6

³⁹⁰ Попробуем обобщить аргументацию предыдущей главы и представить ее графически. В вертикальной плоскости наша схема выглядит так:

На диаграмме я отметил точку наивысшего напряжения между двумя противоположностями, а именно двойственное значение змея, занимающего центр системы. Будучи аллегорией как Христа, так и дьявола, она содержит и символизирует собой сильнейшую полярность, в которую попадает Антропос, спустившись в Физис. Обычный человек еще не достиг этой точки напряжения: у него она остается в бессознательном, то есть в змее. В lapis, этом антиподе человека, противоположности, так сказать, соединены, но при этом между ними остается видимый шов или граница, а именно символ гермафродита. Это искажает идею lapis так же, как слишком человеческое – идею Homo sapiens. В высшем Адаме и в rotun-dum противоположность незаметна. Однако один из них, предположительно, находится в абсолютной оппозиции к другому, и, если оба тождественны как неразличимые трансцендентальные сущности, это один из тех парадоксов, которые являются правилом: утверждение о чем-либо метафизическом может быть только антиномичным.

³⁹¹ Структура уробороса выглядит следующим образом:

Данная структура свидетельствует, с одной стороны, о более сильном напряжении между anthropos – rotundum и serpens, а с другой – о меньшем напряжении между homo и lapis, что выражено расстоянием между соответствующими точками. Стрелки показывают нисхождение в Физис и восхождение к духовному. Самая нижняя точка – змея. Lapis, однако, несмотря на решительно материальную природу, также является и духовным символом, тогда как rotundum подразумевает трансцендентную сущность, символизируемую тайной материей и, следовательно, сравнимую с понятием атома. Антиномическое развитие понятий согласуется с парадоксальной природой алхимии.

³⁹² Кватерность lapis, являющаяся продуктом алхимического гносиса, подводит нас к интересным физическим воззрениям алхимии. В «Scrutinium chymicum» (1687) Михаэля Майера (1568–1622) приведено изображение четырех стихий как четырех стадий огня (илл. I).

³⁹³ Как показывает рисунок, четыре сферы наполнены огнем. Автор дает следующий комментарий:

 

Naturae qui imitaris opus, tibi quattuor orbes

Quaerendi, interius quos levis ignis agat.

Imus Vulcanum referat, bene monstret at alter

Mercurium, Lunam tertius orbis habet:

Quartus, Apollo, tuus, naturae auditur et ignis,

Ducat in arte manus ilia catena tuas.

 

Илл. I. Четыре стихии

Michael Maier, Scrutinium chymicum (1687)

Отсюда мы узнаем, что нижняя сфера соответствует Вулкану, земному (?) огню; вторая – Меркурию, растительному жизненному духу; третья – луне, женскому, психическому началу; четвертая – солнцу, мужскому, духовному началу. Судя по комментарию Майера, очевидно, что он говорит, с одной стороны, о четырех стихиях, а с другой – о четырех видах огня, отвечающих за возникновение различных агрегатных состояний. Его ignis elementalis re et nomine должен, согласно его месту в последовательности, соответствовать Вулкану; огонь Меркурия – воздуху; третий огонь – воде и луне; четвертый огонь, соответствующий солнцу, он называет «terreus» (земным). Согласно Рипли, которого цитирует Майер, ignis elementalis – это огонь, «зажигающий древесину»; по всей вероятности, речь идет об обыкновенном огне. Солнечный огонь – это огонь в земле, который сегодня мы бы назвали «вулканическим» и который соответствует твердому агрегатному состоянию («terreus»). Таким образом, мы получаем следующие ряды:

¹ «Присутствует во всем».

² «Тепло пепла и бань».

³ «Терзает тела, является драконом».

⁴ Виженер дает следующий комментарий: «Интеллигибельный огонь мира: он есть целиком свет. Небесный огонь: причастен к теплу и свету. Стихийный огонь: меньше света, тепла и жара. Инфернальный огонь: противоположен интеллигибельному, горит и выделяет тепло, но не испускает света» («De igne et sale», Theatr. chem., VI, стр. 39).

