Многие говорят нам, что без веры в Бога нельзя быть ни счастливым, ни добродетельным. Что касается добродетели, я могу судить об этом лишь по результатам наблюдений, а не из личного опыта. Что же касается счастья, то ни наблюдения, ни личный опыт не дают мне оснований считать, что в среднем верующие более счастливы или же, наоборот, менее счастливы, чем неверующие. Обычно для счастья находят «высокие» основания, так как легче гордиться тем, что можно приписать свои несчастья недостатку веры, чем отнести их на счет человеческих ошибок. Что до нравственности, очень многое зависит от того, что понимать под этим словом. Со своей стороны я считаю важными добродетелями доброту и интеллект. Интеллекту мешает любое вероучение, причем не важно, какое именно, а доброту подрывает вера в грех и наказание (между прочим, это единственное, что советское правительство заимствовало у православного христианства).
На практике традиционная мораль иногда препятствует тому, что желательно с точки зрения общества. Одним из таких примеров является профилактика венерических заболеваний. Еще важнее ограничение численности населения. Достижения медицины сделали этот вопрос гораздо более важным, чем когда-либо ранее. Если народы и расы, столь же плодовитые, как британцы сто лет назад, не изменят своим обычаям в этом отношении, у человечества не будет другой перспективы, кроме войн и нищеты. Это известно любому сообразительному студенту, но не признается догматиками-теологами.
Думаю, что упадок догматической веры может принести только благо. Нет, я допускаю, что новые системы догм, наподобие нацистской или коммунистической, даже хуже старых систем, но они никогда не овладели бы сознанием людей, если бы ортодоксальные догматические привычки не прививались этим людям с юности. Язык Сталина полон напоминаний о духовной семинарии, в которой он обучался. Мир нуждается не в догмах, а в научном подходе, который сочетается с убеждением в том, что мучения миллионов недопустимы, независимо от того, навязаны ли они Сталиным или божеством, выдуманным верующими по своему подобию.
Пол Эдвардс
Когда ушли на пенсию два профессора философии, Моррис Рафаэль Коэн и Гарри Оверстрит, сотрудники кафедры философии Городского колледжа Нью-Йорка совместно с администрацией колледжа решили пригласить на одну из вакансий какого-нибудь выдающегося философа. Кафедра рекомендовала направить приглашение Бертрану Расселу, который в то время преподавал в Калифорнийском университете. Эта рекомендация была с энтузиазмом одобрена на факультете, исполняющим обязанности президента, административным комитетом Совета по высшему образованию, и наконец, самим Советом, который утверждает назначения на этом уровне. В Городском колледже никогда не было преподавателя, обладающего такой славой и известностью. Из двадцати двух членов Совета, присутствовавших на заседании, где обсуждалось это назначение, все проголосовали «за». Когда Бертран Рассел принял приглашение, председатель Совета Ордуэй Тид направил ему следующее письмо:
Многоуважаемый профессор Рассел!
С чувством глубокого удовлетворения я пользуюсь случаем, чтобы известить о Вашем назначении на должность профессора Городского колледжа на период с 1 февраля 1941 г. по 30 июня 1942 г. в соответствии с решением, принятым Советом по высшему образованию на своем заседании от 26 февраля 1940 года.
Я уверен, что Ваше согласие на принятие этого назначения придаст блеск имени и достижениям факультета и колледжа и углубит и расширит интерес колледжа в изучении философских основ человеческой жизни.
Одновременно исполняющий обязанности президента Мид выпустил заявление для прессы, указав, что колледжу необыкновенно повезло в том, что он сможет воспользоваться услугами такого всемирно известного ученого, как лорд Рассел. Датируется заявление 24 февраля 1940 года.
В свете дальнейших событий необходимо подчеркнуть два факта. Бертран Рассел должен был преподавать только три следующих курса:
Философия 13. Исследование современных концепций логики и ее связи с наукой, математикой и философией.
Философия 24B. Исследование основ математики.
Философия 27. Соотношение фундаментальных и прикладных дисциплин и взаимное влияние метафизики и научных теорий.
Кроме того, когда Бертран Рассел получил эту должность, в Городском колледже только мужчины могли посещать дневные занятия по гуманитарным дисциплинам.
