Глава пятая

Обратный путь стал моей дорогой в чистилище, я ждала неотвратимой кары за свои ошибки. Несколько часов назад случай уничтожил меня. Однако я по-прежнему воспринимала произошедшее как что-то нереальное. Это невозможно, этого просто не могло быть. Никакого Николя не было. Нет, я не встретила его, не подвела его к порогу своего дома, своей жизни, которую выстраивала шаг за шагом. С болью. С радостью. Но всегда с ложью в последние семнадцать лет. Как так могло получиться? И зачем я всячески пиарила “Ангар”? Подорвать его репутацию, чтобы они не вздумали сотрудничать с нами, со мной, – вот что мне следовало сделать. Но нет же, я лезла из кожи вон, как если бы мое подсознание хотело, чтобы я пошла дальше, чтобы все наконец выплыло наружу.

В тех редких случаях, когда я разрешала себе вспоминать Николя, он виделся мне во вьетнамках и бермудах на пляже в Таиланде, и это меня вполне устраивало. Для меня он жил на другом конце света, забыл обо всем, вплоть до самого моего существования, и наша новая встреча была нереальна. Тем более что Ноэ точно не займется поисками отца, такой опасности не существовало. Он ненавидел отца, не зная его и понятия не имея, кто он такой. Мой сын считал отца гадом, который бросил маму, когда та забеременела, не признал сына, отказался от ребенка еще до его появления на свет. Я воспитывала своего мальчика в атмосфере постыдной лжи и вовлекла всех окружающих в эту ложь, которую со временем сама стала считать правдой.

Ноэ не задумывался о папе, пока не пошел в детский сад. До этого весь его мир ограничивался мамой, Полем, дедушкой, бабушкой, моей сестрой и ее семьей. В его присутствии мы следили за тем, что говорим. Все старались беречь его. Я не отдавала Ноэ ни в ясли, ни няне, он проводил все дни с Полем и со мной в фотостудии. Я отказывалась разлучаться с ним. Когда его не было рядом, я чувствовала себя потерянной. Он ничего не слышал ни о внешнем мире, ни о настоящей жизни. Детский сад стал поворотным моментом – там его просветили насчет того, что у других детей его возраста есть отцы… И в его головке, естественно, зародился вопрос: “А кто мой папа?” И тогда Ноэ, что было вполне логично, спросил Поля, не он ли его отец, ведь эти двое были неразлучны, Ноэ вечно путался у него под ногами и, потеряв из виду, повсюду искал. Я захлопнула за собой дверь, скрылась в замешательстве, растерявшись от этого допроса. Поль не уклонился и мягко ответил ему, что нет, это не он. Когда Поль нашел меня в дальнем конце студии, дрожащую от стыда, забившуюся в угол, он устроил мне выволочку, которую я запомнила на всю жизнь. Он потребовал, чтобы я что-то сделала, потому что такое положение слишком мучительно для него и особенно для Ноэ. Впервые после нашего знакомства мы поругались, по возможности удерживаясь от крика, чтобы не напугать Ноэ. Стычка была жесткой, яростной, противостояние тягостным, и впредь мы никогда об этом не заговаривали. Однако я частично выполнила требование Поля и, набравшись храбрости, объяснила сыну, что у него нет папы, но есть мама и много других близких, которые заботятся о нем и любят его “больше всех на свете”. Чтобы ему было психологически комфортно и он научился жить, признавая такое положение вещей, я таскала его от одного психотерапевта к другому и каждому скармливала одну и ту же гнусную байку. Некий мерзавец бросил меня, когда я забеременела, и больше не подавал признаков жизни. Ноэ вырос с образом отца-эгоиста, не уважающего женщин, безответственного. Вот если бы тот, кто сегодня неожиданно объявился, был близок к такому описанию… Но нет, Николя – хороший человек, безумно любящий свою семью и наверняка отличный отец. Впрочем, я всегда это подозревала. У меня не стало аргументов – если таковые вообще когда-то существовали, – для поддержания мифа об отце-чудовище.

Как я могла такое наворотить? Лишить сына правды, лишить его отца? Его истории? Мне нет прощения: то, как я себя повела, нельзя оправдать ничем. Даже тем, что, когда он родился, мне было всего двадцать три года. Единственное объяснение – страх, что у меня отберут сына. Абсолютно иррациональный страх.

