Сны про меня

Толкование сновидений – это королевская дорога к знаниям бессознательной активности ума.

Зигмунд Фрейд

Установка на рассказ о сновидении психологу делает меня важным персонажем сна клиента. Спонтанно рассказанное мне сновидение, как правило, адресовано мне самому. Я присутствую в таком сновидении явно или опосредованно. Какие-то фрагменты сна клиент вспоминает с тревогой: ему это не должно сниться, опасно показать это мне, ему будет стыдно передо мной. Как раз в таких фрагментах можно обнаружить отношение клиента ко мне или его представление о моем отношении к нему.

Клиент обычно переносит на меня страстное отношение к важным людям из детства: родителям, бабушке или деду, дяде или тете, старшему брату или сестре. Это может быть обожание или ненависть, причем они по-детски легко могут переходить друг в друга. Клиенты хорошо скрывают свои истинные чувства ко мне, поэтому я уделяю особое внимание снам, которые приснились сразу после последней сессии или перед текущей.

Возможно отождествление меня с персонажем из сна или поиск общности функции фигуры из сна и моей функции в отношениях с клиентом. При этом я предлагаю клиенту прямо говорить о чувствах, а сам могу остаться в роли персонажа из сна, прошу изобрести для меня какую-нибудь роль в ткани сновидения или завершить сон, включив меня в это завершение.

Такие сны предупреждают клиента и меня о наличии глубокого, болезненного бессознательного материала, который неизбежно будет проявлен. Они также приглашают к осознанию того, что этот материал целиком принадлежит аналитическому процессу, и может быть разрешен только внутри него.

Клиент не удерживается долго на работе из-за конфликтов с начальством. Со мной он держится подчеркнуто почтительно, из-за чего не удается сформировать невроз переноса, необходимый для анализа его конфликтов. Сны клиента обнаруживают скрытую тенденцию к соперничеству с авторитетом.

Я у вас в институте, вокруг студенты, мы выходим. Я замечаю, что вы уронили техпаспорт и не заметили. Не ожидал от вас такого. Выхожу один к стоянке, где поставил свою машину. Она теперь, как у моего друга, очень крутая. Оказывается, машину увели, но я лишь удивлен.

Я в автосервисе, меня встречают приветственными транспарантами. В моей машине за рулем механик, я прошу освободить место, чтобы завести машину. Он указывает на кнопку на панели у двери, от которой заводится машина. Я говорю: «75 лет уже можно бы так».

Я иду со своим любимым японским пивом «Саке», у которого вкус тоньше и легче, чем у немецкого. Встречаю вас, вы просите дать попробовать и разобраться в нем. Я удивлен, что вас интересует мое пиво, открываю банку и отдаю.

Амбициозной матери клиента 65 лет, у нее рак, она может дожить максимум до 75 лет, но у нее никогда не было содержательной жизни, только много всяких дорогих игрушек. Механик за рулем представляет меня и личность клиента, машина – тело и мышление. Мне 75, и у меня нет машины и дорогих игрушек. Чему я могу его научить? Он даже в пиве разбирается лучше меня. Алкоголь здесь – его вкусы, его душа. Если у меня и этого мало, он снисходительно поделится, у него всего много.

Валя находится на диете из-за ожирения и пищевой аллергии.

Приснились вы с чемоданом, из которого выпали 3 куска мяса: говядина, свинина и курица.

Курятина – любимая еда Вали. Она не знала отца, потеряла мать в 10 лет и росла у бабки в деревне. У бабки были только куры.

Я иду с бабкой по грибы. В лесу темно, как ночью. Я залезаю на дуб (я, отец), там нащупываю боровики (фаллический символ) и кладу их в корзину, бабка ждет меня внизу. Потом я одна оказываюсь в утреннем лесу. Сквозь рассветную дымку видна машина с двумя мужчинами, которые лучами фар наделяют меня особым зрением (психоанализ). Теперь я могу бежать, не боясь упасть.

Валя хочет заменить бабкиных кур фаллосом отца-аналитика. Она готова идти со мной дальше в терапии с открытыми глазами.

После прошлой сессии Валя до глубокой ночи выясняла отношения с подругой. Та сейчас без пары и заявила, что клиентке нужен только ее парень, она не ходит на тусовки, ужины. Подруга признала, что сама отказывала ей ради встречи со своим парнем. Не мстит ли Валя ей сейчас за это? Нет. У подруги подобрели глаза, а у Вали отпустило живот. Она приехала домой и сразу заснула. Вот что ей приснилось.

