VIII

Данный отчет будет неполным, если не сказать несколько слов о роли газеты «Нью-Йорк таймс». Если нет давления со стороны влиятельных религиозных групп, «Таймс» обычно живо реагирует на злоупотребления властью. В деле Рассела освещение новостей было, как всегда, подробным и беспристрастным. Однако на протяжении марта, когда Рассела и членов Совета по высшему образованию ежедневно очерняли в самых оскорбительных выражениях, «Таймс» хранила гробовое молчание. Целых три недели после вынесения Макгиханом судейского решения газета не публиковала никаких редакционных комментариев. Наконец 20 апреля «Таймс» опубликовала письмо ректора Нью-Йоркского университета Чейза, который объяснил ряд последствий этого решения. «В сущности, – писал мистер Чейз, – тут затронут вопрос, который, насколько мне известно, никогда не поднимался в истории высшего образования в Америке. Он заключается в том, имеет ли право суд на основании иска налогоплательщика отменить в институте, полностью или частично финансируемом государством, назначение преподавателем человека из-за его взглядов… Если суд действительно располагает такой властью, это решение наносит удар по безопасности и интеллектуальной независимости любого преподавателя в любом государственном колледже и университете Соединенных Штатов Америки. Его потенциальные последствия непредсказуемы».

Теперь уже «Таймс» почувствовала себя обязанной занять определенную позицию и выразить ее в редакционной статье. Статья открывалась несколькими общими замечаниями, высказывалось сожаление по поводу неблагоприятных последствий возникшего конфликта. Дискуссия относительно назначения Бертрана Рассела, писала «Таймс», «нанесла огромный ущерб нашему обществу. Она вызвала чувство горечи, которое особенно недопустимо в тот момент, когда демократии, к которой мы все принадлежим, угрожают с многих сторон». Ошибочные решения, говорилось далее в статье вроде бы нейтральной газеты, «принимались всеми главными участниками конфликта. Первоначальное назначение Бертрана Рассела было аполитичным и неразумным, поскольку совершенно независимо от эрудиции Бертрана Рассела и его качеств преподавателя с самого начала было ясно, что чувства значительной части нашего общества будут оскорблены его высказываниями по вопросам морали». «Политичный» или «аполитичный» характер назначения явно значил больше, нежели компетентность и эрудиция преподавателя. Для либеральной газеты это, конечно, весьма удивительная точка зрения.

Что касается решения Макгихана, «Таймс» всего лишь заметила, что оно оказалось «опасно широким». Сильнее всего либеральную газету возмутил не судья, который злоупотребил своим положением, не мэр, чье трусливое поведение я еще опишу, а жертва преступного нападения, то есть Бертран Рассел. Мистер Рассел, утверждала «Таймс», «должен был проявить мудрость и сам отказаться от назначения, как только стали очевидны пагубные противоречия». На это Рассел ответил в письме, опубликованном 26 апреля:

«Надеюсь, вы позволите мне прокомментировать ваши высказывания относительно конфликта, связанного с моим назначением в Городской колледж Нью-Йорка, в особенности ваше суждение о том, что я «должен был проявить мудрость и отказаться от назначения… как только стали очевидны пагубные противоречия».

В определенном смысле это было бы мудрый шаг. Это было бы наиболее благоразумно с точки зрения моих личных интересов и куда менее болезненно. Учитывай я лишь свои личные интересы и желания, я бы сразу подал в отставку. Но, сколь бы мудрым такое решение ни было с личной точки зрения, оно, по моему мнению, стало бы свидетельством трусости и эгоизма. Огромное число людей, осознавших, что в опасности находятся их собственные интересы и принципы терпимости и свободы слова, с самого начала намеревалось продолжать этот спор. Уйдя в отставку, я отнял бы у них казус белли и молчаливо согласился бы с мнением оппонентов – влиятельным группам позволено выгонять с государственной службы тех, чьи убеждения, расу или национальность они находят отвратительными. Мне это кажется безнравственным.

Именно мой дед добился отмены в Англии Акта о присяге и Акта о корпорациях, запрещавших работать в государственных учреждениях всем, кто не принадлежит к англиканской церкви, к которой он и сам принадлежал. Одно из моих наиболее ранних и важнейших воспоминаний – это ликование под окнами его дома группы методистов и уэслианцев по случаю 50-й годовщины отмены этих актов, хотя больше всего от их отмены выиграли католики.

Я не считаю, что споры вредны в принципе. Демократии угрожают не споры и не явные разногласия. Напротив, для нее это наилучшие меры предосторожности от тирании. Важнейший элемент демократии состоит именно в том, что влиятельные группы, даже составляя большинство, должны терпимо относиться к инакомыслящим, сколь бы малочисленны те ни были, невзирая на явные и мнимые оскорбления чувств.

В условиях демократии необходимо, чтобы люди учились смиренно терпеть оскорбление чувств…».

В заключение редакционной статьи от 20 апреля «Таймс» специально отметила, что поддерживает ректора Чейза, который выразил надежду, что решение Макгихана будет пересмотрено вышестоящим судом. Позднее, когда объединенными усилиями судьи и мэра Нью-Йорка Ла-Гуардии пересмотр дела удалось предотвратить, газета снова промолчала. Вот как проявила себя в этой ситуации «величайшая газета мира».