II

В своей первой статье я писал о том, что обеспокоен пороками, связанными с любыми догматическими системами, которые требуется признавать не потому, что они верны, а исходя из их общественной полезности. То, что мне пришлось сказать, в равной мере относится к христианству, коммунизму, исламу, буддизму, индуизму и всем теологическим системам, если только они не опираются на универсальный призыв того типа, который делают люди науки. Существуют, однако, особые аргументы в пользу христианства вследствие его предполагаемых особых заслуг. Их вполне красноречиво и с видом эрудита изложил Герберт Баттерфилд, профессор современной истории Кембриджского университета, и я выберу его как одного из многочисленных представителей того мнения, которого он придерживается.

Профессор Баттерфилд пытается заручиться некоторыми спорными преимуществами за счет уступок, благодаря которым он выглядит более непредубежденным, чем есть на самом деле. Он признает, что христианская церковь полагалась на преследования инакомыслящих и что именно внешнее давление заставило ее отойти от этой практики в той мере, в какой она от нее отошла. Он признает, что нынешняя напряженность в отношениях между Россией и Западом является результатом политики с позиции силы, наподобие той, которая ожидалась бы даже в том случае, если бы правительство России продолжало поддерживать православную церковь. Он признает, что некоторые добродетели, которые он считает определенно христианскими, отличали ряд свободомыслящих людей и отсутствовали в поведении многих христиан. Несмотря на эти уступки, он все равно утверждает, что пороки, от которых страдает мир, могут быть преодолены приверженностью христианским догмам, причем не только необходимому минимуму христианских догм, не только вере в Бога и бессмертие души, но и вере в воплощение божества в Христе. Он подчеркивает связь христианства с определенными историческими событиями и считает эти события историческими на основании свидетельств, которые явно не убедили бы его самого, не будь они связаны с этой религией. Не думаю, что свидетельство о непорочном зачатии способно убедить любого беспристрастного исследователя, если представить это свидетельство вне того круга теологических догм, к которым привычен Баттерфилд. В языческой мифологии имеется бесчисленное множество подобных историй, но их никто не принимает всерьез. Тем не менее, профессор Баттерфилд, вроде бы маститый историк, как будто нисколько не озабочен вопросами историчности, когда речь заходит об истоках христианства. Его доводы, лишенные утонченности и обманчивой непредубежденности, можно грубо, но точно сформулировать следующим образом: «Нет смысла допытываться, действительно ли Христос был рожден Девой Марией и зачат от Святого Духа, поскольку вера в это зачатие дает наилучшую возможность убежать от сегодняшних мирских проблем». Нигде в работе профессора Баттерфилда не предпринимается ни малейшей попытки подтвердить истинность какой-либо христианской догмы. Присутствует лишь прагматический аргумент, заключающийся в том, что христианские догмы полезны. В высказываниях профессора Баттерфилда многие положения излагаются далеко не столь ясно и точно, как хотелось бы; боюсь, причина заключается в том, что упомянутые ясность и точность наглядно продемонстрируют всю их неправдоподобность. По моему мнению, суть этих высказываний, если отбросить несущественное, сводится к следующему: было бы полезно возлюбить своих ближних, но люди почему-то не склонны так поступать; Христос говорил, что это необходимо, и если поверить всей душой, что Христос есть Бог, то мы начнем прислушиваться к Его словам; поэтому те, кто хочет, чтобы люди возлюбили ближних, должны попытаться убедить их, что Христос есть Бог.

Возражения на подобного рода аргументы столь многочисленны, что трудно понять, с чего начинать. Прежде всего, профессор Баттерфилд и все, кто мыслит схожим образом, убеждены, что возлюбить ближнего своего – благой поступок, и основания для такого мнения вовсе не связаны с учением Христа. Напротив, именно потому, что уже придерживаются такого мнения, они и рассматривают учение Христа как доказательство его божественности. Иначе говоря, не этика у них опирается на теологию, а теология опирается на этику. Тем не менее, они явно считают, что эти внетеологические основания, по которым будто бы надлежит возлюбить ближнего своего, вряд ли обладают изрядной привлекательностью, а потому подыскивают иные доводы, более, как они надеются, убедительные. Это очень опасная методика. Многие протестанты верили, что не соблюдать день отдыха так же греховно, как и совершать убийство. Если убедить их, что не соблюдать день отдыха не грешно, они могут сделать вывод, что убивать тоже допустимо. Любую теологическую этику отчасти можно защищать с помощью рациональных доводов, но отчасти она представляет собой совокупность суеверных табу. Ту часть этики, которая содержит рациональные основания, можно и нужно защищать, иначе те, кто обнаружит иррациональность остального свода этических заповедей, могут сгоряча отринуть этот свод целиком.