Я брожу по офису одна, глубоко беременная и радостно ожидаю кесарева сечения, которое будете делать вы. Я смотрю сверху, как вы подходите ко мне – молодой и голый по пояс. Вы втыкаете нож мне в живот, разрезаете. Лопаются слои. Я жалуюсь, что мне больно. Вы говорите: «Не придумывайте, все нормально». И боль проходит.

Вы вытаскиваете большого ребенка, я вижу его, счастлива, хотя способ звериный. У ребенка большие глаза, быстро чернеют волосы, брови, радужка только снизу остается голубой, но все меньше. Он похож на бывшего парня подруги. Проходит час, и я удивляюсь, почему никто не напоминает, что пора кормить ребенка. Ведь первое кормление – очень важная связь с ребенком. Кстати, где он?

Я ищу ребенка на своем столе, заваленном бумагами и канцелярскими принадлежностями. Я роюсь в них и наконец докапываюсь до ребенка, который уменьшился до размеров скрепки. Его надо скорей покормить. Я несу его на балкон, показать своему парню, тот идет навстречу счастливый, а ребенок снова большой.

Валя думает, что я вытащил из нее что-то важное, прорвал толщу жира. Она слышала во время операции во сне, как я его прорезал. Через ее жир я прорвался к настоящему, прекрасному ребенку. Наконец мы дошли до самого дна. Когда на прошлой сессии я сказал, что в ней под панцирем осторожной Тортиллы живет маленькая девочка, она почувствовала, что до меня дошло, я докопался до ее маленькой девочки.

Дима увлекается эзотерикой и опасается идеологического конфликта со мной, якобы отрицающим нематериальный мир. Отрицание душевного и духовного было свойственно его родителям, которые ограничивали его права.

Я в доме друга, у меня болит горло, хочу пополоскать, нахожу кладовку. Там стоят всякие банки, склянки, нахожу жидкость с запахом то ли ацетона, то ли бензина, решаю полоскать рот, но не пить. Полощу, вкус обжигающий, горький, напоминает перец, горчицу, с привкусом химии, бензина, вынужден выплюнуть.

В детстве мать лечила простуженного сына горчичниками и горькими лекарствами, а ему больше нравились компрессы и сладкие сиропы. Мать не обращала внимания на то, что ему неприятно, лишь бы было полезно. Я полощу ему мозги, он выплевывает.

Дима пытается контролировать ход терапии. Сон после командировки в Китай.

Вы рикша, везете меня по узким улочкам, где трудно развернуться. Я управляю вами с помощью деревянного колесика, вживленного в мое запястье. Вначале удивляюсь, откуда это, но потом просто пользуюсь.

На 40-й сессии Дима увидел два сна.

Я еду в поезде в гору под углом в 40 градусов. Смотрю вниз, на место отправления, и удивляюсь, как поезд может подниматься под таким углом.

Я еду на велосипеде по двору своего детства, вокруг безучастно стоят родные и знакомые.

Дима прочитал в соннике, что езда на велосипеде означает пустые хлопоты. Крутой подъем он связывает с быстрым прогрессом в терапии, так как последние две недели нет панических атак. Он пассажир в поезде, который веду я.

До прихода в терапию Дима интеллектуально оживлял прошлые чувства, как Марсель Пруст. Он прочитал всего Фромма и поступил на философский факультет. Он хочет приобрести утилитарные формы мышления великих людей, а пока что часто изменяет жене. Чем больше они сближаются с женой духовно, тем труднее в постели. Он добился свободы ради других связей. Устраивал себе частые командировки, отдыхал в одиночку, купил отдельную квартиру. И вдруг от него требуют отказаться от этого. Он попробовал так – нет, это не для него. Он бы поборолся с женой на территории ума и энергии. Но не на ее территории – чувств. Он решил окончательно: если не по-старому, то развод.

Мы с женой едем на машине с Украины, попадаем в суету на таможне. Сидим в ресторане, жена то уходит, то приходит. Я с вами, одет прилично наверху, но в трусах, и еще больше неудобно, что босой. Не видно, но надо встать из-за стола. Вы курите сигару, так вальяжно, и предлагаете мне, я не отказываюсь. Официант приносит с витрины, иссохшие. Я посылаю его найти свежую. Он приносит здоровенную – таких не бывает. Ее нужно разрезать на две части. Это на самом деле две в одной упаковке. Я режу, обрезаю конец. Вы удаляетесь, я следую за вами – нужно что-то найти, договориться. Иду через сад, зелень, мост, река. Вы в каком-то доме. Захожу, там мой знакомый, пожилой адвокат, балагур с анекдотами, старый бабник. Он самбист, не курит, а я покуриваю. Он любит меня, как дедушка. Представляет меня своему знакомому.

