Лекция 6. Державные идеи в древнерусской литературе

Ну что ж, мы с вами продолжаем посылать к чертовой бабушке хронологию. У нас снова XV и XVI век в одном. И начнем мы с вами с древнерусской «Повести о Дракуле», что само по себе замечательно, потому что у нас Дракула ассоциируется исключительно с вампирятником, массовой культурой и т. д. Но не волнуйтесь. Дракула в массовую культуру попал давно, еще в XV веке. И сначала, естественно, он попал в массовую культуру европейскую. А на Руси дело было так: думный дьяк Федор Курицын был отправлен с посольством в Европу и там познакомился с расхожими в то время мрачно-анекдотическими рассказами про Влада Цепеша, их записал, и в таком виде у нас появилась, вы не поверите, оригинальная, не переводная «Повесть о Дракуле».

Я не буду сейчас останавливаться на личности Влада Цепеша. Я напомню, что слово «цепеш» означает «прокалыватель», то есть сажатель на кол. Это никакая не фамилия, это такой милый эпитет. А «дракула» – «дракон». Нам важен не Цепеш как историческое лицо, нам важен его образ в культуре; скажу только одно: судя по всему ситуация, при которой его изобразили буквально-таки исчадием ада, в Европе была сугубо политической. Его трения с венгерским королем и прочие подобные вещи. А может быть, был просто слишком богат. В любом случае Влад Цепеш не был каким-то особенно жестоким для своего времени, он просто перешел дорогу не там и не тому, этим обессмертив свое имя, в отличие от своих антагонистов, которые более-менее благополучно окончили жизнь…

И нас он интересует исключительно как литературный персонаж.

И вот здесь происходит очень любопытное явление, потому что европейские произведения о Владе Цепеше сосредотачивались на его жестокости. Так возник сборник мрачных анекдотов о человеке, который загадывает некие загадки, и если ты не отгадал, то тебя не просто казнят, а казнят мучительной смертью (как правило, сажают на кол). А Федор Курицын делает следующую вещь. Он этот материал – мрачный европейский юмор – вдруг подает в политическом ключе. У него Дракула оказывается свирепым, но мудрым и справедливым правителем. То есть он вдруг подает все поступки Дракулы как поступки положительные, несмотря на его исключительную жестокость. Иными словами, это создание образа сильного государя, а сильный государь без большой крови не бывает.

Как у нас сообщает учебник, пока Дракула был христианским князем, то правил жестоко, но справедливо и мудро, а вот дальше он изменяет вере, отпадает от православия, после чего становится чисто жестоким и будет автором повести безоговорочно осуждаться. Я сейчас перечитала «Повесть о Дракуле» и что-то этого не нашла. В конце его жестокость сводится исключительно к тому, что он мучил зверюшек в тюрьме. Оно, конечно, защитники животных негодуют… Финал повести, несмотря на то что Дракула уже сменил веру, совершенно смазан. Очень вяленький финал. Поэтому да, факт смены веры осуждается, но не более того. Никакого радикального падения Дракулы вследствие этого не происходит, это исключительно фантазии учебника.

Забавно: я сейчас, перечитывая специально к этой лекции «Повесть», обнаружила, что, похоже, за все годы преподавания литературы я ее так и не открыла, потому что в этом не было необходимости. У меня же каждая лекция начиналась с разбора студенческих работ, а студенты в экстазе: «О, Дракула! Древнерусский Дракула! Оригинальный Дракула!» Да их же за уши не оттащить от такого. Поэтому на мой виртуальный стол ложилась куча эссе на эту тему и я, благо со студенческих лет повесть помнила, не нуждалась в тексте, чтобы эти работы проанализировать. Цитатами меня снабжали мои журналята. Как вы понимаете, «Повесть о Дракуле» в том самом контексте, о котором я говорила со студентами (почему это актуально и зачем это надо знать журналистам), конечно, одно из ярчайших произведений древнерусской литературы. Прежде всего, сам образ Дракулы. Мы оставили в стороне реального Влада Цепеша, до него нет дела уже никому, кроме историков, причем узкоспециальных. Образ Дракулы за эти века прекрасно демонизировался. И все фильмы, которые я не смотрела, но я же про них знаю, и нынешнее увлечение вампирятником… Мы с вами сейчас сталкиваемся, наверное первый раз за весь наш курс, с явлением массовой культуры. И с интересом выясняем, что массовую культуру породил не XX век, не XXI век, не Интернет – нет. Массовая культура в XV веке – это нормальное европейское явление. И даже вот на Русь немножечко зашло.

С другой стороны, вы понимаете, что понятие массовой культуры будет разным в Европе и у нас. То есть пресловутая наша учительность – она и создает феномен русской «Повести о Дракуле», которая из произведения в духе фильмов о Дракуле, то есть мрачных, готиш-ш-шных и одновременно развлекательных, – русская «Повесть о Дракуле» превращается в произведение мрачное, но остро политическое. В нее, аки кол в приговоренного, втыкается вечный русский вопрос: чему это произведение учит? В Европе всё просто: есть анекдоты, мрачные и страшные, их интересно рассказывать, они будоражат кровь. Пройдет пять веков – будут аналогичные фильмы. А у нас даже массовость заключается в воспевании идеала сильного, пусть и жестокого государя. И я вам предлагаю посмотреть на нынешнюю хоть поэтизацию образа Сталина у сталинистов, хоть на демонизацию образа Сталина у антисталинистов. Что вам меньше нравится, на то и посмотрите. Посмотрите через призму «Повести о Дракуле». И вы увидите, что это – интенция русской культуры. И корни, черт побери, и сталинизма, и антисталинизма – вот, изучаем. Когда дойдем до Галича, я буду очень сильно ругаться, у меня большие претензии к Галичу за образ Сталина. Но корни всего этого уходят вот сюда. Ничего нового, хоть с культом личности Сталина (спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство), хоть с антикультом личности Сталина (во всех бедах нашей страны Сталин виноват). Эту часовню развалили в еще XV веке.

А теперь давайте почитаем. Слабонервных просим удалиться.

«Был в Мунтьянской земле воевода, христианин греческой веры, имя его по-валашски Дракула, а по-нашему – дьявол. Так жесток и мудр был, что, каково имя, такова была и жизнь его». Итак, жестокость и мудрость нам задаются с первых же строк. И дальше у нас начинаются исторические анекдоты. «Пришли к нему послы от турецкого царя и, войдя, поклонились по своему обычаю, а колпаков не сняли. Он же спросил их: „Почему… государю такое бесчестие нанесли?“ Они же отвечали: „Таков обычай…“ А он сказал им: „И я хочу ваш закон подтвердить, чтобы крепко его держались“. И приказал прибить колпаки к их головам железными гвоздиками и отпустил их со словами: „Идите и скажите государю вашему: он привык терпеть от вас такое бесчестие, а мы не привыкли, и пусть не посылает свой обычай являть другим государям“». Как он после этого их отпустил назад – большой вопрос. Ну так никто и не ждет от анекдота правдоподобия, особенно если анекдот садистский. После чего, как нам продолжает сообщать повесть, турецкий царь пошел на Дракулу войной. Дракула после битвы, где он ночью напал на турок и перебил их, казнит в своем войске тех, кто был ранен в спину. Кто ранен в грудь, тому воздаются почести, кто ранен в спину – тот бежал, и таких казнят.

