Ларри Шрейнер, долгие годы проработавший следователем в Чикаго, теперь подвизался внештатным журналистом. Его соперники ворчали, что он даже спит с полицейской рацией возле уха. Чикагские криминальные репортеры никогда не жаловались на нехватку материала, и 21 декабря подарило им еще одну легендарную историю.

С Ларри связался информатор, вышедший днем на полицейскую частоту. Сам Шрейнер жил в нескольких кварталах от Гейси и не раз с интересом подслушивал ребят из наружки. Также он вспомнил случай месячной давности, когда на оживленной улице его подрезал черный автомобиль с красно-белым световым спецсигналом, которые обычно стоят на машинах политиков. Шрейнер удивился, поскольку думал, что знает всех местных шишек, и пробил номера. Машина принадлежала подрядчику ПДМ, который жил в доме 8213 по Саммердейл. Заметив, что здание под наблюдением, Шрейнер понял, что история принимает интересный оборот.

Прибыв к дому Гейси около полуночи, Ларри наткнулся на копа, который отказался объяснить происходящее, но посоветовал держаться поблизости. Когда основная группа следователей уехала, Шрейнер с другим журналистом, внештатным фотографом, решили пойти на хитрость. Пока фотограф стучался в парадную дверь, Шрейнер проскользнул к задней части дома, включил фонарь и через окно сделал несколько снимков, а затем расспросил соседей. К рассвету пленка вместе с репортажами Джея Левина уже была на студии. Также он позвонил на утреннее шоу Уолли Филлипса, представившись «случайным свидетелем».

К восходу в свежем выпуске «Сан-Таймс» появилась статья о криминальной истории, которая надолго оккупирует первую полосу.

В пятницу утром Юджиния Годзик вошла на кухню и обнаружила свою мать в слезах. Радио было настроено на частоту Уолли Филлипса. Там говорили о трупах в подвале… О Гейси.

– Это тот человек, на которого работал Грегори! – рыдала миссис Годзик.

Грегори, стройный привлекательный 17-летний юноша с длинными светлыми волосами и серыми глазами, пропал субботним вечером пару лет назад. Старшая сестра Юджиния и родители подтрунивали над ним, в шутку упрекая, что ему с ними скучно: они знали, что Грег недавно помирился со своей девушкой, Джуди Паттерсон, и планировал особое свидание. Джуди и ее мать последними видели Грега, когда девушка прощалась с ним у своего дома в начале первого.

Как и Робу Писту, Грегу было незачем сбегать из дому. Приветливый парень и любящий сын, он с седьмого класса подрабатывал: разносил газеты и подстригал траву; в старшей школе принял участие в трудовой программе. Осенью он собирался в колледж.

Даже когда они с Джуди поссорились, Грег продолжал любить ее и признался матери, что собирается жениться на своей подруге. Миссис Годзик уговаривала его не торопиться, ведь он так молод, но в целом не возражала. Когда Джуди согласилась возобновить отношения, Грег в восторге схватил мать в охапку и принялся кружиться с ней по комнате, рассказывая о предстоящем свидании в субботний вечер. Волнуясь по поводу своего внешнего вида, он даже попросил в подарок на Рождество новый костюм и специальную расческу для волос. И вот теперь, спустя два года, миссис Годзик слушала сообщение по радио, а подарки сына так и лежали нераспакованные в его комнате.

В то воскресное утро, 12 декабря 1976 года, мать зашла в комнату Грега и увидела, что его кровать до сих пор не разобрана. Обеспокоенная, она сбежала вниз: проверить гостиную и кабинет. Сына нигде не было. Она обзвонила его друзей; некоторые видели Грега и Джуди накануне вечером, но с тех пор никто о нем ничего не слышал. Тогда миссис Годзик позвонила в полицию Чикаго, где ей сообщили, что политика департамента – выжидание в течение 24 часов. В конце концов, дети убегают тысячами, и большая часть возвращается в ближайшие сутки.

Позднее в тот же день зашел друг сына и сообщил, что его знакомый видел машину Грега около зоомагазина в Найлзе. Именно за этот автомобиль, «понтиак Каталина» цвета «бургундия», парень два месяца назад выложил 800 баксов. Дверцы были не заперты, поэтому друг забеспокоился: Грег очень дорожил машиной и всегда ее закрывал.