Эмоциональное превосходство жены унижает Диму. Запасной фаллос нужен из-за страха кастрации. Обрезание лучше отрезания. Поэтому женщин лучше иметь, а дела иметь с мужчинами. Мы как мужчины должны понять друг друга.

Кира ходила ко мне с Леней, безуспешно пытаясь женить его на себе. Ее бывшего мужа увела ее младшая сестра. Недавно она направила ко мне свою школьную подругу Варю, с которой давно рассталась. Подруга записалась на следующую сессию, но не пришла и отказалась ее оплачивать. Кира оправдывается:

– Я ей дала ваш номер телефона, и она так странно себя повела. Мы с ней еще в школе раздружились, расклеились. Я всегда жду от человека полной отдачи, чтобы он был только со мной. Мне стало в тягость ежедневно ей звонить, не хотелось слушать ее рассказы о мальчиках. Дружба для меня – тяжкий крест, который надо нести до конца. Сестра к нам подсоединилась, они обе ревновали меня друг к другу. У них лучше получалось с мальчиками, они шустрее, легче. Они обе понимали, что я не дотягиваю, и самоутверждались. Я писала в дневнике, что я желторотый цыпленок рядом с ними. У меня был сон.

Снились вы в виде высокого стройного молодого человека с тонкими чертами лица и длинными пальцами. Я пришла к вам на сессию. Большая просторная комната, загородное место. Веет отдыхом, расслабленностью. Вы ходите по комнате, я тоже. Вы спрашиваете меня про Леню: «А вот вы ходили к психологу?» Я с удивлением отвечаю – мы же к вам ходили. И удивительно, что вам не все равно, вспомнили про Леню. Якобы вы его знаете только через меня. Вас интересует только моя история.

Я спорю с Варей: «Откуда у тебя брезгливость к метро?» Она отвечает: «Еще скажи, что тебе самой не противно там». Вижу деревянный длинный настил, как мост, который ведет в ваш кабинет. Варя продолжает: «Тебе, наверное, противны люди, которые сидят на мосту». Открываю дверь: там сидят люди на одеялах, расстеленных на земле. Пикник, дети. Ветер поднимает пыль, они закрывают лица. Вы не участвуете, слушаете, ходите, заложив руки за спину. Варя говорит, что, конечно, противно: сидят на земле, пыль в глаза летит.

Накрытый стол, я несу блюда на стол, как своя тут. Несколько мужчин сидят на подушках на полу. Откуда-то они узнали о нашем разговоре с Варей и пришли поддержать меня. Один мужчина – вы молодой, второй – Олег. Я тоже сажусь с вами третьей. Стол разделяется на два, у другой половины сидят на стульях. Само собой разделилось. У меня радостное удивление.

Олег – знакомый Киры, он развелся с женой, дружит со своими дочками. Его 13-летняя дочь очень открыто рассказывает в компании взрослых про мальчишек. Его новая жена тоже дружит с его девочками. У него нет напряжения с сестрой Киры, а Кира не может ее видеть. Я был такой приятный во сне.

Кира подвела меня с подругой, как ее саму предали сестра и муж. Она чуть не забывает о гонораре, повторяя в этом свою подругу. Симпатия ко мне во сне, похоже, нужна для нейтрализации враждебных чувств к мужчинам, которые достаются соперницам, умеющим пускать пыль в глаза, заставляя ее испытывать чувство неполноценности. С таким, как Олег, было бы иначе. А со мной, таким пассивным, не понятно, что делать.

Катя учится на психолога, чтобы научиться справляться с собой. Ей важнее хорошо выглядеть, чем работать с собой. Она заранее приезжает на сессии, боясь опоздать. Она приносит записи своих мыслей, на сессиях демонстрирует умение интерпретировать их подноготную и записывает мои интерпретации, вместо того, чтобы вникнуть в свои чувства. Сегодня ей приснился сон про меня.

Я должна идти к Вам, но меня отвлекают всякие занятия. В какой-то момент я понимаю, что приеду с опозданием на половину занятия, не стоит и выезжать. Занятие уже должно начаться, я думаю, что надо позвонить, чтобы вы не ждали, но не звоню.

– С чем ассоциируется сон?

– Отец упрекает меня, что я не звоню ему. Я думаю: он не звонит, и я не буду. Отец давал мне деньги за пятерки. А теперь чего-то ждет. Но я училась не для него!

– Вы ожидаете, что понравитесь мне в роли старательной ученицы?

– Да, а что?

– Вы в терапии ради себя, а не ради меня.