Я ненавидела это нечто, растущее в моем теле. Лишь жалкие остатки здравого смысла помешали мне себя покалечить – исключительно ради того, чтобы причинить вред ему. Но я совсем не заботилась о себе. Всю беременность я мысленно оскорбляла его, бросала ему слова, которые сегодня не смогла бы произнести. Этот зародыш портил мне жизнь, разрушал мое будущее, похищал молодость. И я не смогла от него избавиться по глупейшей причине – пропустила срок, на котором это можно сделать по закону. Когда у меня отошли воды, я не соглашалась ехать в больницу, Поль – мы были знакомы меньше двух месяцев, но к тому времени он уже стал едва ли не главным человеком в моей жизни – разве что не подрался со мной, чтобы я согласилась на врачей. Пока мы ехали в его машине, я орала благим матом. Потому что мне было больно, потому что я больше не контролировала собственное тело, потому что не могла остановить адский процесс. Я выкрикивала свою ненависть и свою любовь к Николя. Поль позволил мне дырявить его барабанные перепонки и бить по груди и плечам, он остался со мной, держал меня за руку, с любовью и нежностью поддерживал и не отходил от меня, пока не появились мои перепуганные родители. Я не хотела их видеть, мне было стыдно за то, в какую фурию я превратилась. Мои крики постепенно трансформировались в непрекращающиеся стоны. Я совсем обессилела, мне стало ни до чего, роды остановились. На мгновение я понадеялась, что сейчас все снова придет в норму, что мне все же удалось выполнить свою разрушительную миссию. Моя слабость вынудила врачей вмешаться, и я блаженно погрузилась в наркоз. После пробуждения медсестра сообщила, что меня дожидается мальчик, и, не дав вымолвить ни слова, положила его мне на грудь. Так я впервые встретилась со своим сыном, таким маленьким, таким хрупким и одновременно таким сильным. Меня захлестнула мощная, горячая, нежная волна любви. Он здесь. Он выстоял против всего того зла, которое я ему причиняла. Его крохотная ручка шевелилась на моем теле, как если бы он стремился процарапать кожу и вернуться внутрь. Его быстрое дыхание перекликалось с моим. Он здесь. Он, казалось, изо всех сил цепляется за меня. Он здесь. Он здесь. Мой младенец здесь. Я беззвучно плакала над ним, бесконечно повторяла шепотом “прости” – за все, что ему пришлось от меня вытерпеть. Моя жизнь сдвинулась с мертвой точки. Как если бы в моем сердце произошло два взрыва. Первый уничтожил ненависть и отвращение. Благодаря второму я начала жить заново. Я больше не тонула. Ноэ спас меня. Я родилась вместе с ним. Он вычеркнул Николя из моей жизни. Теперь моя вселенная вертелась вокруг этого крошечного существа. Я бы не вынесла, если бы пришлось делить его с отцом. Не сообщив Николя о своей беременности, я поступила правильно. Нельзя было позволить ему прийти и забрать сына. Ноэ – мой, и только мой. Я его мать.

Мне так и не хватило смелости выбраться из вранья, сказать Ноэ правду. Отчаянный страх потерять его управлял всеми моими решениями. Даже видя, как он страдает из-за того, что у него нет отца и он не такой, как другие дети, я молчала, хотя его переживания терзали мне душу. Молчала из эгоизма и чувства вины. А еще по необходимости, ведь он никогда не простит мне обман, если узнает о нем. Я стала любить его с удвоенной силой. Время шло, я отказывалась что-либо менять, моя ложь все больше превращалась в реальность, я все глубже загоняла во вранье своих близких, которым не оставила выбора. Я готова была жизнь отдать за сына – и предавала его с самого рождения. И в результате попала в отчаянное положение. Я была себе отвратительна. Что бы я ни предприняла, что бы ни произошло, случившееся не изменить: заложенная в моей жизни мина замедленного действия теперь могла взорваться в любой момент.

Я ехала по шоссе, наверняка слишком быстро, и тут зазвонил телефон. Я автоматически включила его. Поль.

– Рен! Ну как! Ты в пути?

– Привет, Поль…

Моему голосу недоставало энтузиазма.

– Все в порядке?

Его беспокойство было почти осязаемым.

– Да, да… просто устала.

– Как все прошло?

Я с силой выдохнула, прогоняя осаждавшие меня картинки.

– Прекрасно.

– Ты какая-то растерянная.

– Да все хорошо, уверяю тебя… Слушай, давай все обсудим завтра в “Ангаре”.