Но отстаивает ли христианство по сравнению со своими соперниками и оппонентами более высокую нравственность? Не знаю, с какой стати любой беспристрастный историк-исследователь мог бы посчитать такое утверждение верным. Христианство отличается от других религий большей готовностью к преследованиям. Буддизм никогда не был религией преследований. Халифат относился к евреям и христианам гораздо мягче, чем христианские государства относились к евреям и магометанам – если евреи и христиане платили дань, халифат оставлял их в покое. Христианство поощряло антисемитизм с того самого мгновения, когда Римская империя стала христианской. Религиозное рвение крестоносцев привело к погромам в Западной Европе. Именно христиане несправедливо обвиняли Дрейфуса, и именно свободомыслящие обеспечили его окончательную реабилитацию. В нынешние времена христиане покрывали все те гнусности, что творились в отношении евреев и многих других народов. Преступления правительства бельгийского короля Леопольда в Конго скрывались или преуменьшались церковью, с ними покончили только после пропагандистской кампании, вели которую в основном люди свободомыслящие. Говорить о том, что христианство способствовало укреплению нравственности, можно лишь при полном игнорировании или фальсификации исторических фактов.

На это обыкновенно отвечают, что христиане, которые делали все то, что ныне осуждается, не были истинными христианами в том смысле, что они не следовали учению Христа. Можно, конечно, с тем же успехом заявлять, что советское правительство не состоит из истинных марксистов, поскольку Маркс утверждал, что славяне являются неполноценным народом по сравнению с немцами, а эта доктрина, разумеется, отрицается Кремлем. Последователи любого наставника всегда в некотором отношении отходят от первоначального учения. Желающие основать новую церковь должны об этом помнить. Каждая церковь обладает инстинктом самосохранения и сводит к минимуму те элементы исходного учения, которые не служат данной цели. В любом случае то, что современные апологеты именуют «истинным» христианством, подвергло первоначальное учение весьма основательной селекции. Оно игнорирует многое из того, что можно найти в евангелиях, например, притчу об овцах и козлищах, а также обещание вечных мук грешникам в геенне огненной. Оно берет лишь отдельные фрагменты Нагорной проповеди – и даже те на практике зачастую отвергаются. Например, концепция непротивления злу насилием признается уделом нехристиан, таких, как Ганди. Заповеди, которым оно особо благоволит, должны олицетворять высочайшую нравственность, попросту обязанную обладать божественным происхождением. Впрочем, профессору Баттерфилду следовало бы знать, что эти заповеди были сформулированы евреями задолго до Христа. Например, их можно найти в учении Гиллеля и в «Завете двенадцати патриархов», о которых ведущий авторитет в этой области, преподобный д-р Р. Чарльз, говорит следующее: «Нагорная проповедь в нескольких местах отражает дух и даже точно воспроизводит фразы нашего текста; многие места евангелий хранят следы заимствований из того же самого источника, а святой Павел словно использовал эту книгу как карманный справочник». Доктор Чарльз считает, что Христос должен был читать это сочинение. Если, как нам иногда говорят, возвышенность этического учения доказывает божественную сущность его автора, божественным должен считаться неизвестный автор упомянутых заветов.

Невозможно отрицать, что нынешний мир находится в скверном состоянии, но история не дает ни малейших оснований думать, будто христианство предлагает хоть какой-то выход. Наши проблемы с неотвратимостью древнегреческой трагедии возникли в связи с Первой мировой войной, плодами которой стали коммунизм и нацизм. По своему происхождению Первая мировая война была полностью христианской. Все три императора были набожными людьми, как и наиболее воинственные члены британского кабинета министров. Оппозицию войне в Германии и России составили социалисты, противники христианства, во Франции – Жорес, убийству которого аплодировали самые убежденные христиане, а в Англии – Джон Морли, известный атеист. Самые опасные черты коммунизма напоминают о средневековой церкви. Это фанатическая приверженность доктринам «священной книги», нежелание критически анализировать эти доктрины и жестокое преследование тех, кто их отвергает. Лучшие времена на Западе могут наступить вовсе не благодаря возрождению фанатизма. Это возрождение, если оно произойдет, будет означать, что отвратительные черты коммунистического режима распространились повсеместно. Мир нуждается в благоразумии, терпимости и взаимозависимости различных частей человеческой семьи. Эта взаимозависимость чрезвычайно возросла благодаря современным изобретениям, и чисто светские аргументы в пользу доброжелательного отношения к ближнему сейчас значат гораздо больше, чем ранее. Именно подобными соображениями, а не возвращением к обскурантистским мифам мы должны руководствоваться. Можно сказать, что интеллект породил наши проблемы, но невежество их не решит. Лишь более сильный и здравомыслящий интеллект может принести миру счастье.