Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
[Для современных неврозов типично, что люди страдают в одиночку. Чтобы излечить эти современные неврозы, необходимы дополнительные шаги помимо классического психоанализа. Последняя глава посвящена этим методам.]
В первую очередь, я считаю, нужно изменить собственные действия, а не только анализировать и осознавать себя. Если лишь осознавать себя, не совершая одновременно шагов, являющихся следствием этого нового осознания, то оно останется неэффективным. Можно анализировать себя и знать о себе все на протяжении многих лет, однако это будет неэффективным, если останется стерильным, если одновременно не сопровождать это переменами в практике собственной жизни. Эти перемены могут быть небольшими, но нельзя продвигаться по этому пути, как предлагают некоторые левацкие философы, говоря: вот придет революция, и тогда люди станут лучше. Так говорит Маркузе, но до революции любая попытка стать лучшим человеком ведет только к реакции. Это, на мой взгляд, конечно, полная чепуха: наступит революция, а люди не переменились; революция просто повторит все те несчастья, которые происходили до того. Революцию совершат люди, не имеющие представления о том, какой может быть лучшая человеческая жизнь.
Перемены, которые человек производит в себе, – вещь очень тонкая. Надо постараться не наломать дров, но и не следует быть слишком осторожным. Я думаю, очень важная задача при анализе постоянно учитывать, как пациент стимулирует себя и поощряет новые открытия благодаря испытываемым чувствам. Нужно следить за ощущениями пациента и особенно за сопротивлением, с которым он сталкивается, совершая новый шаг. В противном случае он остается в каком-то нереальном положении, несмотря на все субъективные ощущения. Каковы эти изменения, полностью зависит от ситуации. Психоанализ подвергается большой опасности из-за того, что на него возлагается слишком много надежд. Считается, что изменения происходят после того, как анализ завершен. Я же считаю, что изменения должны происходить уже в процессе психоанализа. Однако следует иметь в виду, что перемены не должны быть нереалистичными и не должны превышать возможности человека в данный момент. Это, конечно, очень серьезная и трудная проблема.
Второе, что следует иметь в виду, – необходимость положить конец чрезмерному интересу к себе. Здесь психоанализ тоже подстерегает большая опасность. Люди, интересующиеся только собой, находят себе чрезвычайно просторное поле для того, чтобы практиковать нарциссизм. В мире нет ничего важного, кроме их проблем. Посмотрите на женщину, историю болезни которой нам сегодня представили (Кристиану). Что ее интересует? На самом деле ничего, кроме ее страданий, ее мужа, ее родителей и ее дочери. Однако это образованная женщина, которой повезло родиться в то время, когда для нее открыты все богатства человеческой культуры – книги, музыка, живопись. Милостью Господней вы можете читать все самые прекрасные книги, когда-либо написанные в мире, вы можете слушать всю музыку – выбор огромен; вы можете гулять, можете даже путешествовать. И вот перед вами индивид, которого не интересует ничего, кроме его проблем.
Интересоваться только собственными проблемами – это не путь к выздоровлению или к тому, чтобы стать полностью человеком. Человек не может быть сильным, радостным и независимым, если его единственный интерес – он сам. Нужно стоять обеими ногами на земле, но земля не должна быть иглой, потому что на игле могут танцевать только ангелы, если верить средневековым рассуждениям. Но человек на ней стоять не может. Человек может жить, опираясь ногами о землю, если земля широка и богата и если человек связан с окружающим миром продуктивно и заинтересованно.
«Заинтересованно» – бедное слово. На самом деле в современном английском языке нет слова для выражения этого вида отношений. «Заинтересованно» было бы хорошим словом: оно происходит от inter-esse – «быть в них», «быть внутри», но «интерес» сегодня стал почти противоположностью этому. Если кто-то говорит «я в этом заинтересован», на самом деле он имеет в виду «мне от этого скучно». «Очень интересно» – так говорят о книге или идее, но на самом деле это означает «мне безразлично». Это просто вежливый способ высказать безразличное отношение. […]
Опасность, которая должна быть устранена при помощи анализа или без него, состоит в том, что индивид остается сосредоточенным на собственных проблемах и отделенным от мира, другими словами, от того, что его окружает – людей, идей, природы.
Как можно обогатить свою жизнь? Страдания, испытываемые многими людьми, в большой степени порождаются не тем фактом, что они больны, а их отстраненностью от всего, что интересно, что воодушевляет, что есть прекрасного в жизни. Они беспокоятся о своих проблемах, грехах, ошибках, симптомах – Бог знает о чем, в то время как они могли бы наслаждаться жизнью самыми разными способами. Обычно они говорят: «Но я слишком угнетен, чтобы делать это». Ну, отчасти это верно, но тут не весь ответ. Они не делают даже попытки или достаточного усилия, чтобы обогатить свою жизнь, потому что думают, будто лучший способ исцелиться – полностью сосредоточиться на собственных проблемах.
Но это не лучший, а худший способ.
Сосредоточенность на своих проблемах может и должна идти об руку с постоянным увеличением и интенсификацией интереса к жизни. Этим интересом может быть искусство и многое другое, но я думаю, что им должны быть идеи. Я не стал бы полагать, что таково всего лишь интеллектуальное времяпрепровождение; в этом вопросе я всегда расходился во мнениях с Александром Сазерлендом Ниллом из Саммерхилла: он придает слишком мало значения формированию разума. Я не слишком высокого мнения о чисто интеллектуальном формировании разума, предпочитая его обогащение. Вопрос очень конкретен: что человек читает? Я сказал бы, что человек должен читать значимые книги, и читать их серьезно. У меня складывается впечатление, что современный метод чтения направляется идеей, согласно которой не следует прилагать слишком много усилий; чтение должно быть легким, оно должно быть быстрым, оно должно немедленно доставлять удовольствие.
Все это, конечно, иллюзии. Ничто, имеющее цену, не может быть сделано или изучено без усилий и даже без некоторого жертвоприношения, без дисциплины. Само представление о возможности научиться играть на музыкальном инструменте или еще чему-то за восемь легких уроков есть просто уловка, чтобы извлечь деньги из карманов простаков. Это полная чепуха, но таков дух, пронизывающий, как мне кажется, все население; несмотря на тот факт, что публикуется так много книг, книги, серьезно прочитанные, оставившие след, меняющие жизнь человека, сегодня большая редкость. Так что остается большой вопрос: как человек читает и что он читает?
