, доброжелательная, приветливая, простая, без выпендрежа. Я последовала за Николя, который, проходя мимо, поцеловал ее, а потом поставил дочку на пол. В этой прихожей чего только не было – уйма плащей и пальто, чудом не сваливающихся с вешалки, многочисленная обувь из разных пар, которую запихнули под шкаф, чтобы создать подобие порядка, школьные рюкзаки и спортивные сумки. Прихожая счастливой и утонувшей в делах семьи. Я почувствовала себя жутко нелепой со своей орхидеей и застыла, не шевелясь. Мы с ней рассматривали друг друга, не могли выдавить ни слова, и наше молчание длилось, как я подумала, целую вечность.

– Я собиралась встретить вас совсем по-другому, – оправдывалась она, искренне смутившись.

Николя проскользнул между нами и схватил собаку за ошейник.

– Я им займусь. Рен, Элоиза. Знакомьтесь.

Он коротко представил нас друг другу и быстро сбежал, трусливо оставив нас наедине. Она проводила его разочарованным и чуть ироничным взглядом.

– Какой же он глупый!

Я чуть не хмыкнула. Куда девался властный хозяин фирмы, обаятельный и уверенный в себе? Она иронично подмигнула мне:

– У мужчин особый дар вести себя так, чтобы всем сразу стало легко и комфортно.

– Точно.

Мы неуклюже приложились друг к другу щеками, а потом она мне улыбнулась.

– Рен, подозреваю, что ситуация настолько же странная для тебя, как и для меня? А этот придурок все только усложняет!

– Я тоже так думаю, – ответила я, потому что ее реакция принесла мне облегчение.

Я протянула цветок, купленный перед отъездом из Руана.

– Спасибо, очень мило с твоей стороны, не надо было, но мне приятно. Заходи! Что ты стоишь в дверях!

Я прошла в большую гостиную, где несколько минут тишины внезапно закончились. Здесь нас ждали старшие дети. Саломея, старшая дочка, была точной копией мамы – такая же задорная, с лукавым выражением лица. А вот Адам, средний сын, был клоном моего Ноэ в шестилетнем возрасте. Те же золотистые глаза, те же торчащие вихры, та же раскованность. Как если бы я вдруг вернулась на одиннадцать лет назад. Мне захотелось подхватить этого мальчишку, назвать его Ноэ, покрыть поцелуями, как я поступала, когда мой сын был маленьким. Я прикусила губу, чтобы не погрузиться в воспоминания, чтобы не сломаться, чтобы сосредоточиться на физической, а не на сердечной боли. Дети подошли и чмокнули меня, мне удалось улыбнуться и обменяться с ними несколькими словами, ни одно из которых мне ни за что не вспомнить. Я сама себя не слышала. Я будто на время покинула собственное тело, но при этом предлагала Элоизе помощь на кухне и восхищалась их прекрасным домом. И это ощущение сохранилось, когда мы пили аперитив за кофейным столиком и когда я обнаружила, что одна из стен увешана фотографиями их свадьбы и рождения детей. Снимки в роддоме, лучившиеся счастьем. Я отказывалась пересматривать фотографии только что родившегося Ноэ из-за болезненных воспоминаний и чувства вины, которые они у меня вызывали. А ведь Поль сделал отличные снимки, деликатные, полные уважения к тому, что со мной случилось. Здесь фотографии светились радостью.