³⁹⁴ Примечательно, что проведение параллелей между агрегатными состояниями и различными видами огня эквивалентно некой разновидности теории флогистона, хотя и не в явном виде: огонь присущ всем агрегатным состояниям, а потому отвечает за их состав. Эта идея появилась давно и обнаруживается уже в «Turba», где Дардарис говорит: «Серы суть души, сокрытые в четырех телах [стихиях]». Здесь активным началом (anima) является не огонь, а сера. Идея, однако, та же: стихии или агрегатные состояния могут быть сведены к общему знаменателю. Сегодня мы знаем, что общим для антагонистических стихий фактором является молекулярное движение и что агрегатные состояния соответствуют разным степеням этого движения. Молекулярное движение, в свою очередь, соответствует определенному количеству энергии; следовательно, общим знаменателем стихий является энергия. Одной из промежуточных ступеней к современному понятию энергии была теория флогистона, предложенная Шталем и основанная на изложенных выше алхимических соображениях. Таким образом, мы можем расценивать их как самые ранние зачатки теории энергии.

³⁹⁵ Флогистонная теория, которую наметили алхимики, заходит не так далеко, однако явственно указывает именно в этом направлении. Более того, все математические и физические элементы, из которых могла быть построена теория энергии, в XVII веке уже были известны. Энергия – абстрактное понятие, без которого невозможно точно описать поведение движущихся тел. Аналогичным образом движущиеся тела можно описать лишь с помощью системы пространственно-временных координат. Оценивая движение, мы опираемся на кватернион пространства-времени, который может быть выражен либо аксиомой Марии, 3+1, либо пропорцией 3:4. Следовательно, данный кватернион может заменить собой кватернион четырех стихий, где единица, соответствующая временной координате – четвертая в алхимическом ряду стихий, – характеризуется тем фактом, что одна стихия занимает особое положение, например земля или огонь.

³⁹⁶ Исключительное положение одного из факторов в кватерности также может выражаться его двойственной природой. Например, четвертая из рек Рая, Евфрат, обозначает уста, сквозь которые входит пища и выходят молитвы, а также реку и Логос. В кватернионе Моисея жена Моисея играет двойную роль Сепфоры и «Ефиоплянки». Если мы построим кватерность из божественных эквивалентов четырех стихий Майера – Аполлона, Луны, Меркурия, Вулкана, – то получим брачный кватернион с отношением «брат – сестра».

В алхимии Меркурий одновременно и мужское, и женское; часто он появляется и как дева. Данная характеристика (3+1 или 3:4) наблюдается и в кватернионе пространства-времени:

³⁹⁷ Если взглянуть на этот кватернион с точки зрения трехмерного пространства, то время можно рассматривать как четвертое измерение. Однако если мы посмотрим на него сквозь призму трех категорий времени – прошлого, настоящего, будущего, тогда четвертым измерением должно быть статичное пространство, в котором происходят изменения состояния. В обоих случаях четвертый элемент представляет собой несопоставимое Нечто, необходимое для их взаимоопределения. Так, мы измеряем пространство временем, а время – пространством. Четвертое в гностических кватернионах соответствует огненному богу, «четвертому по порядку», двойственной жене Моисея (Сепфора и «Ефиоплянка»), двойственному Евфрату (река и Логос), огню в алхимическом кватернионе стихий, двойному Меркурию в кватернионе богов Майера, а в «христианском кватернионе» – если можно так выразиться – Марии или дьяволу. Эти две несовместимые фигуры объединены в двойном Меркурии алхимии.

³⁹⁸ Пространственно-временной кватернион является архетипическим sine qua non для восприятия физического мира; фактически он определяет саму возможность такого восприятия. Это организующая схема par excellence среди психических кватерностей. По своей структуре он соответствует психологической схеме функций. Пропорция 3+1 часто встречается в сновидениях и в спонтанных рисунках мандалы.