Дальше царь турецкий отправляет к Дракуле послов, требует от него дани; тот говорит, дескать, хочу тебе послужить и иду к тебе на службу со своим войском, прикажи меня пропустить. Тот пропускает, и Дракула, зайдя глубоко на вражескую территорию, естественно, начинает там всё и вся уничтожать, включая грудных младенцев, н-да. Времена были такие. Бывших там крестьян увел и поселил в своей земле. «Возвратился восвояси, захватив несметные богатства».

Дальше. «И так ненавидел Дракула зло в своей земле, что, если кто совершит какое-либо преступление: украдет или ограбит, или обманет, или обидит, – не избегнуть тому смерти… пусть бы он владел несметными богатствами, все равно не мог откупиться он от смерти, так грозен был Дракула». Далее идет история про то, что у него был колодец, у колодца была золотая чаша и, соответственно, ее никто не смел украсть, потому что если ее украсть, то тебя казнят. Уж лучше эту самую чашу не трогать. Вот такая была справедливость.

Понимаете, применительно к каждой истории можно смотреть, в какой век глубиной эти исторические анекдоты уходят. Они не применительно к Владу Цепешу были созданы. Следующая история: он приказывает собрать всех, «кто стар, немощен или болен чем, или беден. И собралось к нему бесчисленное множество нищих и бродяг», которых он приказал накормить и затем палаты, где они находились, поджечь. Таким образом он радикально решил проблемы нищих в своей земле. Нет нищих – нет проблем. «И сказал Дракула боярам своим: „Знайте, почему я сделал так: во-первых, пусть не докучают людям, и не будет нищих в моей земле, а будут все богаты; во-вторых, я и их самих освободил: пусть не страдает никто из них на этом свете от нищеты или болезней“».

Далее к нему приходит два католических монаха, он им показывает на двор, где большое количество людей сидит на колу. Спрашивает, хорошо ли он поступил. Первый монах отвечает: «Нет, государь, зло ты творишь, казня без милосердия; должен государь быть милостивым. А те на кольях – мученики!» Второй говорит, что князь поставлен казнить злодеев, награждать добродетельных, и эти люди наказаны по делам. После чего, как нетрудно догадаться, он первого монаха сам сажает на кол: «Хочу тебя тоже мучеником сделать, будешь и ты с ними в мучениках».

Дальше история про купца, у которого с возу украли мешок дукатов. Дракула приказывает разыскать вора… Да, оцените, как это согласуется с историей о том, что у него воров нет. Итак, он приказывает разыскать вора, но к монетам добавляет одну лишнюю. И когда спрашивает купца, вернули ли ему все имущество, купец говорит, что вернули, но тут одна лишняя монета, она не его. На что Дракула ему, разумеется, отвечает, что если бы он пожелал ее присвоить, то его бы посадили на кол.

Далее весьма жестоко рассказывается о том, что он делает с женщинами, которые изменяют мужу. Кожу сдирают и прочее в том же духе. Так же с девицами, не сохранившими девственности, и с вдовами, которые замечены в любовной связи. Всё это очень подробно, мы это пропустим. Больше того, их не просто казнят страшной казнью, но трупы оставляют, пока не истлеют. Вот таким образом у него всё нравственно. В этом смысле очень занятно, что при этом у Дракулы был внебрачный сын. Я зависаю над логичностью текста, н-да.

Дальше еще одно приключение с послами… Посольская неприкосновенность – это из другого времени абсолютно. Тут если ты посол, то вероятность твоей гибели максимальна. «Когда приходил к нему неопытный посол от царя или от короля и не мог ответить на его коварные вопросы, то сажал он посла на кол, говоря: „Не я виноват в твоей смерти, а либо государь твой, либо ты сам. На меня же не возлагай вины…“».

Дальше Дракулу захватывает венгерский король Матиаш, бросает в темницу, где требует, чтобы Дракула принял католическую веру. «И предпочел Дракула радости суетного мира вечному и бесконечному, и изменил православию, и отступил от истины, и оставил свет, и вверг себя во тьму. Увы, не смог перенести временных тягот заключения, и отдал себя на вечные муки, и оставил нашу православную веру, и принял ложное учение католическое». Обратите внимание: вероотступничество Дракулы описывается так, будто он мусульманство принял, а он всего лишь стал католиком.

Лирическое отступление. В наше атеистически-толерантное время психология верующего человека уже непонятна. Я тут давеча посмотрела сериал, действие там происходит в средневековой Европе, героиня-христианка влюбилась в мавра-мусульманина и выходит за него замуж. Показано это так: стоят рядом католический священник и мулла (не спрашивайте меня, где они в средневековой Европе взяли муллу!) и читают над ними каждый свой текст. Так вот, это такой абсурд, что слов нет (цензурных – точно).

По контрасту расскажу вам историю из моей юности. Был у меня близкий друг, как и я, родовой старовер, но в отличие от меня он был старовер по вероисповеданию, а я-то буддист. Мы много лет были вместе – и никакого намека на любовные не то что отношения, а и на любовные чувства у нас не было. Мы люди верующие, у нас цель любви – брак, а пожениться мы не можем! Ну и нет проблем, не страдали, не переживали, друзья – и точка.

Так что вас никак не должно удивлять, что смена конфессии (но не смена веры!) воспринимается всё равно как погубление души. А вот что меня не то чтобы удивляло, но очень обращает на себя внимание, это что учебник 1950-х годов, когда мировоззрение уже атеистическое, но психология еще – верующего человека, так вот, что этот учебник досочиняет про изменение характера Дракулы! Атеисты, а логика – жестче, чем в пятнадцатом веке. Таковы чудеса твои, советская наука…

Ладно, дочитываем. Итак, король отпускает Дракулу из темницы, возвращает воеводство, отдает в жены родную сестру. «Прожил он еще около десяти лет и умер в ложной той вере».

«Рассказывали о нем, что, сидя в темнице, не оставил он своих жестоких привычек: ловил мышей или птиц покупал на базаре и мучил их – одних на кол сажал, другим отрезал голову, а птиц отпускал, выщипав перья». Ну, да, жестокость. Но, во-первых, это он делает еще до смены веры. А во-вторых, по-моему, то, что он творил с людьми, несколько похуже.

«Конец же Дракулы был таков: когда был он уже в Мунтьянской земле, напали на землю его турки и начали ее разорять. Ударил Дракула на турок, и обратились они в бегство. Воины же Дракулы, преследуя их, рубили их беспощадно. Дракула же в радости поскакал на гору, чтобы видеть, как рубят турок…» – и дальше его, приняв за турка, свои же и убивают.

Никакой морали из этого не выводится, мнение учебника не в счет.

Вот такой образ. Пока еще литературный. Пока всё это западные мрачные анекдоты, которые превращаются в повесть. Когда наступает XVI век, то, как вы прекрасно понимаете, все эти идеи начинают воплощаться в жизнь.

Мы с вами термин «неполезные повести» разбирали? Не разбирали? Прекрасно! Значит, мы до него дошли.

Итак. Вопрос, замечательный вопрос: как переводится термин «неполезные повести» с древнерусского языка на современный? На Руси это называлось неполезной повестью. Как мы это называем сейчас?

Голос из зала: Сказки.