В связи с чтением первостепенное значение имеет, конечно, то, что индивид начинает формировать собственные убеждения, обретать ценности, определять направление, в котором он желает продвигать свою жизнь. Если он этого не делает, ему приходится блуждать. Мне представляется, что бесполезно читать о традициях, потому что их нужно открыть для себя самому. Очень глупо и невежественно объединять величайшие умы мира в одном человеке – это просто показывает, что человек несерьезен, что он не стремится открыть величайшие истины, новые и волнующие. И все же большинство лишено ощущения острого возбуждения, которое приносит открытие, поиск нового. Однако если индивид со временем не приходит к концепции жизни, направления, ценностей, убеждений, которые не вкладываются в него другими, а являются результатом собственного опыта, а также могут быть почерпнуты из активного, продуктивного, критического чтения всего, что содержится в трудах великих учителей человеческого разума, тогда я не верю, что ему удастся когда-либо обрести чувство уверенности, надежности, обрести себя самого.
Эта идея сегодня не в фаворе, поскольку выглядит догматической и авторитарной, а люди желают все решать для себя сами. В действительности это варварство – отказываться учиться на великих открытиях, сделанных человечеством. Таково мое мнение. Однако человек лишает себя этого во имя независимости, во имя отказа от авторитетов, отвергает насыщение, утоление жажды, солнечный свет – все то, в чем нуждается человеческий разум, чтобы развиваться. Человек может быть вегетарианцем, когда это касается материальной пищи, но если он становится вегетарианцем в том, что касается пищи умственной и духовной, и отказывается от всего накопленного человечеством богатства, тогда воистину ум его значительно высыхает.
Другим важнейшим моментом, по моему мнению, является умение мыслить критически. Критическое мышление – единственное оружие, которое имеет человек против опасностей жизни. Если я не мыслю критически, тогда я, несомненно, подвержен всем распространяемым влияниям, всем убеждениям, всем ошибочным мнениям, всякой лжи, которыми меня пичкают с рождения. Человек не может быть свободен, не может быть самим собой, не может обрести себя самого, если не способен мыслить критически и – если угодно – цинично.
Критическое мышление означает свойственное детям осознание: дети гораздо более критичны, чем взрослые. Когда ребенок слышит, как мать говорит миссис Х.: «Ах, как приятно вас видеть», – и мило болтает с ней, а потом после ухода миссис Х. говорит мужу: «Ох, слава богу, наконец она ушла», – ребенок замечает несоответствие и, возможно, осмеливается задать вопрос, но затем критическое мышление шаг за шагом из него вымещается. Мать или лжет, или сердится, грустит или говорит: «Ты этого не понимаешь», – и критическое мышление ребенка медленно удушается до тех пор, пока критических мыслей уже не возникает.
Критическое мышление – специфическая человеческая способность. Мыслить манипулятивно, то есть думать о том, как это получить, что нужно сделать, чтобы это получить, хорошо получается и у шимпанзе. Шимпанзе – животные – обладают превосходным манипулятивным мышлением. В экспериментах шимпанзе разгадывали головоломки, которых ни я, ни многие другие люди разгадать не могли – настолько они сложны. С чисто биологической точки зрения чем ближе я к реальности, тем в большей мере я способен прожить свою жизнь адекватно. Чем менее я близок к реальности, чем больше у меня иллюзий, тем менее я способен управлять своей жизнью адекватно.
Маркс однажды сказал фразу, которая также могла бы стать девизом психоанализа: «Требование отказаться от иллюзий по поводу своего состояния есть требование отказаться от состояния, которое нуждается в иллюзиях» (K. Marx, MEGA I, 1,1, pp. 607–608). Другими словами, не избавляясь от иллюзий, человек сохраняет нездоровые обстоятельства, которые могут продолжать существовать, потому что человек создал себе эти иллюзии.
Критическое мышление – не хобби, критическое мышление – дар. Критическое мышление – это не нечто, что вы применяете, как философ, а будучи философом, мыслите критически; оказавшись же в домашней обстановке, вы от критического мышления отказываетесь, снимаете его с себя. Критическое мышление – качество, способность, подход к миру и ко всему в мире; критическое мышление ни в коем случае не есть враждебное, негативистское, нигилистическое; напротив, критическое мышление служит жизни, служит устранению парализующих нас индивидуально и социально препятствий.
Требуется мужество, чтобы жить в мире, в котором критическое мышление не поощряется. Однако не следует и переоценивать мужество, которое для этого требуется. Я не говорю здесь о критических высказываниях или критических поступках. Критическое мышление возможно даже для человека под властью диктатора: если он не желает рисковать жизнью, он может не высказываться критически, но должен критически мыслить. Тем не менее он будет чувствовать себя много, много счастливее и свободнее, чем пленник системы мыслей, в которую он сам не верит. Можно написать многие тома о связи критического мышления и психического здоровья, неврозов, счастья. Если философы в целом больше говорили ad personam, то есть о том, что философия значит в жизни, то, несомненно, критическое мышление, философия окажутся полем огромной личной значимости. Рассматриваете ли вы учение Сократа, Канта или Спинозы, главное, чему они учат, – критическое мышление.
Я хочу упомянуть еще три момента, которые служат очень важными добавлениями к классическим психоаналитическим методам лечения современных неврозов характера. Первый метод – знать себя и осознавать собственное бессознательное. Сами по себе эти слова не значат абсолютно ничего, когда употребляются в чисто интеллектуальном смысле. Сегодня это так легко: осознать себя; сознание, бессознательное – это теперь лозунги. Даже мелкий грязный бизнес употребляет дельфийское «познай себя». Так что эти слова сами по себе стали чисто теоретическими мозговыми концептами.
Если серьезно задуматься о том, что эти слова значат, все это оживает. На самом деле это то же самое, что бывает, когда вы видите картину. Если вы стоите перед картиной Рембрандта – я упоминаю его, потому что он один из моих любимых художников, – вы можете посмотреть на одну и ту же картину сто раз, и каждый раз она будет новой, она покажет вам жизнь, и вы сами оживите картину. Однако вы можете пройти мимо, заметив: «Ах, Рембрандт… Человек в шлеме» – и двинуться к следующей картине. Вы видели произведение Рембрандта, да, но вы его не видели.
То же верно и для личных взаимоотношений. Кто на самом деле видит другого человека? Почти никто. Мы довольны и счастливы видеть и показывать только свою поверхность. Поэтому-то наше общение бедно, оно прикрывается чем-то вроде приятельства и дружелюбия – улыбками, улыбками, улыбками.
