Книга: Лесные твари
Назад: ГЛАВА 22
Дальше: ГЛАВА 24

ГЛАВА 23

– Демид! Дема! Что с тобой?
Кто-то лупил его по щекам, и довольно сильно. Больно лупил.
Дема открыл глаза. Лека стояла на коленях перед ним и уже замахнулась ладошкой, чтобы в очередной раз влепить ему пощечину.
– Прекратить избиение! – скомандовал Демид. – Лека, ты что, передумала?
– Что – передумала? – Лека вытаращилась на него как на пришельца с того света.
– Умирать передумала?
– Я? Я думала, это ты того… Копыта откинул.
Дема громко заржал.
Лека посмотрела на него с недоумением, а потом начала хихикать – все громче и громче. Минут пять они хохотали до слез, и не могли остановиться, и катались по траве, и вытирали слезы, и суровые ели смотрели на них с раздражением – вот еще, дети малые, устроили тут концерт на полянке.
– Уф-ф, не могу! – Дема лежал на травке, и держался за живот, и смотрел в небо, и любовался озорными летними облачками. – Красота, Лека! Ей-богу, никуда уходить не хочется. Ты как насчет пикничка?
– Умираю от голода. – Лека уже запустила лапу в рюкзак и уже жевала что-то, набив щеки, как хомяк. – Слушай, по-моему, я похудела немножко. Штаны сваливаются.
– Отставить! – заорал Демид. – Рядовой Прохорова, вы чего это казенное добро без вилки жрете! Совсем культуру растеряли, понимаешь! Ну-ка, встать по стойке смирно, пятки вместе, руки по швам. По швам, я сказал, чего вы их в карманы засовываете?
Лека фыркнула, и крошки недожеванного бутерброда полетели Демиду в лицо. Дема брезгливо отряхнулся, дотянулся до рюкзака и достал оттуда белую ткань.
– Скатерочка, – сказал он с любовью, нежно разглаживая чистую ткань на траве. – Скатерочка-самобраночка. Повернись к лесу передом, ко мне… э… ну, предположим, едой. Дема кушать хочет. Пока тут некоторые без сознаниев валялись, он, как всегда, черную работу делал. И черную работу, и мокрую работу, и всякую противную работу он делал, и все всухомятку. А сейчас Дема кушать будет. Культурно кушать. Потому как он некультурно кушать не могет, как некоторые оборванки. Потому как душа его нежная требует чистоты, красоты и всяческого отдохновения…
Так бормотал Дема, а на столе между тем появлялись всякие тарелочки в вакуумных упаковочках – и салатики, и колбаска копченая, и рыбка специального посола, семужка розовая, ароматная, и буженинка, и хлебушек мяконький, и огурчики малосольные, и, само собой, бутылочка водочки – не какой-нибудь там импортной, с двумя Распутиными, мигающими невпопад, а нашей, местной водочки, экологически очищенной и полезной для здоровья. Удивительно, как Дема дотащил все это, и не выкинул где-нибудь под кустом, но, как вам известно, Дема у нас – двужильный парень, и к тому же гурман и чревоугодник большой, и скорее скинул бы какой-нибудь другой груз – например, Леку, чем свой упакованный закусон. Вот такой молодец наш Дема, не забывает о душе! И сидит он уже перед своим дастарханом, как турецкий паша, и хлебосольно проводит рукой над скатертью, и говорит голосом ласковым, со всей культурностью:
– Садись, дорогая гостья, – говорит он. – Садись, сладкая моя Лека, и кушай, что хочешь, даже икру. Не жалко. Только кушай культурно, а то я тебе руки вырву, солнышко мое ненаглядное. Потому как мне твое крокодилье заглатывание пищи весь аппетит перешибает.
И сидят они вдвоем, и кушают интеллигентно, жуют с закрытыми ртами, и пальцы не облизывают, а вытирают культурно о штанину. И пьют водку из маленьких хрустальных лафитничков с синими искорками на гранях (хотя у автора есть подозрение, что это простые пластмассовые стаканы, но кто теперь докажет?), и ведут приятный разговор.
– Демид, где мы?
– Черт его знает. Ик! – Дему одолел приступ икоты и он сделал большой глоток из фляжки. – Где-то в еловом лесу. Ты сама хоть что-нибудь помнишь, Лека?