С того момента, как Николя снова появился в моей жизни, я делала все, чтобы изгнать из головы неопровержимый факт: у Ноэ есть две младших сестры и младший брат. То есть я лишила своего мальчика не только отца, но и целого выводка братьев и сестер. А ведь мне самой сестра всегда была жизненно необходима. У Ноэ могла быть эта чудесная семья, он бы прожил прекрасное детство, его бы воспитывал заботливый отец. Я украла у собственного сына часть его жизни. Я вовсе не считала, что в их повседневности все так безоблачно, как кажется – в любом доме случается разное, – но все вместе, впятером, они выглядели эталонной семьей. Их взаимопонимание, их подколки, ссоры между братом и сестрами, постоянные требования планшета, который нужно сию минуту отдать, раздражение родителей, когда только что поужинавшие дети норовят стащить с подноса закуски к аперитиву или постоянно перебивают нас, взрослых… И эти двое, Николя и Элоиза. Они так сильно любят, что понимают друг друга без слов. Они прекрасны, они составляют неразрывное целое. Они созданы для того, чтобы быть вместе. Хотела бы я пережить такую же историю с каким-нибудь мужчиной. Жизнь распорядилась по-другому, но я была глубоко и искренне рада за Николя, и за нее тоже, хоть она и была мне чужим человеком. В глубине души я опасалась, что меня задушит ревность, когда я ее увижу, но вышло совсем наоборот. В какой-то момент у меня мелькнула мысль, что если бы Ноэ отказался от меня, выбрав их, я могла бы за него не беспокоиться, потому что они бы позаботились о моем сыне. Никто лучше, чем они, не защитили бы его, не сделали счастливым. Я не сомневалась, что ему нашлось бы место в этой семье.

Когда пришло время укладывать детей спать, я попросила хозяев не обращать на меня внимания, а я пока выйду в сад покурить. Как и положено идеальной хозяйке дома, Элоиза вынесла мне пепельницу.

– Ох… не представляешь, как я тебе завидую. Я бросила курить десять лет назад, но мне по-прежнему ужасно хочется!

– Может, мне лучше воздержаться?

– Ой, нет! Кури спокойно! Я побежала!

Она закрыла за собой стеклянную дверь, а я осталась наедине с собакой.

– Ты бы тоже понравился Ноэ, – прошептала я.

Спасибо старым домам с их паршивой звукоизоляцией! Мне пришлось бы заткнуть уши, чтобы звуки их привычной жизни не долетали до меня. “Иди чистить зубы! Последний поцелуйчик, папа! Мама, я не хочу спать! Адам, не доставай меня! Еще расскажи, папа, ну пожалуйста”. И смех, и слезы, и возгласы: “А теперь всё, хватит!” Естественно, я, как и все мамы, пережила эти сложные минуты укладывания в постель, но у нас это происходило потише, без безалаберной и веселой семейной какофонии. Я вдруг остро осознала, что у нас было гораздо скучнее, чем у них. Кроме всего прочего, я лишила своего сына обычного для большой семьи каждодневного дурачества.

Николя спустился первым и нашел меня в гостиной, где я уткнулась в телефон, чтобы выглядеть непринужденно.

– Как же хорошо, когда это кончается. – Он рухнул на диван.

– У вас очень славные дети.

Его лицо озарилось отцовской гордостью.

– Спасибо. Ну да, они крутые, это правда. А твой Ноэ, он…

К моему большому облегчению, нас прервал раздавшийся вдалеке взрыв хохота. Николя удивленно приподнял брови, я обернулась, чтобы выяснить, что происходит.

– Смотрите-ка, кто к нам пришел! – пропела Элоиза.

В дверном проеме, словно по взмаху волшебной палочки, возник Паком. Я не была готова к встрече с ним, мне и так трудно было оставаться невозмутимой, наблюдая за сценами из жизни безупречной семьи, а уж изображать равнодушие по отношению к Пакому казалось просто выше моих сил. Тем более что мне стало легче дышать, просто потому что он здесь. Николя, явно довольный, подошел к нему и хлопнул по плечу:

– Ты зачем явился?

Неожиданный приход Пакома был, судя по всему, чем-то вполне обычным. В этом доме он свой. В их троице явно царило полное взаимопонимание.

– Убедилась, Рен? Я же говорил тебе, что от него всего можно ожидать! – продолжал Николя, обращаясь ко мне.

Паком как будто только в этот момент обратил внимание на мое присутствие.

– О, привет, Рен! Совсем забыл, что ты приехала.

Вот как, он отказался от таящего соблазны обращения на “вы” и перешел на панибратское “ты”.

– Ну это уж чересчур! – возмутился Николя, которому явно стало неловко.

Поздний гость подошел ко мне, его губы сложилась в хмурую улыбку. Он устал, белки покраснели от недосыпа. Он по-дружески клюнул меня в щеку.