Следующий вопрос таков: что значит знать себя? Знать себя – это не только осознавать свои поступки, но и осознать существование бессознательного, того, что мы не знаем. В определенном смысле огромное открытие Фрейда – продемонстрировать это эксплицитно, возможно более эксплицитно, чем когда-либо, и тем самым существенно расширить область познания себя. Сто лет назад «знать себя» означало, по сути, знать все, что нам известно о себе. Сегодня это означает знать себя настолько, насколько мы осознаем себя и насколько мы не осознаем себя; другими словами – вывести на поверхность огромный сектор собственной психической жизни, а именно, тот сектор, который действует отдельно от нашего обычного осознанного мышления, тот сектор, который выходит на сцену ночью, когда мы видим сны, или при психозе, когда мы галлюцинируем.
Можно также описать это иначе. Знать себя в этом новом измерении, в этом третьем измерении нашей бессознательной жизни означает быть свободным, означает пробудиться. Факт заключается в том, что большинство из нас наполовину спят, в то время как мы считаем себя бодрствующими. На самом деле мы бодрствуем лишь в той мере, чтобы поддерживать свою жизнедеятельность; вот только в этой мере мы и бодрствуем. Однако для задачи быть собой, задачи выйти за пределы животного функционирования, задачи ощущения самости, для задачи выхода за пределы делания – состояния кормящей и размножающейся машины – для этой задачи нам требуется другой инсайт, не тот, которым мы обладаем в состоянии полупробуждения. Вспомнив, кого Будда называет «пробужденным», вы получите символическое выражение того, что я пытаюсь сказать. Личность, действительно осознающая себя, проникшая через поверхность к корням своего существования, – пробужденная.
Я смотрю вокруг себя и с удивлением наблюдаю, что большинство людей пребывают в каком-то полусонном состоянии. Никто ничего не знает, никто не знает, что хочет делать и каковы будут последствия их действий, если они что-то сделают. Люди, имея дело с проблемами своего человеческого существования, невежественны. Они хорошо разбираются в том, что касается их бизнеса – тут они знают, что делать, как манипулировать другими людьми и контролировать самих себя. Однако, когда возникает вопрос, как жить, они бодрствуют лишь наполовину или даже меньше.
Я хотел бы передать впечатление бодрствования, которое имею на основании собственного опыта и которое рождает интерес к себе и к другим. Это требует времени. Нужно осознать такое состояние полупробуждения у тех, кто думает, что бодрствует полностью. Парадокс заключается в том, что на самом деле мы более пробуждены во сне, чем во время бодрствования. Когда мы спим или когда мы безумны, по крайней мере на некоторых этапах безумия, тогда мы воистину ясно осознаем себя как субъекта, как чувствующую личность, как человека; это осознание остается отдельным от внешней жизни. Оно существует только в темноте или, биологически говоря, до тех пор, пока организм свободен от функции манипулирования миром, защиты себя или поиска пищи.
Однако как только мы просыпаемся, мы засыпаем. Тогда мы теряем весь инсайт, всю пробужденность ради более тонких процессов чувствования, познания, – и засыпаем для всего остального; таков наш способ жить. Так стоит ли удивляться, что люди так мало понимают свою жизнь? Что они так несчастны посреди изобилия? Что люди, имеющие все необходимое для получения от жизни всего самого лучшего, что она может дать, блуждают, несчастны, не удовлетворены, разочарованы и под конец жизни испытывают горечь и печаль оттого, что жили, но никогда не чувствовали себя живыми по-настоящему. Что бодрствовали, но так и не пробудились. Вот что значит осознавать себя.
Чтобы осознать свое бессознательное, нет надобности подвергаться психоанализу. Требуется только некоторый интерес и определенная смелость. Например, нужно иметь смелость осознать: «Я много лет считал, что этот человек мне нравится, считал его порядочным и вдруг понял, что это совсем не так. Он никогда мне не нравился. Я всегда знал, что он непорядочен».
Как ни странно, но мы также знаем, что́ подавляем. На самом деле для этого знания не существует слова – для осознания того, что мы подавили. Это не «предсознание» в смысле Фрейда, конечно, потому что предсознание – это нечто близкое к сознанию. Но подавленное и не то, что полностью отделено от нашей системы. Конечно, оно часто защищено тем, что именуется сопротивлением, но, как ни странно, часто бывает, что человек испытывает инсайт и неожиданно понимает: «Но я всегда это знал, всю свою жизнь. На самом деле тут нет ничего нового. Я знал это и в то же время не знал».
Существует феномен осознания, которое не является ни сознательным, ни полностью бессознательным в смысле классического подавления. Этот феномен имеет даже определенные последствия для психоаналитической техники. Многое говорится о сопротивлении пациента. Это совершенно оправданно, сопротивление как защита от чего-то, что мы боимся осознать, очень сильно. Однако очень часто, если аналитик, например, откровенно сообщает пациенту о чем-то, что он видит: «Вот что я вижу; я не могу доказать этого вам, но я это слышу», – пациент отвечает на это: «О, вы правы, я этого никогда не знал, но я и знал это тоже». Если то же самое выражается кем-то другим сильно, ясно и достаточно правдиво, не в фантастических или чрезмерно теоретических терминах, человек может сказать: «О, боже, да, это я, это верно, это правда».
Как часто такое случается, зависит от глубины сопротивления. Если сопротивление массивно, это не поможет. В тех же случаях, когда сопротивление не массивно и где крепость защищена лишь слегка, нечто бессознательное, осознание этого, чувствование может немедленно выйти на поверхность, в то время как может потребоваться гораздо больше времени для преодоления сопротивления, если аналитик не может прямо констатировать: «Послушайте, вот что я вижу». От умения аналитика зависит понимание того, когда он может, а когда не может этого сделать. В некоторых случаях разницы нет, потому что, если сопротивление особенно велико, пациент ответит: «Что ж, то, что вы говорите, достаточно ясно» – и тут ничего не поделаешь. В некоторых случаях это может быть опасно, потому что, несмотря на тот факт, что пациент говорит: «Нет, это все чепуха», – в его бессознательном есть нечто, реагирующее на слова аналитика не просто как на «Это чепуха», и на следующий день или часом позже пациент испытает жестокую депрессию, потому что не сможет вынести неожиданной правды. Если это содержание так подавлено, почему пациент так реагирует? Что-то в нем все же услышало сказанное.
Слишком удобно для нас лично всегда думать: «Если я этого не осознаю, значит, это подавлено, а раз это подавлено, может быть, мне следует в течение года ходить к психоаналитику, а если я не могу или не хочу этого делать, нужно не обращать внимания». Но все не так просто. Если я действительно натренировался быть восприимчивым, я могу открыть нечто даже без помощи психоаналитика; просто в один прекрасный день я вдруг приду к пониманию: «А ведь все совсем не так, как я думал».