– Ты пропал. Говорили, тебя в тюрьму посадили. Я совсем одна осталась. И Лесные позвали… Позвали меня в Круг. Они сказали, что все расскажут мне. Но карх пришел раньше меня. Он убил всех. А дальше я не помню ничего. Только помню, что кто-то сказал мне, что надо найти Знающего.
– Я нашел Знающего. – Дема вдруг посерьезнел, даже жевать перестал. – Знает-то он, судя по всему, много, да так ничего мне толком и не сказал. Впрочем, одну неплохую мыслишку подкинул…
– Кто он, этот Знающий? Откуда он?
– Думаю, он оттуда, – Дема ткнул пальцем в небо. – От Создателя нашего. Так сказать, посол по спецпоручениям – старый, как мезозойская эра, и уставший до чертиков. Судя по всему, меня снова втянули в большую игру со сплошными летальными исходами. Хотя задача на теперешний момент проста – надо убить Короля Крыс, карха. Иначе он убьет меня. Я ему почему-то очень не нравлюсь.
А дальше Демид вкратце рассказал, кто такой карх, и откуда он взялся. Рассказал и о культе Короля Крыс в городе. Поведал, за что его запихнули в тюрьму, и как он оттуда выбрался.
Но о самом главном Дема почему-то промолчал – наверное, из скромности. Ничего не сказал о том, что он – Последний кимвер, и что все страсти разгорелись именно из-за его скромной персоны. О том, что как только земной срок его закончится, закончится и Время Человеков.
Страхи-то какие.
Пожалуй, Дема и сам в это не очень-то верил. Вовсе не хотелось ему быть столь значительной фигурой, да еще и подлежащей торжественному закланию. И уж тем более не хотелось быть бессмертным. Насмотрелся он только что на одного бессмертного. Непохоже было, чтобы Бьехо получал какое-то удовольствие от своей бессмертности. Бьехо выглядел, как человек, который очень хотел умереть. Он устал от жизни.
– А я? – спросила Лека. – Что ты обо мне расскажешь?
– Да ничего хорошего. Я получил твой телепатический сигнал, бросил все свои дела в городе и помчался тебя выручать. Еле нашел тебя – в лесу, на березе, голую и окоченевшую. И что ты думаешь? Вместо того, чтобы с радостью кинуться ко мне в объятия, ты устроила безобразную потасовку. Кричала на каком-то неприличном языке, кулаком мне в глаз засветила! Вот, фонарь видишь? – Дема дотронулся до лилового синяка на скуле. – Твоя работа. Степка – свидетель.
– Прости, – Лека скромно потупила глаза. – Демочка, милый мой… Спасибо тебе.
Она встала, подошла к Демиду сзади и обняла его за шею. Так и стояла, и молчала, и пахло от нее теперь уже не березовыми вениками, а как прежде – тепло и привычно, и Демид даже закрыл глаза, и подумал, что, может, и не было той дикой ночи у Русалкиного Круга, и бешеного трехдневного марш-броска по непроходимой чаще с полутрупом Леки на плечах, и вообще ничего не было. Есть только пикничок на полянке, и милая девушка Лека, по-прежнему такая красивая и желанная, что дух захватывает. И не только дух…
– Знаешь, Лека, чего я сейчас хочу? – спросил Демид сиплым голосом.
– Чего?
Демид сообщил ей о своем желании на ушко, и Лека улыбнулась, и порозовела. Ей очень понравилась демина мысль.
А ели были опять недовольны. Что за люди такие невоспитанные! Вытворяют, что хотят! То хохочут, то кувыркаются в голом виде по всей поляне. Никакого понятия о скромности!
***
Лека и Демид возвращались в Нижний Новгород. Окружным путем, через соседнюю область. И сейчас тряслись в дорогом купе спального вагона фирменного поезда. Почему-то Демиду показалось, что в электричке, где можно свободно шнырять по проходам, их легче вычислить и найти. Да только мимо вокзала не пройдешь. Вот он, приближается, черт бы его побрал. Как ни крутись, мимо не проедешь.
Дема снова замаскировался. А вот Лека была в обычном своем обличье. Демид надеялся, что в ориентировках, что раздавали милиционерам, не было ее фотографии. Она-то тут причем? Она не преступница – собак-мутантов не выращивала, людей не убивала, золото не грабила, из тюрьмы не драпала.
Dum spiro, spero.
– Дем… – Лека прижалась к Демиду, смотрела, как мелькают в окне городские дома в желтых квадратиках вечерних огней. – Страшно мне. Заметут нас в городе. Нужно было оставаться там, в лесу.
