Психоанализ

Берггассе, 19

Главная цель анализа заключается в том, чтобы привязать анализируемого к лечению и личности терапевта.

Зигмунд Фрейд

Девяностые. Все разваливается. Дикий капитализм, братки, инфляция. Социальной поддержки больше не существует. Удивительно, что нет роста суицидов. Похоже, что народ только мобилизовался, настроился выживать. Много агрессии разряжается в социальных конфликтах. Возможно, и наработанная система социально-психологической помощи худо-бедно продолжает действовать.

Я провожу занятия по кризисной терапии на психфаке пединститута, читаю публичные лекции и провожу групповые тренинги в Политехническом музее и во дворцах культуры. Получаю журналистское удостоверение в журнале «Работница», где веду рубрику психолога наряду с такими же рубриками в журналах «Советская женщина» и «Спид-инфо», а также в «Московском комсомольце» и центральных газетах. Издательство «Знание» выпускает мою первую книгу «Любовь против одиночества».

Рушится железный занавес. Мы организуем Российскую психоаналитическую ассоциацию, меня выбирают в правление. К нам начинают приезжать иностранные специалисты, вплоть до Роджерса. Привозят литературу, проводят семинары и супервизии, занимаются с нами групп-анализом. Я участвую в группах, которые проводят гештальтисты, драматерапевты, роджерианцы, в работе первой в Москве балинтовской группы супервизии.

Мой отдел пустеет: научные сотрудники разъезжаются по разным странам или переходят в частную практику, уезжают все друзья. Я собираю материал для монографии по суицидологии. Минздрав, наконец, утверждает положение о суицидологии, но где теперь взять суицидологов… Мне уже 60, я оформляю пенсию и перехожу преподавать в Высшую школу психологии при Институте психологии Российской Академии Наук. Ректор сподвигает меня написать по материалам лекций и семинаров два учебника: «Динамическую психиатрию и клиническую психотерапию» и «Сексуальную и семейную психотерапию». Они сразу попадают в лидеры продаж.

С подачи заведующего редакционным отделом Института психологии становлюсь научным редактором монографии Фрэнка Патнема «Диагностика и лечение расстройства множественной личности», редактирую перевод с английского «Антологии суицидологии» и публикую первые монографии в научной литературе по суицидологии и аддиктологии.

Вскоре я перешел в Московский институт психоанализа, где и работаю до сих пор профессором кафедры психологического консультирования и психотерапии. Две полки в моем книжном стеллаже занимают написанные за это время учебно-практические руководства по различным разделам психотерапии для обучающихся и практикующих психологов и психотерапевтов, а также их популярные версии-самоучители для продвинутых читателей.

Каждый человек рано или поздно выдумывает для себя историю, которую считает своей жизнью.

Макс Фриш

После увлечения Достоевским, Фрейдом и Перлзом, и особенно после прохождения личной терапии мне все интереснее быть в контакте с теми своими частями, которые соотносятся с поступками или фантазиями клиентов, неважно, насколько ужасными, жестокими, похотливыми, мазохистскими или садистскими они выглядят с точки зрения морали. Если что-то мешает этому контакту, еще интереснее анализировать, почему и зачем я прячу эту часть себя.

Фрейд умер, точнее, попросил себя усыпить, через месяц после моего рождения. Его образ вызывает у меня противоречивые чувства: первопроходец, кумир, гениальный соперник. Я решаю познакомиться с ним поближе, чтобы почувствовать его как человека, и еду в Вену.

По пути к дому Фрейда на Берггассе, 19 – пыльный сквер, громко названный «Парк Фрейда». Место шумное, проходное – совсем не в его духе. Вместо памятника Фрейду (я вообще такого в Вене не нахожу) там стоит абстрактная скульптура, которая возмутила бы Фрейда. Неподалеку – университет, в котором Фрейду так и не удалось всерьез поработать. Звание приват-доцента (то есть внештатного почасовика) Фрейд получил нескоро, и на его первую лекцию пришло всего два студента.

Квартира-музей Фрейда на втором этаже. В приемной стоят кресла, диванчик, журнальный стол. Все старое, облезлое. В кабинете застекленные полки с книгами и научными журналами того времени, на столе – маленькие древние статуэтки. На постаменте стоит гипсовый бюст Фрейда с пустыми глазницами.

В пустой бывшей гостиной крутится фильм, сделанный Анной Фрейд по материалам семейной кинохроники 30-х годов. Жалко смотреть на измученного старика, поправляющего языком во рту во время разговора тяжелый протез. Фрейд лишь один раз смотрит в камеру – пронзительным тяжелым взглядом. Я невольно отвожу глаза, поднимаюсь со стула и ухожу.

Сегодня бронзовая скульптура Фрейда встречает меня перед входом в институт. Он старчески опирается на трость и смотрит на меня своим тяжелым взглядом: «Кто ты? Что ты?» – «Здравствуйте, Зигизмунд Яковлевич! Рад Вас видеть». Но пока до этого дня еще далеко.

Мы, московские психиатры и психологи, организуем для себя психоаналитическую группу, которую после обучения в Англии ведет Лола Комарова. У меня появляются психоаналитические пациенты. Это иностранцы, работающие у нас, присланные ко мне из Американского медицинского центра в Москве. Они обдумывают свои поступки, берутся за одно дело и доводят его до конца, стремятся улучшить качество своей жизни. Разделяют личную жизнь и карьеру, посвящают много времени работе, ценят факты, правду, логику и пунктуальность. Постоянно работают над собой, хорошо информированы, в моих самоучителях главное внимание уделяют практическим занятиям.

Наши же пациенты склонны планировать дела в общем, не детально. Они гибко понимают правду, в споре обезоруживают эмоциями, а не фактами. Считают нормой постоянные жизненные трудности, безрадостное настроение и пониженную самооценку (называя это скромностью). Ухудшение состояния чаще объясняют социальными или физическими причинами, а то и сглазом. Они боятся психиатрического диагноза, ожидают чудесного исцеления, пассивно ждут «моральной поддержки», возлагают на меня всю ответственность за результат, в моих книгах пропускают тесты и упражнения, не выполняют домашние задания.

Иностранные пациенты связывают свое состояние с межличностными конфликтами или ситуационным обострением психического расстройства. Они уже лечились в Америке и Европе у врачей и психоаналитиков в основном по поводу своих психосоматических расстройств и воспринимают меня как двуликого Януса: врач и психолог в одном флаконе. Мне приходится совмещать авторитарность врача, назначающего лекарства, умноженную на директивность гипнотерапевта, с фрустрирующей нейтральностью Фрейда и эмоциональной вовлеченностью Роджерса.

Вы неверно осведомлены, если предполагаете, что советы и руководство в житейских делах являются составной частью аналитического воздействия. Напротив, мы по возможности избегаем такой менторской роли и больше всего желаем, чтобы больной самостоятельно принимал свои решения.

Зигмунд Фрейд