Катя интересуется моей семейной жизнью. Дело в том, что она подозревает мужа в измене. Неужели все мужчины такие? Рассказывает анекдот: соседка говорит другой, что ее муж ей изменяет. Та отвечает, что ее собачка лает на машины, но это не значит, что она сядет в машину и поедет. Евреи любят комфорт, но могут обойтись без него, это делает их свободными. А она есть только то, что у нее есть. Но ее от этого уже тошнит. В детстве из протеста она была пофигисткой. У нее был странный сон.

Я девочка 10 лет, выхожу из пещеры к горе в лесу. Оттуда спускается ко мне мудрый старец. Я иду вдоль горы, не встречаюсь с ним, но принимаю, что он дает мне. Я знаю также, что ко мне идет красивая женщина с длинными курчавыми волосами, чтобы убить меня как свою соперницу. Я выхожу в город, лето, встречаю мужа, мне 14–15 лет. Он интересует меня только как друг. Мы сидим на мосту над рекой. В городе недавно была война. Муж рассказывает о сгоревшем доме. Он был построен по проекту молодой девушки как корабль, она хотела там тоже жить, сейчас ей негде жить. Дом теперь не светлый, а обгорелый, выделяется парус. Поднимается ветер, несет огромные черные снежинки из дома, я изумленно ловлю одну и показываю мужу. Он без удивления объясняет что-то. Я ловлю еще снежинки, мы идем в пустой город. Я вижу в витрине проволочные куколки. Я беру девочку и мальчика и кладу назад. Выходят люди из бункера, на мой вопрос, что тут было, говорят о войне и пожаре. Теперь они должны выходить на работу, девушка идет в пекарню.

Она ничего не поняла из этого сна, кроме того, что жизнь – это движение и какие-то дела. Она утратила веру в себя, надежду на самостоятельность и любовь к своей природе. Наверное, я недоволен, что попал в роль старого мудрого еврея и мужа. Просит прощения: она этого не хотела. Похоже, что ее брак рушится. Как его спасти?

Знакомая рассказала Кате, как была на исповеди в Нотрдаме. После этого ей приснилось три сна про меня.

Вы работаете в Нотрдаме священником, к вам приходят на исповедь толпы народа. Вы были во сне не похожи на себя, но это были вы.

Я убийца, меня допрашивает в числе других полиция, но пока что не разоблачила. У меня появилось желание сдаться. Я подумала о вас, который видит людей насквозь.

Я приехала с дочкой в какой-то город что-то выбрать и купить. Город сумрачный, мы спускаемся к реке, там выращивают капусту и кукурузу. Я оставлю там дочь и иду обратно что-то забрать или у меня на что-то не хватило денег. Я иду по мосту в одном лифчике, мне это не важно. Я вижу людей за длинным столом, они подумают, что я сошла с ума. Мы встречаемся на мосту с мужем, он стыдит меня. В конце моста мама, она дает мне одежду. Вы в роли моего папы, мне одетой рядом с вами безопасно от мужа.

Катя в прошлый раз набирала в моем подъезде код от своей квартиры. Она слишком заботится о дочке и не против родить еще из-за чувства вины за аборт (плачет). Мама сделала аборт и забыла, что поставила спираль, 7 лет удивлялась, что не беременеет. Из-за отрицательного резус-фактора у Кати мама всегда боялась, что та забеременеет. Катя комплексовала перед любимым, который был лучше нее, и сбежала от него, хотя у него тоже был отрицательный резус-фактор. Она боялась, что он отвергнет ее, если он узнает, что она обманывает его. Ведь она строила из себя крутую деловую бабу, а ей хотелось заниматься семьей.

Входя в кабинет, Катя радостно сообщает, что видела сегодня забавный сон. Там где-то маячил я. Было непонятно, то ли смеяться, то ли плакать или удавиться.

Я в кафе с мужем, потом бегаю по центру города с крутыми подъемами и спусками, ищу какой-то адрес. Там нет людей, нет никакой жизни. Я увидела мужа, который бегал, искал меня. Проснулась с улыбкой.

Бегать вверх и вниз ассоциируется у Кати с половым актом. Ее любимая поза – наездницы. Муж неохотно занимается сексом. Она не успевает достичь оргазма с ним, как ни спешит. Он заглаживает свою вину за это заботой. Что ж, это забавная игра.

– У вас выступили слезы? (протягиваю платочки)

– Спасибо за платочек. Да, смех сквозь слёзы. И чему же вы улыбаетесь?

Катя сердится: я даю ей средство, которое не помогает, смеюсь над ней. Похоже на издевательскую рекламу (Катя обиженно плачет, потихоньку рвет бумажный платочек в клочья). Я не отвечаю ей взаимностью – не то, что ее отец.

Катя неохотно рассказывает сон – она и без меня их понимает.

