Обморочный невроз

Однажды ранним летом, когда Юнгу было 12 лет, на соборной площади с ним произошло событие, в какой-то степени определившее его дальнейшую судьбу. После завершения уроков он поджидал одноклассника, с которым обычно возвращался домой из гимназии. Неожиданно другой школьник сбил Юнга с ног. Мальчик упал, ударился головой о тумбу и на мгновение потерял сознание.

В момент удара в его голове промелькнула мысль о том, что теперь ему не придется ходить в школу. Находясь наполовину в обмороке, он продолжал лежать, хотя, по его собственным воспоминаниям, в этом не было никакой необходимости и он мог бы встать и отомстить обидчику. Через какое-то время Юнга подняли и отвели в дом, где неподалеку жили две его тети. В тот момент он чувствовал лишь легкое головокружение.

Однако после этого происшествия у Юнга каждый раз начиналось головокружение, как только ему надо было идти в гимназию или делать уроки дома. Следствием подобного головокружения было то, что на протяжении полугода он не ходил в школу и в свое удовольствие гулял в лесу, рисовал или погружался в таинственный мир воображения и чтения книг, все дальше и дальше уходя от реальности. Это был уход двенадцатилетнего мальчика в себя, лишь изредка сопровождавшийся слабыми уколами совести.

Обеспокоенные родители обратились к врачам за помощью, но те не могли сказать ничего вразумительного по поводу странного поведения Юнга. Один из врачей поставил диагноз – эпилепсия, который вызвал тревогу у родителей, но был воспринят самим мальчиком не иначе, как чушь.

Как долго Юнг пребывал бы в подобном состоянии, не известно, но все изменилось после того, как он подслушал разговор отца с гостем, который на вопрос последнего о состоянии здоровья сына печально ответил, что врачи говорят об эпилепсии, а поскольку сам он потерял имевшиеся у него небольшие сбережения, то весьма обеспокоен тем, что будет с его больным сыном, если тот не сможет зарабатывать на жизнь.

Подслушанный разговор между отцом и гостем настолько поразил Юнга своей реальностью, что он тут же решил серьезно заниматься. Он прошел в кабинет отца, взял учебник по латинской грамматике и стал учить наизусть прочитанный текст. Через несколько минут он чуть не упал со стула, поскольку с ним случился очередной обморок. Однако Юнг постарался взять себя в руки и заставил себя заниматься латинской грамматикой. Несмотря на повторные приступы, он не сдавался, продолжал работать на протяжении часа, пока у него не возникло ощущение, что он победил свою болезнь. С этого дня он стал усиленно заниматься латинской грамматикой и через несколько недель вернулся в гимназию. С головокружениями было покончено навсегда. Так Юнг узнал, что такое невроз.

Вспомнив, с чего началась история его головокружения, он понял, что причиной приключившейся с ним истории был он сам. Стало понятным и то, почему он не злился на толкнувшего его мальчика. Ведь фактически весь эпизод с падением и полуобмороком был как бы срежиссирован им самим. Он сам себя наказал, и его невроз стал постыдным секретом, отразившим его поражение и вызвавшим потребность в последующем усердном прилежании. Чтобы доказать себе, что он чего-то стоит, Юнг начал регулярно вставать в пять часов утра и усиленно заниматься до ухода в гимназию. Вместе с тем он все отчетливее ощущал свое одиночество.

«Сломила меня и, собственно, определила мой кризис страсть к одиночеству, мой восторг от ощущения, что я один. Природа казалась мне полной чудес, и я стремился уйти туда. Каждый камень, каждое растение, каждая вещь казались мне живыми и удивительными. Я уходил в природу, к ее основаниям – все дальше и дальше от человеческого мира».

Примерно в тот же период времени с ним произошло еще одно событие, которое сказалось на его мироощущении. Однажды по дороге в гимназию у него возникло ощущение, будто он вышел из густого облака, стена тумана осталась за его спиной и он впервые стал самим собой. Все, что происходило ранее, имело отношение к тому его существованию, которое осталось за стеной тумана. Теперь же возникло подлинное Я, обладающее властью и способное что-то делать. Понадобилось еще какое-то время, прежде чем Юнг смог разобраться в том, что в нем находятся как бы два человека, два Я, две личности.

Две ипостаси личности

Общаясь с деревенскими мальчишками, Юнг пришел к важному для себя открытию. Находясь в одиночестве, он мог играть сам с собой, иметь свои секреты, размышлять над теми вопросами, ответы на которые не находил в семье. Сверстники же отрывали его от самого себя. Дома он был одним, со сверстниками – совершенно другим. В первом случае он чувствовал власть над собой таинственного мира теней и ночных кошмаров, во втором – соприкасался с дневным миром света, сопровождавшимся различного рода выходками вместе со своими сверстниками. Это раздвоение пугало мальчика, который ощущал в нем угрозу своей внутренней безопасности.

Когда Юнгу было 12 лет, его пригласили провести каникулы на Фирвальдштеттском озере. Хозяин дома имел весельную лодку, которой разрешил пользоваться. В то же время, будучи осторожным, он строго предупредил своего сына и Юнга о том, чтобы они пользовались лодкой осмотрительно. Однако, несмотря на предупреждение, вместо того чтобы сесть за весла, Юнг занял стоячее место на корме и, как гондольер, стал работать одним веслом. Хозяин приказал ему вернуться на берег и отругал его. Посчитав себя оскорбленным, Юнга охватила ярость, но в то же время он не мог не признать, что хозяин лодки был совершенно прав. В нем заговорили как бы два человека: неуверенный в себе мальчишка и «другой», не заслуживающий пренебрежения, важный, влиятельный, пожилой.