Два года с момента исчезновения юноши были полны надежд и разочарований, особенно для миссис Годзик, которая после работы обследовала каждую улицу, где, по ее мнению, мог оказаться Грег. Расспросив всех его друзей и одноклассников, женщина позвонила нанимателю сына. За несколько недель до исчезновения Грег упомянул, что увольняется из лесозаготовительной компании, где платили 2,2 бакса в час, поскольку один подрядчик, Джон Гейси, предлагает ему 5,5 долларов в час и гарантированную работу на лето, а также возможность командировок, что обещало весьма неплохие деньги. Миссис Годзик не понравилась, что Грег будет работать в строительном бизнесе, да и в командировки она не собиралась его отпускать. Однако сын постоянно рассказывал, какой замечательный человек его начальник: выступает для детей в роли клоуна, всегда угощает подчиненных колой после работы. Лишь однажды новая работа доставила хлопоты: Грег вернулся домой очень поздно, когда вся семья уже сидела за столом.

– Где ты был? – спросила миссис Годзик.

– Работал в доме Гейси, – ответил Грег. – Пришлось копать канавы для каких-то труб.

И вот через четыре дня после пропажи сына миссис Годзик позвонила Гейси, который ответил, что вчера Грег пообещал появиться на работе, но так и не пришел.

– Откуда у вас такая информация? – спросила миссис Годзик.

– Он оставил сообщение на автоответчике.

– Запись еще у вас?

– Нет, уже стер.

Когда миссис Годзик позвонила в следующий раз, Гейси упомянул, что кое-что должен Грегу за работу, и обещал зайти и передать деньги (впрочем, так и не зашел).

По телефону Гейси даже пытался подбодрить миссис Годзик:

– Вы же знаете этих детишек. Я рассказывал Грегу, как сам сбежал из дому в восемнадцать. Сказал матери, что еду заправиться, и не возвращался бог знает сколько времени. Знаете, Грег мог поступить так же.

– Но он не такой, – взволнованно возразила миссис Годзик.

– Не переживайте, – посоветовал Гейси. – Он вернется.

Когда она звонила подрядчику последний раз, трубку снял подросток, который сообщил, что давно не видел Грега.

– А что ты делаешь в доме мистера Гейси? – спросила миссис Годзик.

– Я тут живу, – ответил мальчик.

– У тебя нет дома?

– Есть, но мне там не нравится.

– Но разве мама не хочет, чтобы ты был рядом с ней? Я невыносимо скучаю по сыну. Думаю, тебе лучше жить дома, а не у чужих людей.

– Все в порядке, Джон очень добр ко мне, – заверил подросток.

После исчезновения Грега полиция провела стандартные мероприятия, но бросила расследование, когда появились донесения, будто несколько ребят видели пропавшего в школе. К Гейси полиция отправилась лишь спустя 3 месяца. Однажды молодой полицейский радостно сообщил миссис Годзик, что юноша, похожий на Грега, работает в лесозаготовительный компании, но информация оказалась ложной.

Мать обзвонила кучу организаций, которые, по ее мнению, могли заниматься пропажей детей, но почти везде, кроме Армии спасения, ей отказали, сообщив, что не разглашают конфиденциальные сведения. В отчаянии женщина прибегла к помощи профессионального сыщика.

Ее выбор пал на Энтони Дж. Пелликано-младшего – поджарого длинноносого частного детектива, который в интервью чикагской «Трибьюн» объявил себя лучшим следователем города. Пелликано вечно вертелся на публике. Он приобрел известность благодаря громким делам о нелегальной прослушке телефонов; также ему приписывали успешные поиски пропавшего сына Йоко Оно. Перед тем как заключить договор с семьей Годзик, он отыскал останки кинопродюсера Майкла Тодда, несколькими днями ранее похищенные с кладбища в Форест-парке, и предъявил их полиции в присутствии телевизионщиков.

Доходы главы семейства Годзик, экспедитора на пенсии, были крайне скромными, и оплата услуг Пелликано стала бы сильным ударом по их кошельку. Но они договорились на сумму 15 000 долларов, треть которой следовало выплатить авансом, а оставшиеся деньги – когда Пелликано найдет Грега, живым или мертвым. Договор действовал два года. Семья кое-как наскребла 5000 долларов на аванс, взяв в долг у матери миссис Годзик.