– Что-то случилось? Скажи мне, Рен.

– Не сейчас, прошу тебя. Завтра…

Я прервала разговор. Я знала, что в ту минуту, когда я облеку в слова то, что на меня свалилось, как только эти слова слетят у меня с языка, я сломаюсь. А мне сегодня нельзя предстать перед Ноэ в жалком виде. Еще не сейчас. Я сцеплю зубы, проглочу комок в горле и запру слезы где-нибудь глубоко-глубоко.

– Мама! Ты дома?

Хлопнула входная дверь. Я закрыла глаза, чтобы сконцентрироваться на роли, которую мне предстояло играть перед сыном сегодня вечером и в ближайшие дни. У меня было время подготовиться, поскольку он пришел позднее обычного – занимался с друзьями, и это меня вполне устраивало.

– Я на кухне!

Я услышала, как он бросил на пол рюкзак, потом его шаги раздались у меня за спиной.

– Привет, мам!

Я придала своему лицу правильное выражение и повернулась к сыну. Я как будто раздваивалась. Где-то там, внутри, я беззвучно завопила, потому что его фантастическое сходство с отцом потрясло меня – после новой встречи с Николя оно стало для меня окончательно очевидным. При этом я абсолютно искренне улыбалась Ноэ и была безумно рада его видеть, убедиться, что у него все в порядке, что он легко пережил двое суток без мамы. Он подошел и чмокнул меня в щеку. В его наушниках гремела музыка, которую он не потрудился выключить, чтобы поздороваться со мной.

– Что ты слушаешь на такой громкости?

Он засмеялся и надел мне наушники.

– Твой сборник!

В ушах загрохотала “Popular” группы Nada Surf. Сама виновата – в прошлом году я составила ему плейлист, куда включила все, что слушала в его возрасте. Аланис Мориссетт, The Cranberries, Radiohead. Наше взаимопонимание растрогало меня, я положила ладонь ему на щеку и заглянула в глаза. Он заволновался, на хмурился.

– Мам? Все в порядке?

Я сорвала наушники.

– В полном. Извини, это из-за твоей музыки, я задумалась о другом. А что у тебя? Как занятия? Что в лицее?

Он вроде бы расслабился и стал подробно рассказывать о двух прошедших днях.

Позже, уже за ужином, Ноэ перешел в наступление. Хорошо, что я до этого заставила себя проглотить несколько кусочков киша.

– Ну и как Сен-Мало?

– Все прошло хорошо, – удалось мне выдавить.

Он комично потряс головой, что означало “мама спятила”.

– Ну и?..

– У меня будет много работы.

– Но там красиво?! Что ты видела? Давай, говори, как там?

Передо мной снова был мой маленький мальчик, взбудораженный, заранее предвкушающий интересный рассказ. Его реакция позабавила меня.

– Спокойно, Ноэ, спокойно, пиратов я там не встретила!

Когда я произносила эту фразу, в моей памяти всплыло лицо Пакома. Да, пираты мне не попадались, но я познакомилась с мужчиной, который, как мой сын, мечтал стать корсаром…

– Но один из тех, с кем я буду работать, знает о них абсолютно все.

– Правда?

– Так мне показалось.

– Как ты считаешь, когда мы туда поедем, я смогу с ним поговорить?

В идеальном мире я бы с удовольствием свела Пакома с Ноэ, я была уверена, что они хорошо поладят. Но там, где мы жили, не у всех историй счастливый конец.

– Ничего не обещаю, но постараюсь.

– Гениально!

Он вскочил, обогнул стол и облапил мою шею своими длинными ручищами. Я ухватилась за них, мне ни за что не хотелось разрушать его надежду. Тем не менее я уже начала искать предлоги, чтобы держать сына подальше от Сен-Мало.

– А пока, мой дорогой Ноэ, если ты хочешь, чтобы я однажды взяла тебя с собой, придется как следует вкалывать и не забывать, что через несколько месяцев у тебя экзамены.

Как будто ему это не известно!

– Я все сделаю, мама, можешь не сомневаться! – Он наградил меня звучным поцелуем.