Отец кричит на моего брата, хочет его ударить, там присутствовали и вы, но я не помню вашей реакции.

– Это понятный сон, так как отец жестоко относился к брату. У вас есть рецепт от забывания снов? Отец сказал, что я стала глубокой, буду очень хорошей мамой, зачем я все еще хожу к вам?

Катя впервые опоздала на 10 минут, хотя очень спешила. Рассказывает сон.

Я спешу к вам в очень короткой белой рубашке. Вижу себя в зеркале и говорю: «Ты не можешь ходить в таком – у тебя толстые ноги». Я бегу к вам и сталкиваюсь с мужчиной, который не уважает меня, у него коробка с деньгами. Он сбивает меня, я падаю в пыль, требую 10.000 рублей, собираюсь потратить их на терапию. Хотя что он может дать – неудачник, нищий. Я беру у него 500 рублей, чтобы отдать платье в химчистку.

Катя сообщает, что сегодня прекращает терапию, так как муж не в состоянии оплачивать ее, а сама она работать не может из-за учебы. У нее остались ко мне какие-то претензии? Да, я не дал ей никаких новых знаний. И не обращал внимания на ее попытки понравиться.

Наталья обижается на мужа, который откупается от ее ожидания любви. Они закончили МИФИ, Наталья не работает, как и ее мать. Ее отец – физик, когда он увидел дочь в роддоме, отвернулся – у нее была бронзовая кожа. У Натальи экзема на лице. Садясь сегодня в кресло, она азартно бьет по подлокотнику и с вызовом восклицает: «Я видела сон про вас! Совершенно дурацкий».

Вы встречаетесь со мной у моих родителей, в большой проходной комнате. Папа у себя включил музыку, дочь бегает к нему и обратно. Вы сидите в одном углу дивана, мама в другом, я рядом с ней. Мама, не отрываясь от своей книги, то и дело поправляет ваши профессиональные термины, хотя вы в своей науке о людях большой авторитет. «Наука о поведении животных» – «Этология». «Частица и волна – одно» – «Дуализм». Вы начинаете нервничать и ошибаться: «Когнитивистский диссонанс» – «Когнитивный». Вы сердитесь и спешите закончить. Я иду на кухню за деньгами. Кладу больше, чем нужно, хотя не чувствую какой-нибудь вины, в кошелек. Он мне очень дорог, мне очень хочется, чтобы вы его взяли. Он мягкий, песочного цвета, с вышивкой и молнией. Я сама его сшила (кошелка, вагина, душа).

Вы одеваетесь, дергаетесь – мол, скоро отходит электричка, – как будто в Москву нельзя попасть иначе. Я даю вам деньги в кошельке. «Зачем мне этот кошелек?», – сердитесь вы. Я не хочу спорить. Вы тянете молнию, чтобы вынуть деньги. Я тяну изо всех сил молнию к себе, не давая открыть кошелек. Вы поднимаете кошелек вместе со мной, Вы же выше. Я всеми силами пытаюсь впихнуть вам кошелек. Вы открываете дверь, я остаюсь. На лестничной клетке вы вынимаете деньги и бросаете смятый кошелек на пол. Кричите: «Совсем оборзели, зачем я только здесь был». Я кричу на вас что-то типа «сам такой», но не оборзев и вполне цензурно. Я не испытывала никаких чувств во время этого сна.

Наталья с улыбкой ждет моей реакции. Я в ее сне выгляжу ненужным и вредным при наличии лучше знающей спокойной мамы. Я еще и обзываю всех родных Натальи – с больной головы на здоровую. А самое главное – я оскорбил ее, обесценив ее желание подарить свой замечательный кошелек.

– Однако ваши насильственные действия можно было бы обозначить словом «всучить» – свою женскую сучность, как говаривала одна моя клиентка. Что для вас этот кошелек?

– Это мои убеждения.

– Не привлекательность?

– Нет, убеждения.

– Кошелек, кошёлка – с чем это ассоциируется у вас?

Я спрашиваю все мягче, но Наталья отвечает все резче. Я сейчас напоминаю ей ее маму во сне и мужа наяву. Она лучше расскажет, что было перед сном. Он возник под влиянием встречи с молодым очень симпатичным олигархом, оставшемся без денег, который ударился в религию и благотворительность – ищет себя. Кроме того, она прочла популярную книгу по эволюционной нейропсихологии. Там много терминов. Мы тут просто разговариваем, а наука доказывает. Оказывается, при возбуждении эротической зоны мозга мужчина делает что-то для женщины, а женщина ждет от него этого.