Ответ неверный.

Голос из зала: Что-то придуманное.

Что именно? Современное название этого?

Голос из зала: Художественная литература.

Совершенно верно! То, что мы сейчас называем термином «художественная литература», то в XV веке называлось термином «неполезные повести». Я вообще не понимаю, как в таких условиях у нас литература существует. Вы мне будете рассказывать, как трудно было быть настоящим поэтом в Советском Союзе. Господи! Что, в XVI веке это было легче?! Когда право на вымысел у литературы отнимается вообще!

Между прочим, помимо «неполезных повестей», ополчились на «писания внешние». Это вы легко переведете с древнерусского, вы уже наловчились. Совершенно верно: «иностранная литература».

Итак, что же происходит в XVI веке? Государство несколько стабилизируется по сравнению со временем монгольского ига. И идет в наступление церковь. Идет она в наступление за души православных. И начинается такая чистка, что ни в сказке сказать, ни пером описать, ни на Первом съезде советских писателей резолюцию принять, а только матом выругаться. Опять же, по сравнению с тем, что творилось с нашей культурой в XVI веке, уверяю, что Советский Союз и проблемы Марины Цветаевой, в музее которой мы находимся, и всех остальных вместе с ней, сопоставимы. Когда было страшнее – сложно сказать. Думаю, что всё-таки при Грозном.

В это время считается, что христианину полагается читать исключительно и только душеполезную литературу. Что есть душеполезное? Помимо житий, с которыми всё ясно и понятно, это еще и исторические, документальные сочинения разного рода. Если же произведение является сюжетным, но не является житием, оно относится к «неполезным повестям». И вот здесь совершенно неожиданно проскакивает новый вид литературы, который, в принципе, был и раньше, но на периферии культуры. Но: ты в XVI веке на Руси – и ты хочешь писать. Если ты не хочешь писать жития святых (а мы помним, что было с неправильно написанным житием, с «Петром и Феворонией»!), то художественно писать не нужно – будет тебе плохо. А вот писать публицистические вещи ты можешь за милую душу. И XVI век нам дает бешеный взлет такой литературы, которая оказывается культурной отдушиной своего рода. И поэтому ярчайшие произведения будут прямо или косвенно к публицистике относиться, и закономерно, что увенчается всё это перепиской Грозного с Курбским, которая сейчас, конечно, читается настолько на «ура», что осталось только изложить в виде чатов: юзер Groznyi сказал, юзер Kurbskii сказал… Вот всё это изложить в современной инфографике. Ну разве что чуть-чуть в переводе. Вы увидите, насколько мы сейчас ничего нового не изобретаем. То есть потребность в полемическом общении у них была ничуть не меньше, а вот условия технические – увы. Зато у нас с вами техника эту потребность в полемике удовлетворяет процентов на пятьсот.

Но прежде чем мы ринемся в XVI век, я напомню вам базовые факты. Мы об этом будем с вами говорить и в следующий раз, когда у нас будут раскол и Аввакум. Я напомню вам дату – 1453 год, падение Константинополя, захват его войсками Махмеда II, после чего и возникает концепция «Москва – Третий Рим». Возникает она в посланиях псковского игумена Филофея Василию III. «За грехи пал ветхий Рим, пал новый Рим – Константинополь». Вы не угадаете, в чем православные публицисты видят причины падения Константинополя. Про Унию вы слышали, унию между православной и католической церковью? 1439 год, четырнадцать лет до падения Царьграда. В двух словах: Константинополь признал главенство папы Римского и еще ряд церковных тонкостей. Мнение православных о том, что патриарх теперь подчиняется папе? Цензурно как это сказать? Правильно, «гнев Божий». Именно так наши отечественные церковники и считали: Константинополь пал по гневу Божию, за грех Унии. Я бы сказала, вполне логичный ход мысли.

Опять же, я вам напомню то, что нам понадобится в следующий раз непосредственно. Что византийская христианская церковь отнюдь не перестала существовать после падения Константинополя, но она оказалась под политической властью турок, а так-то константинопольский патриарх никуда не девался, он был и оставался главой православных Османской империи, пока империя не пала. А сейчас он глава православных Турции, и все его попытки претендовать на роль главы всего православия разбиваются обо что? Правильно, о стены древнего Кремля и рядом стоящего собора, о мнение Московского патриархата, то есть о концепцию «Москва – Третий Рим».

И в «Русском хронографе» (о котором будем сегодня говорить) заключительная глава – это взятие Царьграда турками. История кончилась, начался Золотой век. В частности, говорится: «Благочестивое царствие безбожные турки пленили, и в запустение привели, и покорили под свою власть. Наша же Российская земля растет, и молодеет, и возвышается, и суждено ей расти, и молодеть, и расширятися и до скончания века». Ох. Нет для культуры страшнее явления, чем утверждение, что Золотой век у нас здесь и сейчас…

И в XVI веке эта концепция наносит нашей культуре удар похуже татарского. Потому что всему «неполезному» отказано в праве на существование, раз Россия теперь последняя твердыня православия. Начинается очень жесткая христианская чистка всей русской литературы.

Прежде всего, по инициативе митрополита Макария создаются Великие Минеи Четьи.

Что это такое? Это свод всего полезного для христианина, всех христианских книг, которые обретаются на Руси. Вы прекрасно понимаете, что на каждый месяц приходится энное количество больших и малых церковных праздников, плюс дни поминовения святых, мучеников и т. д. И, естественно, в определенные дни надо читать соответствующие фрагменты Евангелия, послания апостолов, жития… Плюс к этому еще какое-то количество исторической литературы и немного других светских текстов: «Пчела» – сборник переводных афоризмов, «История Иудейской войны» Иосифа Флавия, «Хождение игумена Даниила», «Христианская топография» Козьмы Идикоплова и т. д. И таким образом Великие Минеи Четьи – это свод душевнополезного чтения на каждый день. Вы себе представляете объем? Это двенадцать томов. На каждый день каждого месяца подобраны тексты. Очень удобно, согласитесь. Всё уже за тебя решено, в какой день ты что читаешь. Тебе остается только открыть и читать по расписанию.

Ну, посмотрите через эту призму на Советский Союз, вы поймете, у нас все было еще не так уж плохо. «Библиотека пионера», конечно, была, но хотя бы не по дням чтения расписана. Интересный вопрос в другом. Двадцать лет шла работа по составлению Великих Миней Четьих. Двадцать! Я уже говорила, что «Повесть о Петре и Февронии» именно для этого собрания и писалась, но была не принята госкомиссией. Итак, вопрос принципиальный. Спустя двадцать лет эти двенадцать гигантских томов были созданы. Каков тираж? И самое главное, кому это предназначено? Кто есть главный читатель этого великого труда?

Из зала: Князья.

Ну, во-первых, тогда уже правят цари.

Из зала: Царь.

Так, другие идеи?

Из зала: Глава церкви.

Патриарх то есть. Другие идеи?

По сути своей, Великие Минеи Четьи представляют собой весь свод православия. Вот всё, что есть православие, в эти двенадцать томов вошло. То, что в эти двенадцать томов не вошло, то не есть православие, включая «Повесть о Петре и Февронии», большой привет нынешнему празднику.