Восприимчивость, необходимая для осознания собственного бессознательного, нам известна: если, например, мы управляем автомобилем, мы чрезвычайно восприимчивы к шуму двигателя, хотя и не думаем о нем. Мы замечаем самый легкий звук, малейшее изменение тона. Мы можем думать о чем-то совершенно другом, полностью сосредоточиться на дороге – но если произойдет малейшее изменение в тоне звука, мы немедленно это осознаем.
Другим способом излечения современных неврозов характера является осознание своего тела. Под этим я понимаю то, что иногда называют восприимчивостью. Я говорю о телесном осознании, которым не обладают большинство людей, потому что они чувствуют свое тело, только когда испытывают боль. Однако мы не чувствуем своего тела, когда боли нет. Чувствуют очень немногие. Чтобы осознать свое тело, нужно чувствовать не только свое дыхание, но тело в целом – свою осанку или когда тело сводит судорогой. Это весьма важный вклад в осознание собственного разума. Я очень рекомендую это любому как важнейшее дополнение анализа ума, происходящего при психоанализе.
Осознание своего тела и реконструкция телесного опыта, достижение большего осознания благодаря большей гармонии и освобождению тела имеет огромную важность. Я на протяжении ряда лет пользовался методом Эльзы Гиндлер, а теперь уже несколько лет изучаю тай-ци – требующий очень больших усилий и дающий релаксацию набор движений, которые принесли мне много пользы. В некоторых случаях определенные типы массажа, использовавшиеся Георгом Гроддеком и Вильгельмом Райхом, могут также дать очень хороший результат.
Если человек в самом деле узнает, как освободить себя изнутри, он также будет знать, что такое свободная осанка. Хорошо видно различие между подавленным, внутренне скованным индивидом и им же после того, как он телесно расслабился, – он избавляется от значительной доли своего подавления. Это можно видеть по положению тела, по жестам, даже если человек не тренирован в методе телесной восприимчивости. Дело не только в том, что осознание оказывает действие на внутреннее расслабление, на внутреннюю уверенность в себе; это срабатывает в обоих направлениях. Внутреннее высвобождение в равной степени ведет к физическому, телесному расслаблению.
Очень важно не забывать, что одной телесной релаксации недостаточно. Я знавал многих людей, которые очень многого достигли в смысле полной телесной гармонии, но в плане глубокого постижения проблем собственной идентичности, чувства самости, глубины и реальности отношений с другими людьми преуспели куда меньше. Так что я все же придавал бы первостепенное значение осознанию себя в психоаналитическом смысле, чему очень помогает любой метод, одновременно ведущий к большей гармонии духа и релаксации тела.
Я могу оценить внутреннее состояние своего ума, наблюдая за собственной осанкой. Они меняются согласованно: если я чувствую себя неважно, моя осанка говорит об усталости, я горблюсь, а если я внутренне хорошо себя чувствую, осанка будет другой (а я ни в коем случае не являюсь примером для других по части осанки). Тело, конечно, выражает все, что с человеком происходит: это касается осанки, того, как человек сидит, того, как он ходит. Можно узнать человека, видя его со спины; часто легче узнать человека по его походке, чем по лицу, потому что походка менее всего подчиняется намерениям и есть в наименьшей мере осознанное движение, а потому наиболее честное. То же верно и для жестов. Конечно, есть люди, заучивающие жесты, как плохой актер, но вы практически всегда с легкостью разгадаете фальшь в жестикуляции.
То же самое, кстати, можно сказать о почерке. Действительно, иногда встречаешь почерк, который так красив, так искусен, так выразителен, что говоришь: «Что за прекрасный почерк!» Однако очень часто хороший графолог скажет вам, что этот почерк полностью искусственный, что человек научился так писать, чтобы производить впечатление художественно одаренного, образованного, замечательного человека. Такому можно научиться, это вполне выполнимая задача. Хороший графолог заметит разницу между искусственным почерком и естественным. Иногда можно обнаружить это, не будучи графологом: человек пишет старательно, стремясь к красоте написанного, но, оказавшись в чрезвычайных обстоятельствах, в спешке пишет так, что вы воскликнете: «Боже, это же совсем другой почерк!» – потому что в этот момент человек не имел времени на каллиграфию.
Каждое телесное выражение, даже самое тонкое, есть немедленное выражение нашей души. Доктор Ротсчайлд, один из самых талантливых психиатров, теперь практикующий как психоаналитик в Иерусалиме, мог, когда был много моложе, с помощью анализа определить характер индивида, глядя на подметки его обуви. Он мог бы по виду износа определить, как этот человек ходит – ему даже не нужно было видеть идущего, – и на этом основании сказать, что человек собой представляет. При наличии определенных способностей в этой области мы все могли бы развить в себе понимание значения жеста, осанки, походки. Потом можно перейти к более трудным вопросам: значению всего тела, физического функционирования человека для понимания того, кем человек является. Не только наши внешние проявления выражают нашу внутреннюю жизнь, но и телосложение символизирует кое-что из того, что мы собой представляем. Однако это очень трудная проблема; она все еще очень мало изучена, хотя, например, типологии Кречмера и Шелдона очень ясно показывают связь между физическим строением и маниакально-депрессивными или шизоидными наклонностями.
Еще один метод – упражнения по сосредоточению и медитации как нечто, выполняемое регулярно и с величайшей дисциплиной. Для этого следует на время выключиться из жизни, где на человека постоянно действуют тысячи и тысячи впечатлений и стимулов; следует остаться наедине с собой, в спокойном состоянии и в тишине. В наше время подобная сосредоточенность почти недостижима. Люди отвлекаются. Вы слушаете радио и одновременно разговариваете, вы одновременно занимаетесь тремя делами. Даже если вы прислушиваетесь к разговору, это часто лишено главного качества – сосредоточенности.
Сосредоточенность на всем, что человек делает, есть, конечно, условие любого достижения, в любой области. Нет сомнения в том, что любое достижение – быть ли хорошим плотником, хорошим поваром, хорошим философом, хорошим врачом, вообще просто быть по-настоящему живым – полностью зависит от способности по-настоящему сосредоточиться. «По-настоящему сосредоточиться» означает, что в этот момент ничто не занимает ваш ум, кроме того, чем вы заняты, и что вы почти забываете обо всем остальном. Это также суть разговора с другим человеком о том, что заслуживает обсуждения. В этот момент двое разговаривающих сосредоточены на том, о чем разговаривают, и друг на друге.