– Добрый вечер, – с трудом, но все же выдавила я.

Он отошел от меня так же быстро, как приблизился. Тем более что его позвал тоненький голосок.

– Черт! Ты разбудил Инес, – разозлился Николя.

Действительно, она появилась в гостиной босиком, с уже взъерошенными от сна волосами, пошлепала к Пакому, а он взял ее на руки.

– Родители, не паникуйте, я ее сейчас уложу.

Он сразу направился к лестнице. Я не сумела удержаться и проводила его глазами. Да, я была бы не против, чтобы он проявил хоть подобие интереса ко мне, но его поведение все упрощало.

– Пошли к столу, он там час просидит, – сообщила мне Элоиза. – Потом нас догонит.

Двигаясь втроем в столовую, мы не могли не слышать разговор на лестнице между Инес и Пакомом.

– Ты видел, у нас в гостях королева, – поделилась она, и они хором засмеялись.

– А зачем я пришел, как по-твоему?!

– А-а-а…

Я уставилась на свои туфли, не зная ни как следует отнестись к этой его реплике, ни как реагировать на нее в присутствии Николя и его жены. Все притворились, будто ничего не слышали, и это меня устроило.

Паком очень долго просидел с детьми на втором этаже, и мы все время слышали галдеж над головой. Он не ограничился тем, что уложил младшую, но заодно и проверил, спят ли старшие. Николя и Элоизу это не заботило, для них все шло своим чередом, Паком занимался с их детьми чем хотел. В результате они переключились на меня, подвергнув перекрестному допросу насчет Ноэ. Уклониться я не могла, иначе они бы что-нибудь заподозрили. Элоиза шла напролом:

– Только представь, в будущем году нас ждет коллеж! С ума сойти!

Ничего удивительного, она считала Ноэ ровесником Саломеи. Коллеж… У меня он был в прошлом веке. Сегодня я подошла к окончанию лицея и поступлению в университет.

– Я не особо задумывалась, дети так быстро растут.

– Еще как быстро! Не хочу показаться навязчивой, но с кем ты оставляешь его, когда уезжаешь по работе?

Значит, Николя рассказал ей, что я воспитываю сына в одиночку.

– У Поля…

– У твоего компаньона? Я не ошибаюсь?

Она была в курсе всего и запоминала все подробности. Кстати, это упрощало общение – по крайней мере, в нем не было ничего двусмысленного. Конечно, она любопытная, но не собирается ни во что лезть. Мы просто болтали с ней как две мамы. Что было мне в новинку. Когда Ноэ был помладше, а я – моложе остальных мам, с которыми пересекалась в школе, у нас с ними не завязалось никаких особых отношений. Единственная мама, с которой я все обсуждала, – моя сестра, чьи дети старше Ноэ. Я бы тогда дорого дала, чтобы иметь такую собеседницу, как Элоиза. Подругу. Мое положение матери-одиночки, моя ложь и тайны мешали настоящей дружбе. Я всегда опасалась, как бы меня не осудили и в особенности как бы не просветили Ноэ насчет его отца. Поэтому я удерживала любого нового знакомого на безопасном расстоянии.

– Да. А если Поль едет вместе со мной или занят, Ноэ живет у моей сестры. Он легко адаптируется, он просто чудо…

Тут я смутилась и покраснела. Нет, мой сын не сможет легко адаптироваться, когда ему станет известна правда.

– Покажи его нам! У тебя же есть фото в телефоне! – потребовала Элоиза.

Почва ушла у меня из-под ног.

– Эээ… да, обязательно! После ужина, ладно? Что-нибудь придумаю за это время.

– Кстати, как там Анна, Людовик и мама с папой? – поинтересовался Николя.

По моей вине они бы с удовольствием тебя убили, а в остальном…

– У всех все нормально!

На лестнице раздались громкие шаги, потом кухонные шкафы открылись, закрылись, и к нам наконец-то присоединился Паком с тарелкой. Он уселся на свободный стул рядом со мной.

– Спят как сурки! Ну-ка, что я сегодня пропустил? – спросил он, накладывая еду.