Вы уже предельно сузили возможный круг. Вы высказали, что главный читатель есть царь, и мною было сказано, что это мнение неверное. Тогда вы решили пойти по более духовной стезе и предположить, что главный читатель – это есть кто-то из церковников, а кто-то из церковников – это в данном случае патриарх. И вам тоже сказали, что эта идея неверная. У нас осталось очень мало кандидатур. Кто есть главный читатель всего свода православия?

Царь – нет, патриарх – нет. Думайте! Двенадцать томов, двадцать лет работы. Энциклопедия русского православия. Кто есть главный читатель? Да, это делалось под руководством патриарха, поэтому он главный редактор. Он не автор, авторов там много. Кто главный читатель? Вы знаете. Я не задаю вам вопрос, ответа на который вы не знаете. Если бы вы не знали, я бы сказала. Вы знаете ответ. Окажется всё очень просто, это я гарантирую.

Из зала: Кто-то, кому надо предъявить отчет.

Ну-с, кому надо предъявлять отчет? Вот оно, православие, на, смотри, какое оно у нас. Кому?!

Из зала: Иностранные послы.

Я вас умоляю, послы тут совершенно ни при чем. Вы уже видели отношение к католичеству. Примерно как к мусульманству. Послы – иноверцы, и точка.

Из зала: Богу?

Браво! Один человек сообразил.

Богу, дорогие мои, Богу. Они были верующие люди, в отличие от присутствующих. Тираж Великих Миней Четьи был три экземпляра. Первый экземпляр – в главный собор Московской Руси. Это какой? Совершенно справедливо: Успенский собор Московского кремля. Второй экземпляр – в старейший собор Московской Руси. Это сложный вопрос, я вам дам подсказочку. Это до присоединения Украины, поэтому София Киевская не подходит. Но это Иван Грозный – и конец Новгородской вольницы. Да, именно: София Новгородская, древнейший собор Московской Руси. И третий экземпляр лично Ивану Васильевичу в библиотеку.

Ладно, отдохните от моих зверских вопросов и от XVI века тоже. Я хочу обратить ваше внимание вот на что. Оцените ситуацию: эта книга написана, и она лежит в соборе? Конечно, в дальнейшем списки будут делаться. Но всё-таки главное, что книга эта есть некий магический артефакт, наполненный знанием. И вот она лежит, и от нее некие… флюиды спасения души идут. Она лежит – и источает благость, по мнению положивших ее. Посмотрите в этом аспекте на наши советские библиотеки, от которых мы сейчас избавляемся. У кого дома не стоит два собрания сочинений Некрасова? Причем оба неполные. У моей матери так стоят. У меня, возможно, тоже стоят, потому что я далеко не до всех шкафов добралась. Я сама, когда была студенточкой, покупала какие-нибудь издания «Дантовских чтений», которые мне были совершенно не нужны. Я даже понимала, что эта не та книга, в которую я сейчас вгрызусь и буду ее зачитывать до дыр. Но пусть это будет дома. Потом до меня дошло, что вот это «пусть будет дома» я не буду покупать, потому что, во-первых, у меня не так много места, а во-вторых, я буду покупать книги, которые все-таки буду читать, а не которые «пусть будет». Но это та же идея, что книга есть магический артефакт, излучающий вокруг себя спасение души, будь то в непонятном вам христианском аспекте, будь то в более понятном вам научном аспекте. То есть если у меня будет дома лежать сборник научных статей по Данте, то, глядишь, я Данте-то и буду понимать. А ведь вроде не шестнадцатый век на дворе…

Так что у наших нечитаемых домашних библиотек вот такие глубокие корни. И отношение к книге как к тому, что не магический артефакт, а носитель информации, оно у нас только сейчас появляется. Мы вряд ли скачаем книжку, которую не будем читать, но, возможно, мы купим книжку, которую не будем читать. Любопытный парадокс.

Вы продолжаете отдыхать, а я продолжаю мое лирическое отступление о том, что общего у XVI века с советской культурой.

У кого дома есть Большая советская энциклопедия? Я знаю несколько домов, где она есть. У нас ее, к счастью, не было. Так вот, вы понимаете, что такое Большая советская энциклопедия? Это опять же книга, которой ты не очень будешь пользоваться. Но это книга, которая придает серьезность, значительность, основательность. Это знак состоятельности, черт побери! – места много жрет, не во всякий дом влезет, и еще знак политической лояльности. Я с Большой советской энциклопедией работала несколько раз в своей жизни. Иногда очень сильно удивлялась ее статьям, что, впрочем, не входит в нашу тему. Там были такие трактовки фактов, что у меня глаза на лоб лезли, причем я не о советской истории, отнюдь. И я, честное слово, предпочту Википедию, которой мы привыкли не доверять, которую мы привыкли перепроверять, и это классно, что у нас сейчас такое отношение! Но при этом мы по инерции верим БСЭ – как труду надежному, как достоверному.

Я вас хочу подвести к тому, что энциклопедия – это свод того, что есть в государстве, что есть в культуре. Это не справочник. Это самоописание культуры. То, что есть в Большой советской энциклопедии, было ценностью в Советском Союзе. То, что есть в Википедии, есть в нашей культуре. Видите, какое у нас, с нашим критическим отношением к Википедии, здравое самоописание культуры! Мы говорим: Вики может ошибаться. Большая советская энциклопедия истинна, как кремлевская стена. В смысле, представляется таковой.

Итак, когда культура начинает порождать энциклопедии, то это не стремление к знаниям, это стремление написать автопортрет. Осознать самого себя. И XVI век на Руси-матушке – это время бешеного количества энциклопедий. Вот вам список (выучивать не обязательно, но осознать – непременно!). Создается «Русский хронограф» – свод событий русской истории, то есть, считайте, Большая историческая энциклопедия (причем начинается он с библейских исторических книг, потом идут Троянская война, Эней и история Рима, Александр Македонский). Создается самая крупная из русских летописей – Никоновская. Создается «Лицевой свод». Что это такое? Это тоже летопись. Но это летопись какая? С картинками. Абсолютное большинство иллюстраций в книгах по русской истории, где вы видите картинку из летописи, – из Лицевого свода. То есть это иллюстрированная историческая энциклопедия. Дальше создается полный биографический словарь, говоря на современном русском языке, а говоря по-древнерусски – «Степенная книга»: собрание биографий всех выдающихся деятелей русской истории. И наконец тогда же создается большая энциклопедия домашнего хозяйства… Переведите на древнерусский язык.

Из зала: «Домострой».

Замечательно. Давайте мы его немножечко почитаем, а потом вернемся к политике. Я с вами попредаюсь неким ностальгическим воспоминаниям, потому что читать его в прекрасном 1988 году было делом увлекательным. Я с той поры не особо перечитывала. Мне хватило.

Что мы с вами в первую голову знаем о «Домострое»? Мы знаем, что домостроевские порядки – это то, что родители имеют право бить своих детей. Это, конечно, правда. Но надо понимать, что «Домострой», в отличие от «Книги о вкусной и здоровой пище» (тоже энциклопедия!), касался всех вопросов устроения жизни и, что самое любопытное, «Домострой» описывает – вы будете сильно удивляться! – то, что в сегодняшней культуре называется термином «средний класс». То есть вы увидите, что там речь идет о хозяйке, которая что-то отдаст слугам. Или же что рачительная хозяйка умеет делать сама, ручками то и это, но при том она управляется со слугами так-то. И хозяин тоже должен следить, чтобы слуги не воровали. То есть, с одной стороны, они трудятся сами, они не на полном обеспечении, но, с другой стороны, слуги у них есть. Идеал среднего класса.

