Письма к невесте

Фрейд впервые увидел Марту Бернайс в доме своих родителей в апреле 1882 года и сразу же влюбился в нее. Его первым комплиментом было сравнение ее с прекрасной принцессой, чьи губы были словно роза. Как только он осознал серьезность своего чувства, Фрейд стал посылать Марте каждый день розу и, наряду с другими именами и эпитетами, включая Корделия, Мартхен, дорогое сокровище, стал называть ее Принцессой.

17 июня того же года состоялась их тайная помолвка. Но мать Марты не была в восторге от Фрейда, который в то время не мог обеспечить благосостояние будущей семьи. Переезд семьи Бернайс в Гамбург привел к длительной разлуке молодых людей. Пылкому, влюбленному юноше не оставалось ничего другого, как посылать своей Принцессе многочисленные письма, общее количество которых за период с 1882 по 1886 год составило более девятисот.

Когда читаешь письма Фрейда к Принцессе, то трудно избавиться от впечатления, что это не только любовная лирика юноши, прибегавшего к возвышенному слогу под влиянием крылатого Эроса, но и отражение мучительной внутренней работы человека, находящегося во власти глубоких переживаний и стремящегося разобраться в самом себе. В этом плане его письма к невесте являются не менее ценными для понимания самоанализа Фрейда, чем письма к Флиссу.

Письма Фрейда к невесте – это уникальные исторические документы, чудом сохраненные Мартой Бернайс для потомков. Они дают возможность лучше узнать характер Фрейда до того, как он стал известным психоаналитиком. Они способствуют пониманию того, какие страсти разгорались в его душе в период выяснения отношений с девушкой, прежде чем она стала его женой.

Эти письма дают представление о начале карьеры Фрейда как врача и о его пребывании в Париже. И, наконец, они позволяют приоткрыть тот таинственный и неизведанный мир юноши, вступившего на путь поиска истины, который становится видимым лишь благодаря аналитической работе, время от времени совершаемой им самим.

Последнее соображение напрямую соотносится с самоанализом Фрейда. Дело в том, что в письмах к невесте он подчас настолько откровенно раскрывал перед ней свою душу, что это никак не может быть воспринято только и исключительно в плане эротических влечений, сопровождавшихся восхвалением в ее адрес и воспеванием ее достоинств, что свойственно слепой любви.

При всем своем увлечении Принцессой и изъявлении перед ней возвышенных чувств любви он мог допускать по отношению к ней такие критические замечания и упреки, которые свидетельствовали о его мятежной и в то же время ранимой натуре, независимо от того, проявлялись ли у него чувства ревности или гордости, отверженности или признательности, горечи или радости.

Но главное состоит, пожалуй, в том, что в письмах к невесте Фрейд нередко говорил о таких чертах своего характера и давал самому себе такие характеристики, которые могли быть им выявлены и осознаны только в процессе самоанализа.

В самом деле, наряду с пылкими признаниями в любви и благодарностью невесте за то, что она «спасла и осчастливила» его душу, Фрейд по своей собственной инициативе представал перед ней человеком, наделенным различными пороками, включая лень, легкомысленность, упрямство, зависть, раздражительность, обидчивость, злопамятство, мстительность, честолюбие и многие другие, характеризующие его отнюдь не с лучшей стороны в глазах любимой девушки.

В частности, он писал невесте о том, что именно в интересной работе находит спасение от своей сильной обидчивости и раздражительности. Выражал надежду на то, что Марта будет отвлекать его от всех пороков, мелкой злобы, зависти, пустой алчности. Говорил о деспотических свойствах своей личности.

В письме к невесте от 29 августа 1883 года Фрейд подчеркивал:

«… я решил признаться тебе, что в моей натуре есть склонность деспота и мне страшно тяжело управлять собой».

Зачем Фрейду нужно было обнажать перед любимой девушкой свои пороки? С какой стати он признавался в них, вместо того чтобы оттенить перед ней свои достоинства? Разве так поступают молодые люди, тем более сомневающиеся в том, как это имело место у Фрейда, любят ли их те, к кому они испытывают пылкую страсть? Не является ли такое поведение, мягко говоря, странным, требующим разумного объяснения?

Конечно, легче всего объяснить странное поведение Фрейда тем, что в период переписки со своей невестой он принимал незначительные дозы кокаина. Если придерживаться данной точки зрения, то этим отчасти можно объяснить как многостраничные послания к любимой девушке, насчитывающие порой до 12 страниц, написанных мелким почерком (по свидетельству официального биографа Фрейда Джонса, объем одного из писем достигал 22 страниц), так и пылкие, не свойственные его сдержанному характеру объяснения в любви. Тем более что он сам давал повод к подобного рода объяснениям.