Следующим утром меня ждал приятный сюрприз – я первой пришла в “Ангар”, так что мне досталось несколько минут передышки. Приготовив кофе, я вышла на террасу. Шел дождь, такой себе мелкий, холодный дождик, типичный для здешних мест. Тот, что проникает сквозь ткани, кожу, кости. Если он зарядил, это уже на целый день, и боишься, что солнце не появится никогда. Ночью я не сомкнула глаз, меня преследовали лица Николя и сына. Со своего насеста я заметила Поля, подъехавшего на новом маленьком болиде, – он менял машины как женщин, и эти замены примерно совпадали по времени. Поль задрал голову и сокрушенно покивал, увидев меня в девять утра с сигаретой. Иными словами, он получил подтверждение: у меня не все в порядке. Преимущество – или неудобство – того, что мы знаем друг друга как облупленных. Я подождала, пока он нальет себе кружку растворимого кофе и удобно устроится, и только потом вернулась с террасы.

Он ждал меня, сидя на диване, в приемной, которую мы оборудовали в нашем open space.

– Я всем велел прийти на час позже.

Даже не сняв пальто, я рухнула в кресло напротив, уставилась на него, с трудом выдавила неловкую улыбку и постаралась не обращать внимания на пелену набегающих слез, которые подкатили еще до того, как я заговорила.

– Не важно, что у тебя стряслось, мы справимся, – безапелляционно объявил он.

– Не думаю…

– Я не смогу помочь, если не объяснишь, в чем дело.

– Как только я это произнесу, оно станет реальностью, что меня как раз и пугает…

– У меня нет ни малейшего желания разгадывать загадки, но подозреваю, что это как-то связано с Сен-Мало. Когда позавчера вечером Ноэ говорил с тобой по телефону, все было хорошо. Или я ошибаюсь?

– Нет…

– Значит, можно предположить, что все изменилось вчера. Подозреваю, что в такое состояние тебя привела не работа. Так что же там случилось?

Обливаясь слезами, я скорчила гримасу, в которой отчаяние было смешано с иронией.

– Оказывается, что случай распорядился – если, конечно, не ты все это подстроил… но это не в твоем стиле, и ты бы никогда так со мной не поступил…

Он настороженно приподнял бровь, а я продолжила:

– Итак, выяснилось, что случай распорядился таким образом, что один из компаньонов “Четырех сторон света” – это… только не упади, Поль…

Я некоторое время разглядывала потолок в поисках хоть капли необходимой храбрости.

– Так вот… это Николя. – Я часто задышала. – Николя… который…

– Господи… – прошептал он. – Это же невозможно.

Я отвернулась, не желая видеть его смятение.

– Ну давай уже, скажи, Рен…

Он и так все понял, однако, чтобы окончательно это постичь, мне требовалось произнести это вслух, а ему – услышать из моих уст.

– Отец Ноэ…

Он был явно выбит из равновесия и уставился куда-то в одну точку.

– Как… Почему… Не может быть…

– Но это правда…

Он сжал кулаки, рывком выпрямился, вскочил, забегал по комнате, задыхаясь от боли и гнева.

– Я пропала, – всхлипывала я. – Что я буду делать? Глядя на Поля сквозь туман слез, я сообразила, что никогда не видела его таким.

– Тебе не понравится то, что я сейчас скажу, но… Теперь у тебя нет выбора… Ты должна открыть правду всем, начиная с Ноэ.

– Не-е-ет! – заорала я, вскочив с кресла. – Нет! Нет! Никогда!

Он подбежал, обнял меня, крепко прижал к себе, чтобы остановить атаковавший меня приступ ужаса, долго баюкал в объятиях, а я, не отрываясь от него, беззвучно кричала о своем отчаянии.

– Шшш… успокойся, Рен. Мы найдем выход. Не волнуйся, я с тобой, я тебя не брошу. Все будет хорошо.

Я изо всех сил цеплялась за него, он был моим спасательным кругом, тихим голосом разума, шептавшим мне на ухо.

– Поль, мне так страшно.

Ему тоже было страшно, и бившая его дрожь красноречиво свидетельствовала об этом. Поль, который безупречно владел собой в любых обстоятельствах, потерял контроль, утратил уверенность, обычно присущую ему даже в кризисные моменты. Но доводилось ли нам когда-нибудь переживать подобное испытание? Он глубоко вдохнул и мазнул губами по моим волосам. Положил руки на плечи, утихомиривая меня, и, поймав мой взгляд, прилежно сложил губы в улыбку.

– Давай начнем сначала… расскажи мне все в мельчайших деталях. А потом будем соображать…

Мой рассказ начался с прихода Николя, о вечере накануне я умолчала, решив, что ему эта мелкая деталь ни к чему, да и мне самой тот вечер казался, увы, совсем далеким. Зато я подробно сообщила обо всем остальном, даже о том, что касалось работы. Он внимательно слушал меня и только кивал время от времени или что-то бормотал себе под нос. Потом пришлось переходить к следующим темам – нашему обеду, семье Николя.

