Циклотим в период подъема ведет себя как гипертим. В фазе же спада циклотим становится подавленным и нуждается в ободрении, ровном, без излишних эмоций отношении, хотя внешне он может казаться безучастным к проявлениям сочувствия. Психолог-циклотим в таком состоянии ведет себя пассивно и робко, выглядит наивным и беспомощным, пессимистически оценивает свои возможности, ресурсы клиента и перспективы терапии.
В подавленном состоянии циклотим предпочитает глубокую привязанность лабильного и деликатность сенситивного чрезмерной заботе психастеника. С холодным шизоидом у клиента редко возникает взаимопонимание, грубость и властность параноидного отпугивают его, требовательность и жесткость эпилептоида больно ранят, а эгоизм истероида и пустота неустойчивого отталкивают. Нормативность конформиста раздражает клиента, особенно в состоянии спада, когда он и так кажется себе слабым и никчемным.
Разочарование, ухмыляясь, следует за энтузиазмом.
Жермена де Сталь
Лабильный отличается крайней изменчивостью настроения, особенно в связи с характером взаимоотношений с другими людьми. Он легче приспосабливается к условиям, не требующим большого эмоционального напряжения. Он, как никто другой, тянется к искренним, благожелательным отношениям. Когда устанавливается хороший контакт, лабильный жаждет его надолго сохранить. Неприятности, даже мелкие, могут погрузить его в глубокое уныние, а отвержение приводит к острой аффективной реакции.
Лабильному трудно выдержать энергичный напор гипертима, зато он легко находит общий язык с лабильным и особенно – с сочувствующим сенситивным. Он охотно дает заботиться о себе психастенику, если тот не слишком контролирует его в обмен на свою опеку. Клиент избегает шизоида, неспособного понять и разделить его переживания. Параноидный отпугивает его своей целеустремленностью, готовностью приносить чувства в жертву деловым интересам. Лабильный обычно уходит от аффективно заряженного эпилептоида и неспособных на заботу истероида и неустойчивого. Я работаю с лабильным в принципе так же, как с циклотимом, но дополнительно стараюсь помочь ему или улучшить отношения с партнером, или найти другого.
Сентиментальность – это эмоциональный промискуитет людей, не способных к каким-либо чувствам.
Норман Мейлер
Тревожная (избегающая, сенситивная) личность – это впечатлительный, чрезмерно чувствительный и обидчивый человек. Его завышенные моральные требования к себе становятся фундаментом комплекса неполноценности, причиной самоедства и стремления самоутвердиться именно в сфере своей слабости. Он очень привязчив и отвержение переживает очень остро, глубоко и долго. Уклонение от активной деятельности и подавление своих чувств является защитной реакцией личности на глубоко укоренившийся страх неодобрения. Присутствует фоновая агрессия, появившаяся до или после возникновения эдипова комплекса.
Тревожный психолог недооценивает свои возможности и переоценивает тяжесть проблем, которые могут возникнуть у клиента. Он не проявляет инициативы, избегает брать на себя свою долю ответственности в работе с клиентом, переключает его внимание на менее болезненные темы. Такой психолог очень сочувствует клиенту и долго не может успокоиться после тяжелой сессии, в которой сам же драматизировал рассказ клиента («Какой ужас! С ума сойти! Как же это можно пережить?!»). Из-за своей чрезмерной чувствительности тревожный сенситив быстро выгорает.
Недоверчивая осторожность сенситива мешает ему работать с шумным, непредсказуемым гипертимом, а также циклотимом в фазе подъема. Его быстро перенапрягает частая смена настроения лабильного, а тревожная мнительность психастеника усиливает склонность ожидать неприятностей. С мечтательным и ранимым шизоидом могут сложиться довольно нежные отношения. Уверенный в себе параноидный на первых порах подкупает сенситива своей основательностью. Однако первые же трения выявляют эгоцентризм и недружелюбие параноидного, что совершенно неприемлемо для мимозоподобного, чувствительного сенситива. Его хрупкая натура не выносит и тяжеловесного эпилептоида.
Артистичность истероида вначале привлекает богатую, художественную душу сенситива, но вскоре наступает разочарование: оба обижаются на недостаточное внимание к себе. Неустойчивый быстро утомляет сенситива своей грубоватой простотой, навязчивой общительностью, отсутствием общих интересов. С конформным контакт затруднен из-за взаимной недоверчивости. По-настоящему способности сенситива разворачиваются в группе, когда он может посочувствовать товарищу по несчастью и убедиться в том, что он кому-то нужен.