По просьбе Натальи я делюсь впечатлениями от ее сна. Отец во сне отвлекает внимание от себя музыкой, мама побеждает меня своей эрудицией и хладнокровием, мимоходом, не отрываясь от своего дела. Наталья добивает меня, уличая в оборзении и меркантильности. Ее красота никому не нужна. Папе не понравился ее цвет кожи при рождении. Он не смотрит на нее и в этом сне, ни на кого не обращает внимания. Да, как ее муж. Она захотела сменить машину на последнюю модель, и он сразу стал искать в Интернете. Он считает деньги только своими, но ни в чем ей не отказывает. Они единомышленники. У них сейчас идеальный секс по количеству и качеству.

Я прерываю: что ж, всё отлично. Наше время закончилось. Наталья молча достает из складной матерчатой вышитой сумочки-кошелька деньги. У двери я замечаю, что молния на наружном бумажнике с деньгами, который клиентка держит перед моими глазами, осталась открытой. Наталья обнаруживает, что молния заела купюру, освобождает ее и застегивает кошелек. Если бы можно было так же легко открывать свою душу и заботиться о ней!

Признательность большинства людей порождена скрытым желанием добиться еще больших благодеяний.

Франсуа Ларошфуко

Роберт переживает разрыв с женщиной, с которой пытался создать семью. Пробный период терапии затянулся на два месяца. Сегодня под утро Роберту приснился сон.

Я в вашей квартире, но она светлей – больше и с большими окнами. Возникает тяжелое чувство, что отца никогда не было со мной, когда мне было очень нужно. Понимаю, что это сон, становится легче. Я с вами в торговом центре, заходим в китайский ресторан. За столиком сидит мой знакомый с Марком. Я здороваюсь со знакомыми и объясняю вам, что Марк сейчас тренер китайской футбольной команды. Мы переходим через дорогу. Похоже на Гурзуф моего детства, где я был счастлив с отцом. Вы идете на автобус, который едет в гору, а я спускаюсь к морю. Вы прощаетесь до субботы, я говорю, что забыл записаться. Вы добродушно смеетесь и уходите. Я любуюсь обшарпанным американским авто 30-х годов. За рулем белый человек, вместо левого руля – правый, вроде в Китае таких нет – в Японии?

Роберт: «Такой сюр». Задело, что он вниз, а я вверх. Обидно, что продолжается работа вразрез с моим направлением. Мои книги остались у его женщины, надо бы забрать, попробовать поработать с ними. Больно переживать мою критику. Он в ходе терапии стал различать критику своих поступков и себя. Отец не хвалил и не критиковал его – игнорировал. Мать заражала своей тревогой: у него ничего не получится¸ из него ничего не выйдет. Легче было заниматься спортом и мечтать, чем работать над собой. Он согласен на следующей сессии подвести итоги пробного периода.

Роберту завидно, что у друзей свадьбы, дети. Но они лишь создают видимость благополучных семей. Только его брат и пара друзей довольны своими семьями. У него так не получится. Роберт упрекает меня, что я своей позицией влияю на него. Требую первенства души в ущерб самолюбию и телесным удовольствиям. Заставляю заменить эгоизм партнерством, настаиваю на создании семьи.

Я на пляже вместе с тремя товарищами. Берем напрокат лежаки. Появляетесь вы с отчимом, с которым я жил 10 лет. Мы решаем, что вас обоих надо убить, так как вы ограничиваете нашу свободу. Они держат вас, а я разбиваю вам голову железной трубой, потом мы делаем то же с отчимом. Избавляемся от трупов без следов. Чувствую радость освобождения, чувство вины за убийство и грусти – потерял этих людей. Переживаю, что не смогу никогда освободиться от этих мыслей, придется жить с этим всю жизнь и скрывать от людей. Боюсь тюрьмы. Буду говорить, что меня подстрекали. Ругаю себя: не надо было никого слушать. Товарищи зовут играть в карты, я не люблю этого, мне это скучно. Они не разделяют моих чувств, что это последний вечер, нам придется возвращаться назад, лучше было бы напоследок погулять. Иду гулять один, мысленно разговаривая с вами, как на сессии. Вы говорите, что я понял, как входить в эту медитацию, тут всегда можно будет меня найти. Меня поражает, что вы не злитесь на меня за убийство, мы даже не обсуждаем этого. Вечер, женщины, выходим из ресторана или кино. Находим щенков, они доверчиво идут к вам, это удивительно.

С отчимом Роберт давно не общается. У них были хорошие отношения. Отчим ассоциируется со мной. Роберту уже снилось, что он убивает отчима, но убивает пулями, не так жестоко и не в тактильном контакте. У матери страх тактильного контакта с мужчиной, с сыном этого нет. Мать – подстрекатель. Она сохранила с отчимом дружеские отношения. Она редко интересуется психотерапией, считает ее полезной для него, чтобы он не спился. Но в ходе терапии у них ухудшились отношения. Он теперь хочет доверчивых отношений.