Природа в определенном смысле дает пример: сексуальный акт невозможен без минимальной сосредоточенности. Если люди думают о других вещах – к примеру, о биржевом курсе, – им просто не удастся сексуальная близость, потому что человеческая природа требует определенной сосредоточенности для успешного функционирования. Однако это, так сказать, всего лишь намек, который нам дает природа. Большинство людей не понимают намека; в своих отношениях они не сосредоточены.
Возьмем для примера простую вещь: американскую привычку приглашать не одного-двоих человек, а по крайней мере четверых или шестерых. Они так поступают, потому что боятся остаться наедине из-за возникающей близости или возможной сосредоточенности, которой это потребует. В присутствии шестерых людей настоящей сосредоточенности не возникает – разговор похож на большой цирк с тремя аренами. Если вас десять человек, тогда, конечно, сосредоточенность отсутствует полностью. Если же два человека разговаривают друг с другом, даже если они говорят мало или о чем-то совсем простом, при настоящем общении в этот момент нет ничего более важного, чем то, что они говорят друг другу. Если же этого нет, ничего не происходит.
Для начала упражнений по сосредоточенности проще всего просто сесть, закрыть глаза и постараться не думать ни о чем, а просто чувствовать собственное дыхание. Как только вы подумаете о своем дыхании, вы не будете его чувствовать; другими словами, ваше тело не осознает дыхания. Как только вы начинаете думать, вы больше не осознаете своего дыхания, потому что тогда думаете о нем. Это верно для практически всех ощущений. Как только вы подумаете о них, вы перестанете ощущать.
Приведу простой пример, чтобы проиллюстрировать различие между тем, чтобы думать и чтобы ощущать. Балерина помнит движения танца; она не помнит их головой. Их помнит тело балерины, ее память – в теле. Конечно, память все еще в мозгу, но следующее движение – не то, о чем думает балерина; в действительности при сложном танце если балерина начнет думать о том, какое движение следующее, она пропала. Ее тело осознает движение и прекрасно его помнит. То же верно и для музыки: вы не думаете о следующей ноте, вы ее слышите; ваша память здесь, но она не в мысли. Очевидно, это и значит ощущать, но люди часто забывают очевидные вещи.
Когда вы попытаетесь сидеть и ни о чем не думать, вы обнаружите, что это трудно, очень трудно. Вы обнаружите, что вам на ум приходят многие вещи. Вы будете думать о книгах, обо всем на свете. Это значит, что вы не сосредоточились, потому что вас привлекают – и отвлекают – многие вещи. Вы сможете увидеть, какие мысли вам приходят и что действительно вас занимает. Это прекрасный опыт самоанализа. Потом вы подумаете о своей работе, о том, чем вы заняты. Вы обнаружите, что на ум вам приходят вещи, важные для вас в каком-то смысле, не напрямую, а опосредствованно.
Вы должны анализировать все, что бы ни пришло вам на ум. Умение сосредоточиваться – вопрос практики. Вы сидите и – скажем – смотрите на цветы. Вы сидите пять минут, десять минут и не делаете ничего, кроме как смотрите на цветы. Когда вам приходит мысль, вы не волнуетесь и не расстраиваетесь: «О, Боже, у меня ничего не получается!» – вы говорите себе: «Ладно, это вполне естественно, что у меня появляются какие-то мысли». Когда вы будете практиковать это неделю, четыре недели, четыре года, вы наконец научитесь сосредотачиваться.
Чтобы научиться практике сосредоточения, я рекомендовал бы вам книгу, которую считаю очень полезной: «Сердце буддийской медитации»; она о буддийском осознании и буддийской медитации; ее написал Ньянапоника Махатера, с которым я хорошо знаком. Он – буддийский монах, по происхождению немец. Живет на Шри-Ланке, очень ученый человек, сочетающий буддизм с традицией немецкой мысли. Он перевел многие тексты с языков пали и санскрит. Ньянапоника – очень интересный человек, многого достигший в собственной жизни. Очень живой, очень стимулирующий человек; и у него точно не бывает моментов, когда он не чувствовал бы себя по-настоящему живым. Его «Сердце буддийской медитации» – превосходное описание на основе буддийских текстов буддийской медитации, опирающейся на глубинное мышление. Глубинное мышление означает осознание: я полностью осознаю каждый момент, мое тело, включая осанку, все, что происходит в моем теле, и я полностью осознаю свои мысли, я полностью сосредоточен – именно это и есть полное осознание.
Открытие Фрейдом концепции нарциссизма было одним из величайших открытий, хотя объяснение его в терминах представлений Фрейда о теории либидо в значительной степени сузило его. В соответствии со взглядами Фрейда следовало говорить о первичном нарциссизме, когда все либидо сосредоточивается в пределах эго, а позднее – ид; затем нарциссизм обращается на объект. Если потом нарциссизм возвращается в эго или ид, говорится о вторичном нарциссизме. Такие взгляды Фрейда очень механистичны, как и вся теория либидо. Если освободить концепцию нарциссизма, как и некоторые другие концепции Фрейда, от концепции либидо и рассматривать либидо, как это сделал Юнг, в более широком смысле психической энергии, тогда оказывается, что нарциссизм – одна из наиболее важных концепций, открытых Фрейдом.
В соответствии с моим пониманием нарциссизма, нарциссическая личность – это личность, для которой реальность – только то, что происходит субъективно. Собственные мысли и собственные чувства реальны; только они и представляют реальность. Таким образом, младенец чрезвычайно нарциссичен, потому что для него еще нет реальности вовне. Страдающий психозом пациент чрезвычайно нарциссичен, потому что его единственная реальность состоит из его внутренних ощущений. Большинство из нас более или менее нарциссичны; другими словами, склонны принимать за реальность только то, что внутри нас самих, а не то, что относится к другому человеку. Я считаю, что для понимания человека и тем самым для понимания себя понимание нарциссизма одна из самых важных вещей; ему на самом деле не уделялось внимания даже в ортодоксальном психоанализе.
Я должен несколько яснее описать здесь, что собой представляет нарциссизм в терминах нашего опыта. Скажем, вы написали статью в журнал или еще только пишете; вы читаете первые две страницы рукописи и находите, что это замечательно и безумно интересно. Вы показываете эти страницы своему другу, но он почему-то не считает ваше творение величайшим достижением столетия. Вы чувствуете себя глубоко оскорбленным, но, перечитав рукопись снова на следующий день, вдруг понимаете: «Да это же бессмыслица, чепуха, плохо построено, неясно». Объяснение этому заключается в том, что в процессе написания текста вы находились в нарциссическом настроении. Нарциссическое настроение в данном контексте означает, что все, относящееся ко мне – моя мысль, мои чувства, мое тело, мои интересы, – все это реально, а остальной мир, со мной не связанный, нереален, лишен цвета, сер, не имеет веса. Я произвожу два совершенно разных измерения. То, которое мое, возвращается ко мне, это мое мнение, оно написано большими буквами, имеет цвет, полно жизни. Я чувствую, что сказанное мной – истина, мне не нужны доказательства. Я влюблен в себя, другими словами, влюблен в свою работу, в свои мысли. То, что вовне, не производит впечатления, это я едва ли чувствую.