– Ну, милая… – Дема развел руками. – Такого я от тебя не ожидал. Я думал, ты романтик в душе. Представь только – нашел бы нас в лесу карх, веселый розовый вурдалак. Употребил бы в пищу. И все – никакой славы, только размазанные клочки кровавой слизи в траве. А теперь представь, что творится тут, в городе: наши с тобой портреты на всех заборах с надписью "WANTED". Крупные заголовки в газетах: «Гениальный ученый-маньяк со своей кровожадной помощницей наконец-то задержаны российскими внутренними органами!» Наши мордовороты с оскаленными клыками на всю полосу. «Экономика страны сразу пошла на поправку! Зловредные оборотни Коробов и Прохорова пожирали не только невинных людей, но и денежные финансы! Подкупали честных чиновников, задерживали выплату зарплаты, продавали детей американским цыганам, двигали НАТО на восток, развращали здоровый дух нации». Мы с тобой напишем мемуары, как шпионили в пользу Бангладеша и топили радиоактивные отходы в кремлевском сортире. Будем приговорены к высшей мере, великодушно помилованы президентом и пристрелены при восьмой попытке к бегству.
– Нет, в самом деле? Что ты задумал, ненормальный?
– Увидишь.
Демид усмехнулся, и Леке стало не по себе. Видела она уже такое выражение его лица. Спокойной жизни оно не предвещало.
Коробов взял след.
***
Откровенно говоря, Демид чувствовал себя не слишком уверенно. До этого он нагло, в открытую, пересекал просторы родной отчизны, уже числясь во всероссийской розыске. Но тогда что-то внутри него говорило, что настоящей опасности нет. Мастера своего дела, настоящие профессионалы, не попадались ему на том пути – промахнулись, ошиблись, искали не там, где следовало. Теперь же мрачное предчувствие навязчиво шебуршилось в душе Демида. Сейчас вокзал был опасен.
"Настоящий профессионал" означало не только специалиста по наружному наблюдению. Это мог быть и настоящий убийца. Если Демид был столь важной картой в игре, то не стоило играть с ним дальше. Безопаснее было кинуть карту на стол. Открыть козырь. Кинуть карту-Демида на черный шершавый стол асфальта, в лужу его собственной крови. Прострелить карту в самое сердце, и дело с концом.
"Там есть кто-нибудь, на вокзале? Кто-то из серьезных людей?"
Снова за советом к внутреннему Я. Оно всегда давало хорошие советы. Демид уже начал относиться к нему с уважением. Хороших советчиков стоит ценить – тем более, когда они внутри тебя. Очень удобно – справочная программа в башке. Подвел стрелочку к нужному значку, кликнул мышкой – и Help на весь экран – к тому же русифицированный.
не знаю
"Как – не знаешь?! – Демид даже опешил. – На кой черт ты мне тогда дан? Может, у тебя сломалось что-нибудь? Может, слесаря-наладчика надо вызвать – оттуда, из небесной мастерской?"
глупая шутка. не забывай я это лишь только ты сам. есть предел. я больше твоя память нежели способность к анализу
Тьфу ты!
Демид и Лека вышли в коридор вагона. Пассажирский народ уже повыскакивал из своих купейных клетушек, прилип носами к окнам. Поезд то ускорял ход, вздрагивая и клацая всем своим огромным членистым телом, то тормозил. Он скользил уже по рельсам города, но никак не мог добраться до места, где мог бы встать и отдохнуть – с шипением выбросить кубометры сжатого воздуха, кубометры сжатых пассажиров и расслабиться.
Четыре бабенки, стоявшие рядом с Демидом, оживленно показывали пальцами в окно и громко обсуждали все, что попадалось им на глаза. Разговаривали, не боясь, что кто-то подслушает их разговор.
Потому что говорили они на английском.