Полина с 8 лет слышала, что родители за шкафом занимаются сексом. Она боялась, что они поймут, что она знает. Она после школы наводила порядок в комнате, застилала постель родителей. Она находила презервативы под периной. Ей было неприятно это. С 11 до 14 лет она регулярно мастурбировала, потом нерегулярно до 17 лет, когда начала половую жизнь. В 20 лет, уже после рождения ребенка, она несколько раз испытала половое влечение к отцу.

Полина усаживается в кресло со словами: «Сегодня мы спали вместе» и рассказывает сон.

Вы ведете меня в новое для меня место. Мы пара. Идем вдоль реки. Ласковое теплое дуновение воздуха. Мы попадаем на баржу, часть из пассажиров раздетые и естественные, расслабленные, как хиппи, приятные. Среди них есть знакомые, в том числе мой друг сердечный, Давид, с которым я общалась, когда жила в Германии. Вы похожи на его отца-еврея лицом. Он хипповал и пил в молодости. Я такая же, как эти хиппи. Все сидят парами и группками. Мы тоже сидим парой, я склонила голову вам на плечо. Посмотрела на вас, и вы ответили приятной улыбкой. У меня сексуальное желание, и я думаю: как все просто и прекрасно. Я с удивлением подумала: оно все рядом, кругом. Все может быть проще. Я без вас на полянке, остаюсь такой же просветленной. Я лежу топлес, на меня обратил внимание Давид, непонятно, узнал ли он меня. Я собираюсь надеть бюстгальтер, наверх – кофточку, встану и пойду.

В следующем сне проявляется эдипов конфликт.

Во сне был мужчина 40–60 лет, похожий на вас. Я пришла к вам с суетливым любовником моего возраста. Вас нет, потом вы входите с солидным мужчиной и просите моего разрешения на его участие. Предлагаете заниматься с карточками, я соглашаюсь. Появляются подружки, я прошу их часок подождать меня. Я ложусь на диван, входите вы, раздеваетесь и ложитесь рядом. Я подлезла под вас, вы залезли сверху с виноватой улыбкой. Потом я заснула, проснулась, рядом лежит ваша жена и молча зло смотрит на меня. Я быстро одеваюсь и выхожу. Подружки спрашивают, почему я так долго. Они явно знают, чем я занималась два с половиной часа, и хвалят, что я выспалась.

Полина мстит сопернице.

Пришла к вам на какую-то вечеринку. У вас в кабинете двое мужчин. Вы предлагаете мне сделать себе на кухне чай. Обращаетесь ко мне на ты. На кухне много чашек, чай, сахар, печенье. Я прихожу к вам и предлагаю сделать чай. Спрашиваю, какой чай, покрепче, послабее, сколько сахару. Вы просите принести, там видно будет. Я приношу чай. Становится поздно, вы предлагаете мне остаться ночевать. Ваша жена показывает мне кушетку, дает постельное белье, дает грубое серое покрывало вроде деревенского, я забираюсь под него. Решаю съесть гигантский оранжевый плод вроде папайи. Он истекает соком, безумно вкусный, сладкий. Я ставлю им большое ярко-желтое пятно на покрывале. Мне стало неловко: уделала чужое покрывало. Я успокаиваю себя, что выведу пятно и принесу покрывало.

Полина привлекает отцовскую фигуру для отделения от материнской.

У меня день рождения, я выхожу на Таганке, хотя особняки выглядят иначе. Звоню маме, она оказывается рядом, мы встречаемся, болтаем. Входим в вашу квартиру, хотя она не похожа ни на вашу, ни на мою квартиру. Усаживаемся на кухне, соединенной с прихожей. Видим, что вы прилегли в спальне с женой. Вы приходите к нам, начинаете общаться. Я боюсь, что вы будете ругаться: без записи, да еще с мамой. Она резко обрывает вас, ей не нравится, что вы копаетесь в чем-то, что-то цепляете, напоминаете ее мать. Вы глубокомысленно повторяете ее слова, как бы делая глобальный вывод. Я переживаю, что это сессия, к тому же незапланированная, за это надо платить. Оказываюсь с папой в магазине, он покупает мне мои любимые творог и сыр, как обычно.

Таганка – мой район. Полина с мамой разговаривают в основном на кухне. Папа покупает ей на деревенском рынке молочные продукты и яйца. Квартира во сне расположением напоминает квартиру родителей в Чехове. Мама недовольна, что дочь попала под чужое влияние. В треугольнике с мамой и мной я помогаю разобраться в пользу Полины.