Следующий пример встречается весьма часто и в то же время является хорошей иллюстрацией других аспектов нарциссизма. Возьмем для примера человека, который женат и склонен ко многим интрижкам. Он ожидает, что его жена восхитится, когда он придет и расскажет о своих великолепных победах. Он приходит к психоаналитику и говорит: «Видите ли, она меня не любит, потому что вместо того, чтобы быть счастливой от моих побед и интересоваться моими делами и тем, как много девушек в меня влюблены, она не проявляет к этому никакого интереса». Абсурдные доводы этого человека показывают, что он способен ощущать только себя, только то, что происходит с ним; иначе говоря, он очень счастлив, потому что получает то, в чем нуждается, но совершенно не способен увидеть реальность с точки зрения своей жены и понять, что она не так уж счастлива. Если бы она сидела, слушала его рассказы и наслаждалась ими, она страдала бы неврозом, потому что вела бы себя как мать и смотрела на мужа как на маленького мальчика, рассказывающего о своих приключениях – сколько матчей он выиграл в футбол.
Нарциссическая личность живет тем, что кормит свой нарциссизм. Нарциссическая личность ужасно неуверенна в себе, потому что все ее чувства не имеют основы, не основываются на реальности. Человек что-то утверждает, но это утверждение не реализуется, оно не подкреплено мыслью, глубокомыслием, работой, соприкосновением с материалом, – человек просто что-то сказал. Это его утверждение, и, поскольку это его утверждение, оно истинно. Однако человек испытывает величайшую нужду в подтверждении своего нарциссизма, потому что в противном случае он начинает сомневаться во всем. Кто он тогда? Если утверждение нарциссического индивида истинно, потому что это его утверждение, он не может отступить и сказать: «Ну, в следующий раз мне удастся лучше». Вот пример. Человек что-то сказал на вечеринке; возможно, он очень умен, им всегда восхищались. Потом он сказал что-то довольно глупое или сделал ошибку, и это заметили. Может быть, все не так плохо, но человек впадает в глубокую депрессию. Его доспехи пробиты, потому что он потерял веру в совершенство всего, что он делает. Поскольку все его существование, вся его безопасность коренятся только в этом личном убеждении, встретившись с кем-то, кто его критикует, или с разочарованием, он ощущает это как нападение на себя. Тогда вся система его веры в себя, самовозвеличивания разрушается, и человек испытывает депрессию или ярость.
Ничто не вызывает такой ярости, как ущемление нарциссизма у нарциссического индивида. Он простит любой другой ущерб, но никогда – урон своему нарциссизму; это всегда следует помнить. Вы можете сделать такому человеку почти что угодно, но если вы заденете его нарциссизм, последует взрыв ярости (покажет он это или нет) и стремление отомстить, потому что это почти равнозначно его убийству.
Нарциссические личности часто очень привлекательны, потому что весьма уверены в себе. Они источают самонадеянность. Нарциссический мужчина привлекателен, и вот в него влюбляется девушка; она восхищается им, потому что он так уверен в себе – никто в этом с ним не сравнится. Если индивид не слишком нарциссичен, он не может быть абсолютно уверен в себе, да и ни в чем вообще. Через несколько месяцев девушка находит, что возлюбленный в чем-то не прав, и критикует его. К этому моменту единственной причиной его любви к данной девушке является то, что она восхищалась им больше других девушек. На этом и основывался выбор в условиях соперничества в обожании: избранница обожала больше остальных, а теперь она все разрушила своей критикой. Для него это означает: «Она в меня не верит, она – опасность, она – угроза». С его стороны возможны разные реакции. Он может повести себя так враждебно, что она не осмелится снова его критиковать; он может ее оставить с обычной жалобой на то, что она его не понимает. Такая жалоба на непонимание – стандартна, особенно для нарциссических индивидов, считающих себя непонятыми.
Нарциссичные индивиды могут также страдать двойным психозом. Я помню двух пациенток, мать и дочь, которые обе были уверены, что они – единственные чистые, достойные, умеющие готовить женщины в целой стране, и постоянно говорили об этом. Любой скажет, что это безумие, потому что эта совершенно некритичная вера в собственное величие и непогрешимость есть проявление чистого нарциссизма. Когда человек говорит: «Моя страна – самая великая, мы лучше всех», – его называют патриотичным, лояльным, хорошим гражданином, и никто не говорит, что он безумен, потому что его взгляды разделяются всеми. Все желают чувствовать то же самое, а жители другой страны желают чувствовать то же самое в отношении своей страны. Когда представители этих стран сходятся, между ними возникает ужасная ненависть, потому что каждый должен сохранять коллективный нарциссизм: он разделяет с другими это восхитительное чувство собственного величия.
Коллективный нарциссизм – это нарциссизм бедного человека. Богатый, могущественный человек обладает достаточной реальностью, чтобы подкрепить свой нарциссизм деньгами, властью, теми элементами реальности, которые дают ему чувство силы. Бедный человек – и я имею в виду не просто бедняка, а среднего человека, – что у него есть? Он где-то работает по найму, он ничего не может сказать, он боится своих конкурентов, вся его жизнь – крысиные гонки; так на кого он может произвести впечатление? Возможно, на своего маленького сына, на свою собаку, но сын растет, а жена научилась заботиться о себе и без него. Однако когда он может принять участие в коллективном нарциссизме, когда он может чувствовать себя представителем своей нации, тогда он – самый великий, лучше любого другого человека. Таким образом, он позволяет себе эти нарциссические ощущения, и поскольку они распространяются на всю группу, между членами группы имеет место консенсус. На деле это объединяет людей и придает им силу, когда они совместно выражают свою веру в собственные необыкновенные качества. Это и называется национализмом, это и лежит в основе большинства войн.
Огромное количество коллективного нарциссизма может быть обнаружено в семейном нарциссизме. Представьте себе семьи, где мать семейства происходит из чуть более привилегированного слоя, на одну ступеньку выше по социальной лестнице, и поэтому считает свою семью лучше семьи мужа (или наоборот), а дети с рождения слышат, как великолепны Коганы или Смиты и как ничтожна другая сторона. А потом это распространяется на класс, потому что семья несет в себе одновременно чрезвычайный классовый нарциссизм. Вы не вступаете в брак с представителями другого класса, рационализируя это тем, что люди из разных социальных слоев хуже понимают друг друга. Однако есть доказательства, что это не так, потому что одно и то же происхождение приводит к отсутствию инициативы, отсутствию удовольствия и делает супругов вдвойне несчастными.