Как я уже сказала, «Домострой» нам дает полный свод правил жизни. Поэтому чему посвящена первая часть «Домостроя»? Рассказывайте мне.

Из зала: Духовному.

Духовному. Вот именно! Наловчились уже. Уже понимаете, что речь идет о православных людях. Поэтому, как уже говорилось, ответственность за спасение душ – жены, детей и…

Из зала: Слуг.

…слуг, совершенно справедливо! – лежит на хозяине. Поэтому первая часть «Домостроя» будет посвящена религиозным вопросам. Как следует в церковь ходить, праздники соблюдать, посты соблюдать и прочее и прочее. Затем переходят к вопросам семейным. И вот тут, действительно, в частности будет: «Наказывай сына в юности его, ибо упокоит тебя в старости твоей и придаст красоты душе твоей, и не жалей ребенка. Если прутом посечешь его, не умрет, но здоровее будет, дабы ты, казня его тело, душу его избавляешь от смерти. Если дочери у тебя, направь на них свою строгость, так ты сохранишь их от бед телесных и не посрамишь лица. И не твоя вина, если по глупости своей нарушит она девство и станет известна знакомым твоим. Если дочь отдашь беспорочной, то великое дело совершишь, ибо в любом обществе похвалишься. Любя сына своего, учащай ему раны, и потом не нахвалишься им. Наказывай сына с юности и потом порадуешься в зрелости. Воспитай дитя в запретах, найдешь в нем покой и благословение. Не улыбайся ему, играя. В малом послабишь – в большом пострадаешь. Не давай ему волю в юности, но сокруши ему ребра, пока он растет». Вот так. «Сокруши ребра». Ноу комментс, как говорится.

Я вот что хочу сказать. Вам надо понимать, что «Домострой» с этими представлениями не на пустом месте вырос. «Домострой» здесь резюмирует то, что в принципе культурой наработано, потому что русская культура и, шире, славянская культура относятся к тем, кто считает, что строгость и жестокость с детьми – это норма. И я здесь всегда привожу вот какой пример. Когда я была студенточкой и учила польский язык, мы проходили числительные (что неудивительно). И мы, в частности, читали по-польски следующее упражнение – подчеркну, ради числительных! В переводе текст примерно таков: «Идет человек по улице и видит: сидит старик и плачет. Человек его спрашивает: почему пан плачет? Тот отвечает: “меня побил отец”. – “А за что же вас побил отец?” – “За то, что я не слушался дедушку”. – “А сколько же пану лет?” – “Шестьдесят лет”. – “А сколько же лет вашему отцу?” – “Восемьдесят лет”. – “А сколько же лет вашему дедушке?” – “А дедушке сто лет”». Самое шокирующее то, что это упражнение на числительные. Ситуация несколько фантастична, потому что, как вы понимаете, до ста лет мало кто доживал, но при этом предполагается, что ничего фантастического, кроме редкостного долгожителя дедушки, тут как бы и нет. И это Польша, у которой «Домостроя» не было. Понимаете, это действительно славянский менталитет. И если посмотреть на то, как мы сейчас относимся к нашим детям и как в современном обществе любые побои родителей в отношении детей будут восприниматься как ай, какой ужас, то есть чему радоваться. Потому что, дорогие мои, когда мы говорим: ай, какой кошмар, родитель побил ребенка! – это значит, что наше общество очень гуманное. А вот когда это банальное упражнение на числительные, то есть когда сама ситуация не выглядит исключительной, вот тогда, извините, это традиционное общество.

Идем дальше. Давайте посмотрим образ жены. «Если дарует Бог жену добрую, получше камня драгоценного, такая по корысти добра не лишит, всегда хорошую жизнь устроит своему мужу. Собрав шерсть и лен, сделает, что нужно, руками своими, будь как корабль торговый, вбирая в себя богатство и возникая из ночи. И даст она пищу дому и дело служанкам, от плодов своих рук увеличит достояние намного» и т. д. «Не угасает ее светильник всю ночь. Руки протягивает к прялке, а персты берутся за веретено. Милость обращает на угоду и плоды трудов подает нищим, не беспокоится о доме муж ее; самые разные одежды расшитые сделает мужу своему, и себе, и детям, и домочадцам своим». Вот такой вот образ рачительной хозяйки.

Мы с вами о всяких страстях наговорились, а теперь поговорим о страстях другого рода. Я недаром упорно сравниваю «Домострой» с «Книгой о вкусной и здоровой пище», потому что я-то сама человек, воспитанный в традиционной русской семье, то есть битый-перебитый, и эти пассажи про то, как надо бить ребенка, я воспринимала, будучи студенткой, абсолютно спокойно. Для меня в восьмидесятые годы факт битого ребенка – это была абсолютнейшая норма жизни. И вот когда я первокурсницей – до сих пор помню этот день! – села читать «Домострой», я ожидала увидеть там какие-то описания зверств. Ну, прочла то, что вам цитировала. Ничего особенного, всё как дома. А шокировало меня там совершенно другое. Это был 1988 год. Вы помните, что творилось на наших прилавках в восемьдесят восьмом году? Это было время, когда мы стремительно переходили от советского дефицита к жути девяностых. Когда уже возникали очереди на несколько часов за обычными продуктами. Понятие «достать» было абсолютнейшей нормой жизни. Мои одногруппницы в университете начинали рассказывать анекдоты про бутерброд с хлебом. Впереди были анекдоты про «Взвесьте мне килограмм еды. – Приносите, взвешу». И вот в это время я читала «Домострой». Буквально следующее: «А еду мясную и рыбную, и всякие пироги, и всякие блины, и всякие каши, и кисели, всякие блюда печь и варить, – все бы сама хозяйка сама умела, чтобы всех слуг научить всему, что знает». И так далее все, как это надо учить делать: «А с Семенова дня купит яловую телку или что нужно, но не сразу, а выждав, когда подешевле станет – тогда ты побольше и купишь. Мясо про запас засоли и провяль, а потрохом семья всю осень сыта. На коже да на сале половину денег вернешь, да еще и сала для себя натопишь, запасешься жиром. А потроха, головы, уши, губы, височные кости и мозг, кишки, осердье, копыта, ноги, печень, почки женки обработают да кашею жирной со шкварками начинят – а каша была бы овсяная, гречневая да ячневая, да всякая, какую захочешь». И так далее. «Свиней, выращенных дома, забивай осенью и туши про запас…» У вас тут уже желудки урчат, я не буду продолжать цитату. На сытый желудок сами почитайте. В конце восьмидесятых годов читать про это немыслимое гастрономическое изобилие никаких нервов не хватало. И в моем сознании «Домострой» – это книга о том, как много и вкусно жрали на Руси.