У Юры от инсульта умирает отец, который в детстве давал ему подзатыльники «за тупость». За отцом несколько лет ухаживает мать, она врач, в детстве порола сына за непослушание – выбивала дурь из головы. Дедушка учил его технике, уму-разуму, проявлял доброту. Юра попытался начать терапию несколько лет назад, но быстро прекратил. Он занимается борьбой, посещает драматическую студию, недавно начал ходить на вокал. Через несколько месяцев второй попытки индивидуальной и групповой терапии ему приснился сон.

Я у вас, мне спокойно, потому что нет Дика. Я сказал вам что-то нейтральное, а вы говорите от моего имени: «Лучше бы он совсем умер». Я думаю, что собака чует скрытые чувства. Но мне противно желать кому-то смерти, зачем мне это. Такой отвратительный процесс. Заходит Дик, у меня ёкает внутри от страха, вдруг он что-то во мне учует. У него вислые уши и игривые глаза, он сразу идет ко мне. Я кладу ему руку в пасть и вожу его голову в разные стороны. Вы заходите и предупреждаете, чтобы я был осторожен. Странно, что вы говорите так невпопад. Затем вы, как дед и одновременно отец, идете со мной в больницу. Мы разбираем какую-то книгу, вы расширяете мой мир. Говорят о риске онкологии. Вы говорите, что может быть тяжелая ситуация. Мне могут понадобиться ваши глаза – вот они, ваши уши – вот они. Ваши глаза и уши – не продукт разума, глаза как зеркало души. Мы сможем общаться, как добрая собака с доброй собакой. Вы спросили меня, есть ли у меня проблемы с простатой, это ведь серьезно. Я ответил, что есть.

Вместо субботней группы Юра очень хорошо провел время на даче друга. Там была молоденькая собачка с вислыми ушами, очень добрая. Она играла с ним, аккуратно прикусывала ему руку. Со «злой собакой» он ведет себя еще злее. В первом заходе он заставлял себя ходить ко мне и постоянно злился на меня.

Второй заход был после того, как я помог его сестре, и из злой собаки превратился для него в добрую, из отца – в деда. Негативный перенос сейчас превратился в позитивный. Он научился замечать, когда он приписывает мне свои злые чувства – это проекция. Он сейчас ходит ко мне, как больной к врачу, голодный к кормильцу, как в аптеку за витаминами. Он не доверяет организму. Пусть он будет нуждаться в его заботе. Это мамина позиция, он отождествляется с ней. Он интимно общался только с ближайшим кругом, это было как расширение его «Я». Я обратил его внимание на его красивый баритон, пересказал ему рассказ «Горло Шаляпина» Ираклия Андронникова. Он теперь чувствует себя голосом человечества, это новое чувство. Я учу его, расширяю его сознание и чувства.

Я показываю клиенту «Мизантропа» Брейгеля – скрюченного человечка в прозрачной сфере.

Юра: «Почему мизантроп?»

Я: «Потому что люди грязные, а он чистый, как, наверное, его мама-чистюля».

Юра: «Рядом мудрый старец. Это Вы? Тоже закрытый, в капюшоне. У меня была идентификация с агрессором, лечащим себя больным и практичным умником, а теперь есть идентификация с идеалом, добрым и умным. Когда я не принимаю что-то в себе, я проецирую это на другого. Пускай зло сдохнет вместе со своим носителем».

Я: «И таким безопасным способом, на дистанции отождествляетесь со своим злом. Проективная идентификация. Она впервые появилась в сегодняшнем сне. Вы поместили свое зло в меня сначала как в злого отца, потом как в доброго деда, Это могло расщепить меня. Но я не расщепился, стал гибридом папы и деда. Во мне добро и зло уживаются».

В борьбе Юра в обнимку с противником, это дружеская возня. В партере – по-собачьи, это что-то гомосексуальное. Зачем он ходит на группу? Он учится на группе откровенным разговорам о том, что сейчас трогает участников. Он ходит ко мне для решения текущих проблем. Я помогаю ему анализировать сны как интересный материал для его работы с собой. Разбираю для него произведения, помогающие понимать людей.

Юра ожидал, что я буду обогащать его своим материалом. Он не представлял, что его материал может быть мне интересен для собственного развития. Он ходит в театральную студию, чтобы обогащать свои маски. А на группе я заставляю сбрасывать маски. Хорошо бы вместо этого слушать дедушкины сказки и играть в добрых собак. Через некоторое время Юра позволил себе, наконец, влюбиться. И началась совсем другая история.

Мне снился Фрейд. Что бы это значило?

Станислав Ежи Лец