Несмотря на свою репутацию, Пелликано с самого начала не впечатлил семью Годзик: по их мнению, он не выказывал того рвения, которого они ожидали. Родители предлагали ему воспользоваться зацепками, которые сообщили друзья Грега, но тот ограничился информацией от силовых структур. Впоследствии Годзики будут настаивать, что говорили сыщику о Гейси, но, по его словам, родители сказали, что Грег работал на автозаправке. И все-таки, несмотря на проблемы в коммуникации, миссис Годзик горячо верила, что Пелликано найдет ее сына живым.

Когда в середине декабря 1978 года она услышала о пропаже Роба Писта, то очень сочувствовала семье юноши. Однако надежда не покидала миссис Годзик вплоть до ее дня рождения (накануне сообщений о Гейси по радио). Вернувшись домой, женщина обнаружила в гостиной полицейских, разговаривающих с ее дочерью. Миссис Годзик взволнованно спросила:

– Вы все-таки нашли Грегори?

– У нас плохие новости, – ответил полицейский. – Вас ограбили.

Лишь только начало светать, процессия из трех полицейских машин выдвинулась в сторону моста на шоссе Интерстейт-55. Незадолго до этого ко мне заглянул Шульц:

– Гейси готов совершить поездку, но взамен просит у нас ответную услугу: пусть полиция свозит его на могилу отца.

– Хорошо, – ответил я. – Мы постараемся на славу и обеспечим ему достойную охрану.

К мосту поехали Шульц и Робинсон, оба адвоката Гейси, его старшая сестра, Пикелл, Беттикер и Саммершилд. Гейси сидел в машине с Шульцем и Робинсоном, время от времени проваливасясь в сон, а когда просыпался, непринужденно болтал с полицейскими. Они проехали чуть более 80 километров, и небо на востоке окрасилось в ярко-оранжевый цвет, обещая, что самый короткий день в году будет солнечным и ярким. Вскоре движение на дороге стало оживленным.

Они подъехали к мосту и вышли. У пятой балки Гейси остановился и указал через перила на воду, плескавшуюся пятнадцатью метрами ниже. Шульц и Робинсон крепко держали убийцу за руки, опасаясь, что он может попытаться прыгнуть вниз. Отсюда, сообщил Гейси, он и сбросил в реку Роба Писта и четыре других тела.

Ширина реки в районе моста – около девяноста метров. У берегов она замерзла, но течение было свободным ото льда, и холодный юго-западный ветер рябил синевато-бурую поверхность воды. Внезапно дельтовцев позвали обратно к машине: почти в двух метрах от нее остановился телевизионный фургончик, и съемочная команда во главе с Джеем Левиным уже бежала в их сторону, на ходу выкрикивая вопросы. Полицейские запихали Гейси в автомобиль и спешно уехали.

У дома 8213 по Саммердейл собралась огромная толпа любопытных, среди которых было множество журналистов. Полиция огородила участок Гейси со стороны улицы и разместила заставы, пропускающие на улицу только местных жителей и представителей правоохранительных органов. Из-за суматохи и широкой юрисдикции преступления многих офицеров не признавали: поначалу постовые даже не пускали заместителя начальника управления шерифа Ричарда Гуаглиано и начальника полиции Дес-Плейнса Альфано. Дом уже трещал под ботинками копов, криминалистов, помощников окружного прокурора и сотрудников управления шерифа. Наконец заявилась и полиция Чикаго, чтобы посмотреть на ужасное место преступления, находящееся непосредственно в их ведении.

Прибыли Робинсон и Шульц с Гейси. Их машину проводили через взволнованную толпу к подъездной дорожке, затем к гаражу. Но репортеры со своими съемочными группами тут же хлынули во дворы соседей, чтобы увидеть признавшегося серийного убийцу. Полиции пришлось огородить весь участок.

Под охраной нескольких полицейских Гейси провели в гараж, где он тут же начал жаловаться на беспорядок, оставленный следователями, и принялся приводить в порядок полки и шкафчики, передвигать какие-то инструменты и железные прутья. Беттикер напомнил, что Гейси должен указать место, где похоронил тело, и тот буркнул:

– А я что делаю? Дайте мне что-нибудь пишущее. Один из полицейских передал ему баллончик с черной краской, и подрядчик нарисовал на полу большой круг с крестиком внутри.