И заметьте, что такое «Книга о вкусной и здоровой пище»? Там же чуть ли не каперсы упоминаются. Мы, конечно, в итоге смогли купить каперсы и поняли, что они по вкусу похожи на оливки, только без косточек, и нам не нужны. И зря, пожалуй, эта соленая ерунда была таким предметом вдохновенных грез, но когда в пятидесятые годы в рецепте упоминаются каперсы, то это производило соответствующее впечатление. То есть надо понимать, что «Домострой» в его гастрономической части, равно как и «Книга о вкусной и здоровой пище», это некая социальная утопия. «Домострой» – он весь социальная утопия. Он описывает идеальную семью, как она должна быть и жить. Да, наверное, какое-то количество людей в России могли жить на материальном уровне, описанном в «Домострое». «Домострой» несколько более реалистичен в этом плане. «Книга о вкусной и здоровой пище» – это чистейшей воды утопия, потому что там, где еда с каперсами, там хозяйка не готовила.

Еще один момент. Я вам десять раз произнесла слово «утопия» применительно к русскому тексту XVI века. Да, этот утопический идеал весьма деспотичен. Но если вы помните историю, то XVI век – это, собственно, «Утопия», которая книга Томаса Мора, а еще это Кампанелла и другие утописты. И если вы откроете их тексты, то ой. Они от антиутопий отличаются только идиллическим настроем, а так… мы примерно это проходили сегодня в «Повести о Дракуле». Ну или в «Домострое».

Это очень интересное явление – утопическая мысль на Руси. То, что XVI век был веком утопий, хотя контакты между Русью и Европой были минимальны.

Итак, мы вернулись к политике, и у нас снова Дракула. Но Дракула уже не фантазийный, а несколько более реальный.

Жил да был русский публицист Иван Пересветов. Он приехал в Москву, ища себе места, и был, разумеется, карьеристом, но в хорошем смысле слова. То есть он мечтал хорошо послужить Московскому царству и, в частности, имел много разных замечательных идей, как практических, по делам службы, так и публицистических. И он вздумал учить Ивана Васильевича, как надо царством управлять. Но поскольку он был умный человек, то он, естественно, учил не от своего лица, а, дескать, есть такой замечательный Петр, молдавский воевода, он правит своим государством молдавским очень мудро: так-то и так-то. Это хороший, работающий дипломатический прием. То есть понятно, что все идеи, изложенные в сочинении Ивана Пересветова, это идеи самого Пересветова.

Почитаем. Я буду читать в переводе, нам и перевода хватит, чтобы насладиться. «Пусть, с Божьей помощью, всякий, кто хочет, знает, что, когда пропадает у царя врожденная воинская доблесть и сходит на него великая кротость, это и есть происки врагов его: не будет царь помышлять ни о военном деле, ни об управлении царством своим, а станет веселиться с теми, кто распаляет ему сердце гаданиями и путями различных соблазнов». И вот я это читаю, и у меня возникает мой любимый вопрос из двух букв: чё?! То есть кротость царя – это происки его врагов. У меня возникает вопрос: кто по вероисповеданию был Иван Пересветов? Потому что что-то такое я помню, что кротость – это христианская добродетель. Здесь же кротость – это страшная беда. Я замечу, сразу выдав вам сюжетный спойлер, что в конце своего послания Иван Пересветов будет призывать взять Казанское царство. То есть в это время Иван Грозный еще молоденький, он, собственно, еще не Грозный.

Читаем дальше: «И о том читают мудрые философы, что такой справедливости, как в твоем царстве-государстве, не будет во всей вселенной…» Какая же там будет справедливость? «…от великой грозы твоей мудрости как от сна проснутся царские лукавые судьи, чтобы устыдиться своих лукавых дел, и сами на себя будут удивляться, что обирали без счета». Это, конечно, у студентов-журналистов шло на ура, потому что проблема коррумпированности чиновников – каждый раз как сегодняшняя. Каждый раз кажется, что вот раньше-то на Руси всё было в порядке. Между тем известен ответ Карамзина на вопрос «Как дела в России?» в двух словах? Карамзину двух слов не понадобилось: «Воруют…»

Дальше интереснее: «Ты, грозный и мудрый царь, приведешь к покаянию грешников, введешь в свое царство справедливость, а Богу воздашь сердечную радость».

Итак, от грозы и мудрости должны проснуться лукавые судьи. Собственно говоря, мы с вами всё это сегодня уже читали. Только там это была вроде как неполезная повесть, а тут уже и не повесть и вроде как полезная.

«Вот что говорит Петр, молдавский воевода, о первом турецком царе султане Магомете: “Хоть неправославный царь, а устроил то, что угодно Богу: в царстве своем ввел великую мудрость и справедливость…” – Вам уже страшно? – …по всему царству своему разослал верных себе судей, обеспечив их из казны жалованьем, на какое можно прожить в течение года. Суд же он устроил гласный, чтобы судить по всему царству без пошлины, а судебные сборы велел собирать в казну на свое имя, чтобы судьи не соблазнялись, не впадали в грех и Бога не гневили». Такой разумный, несмотря на то что мусульманин (как литературный персонаж, разумеется). Но дальше начинается уже знакомое: вельможу за верную службу наградит, а «…если провинится судья, то по закону Магомета такая предписана смерть: возведут его на высокое место и спихнут взашей вниз и так скажут: „Не сумел с доброй славой прожить и верно государю служить“. А других живьем обдирают и так говорят: „Нарастет мясо, простится вина“. И нынешние цари живут по закону Магометову с великой и грозной мудростью». То есть заметьте, что понятия «грозный» и «мудрый» совершенно сращены. Посмотрите на высказывания наших сталинистов? Пойдите в ближайший ВКонтакт или еще куда-нибудь. И вы поймете, что ничего нового нету. Это один из краеугольных камней нашей культуры – грозный и мудрый царь.

«Так говорит Петр, молдавский воевода, о греческом царстве: „При царе Константине… управляли царством греческие вельможи и крестное целованье ставили ни во что, совершали измены, несправедливыми судами своими обобрали они царство, богатели на слезах и крови христиан…“» и т. д. Тоже очень знакомая идея: царь хороший, плохие бояре. Вы не представляете, как эта идея была развита при Сталине! Про фильм «Иван Грозный» я промолчу, вы в курсе. А вот есть такая малоизвестная вещь как «Георгий Саакадзе», а снял это Михаил Чиаурели – тот самый, что снимал «Падение Берлина» и прочие панегирики Сталину. Так вот там – я глазам своим не поверила! – главный герой из-за происков злых вельмож вынужден перейти на сторону врагов Грузии, приходит с вражеской (!!) армией воевать против этих самых вельмож, терпит поражение, но в итоге так и остается положительным. Я в шоке от этого фильма… он еще и снят очень мощно, но его этика выносит мозг картечью… Давайте вернемся к Пересветову, там пока полегче. «А теперь сами же греки за гордость свою, за беззаконие… откупают у турецкого царя веру христианскую: большой оброк платят они турецкому царю, а сами… в неволе живут» у него. Итак, мы выучили, что во всем виновны вельможи. А царь в самом худшем случае слаб. Или вообще лапушка.

«С великим чувством говорит Петр, молдавский воевода, о вере христианской царства русского. И все просят Бога, государь, чтобы царство восточное и русский царь – благоверный и великий князь всея Руси Иван Васильевич – укрепили христианскую веру. Вся греческая вера гордится теперь этим русским царством». Это мы уже обсудили. Дальше нечто свежее: тех, кто «удачу отнимают у царя и царскую мудрость, ересью и чародейством… таких надо в огне сжигать и другим лютым смертям предавать, чтобы не умножились беды. Без меры их вина, что воинский дух царя укрощают и царские замыслы пресекают. А царю нельзя быть без воинского духа». Это была теория, теперь Пересветов перейдет к практике.