Я покосилась на Элоизу, мне было неловко, что рабочие вопросы будут обсуждаться у нее за ужином. Она сразу все поняла.

– Не напрягайся, я привыкла. “Четыре стороны света” регулярно являются к нам на ужин! Я живу с ними уже пятнадцать лет!

Я бы с удовольствием бросилась ей на шею с благодарностью: по крайней мере, пока мы говорим о работе, мне не придется врать насчет Ноэ. Сама того не подозревая, она обеспечила мне передышку посреди моего хаоса и позволила протестировать способность устоять перед Пакомом. Мы с Николя заговорили одновременно.

– Помолчи немного, – вмешалась Элоиза, явно поддразнивая мужа. – Это ее песня, а не твоя.

Паком чуть не прыснул – как и я, впрочем. Николя насупился, обидевшись на жену за то, что она поставила его на место, после чего улыбнулся мне, признавая свое поражение. Поэтому я кинулась все излагать, описывала Пакому, как мы расчистили фронт работ, перечисляла направления наших с Полем замыслов, формулировала свое видение задач в долгосрочной перспективе. Он внимательно слушал, не глядя на меня и не перебивая. Я входила в мельчайшие детали, представляла не только то, что уже сделано, но и будущие возможности, углубляла свою мысль, описывала планируемые фотографии для буклета и интернет-сайта. Я хотела связать историю “Четырех сторон света” с историей Сен-Мало, разыграть карту знаменитых морских экспедиций, великих исследователей и – почему бы нет? – корсаров. Вписать легенду их фирмы в большую Историю, разбудить мечты, пригласить в путешествие, заодно озарив отраженным светом и собственный бизнес клиентов “Четырех сторон”. Я основывалась на рассказах Пакома, учла его страсть к приключениям и пришла к выводу, что в основу имиджа должны лечь аутентичность и сказка одновременно, а также легитимность их присутствия в этой сфере. Во всяком случае, так я это чувствовала. Я настолько глубоко погрузилась в свой рассказ, что вышла из-за стола, пока Элоиза подавала кофе, и взяла из сумки бумагу и карандаш. Я быстро набросала новый логотип, который живо представляла себе. Я рисовала, и это позволяло мне отвлечься от Пакома, чей все более настойчивый взгляд я ловила на себе, а исходивший от него аромат вербены словно возвращал меня в его объятия. Я протянула ему набросок, он взял его и начал внимательно изучать. Потом пристально заглянул мне в глаза, сохраняя сосредоточенность, но при этом странным образом витая мыслями где-то далеко.

– Покажи! – велела Элоиза.

Он не среагировал, и она вырвала у него листок.

– Ни фига себе! Обалденно, Рен, – воскликнула она.

– Да так, ерунда, – возразила я.

– Нет, правда, я поражена, и не только рисунком. Такая впечатляющая презентация. Ты попала в точку – угадала то, о чем они мечтают уже долгие годы. То есть я хочу сказать, Николя предупредил меня, что ты талантливая, и я в этом не сомневалась… Просто я сообразила, что этим двум идиотам стоило обратиться к вам за помощью гораздо раньше! Тогда теперь мне бы не пришлось вкалывать!

Ее замечание позабавило меня, и я сочла возможным переключиться на тему, которую она затронула, потому что атмосфера слишком сгустилась и стала какой-то странной. Говорили мы двое, Паком глухо молчал, думая о чем-то своем, Николя тоже не произносил ни слова и смотрел на компаньона не отрываясь.

– Погоди, это лишь начало, и не все зависит только от нас с Полем, надо, чтобы Николя и Паком по доброй воле впряглись в это.

– Можешь на меня рассчитывать, уж я-то их встряхну. Мы с ней прыснули. Она мне определенно нравилась. Если бы не наши обстоятельства, я бы с удовольствием выбрала ее в подруги.

– Паком, что ты молчишь? – спросил Николя.

Тот допил свое вино, но продолжал молчать. Мой энтузиазм как-то быстро угас.