– Ты, должно быть, измучилась, – участливо перебил он меня.

– В какой-то мере да, не стану скрывать. Но это неудивительно.

– Он, конечно, пытался побольше выспросить у тебя…

– Да… я постаралась быть как можно ближе к правде…

Он скроил насмешливую гримасу, она на секунду промелькнула и исчезла, но помогла мне сбросить напряжение.

– Я сказала, что у меня есть сын, которого я воспитываю одна.

– Пока все в порядке, но эта информация не насторожила его?

– Нет, он считает, что Ноэ десять лет…

Он устало потер лоб и пристально посмотрел на меня – на его лице было написано разочарование. – Только любовь мешает мне хорошенько отлупить тебя. Сколько раз я умолял тебя признаться во всем Ноэ и разыскать его отца… Ты, и никто другой, виновата в том, что вляпалась в это дерьмо… И теперь ты загнана в угол…

Я опять принялась всхлипывать и не могла остановиться. Любовь Поля была мне жизненно необходима. Я с трудом выбралась из кресла и, едва волоча ноги, преодолела разделяющее нас расстояние, чтобы быть рядом с ним… Он нежно обнял меня.

– Я тоже люблю тебя, Поль. Прости, прости… Я так злюсь на себя. Теперь я все потеряю…

Поль позволил мне выплакаться, и это длилось долго. Потом, поняв, что мои рыдания становятся реже, он восхищенно присвистнул:

– Во всяком случае, что до работы, имеешь право собой гордиться. Поздравляю! Отлично их раскрутила. После твоей презентации они, думаю, подпишут весь пакет целиком! Ты отдаешь себе отчет в том, что ближайшие недели проведешь в Сен-Мало?

Я выпрямилась. Когда я отвечала ему, в моем голосе звенело отчаяние.

– Не издевайся надо мной, я сама не знаю, что на меня нашло. Зачем я так усердствовала? Можешь мне растолковать?

Он снисходительно кивнул.

– Потому что ты хотела произвести на него впечатление… Продемонстрировать, что ты уже не та юная студенточка художественного училища, которую он знал.

Я высвободилась и подошла к застекленной стене; погода, как и мое моральное состояние, была по-прежнему отвратительной. Чтобы согреться, я потерла ладони.

– Возможно, – после паузы ответила я.

Установилась тишина. Я понемногу приходила в себя.

– А Паком? Такой же интересный в жизни, как мне показалось по телефону?

Я не обернулась, по-прежнему глядя на Сену.

– Да…

– Тебе же хочется, если честно, поработать над этим проектом? И вовсе не для “Ангара”. Ну, признай.

Я покосилась на него.

– Может быть…

Вдалеке послышались голоса сотрудников, неторопливо подходивших к офису после свободного утра, подаренного хозяином.

– Пойду в кабинет, приведу себя в порядок, если ты не против.

Он присоединился ко мне на наблюдательном посту у окна и ласково погладил мои мокрые от слез щеки.

– Что ты собираешься делать? Насчет Ноэ?

– Выиграть время… не хочу ставить под удар его выпускные экзамены. А потом… что ж, потом прикину и приму решение…

Я на три дня выбросила из головы все посторонние мысли и целиком ушла в работу. Не то чтобы я усердствовала сверх разумного, но погружение в досье “Четырех сторон света” парадоксальным образом не позволяло мне утратить почву под ногами. Ноэ не заметил никаких кардинальных перемен в поведении матери, он привык ко мне такой, какой я бываю, когда занимаюсь особо интересным заказом – а именно так он все и воспринимал, и при этом не очень заблуждался. Как бы то ни было, одно стало для меня очевидным. Не важно, заключат ли Николя и Паком договор с “Ангаром”. В любом случае я не смогу и дальше делать вид, будто все в порядке. До сих пор отец Ноэ был всего лишь далекой тенью, тайной, наглухо запертой в моем сердце; сегодня эта тень обрела реальность, телесность, и ничто уже ее не развеет. Так что лучше поглубже зарыться в заказ.