³⁹⁹ Индивидуальную, современную параллель к диаграмме кватерностей, расположенных одна над другой, вкупе с идеей восхождения и нисхождения, можно обнаружить среди иллюстраций к моей работе об изображениях мандалы. Та же идея появляется и в рисунках женщины, говорившей о неких вибрациях, которые образуют «узлы» (данный случай рассмотрен весьма подробно). Каждый узел обозначал некую выдающуюся личность, как и на рисунке в первом случае. Похожий мотив может лежать в основе изображения Троицы из рукописи трактата Иоахима Флорского, приведенного в этой книге (илл. II).

⁴⁰⁰ В заключение мне бы хотелось упомянуть особую теорию сотворения мира в «Clementine Homilies». В Боге пневма и сома суть одно. При их разделении пневма предстает как Сын и «архонт будущего Эона», тогда как сома, действительная субстанция () или материя (), делится на четыре части, соответствующие четырем стихиям (которые торжественно призывались во время обрядов посвящения). Из смешения этих четырех частей возник дьявол, «архонт сего Эона», а также ментальность этого мира. Сома «психизирована» (): «Бог правит этим миром как через дьявола, так и через Сына, ибо оба они суть в руках Его». Бог раскрывает себя в мире в форме сизигий (парных противоположностей), таких как небо/земля, день/ночь, мужское/женское и т. д. Последним членом первого ряда является сизигия Адам/Ева. В конце данного процесса фрагментации происходит возврат к началу, завершение вселенной () посредством очищения и уничтожения.

Илл. II. Троица

Из рукописи Иоахима Флорского

⁴⁰¹ Всякий, кто знаком с алхимией, будет поражен сходством теории «Климента» с базовыми понятиями алхимиков (если отбросить моральные аспекты). Таким образом, мы имеем «враждующих братьев», Христа и дьявола, которые рассматривались как братья в иудео-христианской традиции; тетрамерию, деление на четыре части или стихии; парные противоположности и их объединение; параллель lapis и Меркурия с Христом, а также, в силу символики змеи и дракона, и с дьяволом; и наконец, фигуру двойственного Меркурия и lapis, неразрывно соединяющего в себе противоположности.

* * *

⁴⁰² Если взглянуть на направление, которое приняла наша аргументация, то в начале ее мы увидим две гностических четверицы, одна из которых супраординатна, а другая субординатна по отношению к человеку, а именно кватернион «позитивного Моисея» или Антропоса и кватернион Рая. Едва ли можно считать случайностью, что Ипполит упоминает именно эти две четверицы, или что наасены знают только их: положение человека в их системе тесно связано с высшим Адамом, но отделено от хтонического мира растений и животных, то есть Рая. Только через свою тень он связан со змеем с его двойственным значением. Такая ситуация характерна для эпохи гностицизма и раннего христианства. Человек в те времена был близок к «бесцарской [т. е. независимой] расе», т. е. верхней кватерности, Царству Небесному, и смотрел вверх. Однако то, что начинается вверху, не поднимается еще выше, но заканчивается внизу. Так, мы почувствовали необходимость симметрически дополнить низшего Адама наасенов кватернионом тени: как он не может подняться непосредственно к высшему Адаму (ибо между ними находится кватернион Моисея), так и мы вынуждены предполагать существование низшей, теневой кватерности, соответствующей верхней четверице, лежащей между ним и низшим началом, змеем. Данная операция, очевидно, была неизвестна в гностическую эпоху, поскольку асимметричная восходящая тенденция, казалось, никого не беспокоила; скорее, она была желательной и «предопределенной изначально». Следовательно, если между Человеком и Змеем мы помещаем кватерность, не упомянутую в текстах, то делаем это потому, что более не в силах представить себе психику, ориентированную исключительно вверх и не уравновешенную равной по силе сознательностью низшего человека. Таково современное положение дел и, в контексте гностической мысли, неприятный анахронизм, ставящий человека в центр поля сознания, в котором он ранее никогда осознанно не находился. Только через Христа он мог увидеть эту сознательность, выступающую посредником между Богом и миром; делая личность Христа объектом поклонения, он постепенно начал приобретать и сам положение посредника, свойственное Христу. Через Христа, распятого между двумя разбойниками, человек постепенно обретал знания о собственной тени и ее двойственности. Эта двойственность уже была предвосхищена двойным значением змея. Как змей обозначает силу, способную не только исцелять, но и развращать, так и одному из разбойников суждено подняться ввысь, а второму – спуститься вниз; так и тень есть, с одной стороны, достойная сожаления и порицания слабость, а с другой – здоровая инстинктивность и необходимое условие высшего сознания.