Сенситивные клиенты нелегко идут на контакт, особенно если налаживать его слишком стремительно. Многие из них твердо убеждены в своих недостатках и соответственно – неприязни со стороны консультанта (так клиенты нередко расценивают даже мое молчание). Клиенты с недоверием относятся к «незаслуженным» проявлениям моей симпатии и похвале. Они мечутся между сильнейшей потребностью в привязанности ко мне и паническим страхом пред отвержением. Результатом этого внутреннего конфликта может стать нарастание аутоагрессии.
Психодинамическая терапия направлена на исследование истории формирования заниженной самооценки, отреагирование аффектов, связанных с негативным опытом. Искреннее сочувствие и уважение помогает установить с этими клиентами тесный терапевтический контакт. Важно показывать им, как приятны окружающим людям их душевные свойства, которых они стеснялись, поощрять их активное поведение в группе. Его родственникам я указываю на особую чувствительность клиента ко всякой неискренности, неуважению и недоверию.
В отличие от его воспитателей, я поощряю проявления враждебных чувств ко мне. Поддерживаю у клиента проявления здорового эгоизма, соперничества, а иногда и оппозиции, интерпретируя их как победу над страхом и угодничеством. Планирую и поощряю конструктивные действия и взаимодействия с окружающими. Сразу признаю свои профессиональные ошибки, соглашаюсь с критикой клиента в свой адрес, чтобы помочь ему перейти из позиции «снизу» в положение «на равных». Готовность клиента к самокритике использую для развенчания его сурового внутреннего судьи. Слежу, чтобы клиент не попал в психологическую зависимость от меня.
В процессе гипнотерапии я внушаю ему уверенность в себе, способность отстаивать свои права и не уходить от конфликтов, а разрешать их. Использую склонность клиента заботиться о значимых других. Затем переключаю эту актуализированную тенденцию на самого клиента, что способствует повышению его ответственности за собственную судьбу и улучшению эмоционального самоконтроля.
Когнитивная перестройка включает в себя проверку обоснований самообвинения, введение объективных критериев определения вины и доказательства неправомерности приписывания всей вины себе одному. Эффективен ассертивный тренинг – тренировка самоутверждающего стиля поведения в обыденных ситуациях общения.
Этапы процедуры:
1) постановка задачи;
2) предложение упражнения, советы по его выполнению, поддержка;
3) разыгрывание ситуации;
4) моделирование желательного поведения;
5) отработка оптимального поведения в течение всего занятия;
6) поведение клиента в конце занятия обсуждается группой с максимальной поддержкой;
7) перенесение навыков из тренинговой ситуации в реальную жизненную обстановку.
Прохождение завершающей фазы консультирования требует бережной работы со страхом разлуки, который связан у сенситивных личностей с детским переживанием отвержения или утраты.
Психастеник (педант, агрессивно-компульсивная личность) характеризуется тревожной мнительностью, ожиданием несчастья, повышенным чувством ответственности за свой моральный облик и за благополучие близких, постоянным самоконтролем. Сочетаются нерешительность, рассуждательство вместо принятия и исполнения решения, с одной стороны, а с другой стороны – неспособность ждать, приводящая иногда к непродуманным поступкам. После такой неудачи осторожность и тревожная мнительность еще больше усиливаются.
Часто появляется перфекционизм и склонность откладывать действия, связанная с боязнью сделать что-нибудь плохо. В конфликты психастеник вступает редко, но сильно реагирует на любые нарушения порядка. Крайняя деликатность сочетается у него с аффективной категоричностью в вопросах морали. Психастеники очень уважают авторитетных для них людей и жестко противостоят тем, кого не уважают. Они болезненно переживают малейшие свои этические промахи, но не принимают близко к сердцу страдания знакомых людей.
Терапевт нужен психастеникам для одобрения и усиления подавляющих сил, улучшения навыков самоконтроля, разделения ответственности (с идейным доминированием пациента). Терапевт заменяет строгого, но справедливого отца, надежно выполняющего свои обязательства даже при противодействии ему. Клиенты ждут от терапевта гарантий эффективности лечения, детальной информации о механизмах симптомов, современных способах лечения и прогнозе, применения новейших методов.