Я тщательно составляла план сражения, чтобы заполучить заказ на разработку их глобального имиджа. Сочиняла разные сценарии – от самого простого до самого сложного. Поль, как я и ожидала, присматривался к тому, что у меня получается. Он подтвердил, что возьмет на себя фотографии, если они подпишут договор. Сфера деятельности Николя и Пакома вызывала у него любопытство, ему нравилось, что она связана с путешествиями, со вкусами и запахами, даже с гедонизмом, и все это на фоне Истории.

Когда первая часть работы была завершена и смета готова, мне оставалось только отправить им все материалы электронной почтой, сопроводив короткой запиской:

Паком, Николя!

Предлагаю вам на свежую голову ознакомиться с тем, что мы запланировали для “Четырех сторон света”.

Если вы примете наши предложения, Поль, которому я отправляю копию мейла, будет вашим фотографом, это его собственное пожелание. Он высококлассный специалист и благодаря своему отточенному мастерству сумеет, как никто, подчеркнуть благородство вашего предприятия.

Мы оба остаемся в вашем распоряжении.

До связи,

Рен

Ровно через сутки зазвонил мой телефон. Николя. Я по-прежнему не до конца понимала, что разговариваю с ним, да и само его существование за время работы над проектом понемногу превратилось в чистую абстракцию. Но голос был, напротив, самым что ни на есть реальным.

– Только что изучил ваши предложения и захотел сам тебе позвонить.

Я машинально схватила карандаш и стала что-то царапать на обрывке бумаги, лежавшем на моем столе. Его тон был профессиональным, четким и очень отличался от привычной мне по былым временам веселой манеры речи, которую я теперь узнавала у Ноэ.

– И каково твое мнение?

Сквозь стекло кабинета я увидела Поля и замахала рукой, подзывая его.

– Не спорю, это интересно, хоть и не совпадает, по-моему, с сутью нашей профессии. Рен, мы коммерсанты, в своей области мы сильны, и у нас другие заботы, гораздо более важные, чем выстраивание имиджа. У нас есть заказы, которые нужно выполнять, и производители, которые на нас рассчитывают.

Ну вот, всякий раз одна и та же песня. Хозяин убежден, что это бессмысленная трата денег и времени. Поль вошел в мой кабинет и вопросительно выгнул бровь. Он легко догадался, с кем я говорю. Я пожала плечами, ожидая, что объявит Николя.

– Бюджет слишком велик для нас, ты и сама должна это понимать. Мы предпочитаем вкладываться в нашу продукцию, а не в рекламу. Обращаясь к вам, Паком это не учел, воспринял ваши предложения как развлечение, что меня не удивляет.

Эти двое – словно инь и ян, противоположности, которые друг друга притягивают и одновременно отталкивают. Наверное, им не всегда легко договориться. – Не спорю, наши услуги не дешевы. Но ты оцениваешь их в краткосрочной перспективе, тогда как в будущем эти затраты принесут вам дополнительные деньги. Потому что цель проекта – выход на новые рынки и их завоевание. Ты говоришь, что вы продаете самую лучшую продукцию… Так разве вам не стоит иметь дело с лучшими специалистами?

Поль согласно кивнул и сделал знак, что намерен присоединиться к разговору. Я была убеждена, что он хочет получить этот контракт не только из деловых соображений, но и чтобы после стольких лет выяснить, кто такой отец Ноэ, подойти к нему ближе, разобраться, можно ли ему доверять.

– Николя, включаю громкую связь, рядом со мной Поль.

– Добрый день, Николя, – дружелюбно сказал тот. – Я Поль. Как поживаете?

– Хорошо, а вы?

Я уловила в его голосе досаду: неожиданное подключение Поля к переговорам ему не понравилось. Я догадывалась, что он ощущает свое превосходство, полагает, будто сможет повлиять на меня, а с моим партнером все будет гораздо сложнее. Поль четко просчитал ситуацию и сделал ставку на непринужденную манеру.

– Отлично, заранее рад скорой встрече с вами и началу нашего общего большого приключения.

Он шел напролом и откровенно развлекался. Николя резко выдохнул, Поль его раздражал, это было заметно.

– Бюджет требует более пристального изучения, не говоря уж о том, что мы довольно скептически относимся к реальной привлекательности ваших предложений, – желчно возразил он. – Прошу простить, но мне по-прежнему затруднительно оценить их влияние на наши показатели, которые, хочу напомнить, отличные.

Он заговорил с Полем свысока, прибегнув к лучшей защите – нападению. В этом весь Николя. Он попытался соперничать с Полем, обращаясь с ним как с каким-то безвестным фотографом. Поль обожал такие игры. Николя даже не представлял, какой механизм он только что запустил. Улыбка Поля стала ядовитой.