⁴⁰³ Таким образом, кватернион тени, уравновешивающий положение человека как посредника, занимает должное место лишь тогда, когда указанное положение становится для него настолько реальным, что он начинает ощущать свое самосознание или собственное существование сильнее, чем зависимость от Бога. Таким образом, если мы дополним стремящуюся вверх пневматическую установку, характеризующую раннехристианскую и гностическую ментальность, ее антиподом, это будет согласовываться с историческим развитием. Первоначальная зависимость человека от пневматической сферы, к которой он льнул, словно ребенок к матери, оказалась под угрозой со стороны царства Сатаны. От него пневматический человек был избавлен Спасителем, который сокрушил врата ада и обманул архонтов; однако в равной степени он был связан и с небесами. От зла его отделяла пропасть. Данная установка активно подкреплялась ожиданием Второго Пришествия. Но, когда Христос так и не явился вновь, следовало ждать только регрессии. Когда рушатся столь великие надежды, а столь напряженные ожидания не сбываются, либидо по необходимости перетекает обратно в человека и усиливает его самосознание, акцентируя его личностные психические процессы; иными словами, он постепенно перемещается в центр своего поля сознания. Это ведет к отделению от пневматической сферы и приближению к царству тени. Соответственно, обостряется моральное сознание человека, а вместе с тем релятивизируется его чувство искупления. Церковь вынуждена превозносить значение и действенность своего ритуала, дабы хоть как-то приостановить вторжение реальности. При этом, однако, она неизбежно превращается в «царство мира сего». Переход от Антропоса к кватерниону тени иллюстрирует историческое развитие, которое в XI веке привело к общему признанию злого начала творцом мира.

⁴⁰⁴ Змей и его хтоническая мудрость образуют поворотный пункт великой драмы. Кватернион Рая и следующий за ним lapis подводят нас к зарождению естественных наук (Роджер Бэкон, 1214–1294; Альберт Великий, 1193–1280; алхимики), основная направленность которых отличается от пневматической не на 180°, а всего на 90°; иными словами, она пересекает духовную установку Церкви и скорее является досадной помехой для веры, нежели прямо противоречит ей.

⁴⁰⁵ От lapis, то есть от алхимии, прямая линия ведет непосредственно к кватерниону алхимических агрегатных состояний, который, как мы видели, основан на кватернионе пространства-времени. Последний попадает в категорию архетипических кватерностей и оказывается, как и они, ключевым принципом организации чувственных ощущений, получаемых психикой от движущихся тел. Пространство и время образуют психологическое a priori, аспект архетипической кватерности, абсолютно необходимый для познания физических процессов.

⁴⁰⁶ Эволюция от второго кватерниона к четвертому иллюстрирует изменения в картине мира человека, происходившие на протяжении второго тысячелетия. Ряд завершается понятием rotundum, или ротации, в противоположность статическому свойству кватерности, которое, как мы уже говорили, обладает первостепенным значением для восприятия реальности. Сопряженный с данным развитием подъем научного материализма представляется, с одной стороны, логическим следствием, а с другой – обожествлением материи. Последний аспект психологически основан на том факте, что rotundum совпадает с архетипом Антропоса.

⁴⁰⁷ На этом замыкается кольцо уробороса, этого символа opus circulare Природы и «Искусства».