– Копайте здесь, – велел он, а на вопрос об имени жертвы ответил, что здесь похоронен Джон Буткович. Как и остальные, юноша был задушен; тело лежало головой на юг.

Тем временем я провел Гейси в дом: он беспокоился за пса и цветы. Беспорядок в комнатах и грязные следы окончательно разозлили подрядчика, и он заявил, что больше не станет с нами сотрудничать. Сняв куртку, он начал суетливо носиться по дому, словно планировал там остаться. Наконец мне надоели его выходки, и я крикнул парочке прохлаждавшихся поблизости полицейских:

– Почему этот человек тут шатается? Наденьте на него наручники!

Гейси надулся и больше не сказал ничего полезного, так что я приказал отвезти его обратно в участок.

После ночи признаний мы были измождены до полуобморока. Неделя выдалась скудной на сон; многие работали уже 30 часов подряд и все же не бросали пост. Я тоже вернулся в Дес-Плейнс.

Срок задержания за хранение марихуаны подходил к концу, и теперь Гейси мог выйти под залог. Нужно было или обвинить его в убийстве, или отпустить. Но взять его под стражу за убийство Роба Писта мы не могли: ведь тело так и не нашли. Если адвокаты воспротивятся – а они обязательно воспротивятся, – нам придется признаться, что доктор Штейн до сих пор осматривает останки, и надеяться, что судья откажет задержанному в залоге.

Лишь через несколько часов я получил необходимые основания для обвинения Гейси в убийстве Роба Писта. Лэнг и Райан повезли его в муниципальный центр к судье Питерсу, причем по пути им пришлось отбиваться от репортеров.

Крошечный кабинет на третьем этаже был переполнен: я с двумя помощниками и Сэм Амирант рядом с осунувшимся Гейси. Я сам был так измотан, что еле соображал.

Козензак выступал как свидетель от штата. Сначала он подтвердил обвинения и подписал их. Дальнейшее слушание прошло очень неровно, поскольку у обеих сторон уже не хватало сил. Я протестовал против освобождения Гейси, упирая на обвинение в убийстве и предыдущие аресты. Когда судья Питерс наконец отказал в освобождении под залог, я испытал колоссальное облегчение. Предварительное слушание назначили на 29 декабря, последнюю пятницу перед Новым годом, и постановили содержать Гейси в следственном изоляторе. По просьбе Амиранта – адвокат настаивал, что его клиент очень болен, – Питере разрешил отправить заключенного в медицинское крыло, и я не стал возражать.

Поскольку ордер на обыск действителен только на время присутствия полицейских на объекте, мы выставили круглосуточную охрану на Саммердейл, 8213, пока не вынут последнее тело и не найдут последнюю улику. Хотя у нас были все основания находиться в доме, я не хотел рисковать и подготовил еще два ордера: в одном сообщалось о закопанном под гаражом теле, а во втором упоминались останки в подполе. Оба ордера подписали в пятницу днем.

Из-за острой необходимости найти тело Роба Писта я организовал срочные поиски в реке Дес-Плейнс. Нам обещали предоставить вертолет из Спрингфилда, а шерифы округов Уилл и Гранди, по территории которых протекает река Дес-Плейнс, договорились с местными ныряльщиками из пожарного управления. Я отправил двух своих помощников следить за поисковой операцией.

Ближе к вечеру Гейси, сидевший в допросной, заметил моего помощника Ларри Финдера и поманил его. Тот предупредил, что является сотрудником окружного прокурора и что любое заявление Гейси будет использовано против него.

– Вы не делали мне ничего плохого, а я не делал ничего плохого вам, – сказал Гейси. – Так что не вижу причины, почему бы нам не поговорить.

Когда Финдер спросил, одобрят ли это адвокаты, арестант раздраженно заметил, что они работают на него, и если ему захочется говорить, он так и поступит. Финдер начал зачитывать ему права, но Гейси заявил, что уже выучил их наизусть, отобрал у Финдера документ и прочел их сам.

Ларри как раз задал вопрос о Робе Писте, когда к ним присоединился Лерой Стивенс. Впрочем, он не возражал против беседы. Подрядчик повторил свою просьбу насчет посещения могилы отца, и ему снова обещали ее выполнить. Когда Стивенс ушел, Финдер спросил Гейси, стало ли ему легче после признания. Тот кивнул, но признался, что ему до сих пор грустно.