Тревожно-мнительный, педантичный психолог делает акцент на моральной стороне проблемы, часто использует нравоучения, предпочитает работать с мыслями, а не чувствами, зацикливается на процедурных, формальных вопросах. Он склонен критиковать клиента, придираться к пустякам, навязчиво контролировать его действия и даже мысли. Однако психастеникам нравится работать с психологом, не делающим неожиданных психологических ходов, который хорошо структурирует время, предсказуем и предупредителен. Главное – они не боятся его вторжения в их эмоциональную жизнь.
Гипертим настораживает осторожного психастеника, прежде всего своей неупорядоченностью и авантюризмом, хотя и привлекает тем, что охотно берет на себя ответственность. Гиперсоциальность роднит психастеника с сенситивом, однако в критической ситуации они, к сожалению, начинают заражать друг друга упадническим настроением. Со своим типом психастеник любит порассуждать, но сотрудничество затруднено из-за обоюдной нерешительности и тревожной мнительности, которые приводят к тому, что незначительное препятствие вырастает в общую проблему. Шизоид хорошо дополняет ортодоксального психастеника своими неожиданными идеями, но их отношения остаются формальными, чисто деловыми.
Трудолюбие и склонность к правдоискательству может объединить психастеника с параноидным, однако ранимому клиенту трудно переносить высокомерие и властность параноидного. С эпилептоидом быстро возникает конфликт из-за того, что оба неукоснительно придерживаются каждый своих норм и порядка. Истероид подкупает сухого, рационального клиента своей живостью, активностью. Нормативность конформного вполне устраивает гиперсоциального психастеника, но из-за недостатка инициативы им обоим нужен четкий и детальный рабочий договор.
Я работаю с психастеником с учетом проблем, связанных с всепоглощающим контролем, подчинением, интеллектуализацией, рационализацией и изоляцией аффекта. Не критикую клиента за последствия этих защит, считаюсь со склонностью клиента навязывать собственный план терапии. Терпеливо выслушиваю клиента, поддерживаю его стремление к самостоятельности, занимаю неконфликтную, гибкую, доброжелательную позицию, заменяю его моральную модель отношений психологической. Стараюсь не опережать возможности клиента в установлении близких эмоциональных отношений, чтобы это не привело к прекращению работы.
Я стимулирую разрядку негативных эмоций, чтобы клиент смелее освобождался от них; в результате он становится более жизнерадостным. После включения у клиента эмоциональной реакции (любой модальности) вскрываю тревогу покинутости, замаскированную преувеличенной сознательной потребностью в независимости. Далее происходит отреагирование пациентом этого страха и разделение его мною. Я помогаю клиенту выразить недовольство работой и мною. В это время обычно вскрывается страх неудачи и морального осуждения, и затем – страх отвержения и чувство стыда, замаскированные преувеличенной сознательной потребностью в независимости. Далее происходит отреагирование клиентом этих чувств и разделение их мною с юмором и сохранением душевного комфорта.
Я обучаю клиента навыкам релаксации, используя в качестве мотивации полезность этого метода для улучшения работоспособности и самочувствия. Подчеркиваю клиенту положительное значение его высокой требовательности к себе. В то же время помогаю отказаться от идеи, что есть правильные и неправильные способы что-то делать. Показываю, что «абсолютные» стандарты очень редко совпадают, что каждый человек имеет право жить по своему вкусу. Терпимое отношение и принятие точки зрения других людей выгоднее, чем постоянная требовательность, которая как раз и приводит к разрушению отношений и одиночеству. Некоторые особенности партнеров, которые клиент расценивает как недостатки, – разумная цена, которую можно заплатить, чтобы достичь близости и сохранить хорошие отношения.
Чтобы помочь клиенту признать свое право на ошибку, я предлагаю ему намеренно совершать по ошибке в день и с нескрываемым удовольствием принимать безусловные положительные подкрепления. Сам делаю это в качестве образца. Поскольку психастеники ценят точность, вникают в детали, я не жалею времени на систематизированные рациональные объяснения. Постоянно напоминаю о необходимости как можно интенсивнее взаимодействовать с окружающими. Поощряю живое фантазирование, развиваю образное, эмоциональное начало с помощью приемов арттерапии.
Уверенность в себе составляет основу нашей уверенности в других.