– Если тебя это не устраивает, – начала я, – мы можем все заново обсудить завтра, мы ведь, похоже, никуда не торопимся. Сообщишь мне, чего ты хочешь… Его серые глаза встретились с моими, и я не сумела прочесть в них ничего. Как вдруг в них вспыхнул какой-то особый огонек, после чего взгляд мазнул по моим губам.

– Спасибо, – выдохнул он.

– Пожалуйста, – ответила я, испытав одновременно облегчение и волнение.

Буря, бушевавшая у меня в груди из-за мыслей о Ноэ, почти не оставляла мне сил на борьбу с ураганным влечением к Пакому.

– Послушай, Николя, – вмешалась Элоиза, – тебе, пожалуй, стоит отвезти Рен в гостиницу. Я не то что выставляю вас за дверь, но завтра нам всем на работу. Первый укол у меня в полседьмого!

– Ты права, – согласилась я и нехотя отвлеклась от Пакома.

Все встали, я начала убирать со стола, невзирая на попытки Элоизы остановить меня.

– Подожди минутку, Рен, – прервал нас Паком. – Ты остановилась в том же отеле, что в прошлый раз?

Вот так так!

– Откуда ты знаешь, где она останавливается? – изумленно спросил Николя.

Паком насмешливо потряс головой, словно шкодливый мальчишка.

– Я вообще-то умею быть вежливым, а ты забываешь, что две недели назад первым ее принимал я. Так что ты избежишь ночной прогулки.

Они обернулись ко мне, с нетерпением ожидая ответа.

– Да, в том же самом.

Его непринужденная улыбка снова вывела меня из равновесия, я даже забыла, где мы сейчас находимся. Элоиза хлопнула в ладони:

– В таком случае отправляйтесь домой, вы оба!

Она подошла к Пакому и неодобрительно оглядела его.

– Тебе надо выспаться, у тебя паршивый вид…

Она была права. Между ними тоже шел безмолвный диалог.

– Все окей, иногда бывает полезно умаяться.

Они проводили нас на улицу, и Николя протянул мою дорожную сумку Пакому. Я попрощалась с Элоизой и в этот момент вспомнила, что все отвлеклись и не потребовали от меня фотографии Ноэ. Я снова испугалась задним числом.

– Большое спасибо, я провела прекрасный вечер.

– Я тоже. Опасалась совсем другого и очень рада с тобой познакомиться.

Это ты зря. Я и тебе испорчу жизнь.

Пока ехали к старому городу, мы упорно молчали. Время от времени я ловила на себе его взгляд, но даже не пробовала расшифровать. Какая разница? Полагаю, он тоже поймал мой взгляд на себе. Когда Паком припарковался, мы так же молча вышли из машины. Он достал из багажника мою сумку. Почему в его присутствии я чувствую себя такой свободной? Стоит ему очутиться рядом, и я забываю о сыне, о Николя и его семье, о моем вранье. Я изо всех сил постаралась убедить себя, что нужно поскорее отойти от него.

– Спасибо, что поработал водителем, – прошептала я.

Он небрежно кивнул.

– Мне не трудно, я живу вот там. – Он показал на здание за моей спиной.

Я обернулась и не удивилась, увидев бывший особняк арматоров, красивый, с импозантной парадной дверью, недалеко от крепостной стены. Туда, где мы стояли, доносился шум моря. И мы были в пяти минутах ходьбы от моей гостиницы…

– Не важно, – ответила я. – В любом случае ты доставил меня по назначению.

Он посмотрел на меня, и по его лицу пробежала тень сомнения, колебания. Несмотря на сильное желание, прожигающее живот, я была не настолько глупа, чтобы изображать никчемную соблазнительницу, да и не нужно это было. С какой стати мы торчим друг перед другом в такой поздний час?!

– До завтрашнего утра, – попрощалась я.

Я взялась за свою сумку, которую Паком все еще держал, однако он не отпустил ее.

– Проведи ночь у меня.

– Зачем мне это делать?

Он потянул за ручку сумки, чтобы привлечь меня к себе, его рука обвилась вокруг моей талии, я поддалась, поскольку сопротивляться не могла.

– Потому что ты хочешь этого так же, как и я.

– Я думала, наша история усложняется, – попыталась храбриться я.