То есть – к Казанскому царству. Тут всё прекрасно, я читаю медленно, чтобы вы оценили. «Если хотеть с Божьей помощью добыть Казанское царство, нужно без снисхождения к себе послать к Казани войска, ободрив сердца им, воинам, царским жалованьем, дарами и доброй заботой, а других удалых воинов послать в казанские улусы с приказом улусы жечь, а людей рубить и в плен брать, тогда смилуется Бог и подаст свою святую помощь». Я с этой политической программой не спорю. Казань надо было взять. И, действительно, всё надо было делать примерно так. Но когда мы в этом контексте видим «смилуется Бог», возникает некоторый эмоциональный диссонанс. Особенно с учетом того, что кротость вдруг из разряда христианских добродетелей пропадает… Логично, в этом контексте она попадает в разряд недостатков. Поэтому кротким быть нельзя, но Бог – смилуется. У меня когнитивный диссонанс от такого.

Мы тут с вами видели, что Иван Пересветов устами своего виртуала ополчается против гадателей. Но! Он ополчается против плохих гадателей. Гадатели бывают разные, не путайте, н-да. «…многие мудрые люди, мудрые философы предрекли… по небесным знамениям про царственное твое предназначение, что будешь ты великим государем, и тебе, государь, Бог покорит врагов твоих. Вычитали они с Божьей помощью в книгах, что будешь ты владеть многими царствами». Так что по небесным явлениям предрекают Ивану Васильевичу… что? грозную мудрость. Я, ей-богу, не понимаю, вас удивляют последующие события? Действительно, несмотря на все ужасы, хоть Грозный, хоть Сталин – крупнейшие исторические личности. С грозной мудростью всё было нормально.

Засим мы с вами переходим к этой грозной мудрости непосредственно. От Грозного сохранилось очень много текстов. Грозный был очень образованным человеком и очень плодовитым автором. И учебник хвалит его за умение писать в самом разном стиле. В некоторых текстах он вполне изъясняется по-церковнославянски – и действительно дает образцы этого стиля. Там, где он писал королеве Елизавете, он говорит как мудрый и сильный политик. Он и в страхе писал, да, в «Каноне ангелу грозному». Поэтому он как публицист действительно чрезвычайно интересен.

Но, как вы понимаете, из всего его литературного наследия мы с вами проходим переписку с Курбским. По опять же причинам отчасти политическим, а отчасти из-за проблемы языка и стиля, о которой мы будем говорить в следующий раз. Я сегодня буду говорить об этой переписке, но не очень-то ее цитировать. А если цитировать, то места политические, а не стилистические. Потому что со стилистикой… тут наша родная культура себе вырыла не то что яму, она себе вырыла большое кладбище. А когда она в этот гигантский некрополь в XXI веке пошла падать, то она принялась ругаться, что она падает в гигантский некрополь, который весь XX век она успешно копала. В том числе и во всех учебниках, где речь идет о том, что достоинством стиля Грозного, как вы наверняка знаете и без меня, считается живость его речи, «кусательный стиль», введение просторечий. И эти же люди меня будут ругать за слово «черт» в лекции. Ну, я вас умоляю! Я просто филологически подкованный человек. Меня учили, что Грозный писал хорошо, Аввакум писал хорошо…

Но об этом будем говорить в следующий раз, чтобы вы увидели всё в подробностях. А нас сейчас интересует другое. Курбский бежал в Литву, к врагам. И оттуда, с безопасного расстояния, пишет свое послание. А Грозный в своем ответе… что он утверждает? Он утверждает борьбу с боярами, весьма любезную сердцу советского человека. О чем сегодня уже бысть речено. Бояре во всем виновны, а Грозный хоть и жестокий, но сильный и потому прав. Это раз. Дальше, Грозный утверждает ненависть к изменникам родины. Курбский раз бежал, а не погиб, то он изменник, и, соответственно, он за это будет советской культурой успешно осуждаться. Хотя, как изменник, он, собственно, ничего дурного и не сделал. Всё это идеально просто ложится в советскую культуру. Шестнадцатый век, Советский Союз – разница в костюме, ей-богу. Вот почему переписка с Курбским станет самым востребованным из сочинений Грозного, и за это ему простят всю его жестокость.

Вот давайте об этом немножечко и поговорим. Итак, Курбский пишет Грозному: «Зачем, царь, воевод, дарованных тебе богом для борьбы с врагами, различным казням предал, и святую кровь их победоносную в церквах Божьих пролил…» Еще раз и медленно. Пролил их кровь где? – в церквях! Кхм, сейчас-то у нас всё плохо с православием, а на Руси-матушке всё с православием было хорошо – тишь, да гладь, да божья благодать. И вот Курбский обвиняет Грозного в том, что какие-то вельможи победоносные, полководцы, были убиты непосредственно в церкви. Что любопытно, Грозный в своем ответе невозмутимо будет упоминать убийство в церкви. Правда, он будет заявлять, что это были совсем другие вельможи. Оценили? Представьте себе, что у нас сейчас кого-то в церкви убьют. Такое не влезает наше сознание. Вот как на самом деле было на прекрасной благочестивой Руси.

Что надо понимать, говоря о культурном контексте? Что свое послание Курбский предназначал отнюдь не только лично Грозному. Разумеется, это послание расходилось по европейским дворам. Это был не акт личной переписки, а то, что мы сейчас называем термином «открытое письмо», то есть актом некоей политической полемики. Грозный на это откликается. Его ответ на первое послание в двадцать раз больше послания Курбского, и он его озаглавливает «Во всё Российское царство…», то есть это будет зачитываться в церквях.

Поскольку я не могу жить без XX века, то помните ли вы судьбу фильма «Александр Невский»? Фильм снимают в условиях, когда война с Германией кажется неминуемой. Именно поэтому это сражение на Чудском озере, а не Невская битва. Дальше что происходит? Фильм получает премию, страна рада, грады веселы, Эйзенштейн счастлив, Черкасов счастлив… Всем хорошо. Дальше – Пакт о ненападении с Германией. И фильм мгновенно исчезает с экранов кинотеатров. Он сразу же из востребованного становится негласно запрещенным. Дальше у нас начинается Великая Отечественная война, когда этот фильм снова в строю. И вопрос из «Что? Где? Когда?»: на каком ордене с изображением Александра был изображен Николай? На ордене Александра Невского, на котором логично изображен Николай Черкасов. То есть сначала фильм у нас шел на ура, потому что он отвечает актуальным политическим задачам, потом он под запретом, потому что политические задачи сменились, потом снова на ура. При чем тут переписка Грозного с Курбским? При том что Грозный свое послание предназначал Курбскому в последнюю очередь, а в первую очередь, как уже было сказано, «во всё наше Российское царство», и это послание имело несколько редакций. И в первой редакции упоминались некоторые бояре, которые потом, во время введения опричнины, были репрессированы, говоря современным языком. И поэтому Грозному пришлось быть самому себе цензором и это послание редактировать. Вот вам проблемы пропагандистского искусства в XVI веке. Всё родное, всё знакомое, только вместо кинотеатров – церкви.