Франсуа Ларошфуко
Конформный безгранично разделяет авторитетную точку зрения. Такие клиенты верят в абсолютные стандарты «правильного» и «неправильного», нетерпимы к иным взглядам. На консультацию их обычно приводит неспособность приспособиться к изменившимся условиям жизни, утрата моральной поддержки. Они не могут и не собираются приспособиться к требованиям консультанта, навязывают свои установки и обвиняют его в конфликте.
Конформный психолог работает с оглядкой на своих учителей, он теряется при встрече с проблемами, работать с которыми его не научили. Ему трудно посмотреть на ситуацию глазами клиента, он терпеливо, как учили, настаивает на своей точке зрения. Однако подозревает клиента в инакомыслии, и когда обнаруживает это, не прощает: «Кто не с нами, тот против нас».
Конформный клиент нередко предъявляет слишком высокие для них требования лабильному и сенситиву, зато трудолюбивый психастеник может стать у него любимцем. Творческую натуру шизоида, так же, как и самолюбивых параноидного и эпилептоида раздражает «правильность», узколобость конформного, они подчиняются ему с трудом. С истероидом у конформного может возникнуть сотрудничество в области литературы и искусства. В работе с конформистом я опираюсь на свой авторитет и те нормы, которые для него являются непререкаемыми.
Люди обычно мучают своих ближних под предлогом, что желают им добра.
Люк Вовенарг
Зависимая (симбиотическая) личность стремится быть окруженной заботой. Осуществляя это желание, клиент может быть как раболепным, так и требовательным. Сознательно он может стараться заслужить заботу подчеркнутым вниманием к партнеру, а на самом деле неосознанно обнаруживает иждивенческие установки и тенденцию к манипулированию. Клиент не имеет контакта со своими импульсами агрессии и враждебности, но легко впадает в раздражение. Часто испытывает ревность, тревогу покинутости и одиночества.
Зависимые личности во всем усматривают хорошее или плохое отношение к себе, ставят себя в центр событий, заставляя партнера заботиться о себе или, наоборот, берут на себя непомерную ответственность за других. Клиент не замечает и не удовлетворяет собственные потребности, не способен их выражать, просит о помощи только тогда, когда поддержку оправдывают болезни или другие проявления срыва. Он сверх своих возможностей старается удовлетворять потребности других людей, отождествляет себя с нуждающимися людьми, одновременно скрывая от себя свое сходство с ними. У него недоразвиты возможности заботы о себе и самоподдержки.
Чувство самоидентичности у зависимой личности нестабильно, его пытаются обрести в симбиотических отношениях с близкими людьми. Такое отсутствие четко определенных границ приводит к спутанности в вопросе ответственности, к исключительной внушаемости, а иногда – и к фактическим состояниям слияния. Склонность подчиняться доминированию других людей может вызвать страх перед утратой автономии и полным растворением собственной личности, что компенсируется соблюдением жесткой дистанции. В свою очередь эти маневры рождают страх быть отвергнутым и угрожают изоляцией, лишающей идентичности. Он не способен безусловно любить себя и доверять своему внутреннему миру. Ему трудно ощущать печаль и вину, которую часто можно выявить у него в связи с желанием отделения и подавляемой агрессией.
Зависимые личности испытывают навязчивое влечение к партнеру как лекарству от тревоги разлуки. Объединяющими факторами служат два сценария. Один – для товарища по несчастью, другой – для аддикта избегания, напоминающего отвергающего родителя, которого надо чем-то подкупить. В обоих случаях потребность в безусловной любви не удовлетворяется, что лишь усиливает влечение. Развивается кризис зависимых отношений. Затем цикл повторяется.
Клиенту незнакомо рождение знания о себе из бессознательного, он не представляет, что для понимания себя и интеграции этого знания требуется сотрудничество с терапевтом. Клиент раскладывает по полочкам мои интерпретации, следя, чтобы они не были неожиданными (что пробудило бы его зависть) или такими, которые слишком легко обесценить (что вызвало бы у него тяжелое разочарование). Он пытается разрушить мою веру в свои способности, в то, что я могу противостоять его агрессии с помощью терпения, понимания и творческой интерпретации.
Зависимому психологу важнее нравиться клиенту, чем помогать ему в решении проблем. У такого психолога клиент всегда прав в буквальном смысле этого слова. Терапия превращается в приятное времяпровождение, клиент хвалит всем необычайно услужливого психолога, увеличивая его клиентуру. Получается что-то вроде компании собутыльников, играющей в игру: «Ты меня уважаешь, я тебя уважаю, значит, мы уважаемые люди».