Его губы жадно прижались к моим.

– Я недавно понял, что люблю сложные истории.

Мы поднимались по лестнице, и я ничего вокруг не различала. Потом быстро прошли по квартире, на ходу избавляясь от одежды. Наша кожа, наши тела соприкоснулись, и ощущения были такими же острыми, как в первый раз. Возможно, мы даже больше торопились. Любовь с Пакомом сбивала с толку. Мы едва знакомы, но между нами установилась такая мощная близость, такое полное взаимопонимание, что мы оба были этим ошеломлены. Мы несколько раз прерывали наши ласки и поцелуи, чтобы, задыхаясь, заглянуть друг другу в глаза – в его взгляде я читала смятение, а он в моем наверняка видел полный хаос.

Мы натянули простыню, все так же вглядываясь друг в друга. Он машинально провел пальцами по моим волосам. Рядом со мной как будто возник другой человек, не тот, с которым я была несколько минут назад. Его абсолютно бесстрастное лицо ничего не выражало.

– Пропилить за сутки полторы тысячи километров ради женщины – такое у меня впервые, – сказал он отрешенно, будто говорил сам с собой.

Я робко улыбнулась.

– То есть ты не забыл, что я приезжаю?

– Нет.

Казалось, он где-то далеко, в тысячах километров от своего дома, от своей постели, от меня.

– Похоже, ты жалеешь…

– Нет.

Он очень глубоко вздохнул, словно долго обходился без кислорода.

– Мне необходимо выйти на воздух.

Я ошарашенно выпрямилась в кровати, прикрывшись простыней. Мне стало не по себе.

– Что-что?

Не обращая на меня внимания, он встал. Я почувствовала себя испачканной и преданной, особенно после того, что мы мгновение назад пережили вместе. Получается, только для меня все было особенным, необычным. И вечно я веду себя как дура. Почему я поддалась? Чтобы забыть все остальное…

– Я пойду в отель.

Паком уже успел натянуть джинсы. Я заметила, как напряглась его спина, сжались кулаки. Он обернулся и оперся о кровать. Выглядел он обескураженным.

– Нет, останься, прошу тебя.

– Зачем? Мое присутствие так тебе мешает, что ты собрался уйти посреди ночи.

– Дело во мне, а не в тебе. Я провел двенадцать часов взаперти в машине, мне необходимо подышать. Я очень быстро вернусь.

Он крепко поцеловал меня в губы и умчался, прихватив по дороге свитер. Через пару минут дверь квартиры бесшумно закрылась. Я окаменела, ошарашенная его исчезновением. Потом решила не оставлять этого так. Нет, я не буду его дожидаться. И что он заявит после своей ночной прогулки? “Ладно, давай, катись”? У меня и так достаточно причин себя мучить, незачем добавлять к ним еще одну.

Собирая одежду, я вынуждена была пройтись по квартире. Она оказалась роскошной, с более чем трехметровыми потолками, с паркетом “елочкой”, старинными морскими приборами, красивой набивной тканью на одной из стен. Жилье напоминало своего хозяина – по крайней мере, в том немногом, что мне было о нем известно, – но при этом в нем сквозила некая обветшалость, что-то старомодное, застывшее во времени. На чем бы ни останавливался мой взгляд, все приглашало в путешествие. Впечатление усиливали там и сям валявшиеся сумки и чемоданы. Его фирменный стиль, не перепутаешь. Искушение было слишком велико, и я подошла к громадному окну гостиной, чтобы выглянуть наружу. Я стояла над крепостными стенами, вид открывался потрясающий, даже ночью. Он застыл там, внизу, на ветру, облокотясь о парапет. Недалеко он ушел. О чем он мог размышлять? Николя несколько раз повторял, что Паком непредсказуем, но это слабо сказано, его поведение вообще не подчинялось никакой логике. Наблюдая за ним, я металась между желанием послушаться и остаться и жгучей потребностью удрать, потому что он непременно заставит меня страдать, если это уже не произошло. В поисках последних разбросанных предметов одежды я подошла к книжным шкафам из красного дерева. Они освещались маленькими латунными лампами, их мягкий рассеянный свет напоминал огонь свечей. У Пакома время ни над чем не властно, я перемещалась из настоящего в прошлое и обратно. Я потрогала книги, и мое сердце екнуло, когда я увидела “Этих господ из Сен-Мало”, причем сразу несколько разных изданий. В квартире будто материализовался Ноэ – стоя за моей спиной, он наблюдал за мной. Чем бы я ни занималась, мой сын всегда рядом. Могла ли я предположить, что увижу у Пакома роман, который так дорог Ноэ? Роман, который он прочел несколько месяцев назад. Разве я ожидала найти эти книги в библиотеке мужчины, в которого почти влюбилась и который был лучшим другом его отца? Мои мысли толпились и сталкивались, сплетая несуществующую связь между Пакомом и Ноэ. Я осторожно коснулась корешков кончиками пальцев и задрожала от нахлынувших эмоций.