Эти четыре тетки были иностранками. Одна из них, стандартно крашеная блондинка, девушка лет сорока, а-ля Джейн Фонда восьмидесятых годов, с мускулистыми ногами, затянутыми в черные джинсы, точно была американкой. Судя по тому, как чувиха восклицала "noway" по поводу и без повода, по тому, как тянула свое "yeah… ", она заслуживала на грудь таблички "I'm American. I'm looking for some knick-knacks. Do you accept credit cards? "
Вторая была ростом повыше Демида, лет тридцати пяти, этакая сухощавая кобылица с унылым лошадиным лицом, с плечами, напоминавшими по форме вешалку для одежды. На вешалке этой висел совершенно мужской широченный пиджак, болтавшийся из стороны в сторону при каждом покачивании поезда. Мало того, пиджак был дополнен вполне мужской (безо всяких скидок на Unisex) рубашкой и абсолютно мужским галстуком в желто-коричневую бухгалтерскую клеточку. Правда, ниже пояса наблюдались обычные синие джинсы и ковбойские сапоги. Дема скорее ожидал бы обнаружить там брюки со стрелочками и лаковые черные туфли сорок третьего размера.
Разговаривал сей субъект непонятного пола мало, и с таким странным акцентом, что Дема не понимал ни слова. Не так уж хорошо знал Демид английский. Вот Лека – да! Она щебетала, как попугайчик. Работа у нее такая была.
– Слышишь, Лека? – Дема тихо толкнул локтем свою попутчицу. – Вот эта лошадка в пинжаке цвета навоза, она откуда? Акцент у нее жуткий. Из Голландии, что ли?
– Англичанка она, – сказала Лека, не отрываясь взглядом от окна. – Йоркширский диалект. "Ми модэ" вместо "май мазэ".
При слове "йоркширский" тетка вздрогнула и внимательно посмотрела на Леку.
– А остальные две? Вон та брюнеточка с розовой попкой? Она откуда?
Попка была действительно что надо. Девушка небольшого росточка в черной кожаной куртке облокотилась локтями на поручень окна и выпятила ягодицы, туго обтянутые розовыми трикотажными леггинсами. Сразу было видно, что никаких трусиков под этими леггинсами нет. Вторая брюнетка имела мощное квадратное туловище, внушительный бесформенный бюст, кепку с козырьком на голове, была одета в синий свитер и ярко-оранжевый жилет. Она настолько напоминала укладчицу асфальта, что хотелось дать ей в руки совковую лопату и крикнуть начальственным голосом: "Марьстепанна, чо простаиваешь? Давай работай!"
– Эта симпампулька – с явным испанским или итальянским акцентом, а тетка в кепке – наверное, американка, во всяком случае, англоязычная, – Лека говорила едва слышно. – Только ты зря на эту задницу таращишься, тебе тут ничего не светит. У всех четырех дамочек ориентация того, не совсем нормальная.
– То есть, они что, "голубые", что ли? – Демид еле сдержался, чтобы не повернуться к бабенкам немедленно и не начать их бесцеремонно разглядывать, как кенгуру в зоопарке.
– Баб "голубых" не бывает, – терпеливо объяснила Лека. – "Голубые" – это мужики. А этих называют "розовыми".
Демид стоял и вслушивался, и наконец-то начал улавливать обрывки разговоров. Только теперь до Демида начало доходить, в чем состояла странность четырех дамочек. Блондинка сообщила, что сделала себе стерилизацию, перевязала трубы, и все дружно выразили удивление: на кой, мол, shit, она это сделала, ведь само собой разумеется, что она doesn't fuck the men. На что блондинка заявила, что сделала это на случай войны – если в United States начнется война, то ее могут изнасиловать эти самые men, которые, как известно, все animals.
Такой убийственно бредовый аргумент, как ни странно, удовлетворил "Лошадь" и "Асфальтоукладчицу", они дружно закивали головами, затараторили о чем-то своем, лесбиянском. Маленькая брюнетка молча стояла и смотрела в окно. Грустно смотрела.
– Как ты думаешь, – спросил Демид Леку, – она совсем "розовая"? Она похожа на обычную девчонку. И компания этих теток, по-моему, ей не очень-то нравится.
– Может быть. – Лека бросила взгляд украдкой на объект изучения. – Может быть, она – "bi". Но вот эта мымра в рыжем жилете – ее «мужик». И эта мымра, скорее всего, платит за все удовольствия. Сам понимаешь, если тебе платят, то нужно работать. Даже если работа тебе не нравится.
– Я хочу с ней поговорить…
Поезд лязгнул металлом, остановился и весь народец тут же оживился, схватился за свои сумки-чемоданы, желая побыстрее вырваться из душного вагона. Но не тут-то было – какая-то заминка произошла на выходе. Демид вытянул шею, пытаясь увидеть хоть что-нибудь через окно.