В дальнейшем имевшие место разнообразные события и видения привели Юнга к пониманию того, что в нем находятся два Я, два разных человека, принадлежащих к разному времени. Один – гимназист, который должен вести себя в соответствии со своим возрастом. Другой – взрослый, принадлежащий к эпохе восемнадцатого века.

С одной стороны, Юнг ощущал себя слишком маленьким, испытывавшим чувство собственной неполноценности; с другой стороны, он боялся собственной власти, мучаясь от авторитарности своего второго Я. Во всяком случае, со временем в глубине души Юнга поселилось знание того, что внутри него есть два человека: первый ходил в гимназию, был ленивее и неряшливее многих; второй – был взрослым, скептическим, недоверчивым, стремящимся удалиться от людей.

Фактически Юнг имел два представления о себе: личность номер один – посредственный, честолюбивый подросток с сомнительными манерами поведения и бесконтрольным темпераментом; личность номер два – некая тотальность человеческой природы, в которой наличествуют смысл и связь в противоположность «бессвязной случайности» жизни личности номер один.

Для Юнга живым соответствием личности номер два был Фауст, в котором он видел ответ Гёте на вопросы своего времени. Именно это сравнение было использовано им после того, как в 15 лет он прочитал «Фауста» Гёте. Более того, Гёте стал для него своего рода крестным отцом и поручителем, укрепившим его уверенность в собственной принадлежности к человечеству.

«Гёте в какой-то степени определил основные линии развития и решения моих внутренних конфликтов. Дихотомия Фауст – Мефистофель представилась мне в одном-единственном человеке, и этим человеком был я. Другими словами, это касалось меня лично, я узнавал себя, это была моя судьба и все перипетии этой драмы – мои собственные, и я принимал в них участие со всей пылкостью».

Будучи подростком, Юнг не мог выразить отчетливо, что происходило в его душе, хотя и ощущал ту двойственность, с которой ему пришлось иметь дело на ранних этапах своей жизни. Он лишь искал покоя и уединения для своего «другого», что предполагало одиночество, поскольку никто не мог понять его состояния, о котором он никому и не говорил. Только по прошествии нескольких десятилетий он расскажет о продолжавшемся всю его жизнь противостоянии двух ипостасей своей личности.

Это противостояние не было патологическим распадом личности в медицинском смысле. Оно было связано с интуитивными ощущениями Юнгом наличия в нем второго Я, некоего старца, оказывающего на него свое влияние. Другое дело, что его попытки преодоления раздвоенности в юношеском возрасте оказывались болезненными, приводящими к приступам умственной депрессии.

Внутренний разрыв и раздвоенность привели к тому, что Юнг увлекся, с одной стороны, естественными науками, а с другой – историей религии. В естественных науках его привлекали конкретные факты, в то время как в богословии – философские и духовные проблемы.

В своих воспоминаниях по этому поводу он замечал:

«В науке мне недоставало смысла, а в религии – фактов. Наука в большей степени служила нуждам «“я номер один”, занятия историей и богословием – “я номер два”… Однако я начал понимать, что мой “номер два” не имеет почвы под ногами. Он был способен подняться над “здесь” и “сейчас”, он был одним глазом – в тысячеглазой вселенной, но он был неподвижен, как булыжник на мостовой. “Номер один” восстал против этой пассивности, он хотел что-то делать, но находился в плену неразрешимых проблем. Мне оставалось лишь ждать, что из этого получится».

Противоборство между двумя ипостасями личности продолжалось, и противоречивые мысли часто раздирали Юнга. Он все еще колебался между естественными науками и философскими раздумьями. Однако незадолго до завершения учебы в гимназии ему приснилось два сновидения, которые предопределили его дальнейший выбор.

В одном сновидении он увидел могильный холм, раскопки которого способствовали обнаружению останков доисторического животного. В другом сновидении Юнг увидел странное существо – круглое, трехметровое поперек, с разноцветными щупальцами. В этих сновидениях он усмотрел знак того, что должен изучать природу, окружающий людей мир. Однако зоология не прельщала Юнга, и его осенила мысль заняться изучением медицины.

Поступив на медицинский факультет Базельского университета, Юнг не ограничился чисто медицинскими знаниями. Интересуясь философией и теологией, он читал работы И. Канта, Э. фон Гартмана, А. Шопенгауэра, Ф. Ницше.

Ознакомившись с книгой Ф. Ницше «Так говорил Заратустра», Юнг обнаружил, что его личность номер два в чем-то похожа на Заратустру. И хотя Заратустра содержал в себе, по его мнению, что-то болезненное, и невольно возникал вопрос о том, не была ли болезненной его собственная часть личности (номер два), тем не менее на примере жизни немецкого философа он понял, что необычные идеи стоит доносить до людей не путем пространственных рассуждений о них, а посредством фактов.

Не имея реальных фактов, подтверждающих действенность его второго Я, Юнг не спешил поделиться с другими студентами тем, что происходило в его душе.