– Ты знаешь эту книгу? – прошептал мне на ухо Паком.

Я была настолько потрясена своим открытием, что даже не слышала, как он вошел. Теперь я не смогу сбежать. От него пахло ветром, йодом, холодным ночным воздухом.

– Нет, – с тяжелым сердцем ответила я.

Я бы так хотела поговорить с ним о Ноэ, признаться, что сын был бы безумно счастлив знакомству с таким человеком, как он.

– Однажды я тебе о ней расскажу, – пообещал он.

Я обернулась и обвила руками его шею. Он казался гораздо более безмятежным, чем когда стремительно умчался, словно за это короткое время успел принять какое-то важное решение. Я ловила его губы, его дыхание, чтобы он помог мне снова дышать. Я нуждалась в нем, в его теле на мне, во мне. Прямо сейчас. Сию минуту. И ничего, что он непредсказуемый. Переживу, это же такая мелочь. Пусть хаос, в который я целиком погрузилась, усиливается. Да, однажды все взорвется, но до этого я позволю себе немного пожить.

Утром мне довелось присутствовать при сложной церемонии. Паком готовил кофе. Я сидела в кухне на старом деревянном стуле и наблюдала за ним. Он вынул из шкафа несколько коробок, понюхал одну за другой, постоянно поглядывая на меня. Как если бы ему было легче выбирать, если я остаюсь в поле зрения. Вдруг он резко вздернул брови, явно найдя то, что искал, и поцеловал меня в губы, после чего поставил кипятить воду. Взял с кухонного стола френч-пресс, чья история насчитывала, я думаю, несколько десятков лет, судя по блистательной отполированности стеклянного корпуса. Через несколько минут воздух наполнился мощным ароматом. То, что мне предложат, явно будет очень крепким. Однако, поскольку ночь была короткой и мы оба устали, взбодриться перед началом дня нам не помешает. Паком поманил меня в гостиную к маленькому столику на высоких ножках, стоящему под одним из окон. Оно, естественно, выходило на море, лежащее за крепостными стенами. Мы сели друг напротив друга, и он налил мне кофе. Я сразу попробовала. Насколько мощным, способным пробудить покойника был аромат, настолько же нежным оказался вкус, обволакивающий и мягкий, вызывающий желание насладиться первыми сладкими минутами после пробуждения. Я послала ему широкую улыбку.

– Правильно я выбрал?

– То, что надо. Где ты этому научился?

– Путешествия, опыт, а еще я был обжарщиком кофе.

– Правда?

– Николя отвечает за цифры, я занимаюсь вкусом. Они такие разные. Как им удалось прийти к полному согласию, стать почти единым организмом? Мое внимание притягивало море за окном, мне было хорошо, тепло в его доме, в этой вселенной вне времени. А снаружи дождь с грохотом хлестал с низкого неба, стекла дрожали под ударами разбушевавшегося ветра. Отвратительная погода, но вид великолепный – глубокий зеленый цвет моря, кипящая белая пена. Зрелище завораживало, я могла бы часами наблюдать за раскинувшейся передо мной картиной.

– Как такое может наскучить?! – воскликнула я.

– Никак не может!