– Понимаю, понимаю, – бодро согласился он. – Но между нами, Николя, цена – это ведь только отговорка. Признайтесь же, в действительности вы боитесь.

– Вовсе нет! – занервничал тот.

– Еще как боитесь! Я в этом уверен на сто процентов, – невозмутимо продолжал Поль. – У меня двадцатилетний опыт в профессии. Ваш бизнес еще молод, но это продлится недолго. Качели могут в мгновение ока качнуться в другую сторону. Так что поторопитесь с реакцией, не бойтесь все подвергать сомнению. Полагаю, Рен уже вам об этом говорила. Вы были первыми, но вашему примеру последовали новички, пока еще слабые, но мечтающие лишь об одном – проглотить вас с потрохами. Покажите им, что вы здесь хозяева – и всегда останетесь ими. Взгляните на вопрос шире. Вы же умный человек, двух мнений быть не может.

Кнут и пряник. Любимая система Поля, в особенности при общении с владельцами небольших предприятий, которые строят из себя акул бизнеса. Он торжествовал, не позволял Николя вставить ни слова. Доказывал как дважды два, что он свое дело четко знает и отнюдь не тот чудаковатый клоун, за которого его принимают. Скоро Николя будет есть у него с руки. Я не могла оторваться от спектакля, который устроил для меня Поль, и ничуть не огорчалась, что Николя будет преподан хороший урок.

– И учтите, мы полностью погрузимся в ваш проект. Рен будет приезжать не реже чем раз в десять дней для рабочих совещаний. Причем уже со следующей недели. Свое время мы экономить не станем.

Я скорчила возмущенную мину и едва слышно произнесла: “Да ты что?”

– И еще, Николя, мы найдем устраивающее всех решение по смете, не волнуйтесь. Между нами, Рен убьет меня за то, что я проболтался и выдал ее маленький секрет, но она уже сделала все, чтобы мы предложили вам цену “для своих”.

– Что ж, меня это не удивляет.

Он заблуждался от начала до конца, мне никогда бы не взбрело на ум урезать наши расценки, но Поль правильно понял: нужно, чтобы Николя поверил, будто мы стоим перед ним на коленях и умоляем заказать наши услуги.

– Ладно, Николя, хватит разглагольствовать, вы бесконечно занятой глава предприятия, и нас тоже ждут мотивированные клиенты, требующие нашего внимания. Вы хотите работать с нами? Да или нет?

– А что говорит Паком? – не подумав, вмешалась я.

Поль удивленно посмотрел на меня.

– Паком дает зеленый свет, естественно.

– Здравомыслящий человек, – сладко прошелестел Поль.

– Ладно, – недовольно сдался Николя. – Давайте. Только не будем терять время. Когда ты можешь приехать, чтобы приступить, Рен?

Через неделю после этого разговора у меня был назначен дневной перекус с Анной, и уклониться от него я не могла. Время от времени мы с сестрой вместе перехватываем что-нибудь на бегу между полуднем и двумя часами. Иногда к нам присоединяется Людовик. Так было и на этот раз. Обычно я радовалась нашим свиданиям, однако в данном случае легко бы обошлась без совместного обеда. Но пришлось соглашаться, если я не хотела пробудить подозрения. Значит, буду все время начеку, чтобы себя не выдать. Я боялась даже представить Аннину реакцию, узнай она, что произошло. Оторопь. Порыв убить. Запуск сарафанного радио “Руан-сплетни”. Что до реакции Людовика, который всегда вел себя как старший брат-защитник, жаждущий возмездия за поруганную честь младшей сестры, его поведение в этом случае вообще было непредсказуемым.

Их обеспокоило мое осунувшееся лицо, но я легко объяснила усталость загруженностью на работе – не скажу же я, что практически перестала спать перед новой поездкой в Сен-Мало.

– Лучше не ходи к маме, – посоветовала Анна. – Иначе она вручит тебе годовой запас витаминов!

Мы засмеялись: нам была известна мамина навязчивая идея, будто последствия всех повседневных проблем устраняются с помощью витаминов и гомеопатии.

– Похоже, она уже начала копить припасы в преддверии экзаменов Ноэ, – сообщила я. – Как только он к ней придет, мама запихнет ему свои шарики в рот.