Когда о назначении Рассела стало известно, епископ протестантской епископальной церкви Мэннинг разослал во все нью-йоркские газеты письмо, в котором осудил действия Совета. «Что же следует сказать о колледжах и университетах, – писал он, – которые предоставляют возможность преподавать нашей молодежи философию… человеку, который является известным пропагандистом, выступающим против религии и нравственности, и который особенно защищает прелюбодеяние… Могут ли те, кого заботит благополучие нашей страны, согласиться, чтобы подобное учение распространялось с одобрения наших колледжей и университетов?» Спустя несколько дней епископ возобновил наступление и заявил: «Есть те, кто находится в таком нравственном и умственном помрачении, что не видит ничего дурного в назначении… того, кто в своих опубликованных сочинениях заявляет, что «вне человеческих желаний не существует никаких моральных норм». Заметим мимоходом, что если бы от преподавателей философии требовалось отвергать этический релятивизм в различных его проявлениях, как это подразумевает епископ Мэннинг, не меньше половины от них следовало бы тут же уволить.
Письмо епископа стало сигналом к началу кампании по дискредитации и запугиванию, невиданной в американской истории со времен Джефферсона и Томаса Пейна. Церковные издания, пресса, принадлежащая корпорации Херста, и практически все политики Демократической партии присоединились к этому клеветническому хору. Назначение Рассела, заявляла католическая газета «Тэблет», стало «грубым, оскорбительным потрясением для коренных ньюйоркцев и всех истинных американцев». Требуя отмены этого назначения, она в редакционной статье именовала Рассела «преподавателем язычества», «философом-анархистом и нравственным нигилистом из Великобритании»… чья защита прелюбодеяния настолько отвратительна, что даже один из «друзей», как сообщают, его избил». Иезуитский еженедельник «Америка» оказался еще более язвительным. Он охарактеризовал Рассела как «высушенного, разведенного и декадентствующего поборника половой распущенности… который сейчас подвергает индоктринации студентов Калифорнийского университета… внушая им свои либертарианские правила беспутной жизни в вопросах секса, беспорядочной любви и неустойчивого брака… Эта развращенная личность… предавшая свой «разум» и «сознание»… Это преподаватель аморальности и безбожия… отвергнутый порядочными англичанами». Письма к редактору в перечисленных периодических изданиях отличались большей, если такое возможно, разнузданностью. Если Совет по высшему образованию не отменит свое решение, писал один из корреспондентов «Тэблет», то: «Зыбучие пески! Змея подколодная! Мозговой червь! Будь Бертран Рассел честен хотя бы сам с собой, он бы заявил, как это сделал Руссо: “Я не могу смотреть без содрогания на любую из своих книг; вместо того, чтобы наставлять, я развращаю; вместо того, чтобы питать, я отравляю. Но страсть ослепляет меня, и со всеми своими изящными рассуждениями я не более, чем мерзавец”». Письмо являлось копией телеграммы, направленной мэру Нью-Йорка Ла-Гуардия. «Умоляю Вашу честь, – говорилось далее, – защитить нашу молодежь от губительного влияния отравленного пера этого кривляющегося гения, этого посланника дьявола».
Тем временем Чарльз Г. Таттл, член Совета и влиятельный мирянин протестантской епископальной церкви, объявил, что 18 марта, на следующем заседании Совета, он предложит пересмотреть назначение. Таттл пояснил, что на момент назначения он не был знаком со взглядами Рассела. Если бы он тогда о них знал, то голосовал бы против. Теперь, когда до заседания оставалось всего несколько дней, фанатики делали все возможное, чтобы запугать членов Совета и расширить перечень грехов Рассела. «Наша группа, – заявил Уинфилд Демарест из Американской молодежной лиги, – не поддерживает идею Рассела о совместных общежитиях». Требуя расследования решения Совета по высшему образованию, херстовская газета «Джорнэл энд америкен» (ныне «Джорнэл-Америкен») утверждала, что Рассел одобряет «национализацию женщин… рождение детей вне брака… и воспитание детей как орудий в руках безбожного государства». С помощью вырванных из контекста цитат из книги, написанной за много лет до этого дня, газета также выставляла Рассела выразителем идей коммунизма. Несмотря на хорошо известную оппозицию Рассела по отношению к советскому коммунизму, фанатики с тех пор постоянно подозревали его в «симпатиях к коммунистам». Из всех элементов этой кампании ненависти подобное преднамеренное искажение, возможно, было самым отвратительным.