Он поднялся, стал за мной и протянул руку над моим плечом, показывая мыс Фреэль на западе, остров Сезамбр напротив нас и другие места далеко в море, названия которых я не запомнила. Он был в восторге от того пейзажа, что простирался перед нами.

– Сколько бы я ни путешествовал, мне всегда нужно вернуться сюда, это насущная потребность, даже жизненная необходимость. Я привязан к своей скале. Зрелище, которое открывается из окна каждое утро, ни с чем не сравнить. Вот почему я поставил столик именно сюда.

– Не хочу тебя обидеть, но он немного выпадает из общего ансамбля.

Паком расхохотался и снова сел.

– Потому что это единственное, что я выбрал сам!

– Как это?

Квартира принадлежала его бабушке и дедушке; в раннем детстве Паком всегда приезжал сюда на каникулы, а позже, когда поселился в Сен-Мало на время учебы в лицее, проводил здесь выходные. Бабушка с дедушкой страстно увлекались историей, в особенности историей мореходства, отсюда и предметы, связанные с кораблями, покрытая патиной мебель, будто из каюты капитана дальнего плавания, полотна с изображениями морских сражений XVII века. Унаследовав их квартиру, он все оставил, как есть. В ней чувствовалось глубокое уважение Пакома к прошлому. Но он мне объяснил, что именно Николя заставил его принять этот дар.

– А почему ты отказывался? Такая возможность выпадает не каждому, а у тебя здесь столько воспоминаний, судя по твоим рассказам!

Он был в замешательстве и какое-то время подыскивал слова, после чего смущенно хихикнул:

– Если так формулировать, получается, будто я из тех, кто плюет в колодец.

– Вовсе нет, у тебя наверняка были причины.

– Суть в том, что, едва научившись самостоятельно мыслить, я категорически отказался привязываться к чему бы то ни было. Я хочу иметь возможность сорваться с места в любой момент, захлопнуть за собой дверь и умчаться на другой конец света. Поэтому сама мысль о том, чтобы стать владельцем недвижимости, ввергала меня в ужас!

Смысл некоторых поступков Пакома понемногу проступал. Он описал себя как человека свободного словно ветер, не терпящего никаких пут.

– Но в конечном счете Николя удалось убедить меня, что все равно мне нужно место, куда я смогу поставить свой сундук.

Меня развеселило это слово.

– Как у моряков.

– Как у моряка без корабля…

Я не заметила, как пролетел день, мы были предельно собранны и работали эффективно. Ни о чем не договариваясь с Пакомом заранее, мы оба держали дистанцию. В процессе обсуждения он обгонял Николя – гораздо быстрее и лучше схватывал, какие механизмы следует запустить, он был воодушевлен, словно ребенок, и не обращал внимания на отчаянные попытки компаньона снова привлечь его внимание к цифрам и торговому обороту.

Когда пора было возвращаться, они проводили меня до выхода, где Николя заявил, что вынужден срочно нас покинуть – телефонный звонок, на который он не может не ответить. Последняя возможность блеснуть в роли занятого по горло главы компании. Паком подавил смешок. Он так же снисходительно относился к Николя, как тот к нему. Не осуждал, а находил забавными самодовольство и эгоцентризм своего друга, прощал их ему и восхищался им.

– Передай спасибо Элоизе за вчерашний вечер.

– Обязательно. Повторим в твой следующий приезд?

Я удивилась, поняв, что хочу этого.

– С удовольствием.

Николя чмокнул меня в щеку и убежал. Паком осторожно приобнял меня за талию.

– Провожу тебя до машины.

Он не убирал руку, пока мы шли через дорогу.

– Когда тебя ждать?

– Через неделю или две.

– А-а…

Я услышала в его голосе легкое разочарование.

– Максимум, – лукаво уточнила я, и к нему вернулось довольное выражение лица.

– Не трать время на заказ отеля.

Я поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку, он попытался удержать меня, но со вздохом отпустил. – Хорошей встречи с сыном.

Я напряглась, потому что он впервые упомянул его. – А теперь уезжай, иначе я не удержусь и начну тебя целовать. Подозреваю, что Николя будет не в восторге, – хихикнул он.