Что ж… Грозный и бояре – это будет относительно большой пассаж (мы с вами опять два часа просидим), но я просто не могу об этом не сказать, это факт большой и значимый. Грозный делает очень любопытную вещь. Для него Курбский с его посланием становится символом бояр, которые идут против государства. Обратите внимание: Курбский и Грозный – ровесники. Тем не менее Грозный пишет очень любопытные вещи. Я читаю сразу в переводе: «…обещал я подробно рассказать, как жестоко пострадал из-за вас в юности и страдаю доныне. Было мне было три года, брату моему год…» Еще раз напомню, Курбский – ровесник Грозного. Быть виновным в том, что пострадал Грозный, когда ему было три года, Курбский не мог по очень уважительной причине. Тем не менее, поскольку Курбский стал знаковой фигурой для оппозиции, он попадает под раздачу. Итак, давайте смотреть, что ж там было? «…мать наша, благочестивая царица Елена, осталась несчастнейшей вдовой, словно среди пламени находясь: со всех сторон на нас двинулись войной иноплеменные народы – литовцы, поляки, крымские татары, Астрахань, ногаи, казанцы, и от вас, изменников, пришлось претерпеть разные невзгоды и печали, ибо князь Семен Бельский и Иван Ляцкий, подобно тебе… сбежали в Литву, и куда только они не бегали, взбесившись, – и в Царьград, и в Крым, и к ногаям, и отовсюду шли войной на православных». И дальше идет перечень всевозможных его бедствий. «Было мне… восемь лет; и так подданные наши достигли осуществления своих желаний – получили царство без правителя, об нас же, государях своих (т. е. о нем и его младшем брате), никакой заботы сердечной не проявили, сами же ринулись к богатству и славе и перессорились при этом друг с другом. И чего только они не натворили!.. Нас же с единородным братом моим, святопочившим в Боге Георгием, начали воспитывать как чужеземцев или последних бедняков. Тогда натерпелись мы лишений и в одежде, и в пище. Ни в чем нам воли не было, но все делали не по своей воле и не так, как обычно поступают дети. Припомню одно: бывало, мы играем в детские игры, а князь Иван Васильевич Шуйский сидит на лавке, опершись локтем о постель нашего отца и положив ногу на стул, а на нас не взглянет – ни как родитель, ни как опекун и уж совсем ни как раб на господ. Кто же может перенести такую кичливость?» Смотрите, что он делает такого ужасного? Он сидит, положив ногу на стул. Вот здесь надо сделать лирическое отступление о символике верха и низа в русской культуре. Тот же самый Грозный будет вступать в абсолютно интеллигентную полемику с папским легатом Антонио Поссевино, где будет говорить, что папа Римский совершает чудовищный грех – не угадаете какой. Он носит крест на туфлях! Действительно, папские туфли с крестом. Антонио Поссевино будет русскому царю объяснять, что Господь к кресту был прибит всем своим телом и поэтому крест на туфле – это совершенно допустимо. На что Грозный будет с гневом ему говорить, что всё, что ниже пояса, – всё греховно, и тем самым крест на туфлях – это святотатство. Вот символика креста в православии. Крест ни в коем случае не может находиться ниже пояса, это осквернение креста. Этот момент очень серьезно прописывался в руководствах для иностранных послов, которые прибывали на Русь: если их крест будет свисать на живот, русские придут в страшное возмущение. И я, помнится, в 90-е годы, когда возила студентов на практику, потом уже упомянутому староверу с бурей эмоций рассказывала про студенточку, у которой здоровенный крест смачно шлепал по пряжке джинсов. И мой друг вполне разделял мой негодующий пафос, потому что надо же знать религию, к которой принадлежишь.

Возвращаясь к князю Василию Ивановичу Шуйскому, который, стало быть, сидит, положив ногу на табурет. В русской культуре всё, что ниже пояса, относится к отрицательной сфере, к сфере, маркированной негативно, и заметьте, у нас очень долго это держалось. Например, я прекрасно помню по временам своего детства, что в драке были категорически запрещены удары ногами. Потому что удар ногой – это удар оскорбительный. Дерешься – дерись кулаками. И поэтому на каратистов мы смотрели с огромным изумлением. Сюда же: изображение американцев как людей, которые при первой же возможности кладут ноги на стол, – это подчеркивало не просто распущенность, но и крайнюю неприличность. Восприятие всего связанного с ногами как недостойного – это сейчас, видимо, из нашей культуры совершенно ушло, судя по вашим удивленным глазам. Так что надо понимать, что поза Шуйского просто откровенно, вызывающе неприличная. Он оскорбляет царевичей, и неудивительно, что спустя десятилетия Грозный ему эту позу не может простить.

Дальше давайте почитаем, как всё хорошо было на матушке-Руси и как плохо всё сейчас. «Так же вот и князь Андрей Шуйский и его единомышленники явились к нам в столовую палату, неистовствуя, захватили на наших глазах нашего боярина Федора Семеновича Воронцова, обесчестили его, оборвали на нем одежду, вытащили из нашей столовой палаты и хотели его убить. Тогда мы послали к ним митрополита Макария и своих бояр… передать им, чтобы они его не убивали, и они с неохотой послушались наших слов и сослали его в Кострому, а митрополита толкали и разорвали на нем мантию с украшениями, а бояр пихали взашей». Попытайтесь представить это сейчас. Н-да, раньше уважали православных священников, теперь вот их не уважают, про них теперь гадости в Интернете пишут. Всё-таки эта переписка – потрясающий этнографический справочник, очень избавляет от иллюзий. «Это они-то – доброжелатели, вопреки нашему повелению хватали угодных нам бояр и избивали их, мучили и ссылали?.. Когда же нам исполнилось пятнадцать лет, то взялись сами управлять своим царством, и, слава Богу, управление наше началось благополучно. Но так как человеческие грехи часто раздражают Бога, то случился за наши грехи по Божьему гневу в царствующем граде Москве пожар, и наши изменники-бояре, те, которых ты называешь мучениками… как бы улучив… время для своей измены, убедили скудоумных людей, будто мать матери нашей, княгиня Анна Глинская, со своими слугами вынимала человеческие сердца и таким колдовством спалила Москву. И по наущению наших изменников, народ, собравшись… с криками захватил в приделе церкви… нашего боярина, князя Юрия Васильевича Глинского, втащили его в… церковь Пречистой Богородицы и бесчеловечно убили напротив митрополичьего места, залив церковь кровью, и, вытащив его тело через передние церковные двери, положили его на торжище как осужденного преступника. И это убийство в церкви всем известно, а не то, о котором ты… лжешь!» Как вы понимаете, выяснение, какое убийство в церкви всем известно, говорит о том, что убийства в церкви были – да, достаточно редкими, чтобы вызывать возмущение.

На этом информативная часть у нас заканчивается, а эмоциональную, стилистическую часть я вам оставлю на следующий раз. В следующий раз мы продолжаем читать Грозного, мы с вами наслаждаемся Аввакумом, одним из величайших стилистов Руси-матушки, и разбираем «неполезные повести» XVII века. Вы понимаете, что в XVI веке эту сорную траву выкосили, но в XVII веке сорная трава сказала «Накося выкоси!» еще раз. Вот это нас с вами ждет.