К Ларри присоединился Майк Альбрехт, и задержанный снова заговорил о Робе Писте.

В тот вечер Гейси вернулся в магазин, чтобы забрать свой ежедневник, без которого не мог работать. В дверях он увидел Роба Писта и пригласил к себе в машину – якобы обсудить условия найма. Паренек предупредил, что у него всего полчаса, и Гейси предложил поговорить по дороге.

Направляясь в сторону дома, подрядчик объявил, что считает себя человеком широких взглядов, и спросил, вступил бы Роб в сексуальные отношения с мужчиной. Тот ответил, что вряд ли. А если за кучу денег? По словам Гейси, Роб сказал, что за кучу денег сделал бы что угодно.

– Я бисексуал и никогда никого не принуждал к сексу, – опять подчеркнул Гейси.

В доме он пообещал парню показать несколько фокусов, в том числе с наручниками. Закованный в браслеты, Роб напрягся, но не стал останавливать Гейси, когда тот начал стягивать с него штаны. Но когда хозяин дома попытался сделать ему минет, парень ударился в слезы. И тогда Гейси сказал, что у него остался лишь один фокус – с веревкой.

Финдер попросил объяснить, и преступник попросил кусок веревки.

– Я ни за что не дам тебе никаких веревок, Джон, – заявил Альбрехт.

– Черт, не собираюсь я вас убивать, – отмахнулся Гейси. – Тогда вот что. Ларри, просунь руку сквозь прутья и сожми кулак. – Финдер нерешительно повиновался. – Теперь представь, что твой кулак – это голова, а запястье – шея.

Гейси достал четки и трижды обернул их вокруг запястья Ларри. Затем просунул между второй и третьей петлей ручку, пояснив, что это палка. Три-четыре поворота – и жертва умирает. Финдер, еврей по национальности, позднее говорил мне, что от этой наглядной демонстрации – вкупе с его личной верой в особенную силу четок – у него буквально затряслись коленки. Причем выяснилось, что иногда убийце даже не приходилось накидывать веревку жертвам на шею: юноши делали это сами в предвкушении интересного фокуса.

Альбрехт спросил, занимался ли Гейси анальным сексом с жертвами.

– Я нет, – ответил Гейси, – но Джек вполне мог.

– И часто Джек так делал? – спросил Майк.

Гейси кивнул и добавил, что по-другому у него не вставал.

Заканчивая рассказ о Робе Писте, он повторил предыдущие показания насчет способа, которым избавился от тела, а потом на мгновение задумался.

– Ежедневник в магазине – вот в чем проблема. Если бы я его не забыл, то не убил бы парня и не сидел бы сейчас здесь.

Дальше он стал описывать свою первую жертву, которую зарезал в 1974 году. На автобусной остановке в центре Чикаго Гейси познакомился с молодым мужчиной. Тот собирался покататься по городу и снять девочек. Их поиски не увенчались успехом, и Гейси попытался выяснить, не бисексуал ли его новый знакомый. Быстро договорившись между собой, они поехали к Гейси домой и занялись сексом. На следующие утро хозяин дома убил парня и закопал тело в подполе, залив сверху цементом.

Альбрехт попросил поточнее обозначить местонахождение тел в подполе и дал заключенному ручку и бумагу. Рисуя схему могильника, Гейси спросил, арестованы ли уже Грей и Уолш: мол, они были его соучастниками, а затем решили сдать своего друга и признались только в том, что копали траншею и засыпали пол известью. Впрочем, известь предназначалась не для того, чтобы растворять тела: в подполе всегда стояла сырость, и надо было избавиться от запаха.

Первую часть схемы Гейси нарисовал очень тщательно, обозначив каждую могилу и отметив зацементированный участок, под которым находилась первая жертва. В некоторых траншеях лежало по нескольку тел – сам убийца уже не помнил точного числа. Закончив рисунок, Гейси крепко зажмурился и минуту сидел неподвижно. Затем открыл глаза и уставился на схему.

– Что происходит? – спросил он. – Ага, вижу, Джек нарисовал план подпола.

Эта сцена показалась Финдеру и Альбрехту слишком наигранной, и они объявили, что пора отдохнуть.