У Анны на лице появилось растроганное выражение: сейчас мы насладимся пятнадцатиминуткой ностальгических воспоминаний о раннем детстве моего сына.

– Он обожал их, когда был маленьким. И каким он был очаровательным, когда бегал за ней с криком: “Бабушка, где шарики?”

– Теперь-то он их точно получит! – добавил Людовик, и мы снова расхохотались. – Рен, – насторожился он, – не твой ли телефон звонит?

Я взяла его со стола и чуть не упала в обморок.

Четыре стороны света. Н.

Он что, специально выбрал время?

Я на мгновение застыла. Две пары глаз не отрывались от меня. Я всегда отвечала, и они не поймут, если я проигнорирую этот звонок по работе. Дрожащими пальцами я извлекла из сумки пачку сигарет и нажала на кнопку телефона.

– Две минуты, – попросила я Николя, не произнося вслух его имя.

В нашей семье это имя было синонимом всех бед! Я показала им, что выйду на улицу – правда, они это и так поняли, – и на подгибающихся ногах проковыляла через ресторан.

– Да, я слушаю, – проговорила я, предварительно глубоко затянувшись.

– Ты сейчас, видимо, обедаешь, я как-то не обратил внимания на время, извини.

– Все в порядке, мы же обещали всегда быть в вашем распоряжении.

Ну-ну! Профессиональная банальность, чтобы хоть что-то сказать.

– Я тебя надолго не задержу. Звоню по двум конкретным вопросам. Во-первых, маловероятно, что Паком будет на месте.

Я тут же перестала расхаживать туда-обратно перед входом в ресторан.

– Почему?

– Послушай, ты со временем лучше его узнаешь, но сразу предупреждаю, что у него шило в одном месте. Позавчера он подхватился невесть почему и отправился неведомо куда! А вернется ли завтра, большой вопрос. Ну а если совсем честно, он и не собирался присутствовать.

– Но ведь мы заранее запланировали, – возмутилась я.

– Я сам смогу обеспечить запуск нашего проекта.

Обидчивый господин был снова тут как тут, я и забыла, что Николя всегда боялся, как бы в нем не усомнились.

– Безусловно, просто он тоже должен внести свою лепту. Ничего не получится, если вы оба не будете участвовать.

– Я донесу до него важность нашего проекта, беру это на себя. Но тебе придется привыкнуть к его характеру. Он способен за две секунды ускользнуть и раствориться в пространстве, от Пакома можно ожидать чего угодно…

– Да уж…

Естественно, я больше всего боялась очутиться наедине с Николя. Однако отсутствие Пакома в определенном смысле устраивало меня. Все последние дни я не могла удержаться от мыслей о нем и о той ночи, которую мы провели вместе. Меня слишком тянуло к нему, он был угрозой моему душевному покою. Он очень близок с Николя, и с его женой наверняка тоже, они втроем пережили особые моменты и разные события, из которых и состоит жизнь и которые крепко связывают людей, – путешествия и сопутствующие им трудности, создание фирмы, возвращение во Францию. Так что теперь они, скорее всего, единая семья. Его отсутствие во время моего приезда в “Четыре стороны света” доказывало, что я мало его интересую, и меня это вполне устраивало.

– Значит, будем двигаться вперед без него, – согласилась я. – Что еще?

– Я подумал, что ты приезжаешь на два дня и могла бы поужинать у нас. Я тебя познакомлю с Элоизой и детьми. Вообще-то это ее идея.

На меня обрушился натуральный кошмар.

– Ты как?

Что я могла ответить?

– Мы сочли, что тебе будет приятнее провести вечер в нашем доме, а не сидеть в одиночестве в гостиничном номере.

Мне не нужна нянька, а твоей жене ни к чему метить территорию, я на нее не посягаю.

– Очень мило с твоей стороны.

– То есть ты придешь?

Сидящая во мне любопытная мазохистка поспешила с ответом, не дав заговорить инстинкту самосохранения.

– Конечно, рада буду познакомиться с твоей семьей.

– Прекрасно! Целую тебя, Рен, до завтра.

Растерянная, не успев восстановить нормальное выражение лица, я подошла к нашему столику.

– Что у тебя стряслось? – заволновался Людовик. – Такое впечатление, что ты столкнулась нос к носу с привидением!

Я подняла на них ошалелый взгляд, все еще пребывая в другом измерении.

– Эээ… дополнительная бяка в заказе для Сен-Мало. Ничего непреодолимого!