Так, в письме к невесте от 2 ноября 1886 года по поводу одного вырвавшегося у него «глупого признания» Фрейд заметил, что оно высказано им без всякого повода, если не считать кокаина, который помогает ему расслабиться, выговориться.

Однако дело не в кокаине, к малым дозам которого он прибегал в начале своей врачебной карьеры, во всяком случае не только в нем. Содержащиеся в письмах Фрейда к невесте признания в его собственных пороках обусловлены тем, что, обладая задатками исследователя и обуреваемый страстью к разгадкам человеческих тайн и поиску истины, будущий основатель психоанализа уже в то время эпизодически занимался самоанализом.

Собственно говоря, его письма к невесте – это беспрецедентный по своей обнаженности пример самоанализа человека, готового ради истины поступиться ложным стыдом. В данном случае невеста Фрейда являлась катализатором его последующих прозрений, в результате которых со временем он пришел не только к систематическому самоанализу, но и к открытию психоанализа, как нового взгляда на внутренний мир других людей и самого себя.

Можно, пожалуй, без преувеличения сказать, что, будучи невестой Фрейда, Марта Бернайс сыграла в истории возникновения психоанализа не меньшую роль, чем Флисс, переписка с которым документально свидетельствует о переживаниях, сомнениях и поисках человека, интеллектуальные и терапевтические усилия которого привели к возникновению психоанализа.

В самом деле, как и в посланиях Флиссу, в письмах Фрейда к невесте находили отражение высказывания о состоянии здоровья, перепадах в настроении, об успехах и неудачах в исследовательской и терапевтической работе. В одних письмах он сообщал о том, что «здоров, как лев», является «веселым и жизнерадостным», нашел «новый метод лечения, который обещает быть более долговечным и надежным, чем прежде». В других – писал о «сильной мигрени», «лютом отчаянии», «ужасном страхе перед будущим». Наряду с этим он признавался в том, что находится в состоянии «чрезмерной обидчивости и нервозности», испытывает «заболевание неврастенией в легкой форме».

Надо полагать, такие высказывания и признания не делались просто так. Они свидетельствовали о той внутренней работе, которая осуществлялась Фрейдом по отношению к самому себе. Словом, речь идет о его самоанализе, имевшем место во время переписки с невестой. О том самоанализе, который он назвал «строгим исследованием себя».

Фрейд и его невеста вели записи о своей помолвке, дав им название «Секретная хроника». Эти записи представляли собой одновременно и дневник, и нечто вроде исповеди. Первая же запись Фрейда свидетельствовала о самоанализе, осуществляемом им в тот период:

«Когда я строго исследую себя, более строго, чем это делает моя любимая, я нахожу, что Природа отказала мне во многих талантах и даровала мне очень мало из той разновидности таланта, который завоевывает признание. Но она наделила меня бесстрашной любовью к истине, острым глазом исследователя, правильным восприятием ценностей жизни и даром много работать и находить в этом удовольствие. Для меня достаточно этих наилучших отличительных черт, чтобы считать терпимым свое жалкое положение в других аспектах».

В тот период, когда Фрейд стремился завоевать любовь Марты, он испытывал муки ревности и приступы гнева от того, что другие молодые люди обращали внимание на девушку. Его страдания сопровождались отчаянием и яростью, доводившими его до полного исступления, когда он терял контроль над собой и мог, по его собственному признанию, уничтожить весь мир, включая самого себя и Марту. Тогда ему было не до самоанализа, хотя отдельные его элементы так или иначе вплетались в его мышление.

Позднее, когда Марта ответила на его чувство, они были помолвлены и он несколько успокоился, Фрейд все чаще стал прибегать к «строгому исследованию себя». Именно в этот период он выявил в себе такие неблаговидные черты характера, как зависть, раздражительность, обидчивость и другие. Дело доходило до того, что подчас Фрейд утрачивал интерес к своей терапевтической деятельности и готов был всецело заняться исследованием самого себя. По этому поводу он писал невесте:

«Так как моя персона стала более важной даже для меня самого, после завоевания тебя я теперь больше думаю о своем здоровье и не хочу себя изнашивать. Я предпочитаю обходиться без своего честолюбия, производить меньше шума в мире и считаю, что лучше быть менее известным, чем повредить свою нервную систему».

Правда, как показывает эпизод с открытием анестезирующих свойств кокаина, Фрейд переживал по поводу того, что уже в то время не приобрел известность. Вполне очевидно, что, мечтая о признании, он не мог ограничиться только самоанализом и проявлял повышенную активность в исследовательской и терапевтической деятельности, связанной с изучением и лечением истерии. Но очевидно и то, что во время переписки с невестой Фрейд периодически прибегал к самоанализу.

Не исключено, что этот опыт пригодился ему впоследствии, когда десять лет спустя он приступил к систематическому самоанализу, акцентируя свое внимание на собственных сновидениях, детских воспоминаниях, переживаниях.