– Что я такого сказал? – обиженно протянул Гейси вслед уходящим полицейским. – Я сделал что-нибудь не так?

Спустя час Альбрехт и Финдер вернулись в камеру с фотографиями жертв, чьи тела были найдены в реке Дес-Плейнс. Гейси спал. Майк разбудил его и показал снимки. На одном из них был Фрэнк Лэндингин, и убийца припомнил, что видел его в баре во Франклин-парке, хотя парень вряд ли мог оказаться в числе его жертв. Юношу на второй фотографии Гейси видел впервые.

Когда Юджиния Годзик услышала по радио страшные новости, она схватила телефон и набрала 911 – экстренный номер чикагской полиции. Девушка сообщила, что ее брат мог оказаться жертвой Гейси, и попросила о помощи, но диспетчер ничего не знала о происходящем на Саммердейл. Тогда Юджиния позвонила одной из своих подруг, чей отец работал следователем в отделе убийств. Он тоже ничего не знал о деле Гейси, но обещал навести справки. Через 5 минут телефон Годзиков зазвонил.

– Юджиния, – сказал следователь, – все очень-очень серьезно. Попроси вашего стоматолога подготовить медкарту Грега.

Джон Дэвис, семейный стоматолог, пообещал девушке собрать всю необходимую информацию. Как раз перед исчезновением Грег лечил зубы, и у Дэвиса сохранились рентгеновские снимки и даже слепки зубов.

Врач позвонил в чикагскую полицию, но там ему ответили, что они не ведут это дело. В управлении шерифа тоже не знали, куда отослать записи. В конце концов Дэвис позвонил в «Трибьюн», но репортеры не только не ответили на вопросы, но и начали задавать свои. Стоматолог повесил трубку и начал дублировать слепки – на всякий случай.

Тем же вечером ему позвонил неизвестный и предложил встретиться за ужином. Это был Пелликано. Дэвис знал, что Годзики наняли частного детектива, но решил сначала переговорить с миссис Годзик. Она к тому времени уже была измучена толпами репортеров, засевших у дверей дома, и была согласна на что угодно. Дэвис, однако, попытался еще раз позвонить в управление шерифа. После настойчивых требований и долгого ожидания на линии трубку наконец передали сержанту, и тот заявил, что ни при каких обстоятельствах нельзя передавать улики никому, кроме эксперта из полицейского управления.

С чистым сердцем отказав Пелликано во встрече, Дэвис уже на следующее утро передал материалы следователю из управления шерифа.

В субботу утром меня уже не на шутку беспокоили сведения, просочившиеся в прессу. Стало очевидно, что кто-то из управления шерифа или полиции Дес-Плейнса, а то и прокуратуры сливает информацию. Джей Левин самостоятельно нарыл сведения для репортажа, но, как он позднее признается, именно утечка из полиции привела его тогда на реку. Днем спустя в газетах появились цитаты из заявления Гейси, а также море недостоверной информации. Все это могло поставить расследование под угрозу.

Гейси все еще держали в участке Дес-Плейнса, и Козензак жаждал поскорее отправить его в окружную тюрьму. Полицейские участки небольших пригородов не приспособлены для длительного пребывания заключенных, особенно таких, что привлекают внимание прессы. Поэтому лейтенант предложил, чтобы его люди сами отвезли Гейси в тюремный госпиталь, не дожидаясь фургона от округа.

Товар, Райан и Адамс отогнали машину наружки в гараж, а охрана готовила заключенного к путешествию. Однако Товар все-таки успел рассказать нескольким журналистам о планах полиции – по мнению напарников, Рафаэлю просто хотелось засветиться на телевидении. И когда Гейси с натянутой на голову курткой садился в машину, камеры уже были готовы.

– Только посмотрите на них! – проворчал Гейси, пока машина ехала сквозь толпу. – Точно свора собак в погоне за костью. – Подумав немного, он спросил, интересовались ли им колумнист Майк Ройко и диктор местного телевизионного канала Уолтер Якобсон. – Они мои хорошие друзья, и я думал, что они позвонят.

Затем Гейси напомнил, что все еще хочет съездить на могилу отца. Товар, который сидел за рулем, надеялся, что этот вопрос не возникнет, но быстро нашелся:

– Оглянись, Джон. Неужели тебе хочется, чтобы тебя фотографировали у могилы отца и затоптали все вокруг?