Ага, понятно. Два милиционера вошли в вагон и начали проверку документов. Возились с пассажирами там, на выходе, не спешили. Правильно, куда спешить-то? Демид уже здесь, никуда он не денется. Двое блюстителей закона еще не знали, что Коробов стоит здесь, в коридоре. Они вообще никогда не видели его. Но они узнают его, если увидят. Потому что менты искали их – Демида и Леку. Демид в этом не сомневался.
– Добрый день, леди, – быстро произнесла по-английски Лека. – Мы рады приветствовать вас в Нижнем Новгороде.
Английский язык Леки был почти безупречен. Даже тупой Демид понимал это.
– Здравствуйте, – тетки заулыбались, оживились, словно давно ожидали, что Лека заговорит с ними. Блондинка бросила на Леку такой оценивающий, ощупывающий взгляд, что кулаки Демида невольно зачесались. А Лека – что ей? Даже не порозовела. Ответила на взгляд чуть ли не призывно. Sex appeal.
– Извините, что я вмешиваюсь в ваш разговор, – продолжила Лека. – Мне кажется, у нас с вами есть кое-что общее. Меня зовут Ирина Дегтярева, я активистка движения "Любовь без границ" нашего города. Конечно, вы понимаете, что это значит. Сексуальные меньшинства. У нас в России существуют определенные проблемы с этим. Мы вынуждены бороться за права любить человека своего пола.
– О, да, да! Приятно познакомиться! – дамочки закивали головами. – Мы встречались в разных городах России с представителями нетрадиционной сексуальной ориентации. Но, честно говоря, мы не встретили определенных трудностей в нашем общении. В Москве нам очень понравилось. Там больше свободы для нетрадиционно ориентированных, чем даже в некоторых штатах США.
– Вам повезло. – Лека заговорщицки сдвинула брови. – Но вы же знаете, что в постсоветской России еще достаточно атавизмов прошлого. Мужчины, эти примитивные животные. Это все их происки. В нашем городе все иначе. Плохо, что вас не предупредили. В Нижнем Новгороде можно выглядеть только традиционалом, иначе вы можете иметь большие неприятности – штраф, депортация, унизительные допросы в милицейском участке…
Тетки заметно испугались. "Лошадь" в пиджаке даже побледнела. Она, наверное, уже вообразила, как страшные советские милиционеры с саблями и звездами на ушанках набрасываются на нее и волокут в кутузку. А может быть, даже и насилуют.
– Но ведь мы выглядим вполне обычно, – произнесла она, дико коверкая слова на своем йоркширском. – И нам не должно ничего угрожать. Мы неприкосновенные лица…
– Не беспокойтесь! – Лека стерла тревожное выражение со своей физиономии и разразилась ярчайшей фальшивой улыбкой. – Это Иван Сидоров, мой телохранитель. – Она ткнула пальцем в Демида. – Он воевал в Эфиопии, Афганистане и Чечне. Он настоящий профессионал.
– О, как хорошо! – восхитились тетки.
Демид стоял молча. Не пытался выглядеть как Шварценеггер или Ван Дам. Он и без того выглядел довольно устрашающе – небритый после недельного блуждания по лесу, потный и мрачный.
– Мы можем помочь вам устроиться в лучшую гостиницу, – продолжала щебетать Лека все быстрее и быстрее, потому что очередь их двигалась и приближалась к проверяющим документы ментам. – Мы поможем вам связаться с представителями нашей организации. Но вы должны представить меня и Ивана как иностранцев. Мы – известные борцы за свободу секса, пардон, за свободу ориентации, и нас могут узнать. Нас могут преследовать. Представьте нас как членов вашей туристической группы. И постарайтесь не показывать ваши документы. Никакие. Это опасно. Вас могут внести в список. Могут забрать паспорта, деньги…
Уф-ф…
Очередь подошла. Помогай, судьба. Они остались последними пассажирами в вагоне.
– Sure, – сказала Лошадка. – I'll try. Hope I'll cope. Just in case, I am Leticia.
– Ваши документы, – с вежливой улыбкой произнес милиционер в чине лейтенанта. Смотрелся он весьма культурно – стройный, гладко выбритый, пахнущий французским одеколоном "Egoiste". Никак он не походил на казака с шашкой. Второй милиционер был огромен ростом, румян и круглолиц. Пахло от него похуже, чем от лейтенанта, но опасным он тоже не выглядел.