Рано или поздно наступает похмелье, и тогда кажущаяся мягкая забота о клиенте оборачивается пристальным контролем, жертвенный альтруизм – мазохистским эгоцентризмом с обидчивостью и готовностью обвинять за «неблагодарность»: «Я могу читать мысли, поэтому знаю вас лучше вас самого и могу предвидеть ваше будущее, так что мне надо верить больше, чем себе. Мне нельзя противоречить, вы – простой смертный, а я обладаю объективной истиной. Я идеален, берите с меня пример и выполняйте все мои рекомендации. И если вам не становится лучше, как всем остальным моим клиентам, виноваты вы сами».
Вместо честного признания своих эмоциональных проблем такой психолог пытается решать чужие, свои семейные конфликты прикрывает картиной показного благополучия, духовное развитие заменяет аскетизмом и пуританством, нередко скрывающими сверхценное отношение к материальным благам.
Зависимый клиент постоянно подозрительно наблюдает за моими словами, ищет в них скрытый смысл, пытается понять мои намерения, «механизмы», работающие в моем уме, мои теории и технику, постоянно «интерпретируя» их. Он извлекает нужную информацию, после сессии тщательно разбирается в ней, дает свою оценку и затем сознательно усваивает или отвергает.
Зависимый клиент внимательно изучает мои особенности и странности, подражает в одежде, повторяет мои любимые выражения. Его подлинная сущность прячется под маской, похожей на меня. В конце концов клиент сам становится жертвой своего страха попасть в зависимость от меня. Под влиянием таких взаимоотношений я могу потерять свою спонтанность.
Вместо того чтобы работать, равномерно распределяя свое внимание, я, защищаясь, начинаю контролировать свои вмешательства. Отсутствие отношений переноса и его динамики в течение долгого времени обескураживает меня: на самом деле ничего не происходит, а я не могу понять, почему. В конце концов я начинаю чувствовать себя ненужным, а свою работу – бесполезным занятием. Я даже могут заключить бессознательную сделку с клиентом, снова и снова принимая свое поражение и пытаясь начать все сначала.
Однако я знаю по опыту своих отношений, как один человек осмеливается привязаться к другому, а другой в ответ принимает эту привязанность, сохраняя уважение к автономии партнера. Умение чувствовать себя и аналитиком, и зависимым клиентом помогает мне увидеть и постепенно начать интерпретировать неспособность клиента быть зависимым, помня лишь, что преждевременные интерпретации клиент может разрушить с помощью интеллектуализации и отрицания психической реальности.
Я начинаю с прояснения вопроса, почему клиенту трудно предположить, что я сказал что-то, желая помочь ему лучше понять себя, а не из стремления промыть ему мозги. Если я воспринимаюсь как независимый человек, уверенный в своих творческих способностях, не испытывает ли клиент завистливое желание разрушить мою работу? Возможно, клиент таким образом ограничивает свое собственное воображение и обесценивает свои эмоциональные переживания? Что он этим выигрывает? Не воспроизводятся ли сейчас взаимоотношения с родителем? Мне нужно продемонстрировать разницу между аналитической ситуацией и прошлым клиента?
Клиент критикует мои слова или молчание, сопротивляется моему желанию не только сохранить уважение к нему, но и видеть его любовь и то, что можно любить в его личности. Он все выслушивает, стремясь нейтрализовать или устранить непосредственное эмоциональное впечатление от моих слов. Иногда возникает впечатление, что я разговариваю сам с собой, как шизофреник со своими голосами.
В процессе терапии я помогаю клиенту повысить уровень самоутверждения, разорвать ограничивающие связи, делающие клиента зависимым от других и нарушающих его чувство самоидентичности. Помогаю отказаться от лишних обязанностей и чрезмерной ответственности за других. Поддерживаю у клиента проявления самостоятельности, соперничества, а иногда и оппозиции, толкуя их как победу над страхом и угодничеством. Освобождаю механизмы агрессии, предлагая выразить враждебные чувства и прорабатывая используемые защиты от тревоги: перенос, проекцию, отрицание и вытеснение. Учитываю, что под тревогой часто прячется чувство вины.
Ей хотелось забраться ему в карман и жить там всегда, чувствуя свою полную безопасность.
Фрэнсис Скотт Фицджеральд