Гейси на секунду задумался, а потом махнул рукой:

– Ай, к черту все. – Он не собирался доставлять репортерам такую радость.

Зато он опять был не прочь поболтать. Как оказалось, Товара Гейси помнил со своего первого визита в участок, а у Адамса и Райана спросил, какое отношение они имеют к расследованию.

– Если мы собираемся говорить о деле, придется снова зачитать тебе права, – предупредил Рафаэль.

– Черт, – возмутился Гейси, – вы столько раз их повторяли, что я знаю все слова наизусть.

Но Товар все равно перечислил права, и только потом задал вопрос:

– Скольких ты убил?

– Своим адвокатам я сказал, что тридцать. Но я точно не помню, их может быть и сорок пять, кто знает. – В зеркало заднего вида было видно, что Гейси ухмыляется.

– Ты верующий? – спросил Адамс. – Ходишь в церковь?

– Раньше бывало.

Товар задал вопрос о предпоследней, перед Робом Листом, жертве.

– Его вроде звали Джо, – ответил Гейси. – Кажется, он из Элмвуд-парка. Людей, с которыми занимаешься таким сексом, знаешь только по кличкам. Странный парень, из мазохистов. Но я о нем как следует позаботился, – самодовольно добавил Гейси. – У меня есть подходящие наклонности.

Он объяснил, что приковал парня к доске и связал ему вместе запястья и лодыжки:

– Раз уж ему нравилась боль, я проделал с ним особый номер.

Товар спросил, откуда взялась идея соорудить такую доску.

– Спасибо Элмеру Уэйну Хенли, – отвечал Гейси, – тому парню из Техаса.

Тут он обернулся через плечо и пожаловался:

– Черт, да будь я за рулем, уже давным-давно оторвался бы от этих уродов. – А потом снова спросил: —А Якобсон и Ройко точно не звонили? И кстати, не разворотите мне дом. Убедитесь, чтобы все было в порядке.

Через зеркало Товар заметил, что Адамс уже кипит от злости, видя беспечность убийцы.

– Они страдали, когда ты их убивал? – с гневом спросил Адамс.

Гейси сказал, что не помнит, и попытался сменить тему. Но Адамс уставился на него в упор:

– Я спросил тебя, а теперь спрошу еще раз: ты страдал, когда убивал их?

Уловив настроение детектива, Гейси присмирел и серьезно ответил:

– Нет, вряд ли.

Наконец полицейские подъехали к воротам окружной тюрьмы и сообщили, что привезли заключенного. Без четырех минут двенадцать 23 декабря 1978 года Джона Уэйна Гейси передали властям округа. Шел тринадцатый день его дела.

Рождество миновало, и для большинства из нас это был худший праздник за всю жизнь. Мы были измотаны физически, но хуже усталости нас мучило осознание того, какое чудовище может скрываться под маской обычного человека.

В пятницу вечером я собрал своих людей на совещание. Теперь в дело вступала политика. Чикагское начальство собиралось назначить на процесс одного из лучших судебных юристов, Боба Игана, и мои помощники опасались, что нас попытаются отодвинуть в сторону.

Полицию Дес-Плейнса ждало нечто похожее. Детективов раздражало, что все внимание прессы сосредоточено на управлении шерифа, более популярном среди населения. Впереди ждали раздоры между прежними напарниками, споры о вкладе в дело каждого подразделения, раскол полицейского участка на несколько фракций.

Однако на тот момент нам светило два заслуженных дня отдыха, когда мы могли постараться выбросить это дело из головы. Я гордился тем, что мы сумели объединить усилия и добиться успеха. Без полицейских из участка, без ребят из отряда «Дельта», которые психологически давили на Гейси, без проницательности и настойчивости моих помощников Грега Бедоу и Джона Хейна ничего этого бы не было.

Позже Шульц признался, что дома улегся в горячую ванну, которую приготовила ему жена, и разрыдался. И он не единственный полицейский, проливавший слезы в тот вечер.

Даже у Гейси дрогнуло сердце. «Дорогая мама и все мои родные, – писал он в послании семье накануне Рождества, – прошу вас простить меня за то, что я хочу вам рассказать. Долгое время я был очень болен (и физически, и душевно)… Если бы мне только помогли раньше… Сможет ли Господь простить меня?..»