Митинги с требованиями изгнания Рассела, а также, как правило, с требованиями отставки членов Совета, голосовавших за его назначение, ежедневно проводились многочисленными организациями, хорошо известными своим интересом к образованию – например, «Сынами Ксаверия», нью-йоркским отделением Центрального католического общества Америки, Древним орденом ирландцев, «Рыцарями Колумба», Гильдией католических адвокатов, Обществом Святого Имени Жанны д’Арк, городской конференцией баптистских священников, Северо-Западной конференцией Общества женщин Новой Англии и «Сынами американской революции Эмпайр-стейт». Об этих митингах рассказывала пресса, заодно публикуя проникновенные тексты клерикальных знаменитостей, чьи атаки все больше и больше сосредоточивались на двух обвинениях – что Расселу как иностранцу юридически запрещено преподавать в Городском колледже и что его взгляды на секс фактически являются подстрекательством к преступлению. «Не направить ли агентов ФБР в ваш Совет по высшему образованию? – вопрошал преподобный Джон Шульц, преподаватель священного красноречия в редемптористской семинарии в Эзопусе, штат Нью-Йорк. – Молодежь этого города, – продолжал сей выдающийся ученый, – учат, будто не существует такого явления, как ложь. Их учат, что воровство оправдано, как и разбой с грабежом. Их учат, как учили Леба и Леопольда в Чикагском университете, внушают, что подобные, нечеловечески жестокие преступления вполне оправданы». Нечего и говорить, что все эти ужасы проистекали из или были тесно связаны с назначением Бертрана Рассела – «вдохновителя свободной любви, сексуальной распущенности молодежи, ненависти к родителям». Словно этого было недостаточно, другой церковник связал имя Рассела с «лужами крови». Выступая на молитвенном завтраке Общества Святого Имени при управлении полиции Нью-Йорка, монсеньор Фрэнсис У. Уолш напомнил собравшимся полицейским, что все они по воле обстоятельств могли засвидетельствовать истинное значение так называемого «брачного треугольника», один из углов которого омочен кровью. «Полагаю, – продолжал он, – что вы присоединитесь ко мне, требуя, чтобы любой преподаватель, виновный в преподавании или письменном изложении идей, умножающих места действия, где происходят эти трагедии, не допускался бы в этот город и не получал бы поддержки от налогоплательщиков…».
Мэр Ла-Гуардия благоразумно хранил молчание, и в действие вступили политики нью-йоркского отделения Демократической партии. Их представление об академической свободе хорошо раскрыл Джон Ф. Макгохи, первый заместитель прокурора штата Нью-Йорк и президент «Сынов Ксаверия» (ныне судья Макгохи), которого возмутило использование денег налогоплательщиков «для оплаты преподавания философии жизни, отрицающей Бога, бросающей вызов приличиям и полностью противоречащей фундаментальному религиозному характеру нашей страны, нашего правительства и народа». 15 марта, за три дня до нового заседания Совета по высшему образованию, глава муниципального совета Бронкса Джеймс Дж. Лайонс, одна из ключевых фигур в этом кругу инквизиторов, инициировал принятие обращения, призывавшего отменить назначение Рассела. Обращение приняли 16 голосами против 5. Следует отметить (как свидетельство его мужества и равнодушия к настроениям толпы), что республиканец Стэнли Айзекс энергично выступал в защиту Бертрана Рассела и позиции Совета по высшему образованию. Лайонс же дополнил резолюцию заявлением, что при обсуждении бюджета на следующий год будет настаивать на «вычеркивании строки, которая обеспечивает компенсацию за это опасное назначение». Впрочем, Лайонса можно назвать кротким и мягким по сравнению с главой муниципального совета Куинса Джорджем В. Харви, который на митинге заявил, что если Рассела не уволят, то он предложит вычеркнуть из бюджета 1941 года бюджетное ассигнование на финансирование муниципальных колледжей на общую сумму в 7,5 миллиона долларов. По его мнению, «колледжи должны быть богоугодными, американскими колледжами, или их нужно закрыть». На том же митинге выступали другие знаменитые и уважаемые ораторы. Назвав Рассела «собакой», муниципальный советник Чарльз Э. Киган заметил, что «будь у нас разумная система иммиграции, этого бездельника не подпустили сюда и на тысячу миль». Но раз он все-таки прибыл, мисс Марта Бирнс, регистратор округа Нью-Йорк, поведала аудитории, что именно надлежит сделать с «собакой» Расселом: она призвала «вымазать его дегтем, вывалять в перьях и выслать из страны». Насколько могу судить, это и есть «богоугодный» и «американский» образ действий.