Тем не менее степень нарциссизма у людей очень различна. Вы можете встретить чрезвычайно нарциссичных людей, почти безумных, едва ли не сумасшедших. Страдающий психозом очень погружен в себя, потому что мир причинил ему такую боль и он так жаждет возобновить контакт, что уходит в себя. Однако он также гораздо более восприимчив по отношению к людям, чем не страдающий психозом нарциссичный индивид, который часто совсем не чувствителен из-за неспособности видеть, понимать, учитывать то, что происходит с другим человеком.
Глубоко нарциссичный индивид так уверен в себе, потому что его не касается, что имеет место на самом деле. Его уверенность зависит от того, что он думает, а то, что он думает – истинно. Вот пример феномена паранойи: скажем, у человека есть враг или просто человек, который, как ему кажется, его недолюбливает. Возможно, так и есть на самом деле. Наш индивид может даже временами побаиваться своего врага, потому что тот способен причинить ему вред. Но – в чем отличие реакции параноика? Он уверен, что другой планирует его убить, и эта уверенность неколебима, потому что свое субъективное ощущение враждебности другого человека он обратил для себя в факт. А раз это факт, он в него верит, поскольку его субъективное чувство, что другой враждебен, ничуть не хуже факта, и реальность в этой картине мира просто лишняя.
То же верно и для галлюцинаций: когда человек видит, скажем, свою мать, превратившуюся в льва. Это частый сюжет сновидений мужчин. Для сновидения это нормально, хотя, как говорил Фрейд, сон является транзиторным психозом, в котором мы не видим реальность такой, какова она есть; реальность составляет наш собственный субъективный опыт. Однако когда человек в ужасе говорит: «Моя мать – лев, она меня съест», – видит приближающегося льва и говорит: «Вот лев идет» – и считает это реальностью, тогда мы говорим, что он безумен. У него галлюцинация, а именно, его мать – лев, хотя в действительности единственное, что имеет место, – это его ужасный страх перед ней. Однако, поскольку его субъективный страх – то же, что и реальность, поскольку его чувства создают реальность, он может сказать, что видит в матери льва, – это подтверждает весь его сенсорный аппарат; то, что мы называем чувством реальности, полностью исчезло.
Понимание нарциссизма – один из ключей к пониманию иррациональных действий человека; иррациональные реакции в значительной степени основываются на феномене нарциссизма. Анализировать очень нарциссичного человека чрезвычайно трудно, потому что он относительно недоступен. Он будет говорить, что аналитик туп, враждебен, завистлив – что угодно, лишь бы не потерять ощущение собственного величия: для него жизненно важно поддерживать свои представления. С таким пациентом психоаналитик должен продвигаться очень осторожно, очень медленно.
Степень нарциссизма у людей очень различна. Вы можете встретить чрезвычайно нарциссичных людей, почти безумных, едва ли не сумасшедших. И тем не менее среди тех, кто не безумен, за исключением чрезвычайно нарциссичных индивидов, встречаются люди, нарциссизм которых ненамного меньше; такие люди путем самонаблюдения, сравнения и наблюдения за окружающими могут сами определить собственный нарциссизм. Говорить о нарциссизме в теоретическом плане, не оценив свой собственный нарциссизм или ясно не увидев его в другом человеке (а не просто наклеив ярлык), бессмысленно: это все равно что говорить об обратной стороне луны.
Нарциссизм – определяющая проблема человеческого развития. Можно суммировать все учения, буддизм, иудейских пророков, христианство, все их гуманистические положения, – и окажется, что все они направлены на преодоление нарциссизма. В этом начало всей любви, всего братства, потому что нарциссизм отчуждает людей друг от друга. Нарциссизм путают с любовью к себе (и я написал об этой путанице целую главу в «Человеке для себя», 1947a, pp. 119–141). Философская традиция очень ясно говорит о том, что нарциссизм или эгоцентризм совершенно отличен от любви к себе, потому что любовь к себе есть любовь, а для любви безразлично, кто ее объект. Я и сам человеческое существо.
Человек должен относиться к себе уважительно, любовно. Эгоцентричный индивид на самом деле не любит себя; он алчен, а алчный человек в целом – человек неудовлетворенный. Алчность – всегда результат глубокой фрустрации. Удовлетворенный человек не алчен, касается ли это власти, или пищи, или чего-то еще. Алчность – всегда результат внутренней пустоты. Поэтому, например, люди в состоянии чрезвычайного волнения или депрессии начинают компульсивно, с одержимостью есть – они чувствуют пустоту внутри.
Одно из основных усилий человека, действительно желающего развиваться и расти, должно быть направлено на опознание своего нарциссизма. Вы опознаете его и медленно делаете шаг в нужном направлении, и если при этом ваше понимание увеличивается, это лучше всего. Однако опознать нарциссизм чрезвычайно трудно, потому что вы – свой собственный судья, вы верите в то, что думаете, и кто вас поправит? Кто покажет вам, что вы ошибаетесь? С собственной точки зрения вы этого не ощущаете, вы не видите себя со стороны.
То же происходит с репетирующим танцором. Важным моментом является то, что танцор субъективно не знает, насколько хорошо он репетирует. Поэтому-то приходится смотреть в зеркало: по субъективным ощущениям танцор не знает, сделал ли он красивое движение, был ли ритм правильным или слишком быстрым. Субъективно он не может определить нужного темпа. Это похоже на чувство скорости: если у нас нет точки отсчета, мы не знаем, насколько быстро мы движемся. В отношении нарциссизма точкой отсчета может стать другой человек: если сказать ему что-то, он ответит: «Послушайте, это полная чепуха» – и вы поверите, потому что у вас была такая же мысль или потому что это в ваших интересах. Люди обычно так не поступают, но психоаналитик может это сделать при условии, что имеет достаточный опыт с собственным нарциссизмом. Преодоление своего нарциссизма – работа всей жизни. О человеке, который изжил его полностью, можно сказать, что он – тот, кого христиане называют святым, буддисты – просветленным, а Майстер Экхарт – праведным. Однако не столь важно, как далеко человек продвинулся; важно, в каком направлении он идет.