Летиция медленно подняла свой пластмассовый кейс и вручила его лейтенанту. Лейтенант стоял, недоуменно хлопал глазами и держал открытый чемоданчик в вытянутых руках, а Летиция рылась в нем, бормоча что-то под нос. Наконец, она нашла то, что искала, захлопнула кейс на замки и взяла его из рук оторопевшего блюстителя закона.
В руках ее была небольшая черная книжечка. Разговорник. И никаких документов.
Она долго листала книжицу, шелестела страницами и наконец произнесла, читая по слогам:
– Ми туристи из ЮЭСЭЙ. Нам очьен нравьитса ваш город. Спасьибо. Поджалюста.
– Предъявите ваши документы, пожалуйста. – Лейтенант был настойчив, несмотря на вежливость. – Документы, понимаете? Паспорт. – Он помахал в воздухе руками, изобразив нечто прямоугольное.
Лошадка Летиция снова уткнулась в свою книженцию. На этот раз она выдала следующее:
– Ми а трэвэлинг, э… путьешетвуем по Россия. Нас шьест человьек. Большой тьеатр очьен хороши. Нам понравилса очьен. Кразная площьяд, кремлин… Спасьибо. Поджалюста.
Здоровяк-мент на заднем плане не выдержал и прыснул в кулак, маскируя смех под кашель.
– Слышь, Виталь, – сказал он негромко. – Она по-нашему не рубит. Совершенно. Ты английский знаешь? Я немецкий в школе проходил.
– Знаю немножко. – Лейтенант лихорадочно соображал, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь. – Сейчас скажу…
–…и ми би хотьель вибрать что-ньибуд из рашен соувэниров, напримьер, матрошька… – Летиция читала разговорник как карманный молитвенник, расставляя ударения в самых неожиданных местах. – Спасьибо. Поджалюста.
В таинственном слове "поджалюста" ударение неизменно приходилось на первый слог.
– Дуюспикынглиш? – гордо произнес лейтенант. В произношении его звучала гордость за русскую фонетику.
– Да! – воскликнула на английском Летиция. – Конечно! Какое счастье встретить хоть одного идиота, который знает пару слов на английском. Хотя я уверена, тупое полицейское животное, что больше ты не знаешь ни черта. Но это не имеет никакого значения. Я могу разговаривать хоть три часа, но добьюсь своего….
Она тараторила с дикой скоростью, и слова ее сливались в сплошное йоркширское жужжание. Она говорила и говорила, и вовсе не собиралась останавливать словесный поток.
– Что она говорит? – поинтересовался румяный.
– Да ничего интересного… – лейтенант пожал плечами. – Погода, говорит, хорошая. И мужики им наши очень нравятся. Орлы мы, говорит. Особенно такие, как ты, Петя. Если б, говорит, Петя, еще мозги в твою голову засунуть, ты бы на западе за принца сошел.
– Ладно шутить… – милиционер Петя махнул рукой, говорил вполголоса. – Вон та девчонка ничего себе, – он показал глазами на Леку. – С ней бы я поговорил наедине. Девочка – супер. Худющая только.
– Это у них диеты такие. Не жрут ничего.
– Чо делать-то будем?
– Да ничего, пускай чешут себе. А то у меня уже голова трещит. И так ясно, что это не те.
– А мужик, который с ними? Вроде похож маленько.
– Сейчас проверим…
– Вуменс, ю гоу! – Лейтенант снова обаятельно улыбнулся, развел руками, приглашая к выходу. – Гоу, гоу! – Когда Дема проходил мимо него, душка-милиционер придержал его за рукав.
– А вы, гражданин? – спросил он. – Тоже из Штатов? Фамилия ваша как?
– Ye, – произнес Демид, даже не делая попытки улыбнуться. – I am from the same ass, old fellow. Он почесал переносицу, пытаясь вспомнить какую-нибудь фразу на испанском. – Y, hablando de este modo, cerro tras si la puerta y echo a andar por la escalera abajo.
Маленькая брюнетка обернулась и бросила на него заинтересованный взгляд. Не была она похожа на стопроцентную лесбиянку, хоть ты тресни!
– Гуд бай, Америка, – сказал лейтенант. – Жалко, нашего языка не понимаешь, парень. Рассказал бы чего интересненькое, как у вас люди живут. Интересно, которая из этих бабенок твоя?
– Veremos, – сказал Дема. И отдал честь двумя пальцами, на американский манер.
Назад: ГЛАВА 22
Дальше: ГЛАВА 24