В заключение хотел бы упомянуть самоанализ. Анализ успешно завершен, когда человек начинает анализировать себя ежедневно до конца жизни. В этом смысле самоанализ есть постоянное активное осознание себя на протяжении всей жизни: увеличивать осознание себя, своих бессознательных мотиваций, всего, что значимо для разума человека, его целей, противоречий, несоответствий. Я могу только сказать, что анализирую себя каждое утро в сочетании с упражнениями по сосредоточению и медитации – по полтора часа; жить без этого я не хотел бы. Я считаю это одной из самых важных вещей, которые делаю. И делать это можно и нужно только с величайшей серьезностью, осознавая всю важность процесса.
Самоанализом нельзя заниматься по настроению или в качестве хобби. Делая что-то под настроение, вы никогда не достигнете совершенства. Человек не станет блестящим пианистом, если будет репетировать по настроению. Ни у кого не бывает настроения играть гаммы, у музыкантов его тоже никогда не бывает, они делают это, потому что должны. Они знают, что никогда не смогут играть Баха, если не будут играть гаммы. И в жизни есть множество вещей, которые приходится делать не потому, что они доставляют удовольствие, но потому, что они необходимы для других целей.
Я не имею в виду, что такое же отношение следует иметь к самоанализу, сосредоточенности и медитации; это не то же самое, что играть гаммы. Напротив, это занятие чрезвычайно приятно в более глубоком смысле слова. Эта деятельность приносит глубокое удовлетворение. Ей нужно учиться, в ней следует практиковаться, и если человек не подвергался анализу, это трудно. Я полагаю, что все достижимо, даже если человек и не подвергался анализу. Однако при более серьезных трудностях задача становится очень нелегкой, почти невыполнимой, потому что человек слишком погружен в собственные проблемы: сопротивление слишком велико. Если человек хочет заняться самоанализом, он должен преодолеть внутреннее сопротивление. Другими словами, если в моей жизни есть вещи, против осознания которых возникает мощное сопротивление, тогда я, конечно, не могу провести самоанализ, потому что обязательно прибегну к рационализации и попытаюсь убедить себя, что все не так. Таким образом, главный вопрос – глубина или интенсивность сопротивления. Есть также и многие факторы, благоприятствующие самоанализу, – подходящая обстановка или сильное желание переменить свою жизнь к лучшему.
Практиковать самоанализ легче, если вы уже подвергались психоанализу, особенно если анализ не касался исключительно проблем детства, но охватывал всю жизнь в терминах полного существования, места в жизни, последствий поступков, базовых целей (обычно настоящие цели остаются бессознательными) или отсутствия настоящих целей. Книга Карен Хорни о самоанализе интересна, но я бы не назвал ее особенно полезной, поскольку Хорни рассматривает самоанализ на основании собственных аналитических познаний.
На самом деле самоанализ должен быть простым, и он может быть простым. Вы отводите на него полчаса ежедневно; вы можете прогуливаться и размышлять, например: «Вчера я устал. Накануне я хорошо выспался, так почему же я устал?» И тут вы можете обнаружить: «На самом деле я беспокоился». Потом вы можете продолжить и спросить себя: «Почему я беспокоился?» И тут вы можете обнаружить, что на самом деле сердились или у вас болела голова; тогда вы можете спросить себя (при головной боли вы всегда можете спросить себя): «На кого я сердился?» Головная боль обычно проходит, когда вы это выясните. Этого не случается в редких случаях, когда головная боль имеет органические причины. Мигрень, например, есть следствие подавленного гнева, постоянно подавляемого гнева и упреков, и в то же время сама вызывает напряжение. Этой особенностью обладают многие психосоматические болезни.
При самоанализе не следует пытаться задавать себе общие вопросы типа «Что происходило в моем детстве?». Обстоятельства начнут открываться вам, когда вы начнете задавать себе простые вопросы, стараясь выяснить, что же вы на самом деле чувствуете. Например, вы повстречали какого-то человека и можете спросить себя: «Что я на самом деле чувствовал?» Осознанно вы сказали бы, что человек вам нравится, но в глубине души у вас есть некоторое сомнение; самоанализ означает, что вы не спеша, расслабившись, начинаете чувствовать. Это не вопрос размышлений, а эксперимент с ощущениями. Что я на самом деле чувствую? И вы можете обнаружить, что человек вам очень не нравится или что вы его боитесь. Или он вам совершенно безразличен, и вы были с ним любезны и улыбались, потому что этот человек считается важной персоной, или произвел на вас впечатление своим титулом, или приходится братом вашей матери, – или еще почему-то. Я сказал бы: кто бы ни пытался начать очень просто, без великих проектов, без великих теорий, очень просто и прямо посвящая каждый день полчаса тому, чтобы попытаться чувствовать, ощутить, что происходило с ним вчера, – тот очень медленно научится открывать для себя множество вещей.
Большинство людей говорят, что у них нет на это времени. Тут не о чем спорить: на то, что очень важно, разумеется, можно выкроить время.
Когда человек говорят: «У меня нет времени», – решение уже принято. Его слова – извинение за решение, означающее, что дело не настолько важно. Если вам нужно зарабатывать деньги, вы не говорите: «У меня нет времени ходить на работу», – потому что знаете: вы будете уволены и вам будет нечего есть, разве что вам помогут родители. Однако, если родителей нет, никто вам не поможет. Если вы пытаетесь прибегнуть к самоанализу, практикуетесь и проявляете терпение, вы увидите: начнут происходить разные вещи, вы станете более независимым и более свободным, потому что не будете выбалтывать все кому-то другому. Человек обладает определенной способностью держать определенные вещи про себя вместо того, чтобы постоянно все о себе сообщать.
Ведение дневника в связи с самоанализом делает самоанализ несколько безжизненным. Конечно, если делать записи ежедневно, это может оказаться полезным. Я считаю уместным записывать свои сновидения и расшифровывать их значение. Было бы неплохо, если бы у нас были психоаналитики, сделавшие своей специальностью не лечение с помощью психоанализа, а интерпретацию снов. На месте такого психоаналитика я порекомендовал пациенту записывать свои сны и являться на прием раз в четыре недели для интерпретации снов. Такой порядок психоаналитик мог бы предложить после двух или трех начальных сессий, чтобы понимать, с кем он говорит и какова ситуация, но затем ограничиться ролью только интерпретатора снов. Я думаю, что это был бы очень хороший метод, потому что многие люди не нуждаются в более интенсивной помощи и получили бы большую помощь в саморазвитии, анализируя собственные сновидения. Большое преимущество заключается и в том, что пациент в такой ситуации сохраняет свою самостоятельность и не чувствует зависимости от психоаналитика.
Войти с помощью соц. сетей: