Вольф Мессинг

(1899–1974)

Вольф Мессинг появился на свет в еврейском местечке Гура-Кальвария поблизости Варшавы, то есть на территории Польши, входившей в те поры в Российскую империю. Семья была очень религиозной, ортодоксальной еврейской семьей. Мальчик, будущая звезда мирового масштаба, рос болезненным, запуганным, страдал лунатизмом. Он отличался впечатлительностью и экзальтированностью. Был чрезвычайно религиозен, как и положено отпрыску ортодоксальной семьи. Но этот маленький еврейский мальчик станет известнейшим предсказателем XX века.

Поначалу Вольф, как и все мальчики, изучал Талмуд в школе при синагоге – хедере. Он проявил себя как старательный и сообразительный ученик, и ребе часто хвалил Вольфа, однако в разговорах с родителями его сетовал на то, что мальчик во время занятий клюет носом, а иногда и вовсе засыпает над раскрытым Талмудом.

Однажды отец категорично заявил: пора покончить с ночными хождениями сына по дому. Мать попыталась было робко возражать, выдвигая аргумент о неизлечимости лунатизма. И это ведь не ее мнение – так говорят врачи. Но у отца по этому вопросу имелось собственное мнение, поэтому он применил оригинальный метод борьбы с лунатизмом.

В одну из лунных ночей маленький Вольф приподнял голову с подушки: ему захотелось покинуть постель и отправиться на «лунную прогулку». Он спустил ноги на пол и сразу же проснулся от собственного дикого вопля – ноги Вольфа оказались в корыте с холодной водой, поставленном отцом у кровати. Жестокий способ лечения, нечего и говорить! Все могло бы закончиться весьма печально (зафиксированы случаи, когда внезапно разбуженные лунатики умирали), но в данном случае беда миновала Вольфа – он отделался лишь стрессом.

Отец воспитывал своего мальчика, применяя «новаторские» способы собственного изобретения. Вот другой пример его своеобразных методов. Когда маленький сын его больше не погружался в сон на уроках в хедере, раввин не мог находить слов, чтобы хвалить Вольфа, – мальчик обладал феноменальной, фотографической памятью. У него в голове откладывались сложные тексты Талмуда буквально с одного взгляда на них. Как-то в хедер пришел известный еврейский писатель Шолом-Алейхем, и мальчик наизусть цитировал ему страницы Талмуда. Писатель, гордость еврейской литературы, удивился и растрогался, он ласково поговорил с мальчиком и напоследок предрек, что Вольфа ожидает большое будущее. Вольф-старший тут же смекнул, что сын мог бы сделаться отличным раввином, и вздумал определить его на учебу в иешибот, училище, где готовили раввинов.

По обыкновению кроткий и послушный, Вольф вдруг решительно воспротивился идее отца и напрочь отказался учиться в иешиботе. Действительная причина его «восстания» состояла в том, что он не хотел и боялся уехать в другой город, его страшила перспектива оказаться там одному, без родителей. Он ничего не имел против выбранной для него отцом профессиональной стези священнослужителя, просто он был совсем домашним, робким ребенком. Не подействовали ни уговоры, ни приказы, ни угрозы – Вольф отвечал плачем и стоял на своем.

Как-то поздним вечером отец послал Вольфа в лавку. От страха у него все холодело внутри, мальчик возвращался домой, двигаясь вплотную к стенам, словно чувствуя их защиту. Вот и дом, совсем рядом, остается лишь нырнуть в подворотню, а там уже и бояться нечего. Но во дворе пред Вольфом предстала огромная фигура, вся в белом.

– Стой! – раздался густой бас, и без того уже испуганный Вольф совсем оцепенел от ужаса. – Замри и внимай! А потом повинуйся! Твоя судьба – быть раввином! Горе тебе, если ослушаешься!..

Фигура растаяла в вечерней темноте, Вольф же долго стоял, не шевелясь, замерев, а потом ноги его подкосились; лишившись чувств, он в глубоком обмороке лежал во дворе, потом его хватились родные и начали его искать. Утром следующего дня он сказал, что хочет учиться в иешиботе. Еще один жестокий метод отца сработал!

В училище не нравилось всё, Вольф тосковал по дому, учился без охоты, нескончаемые молитвы и необходимость зубрежки не нравились мальчику, он из-за этого сильно утомлялся. Он даже порывался бежать из душной атмосферы иешибота, но воспоминания о рокочущем голосе и о громадной белой фигуре заставляли сжиматься от страха, и он оставался, продолжал терпеть.

Но нет ничего тайного, что не стало бы явным, и в один из дней Вольф обратил внимание в синагоге на огромного бродягу в неряшливой грязной одежде. А услышав звук его голоса, когда тот что-то сказал, Вольф сразу же узнал этот рокочущий бас. Он едва сдерживал готовые вот-вот брызнуть слезы. Выходит, отец подло обманул сына, наняв этого громадного бродягу исполнить роль Провидения.

Мальчик, потрясенный открывшейся ему истиной, выбежал из синагоги и, даже не подумав забрать свои вещи, добрался до вокзала. Там он сел в первый же поезд до Берлина. Денег у Вольфа не было – только несколько мелких монет, поэтому ехал он зайцем, забившись под лавку в робкой надежде, что его там не заметят.

Однако кондуктор был зорок и безжалостен. Он живо обнаружил и вытащил из-под лавки прятавшегося там и дрожавшего от страха безбилетника. Именно в этот момент у мальчика, находящегося в состоянии сильнейшего стресса, внезапно прорезался талант внушения. Даже много лет спустя, когда писал книгу «О самом себе», Мессинг не мог вспоминать спокойно ту встречу:

«– Молодой человек, – у меня в ушах и сегодня звучит его голос, – ваш билет! Нервы мои были напряжены до предела. Я протянул руку и схватил какую-то валявшуюся на полу бумажку – кажется, обрывок газеты. Наши взгляды встретились. Всей силой страсти и ума мне захотелось, чтобы он принял эту грязную бумажку за билет. Он взял ее, как-то странно повертел в руках. Я даже сжался, напрягся, сжигаемый неистовым желанием. Наконец он сунул ее в тяжелые челюсти компостера и щелкнул ими. Протянув мне назад «билет», он еще раз посветил мне в лицо своим кондукторским фонарем со свечой. Он был, видимо, в полном недоумении: этот маленький худощавый мальчик с бледным лицом, имея билет, зачем-то забрался под скамейку. И подобревшим голосом сказал: – Зачем же вы с билетом и под лавкой едете?.. Есть же места. Через два часа будем в Берлине».

Вот так он впервые осознал, что обладает уникальным талантом внушения, продемонстрировав его на практике.

Двумя часами позже юный Вольф Мессинг ступил на перрон шумного вокзала Берлина, шагнув в самостоятельную жизнь, полную неизвестности. Маленький Вольф и большой равнодушный город. Городу нет до него никакого дела, он не обращает внимания на мелкий человеческий мусор. Умеешь – выживай, не умеешь – умирай с голоду и от холода! Вольф собирался жить, а не умирать. Недостаток сил он компенсировал находчивостью, силой воли и упорством.

Каким-то образом Вольфу удалось пристроиться посыльным в дом приезжих. Платили сущие гроши, зато предоставили угол, где он мог спать. Он был «мальчиком за все» – драил полы, мыл посуду, бегал по разным мелким поручениям, чистил постояльцам обувь. Он старался изо всех своих сил, но чувство голода было его постоянным спутником, потому что Вольфа немилосердно обманывали, когда производили расчет. Мальчик не сетовал, да и не с кем ему было поделиться своими печалями в этом большом равнодушном городе. Однажды он упал в голодный обморок посреди улицы. Его отвезли в больницу для бедного люда, и тамошние врачи, торопливо осмотрев его, не обнаружили у мальчика признаков жизни: сердцебиение отсутствовало, пульс не прощупывался. На Вольфганга накинули простыню, и отправили это худенькое тельце в мертвецкую.

Когда студент-практикант уже почти приготовился начать вскрытие мертвого тела, он вдруг обнаружил сердцебиение – слабо, но сердце тем не менее билось – и заметил подрагивание век у маленького «покойника». Едва придя в себя от испуга, студент срочно вызвал врачей, и медики сообща убедились: мальчик жив, но либо в глубочайшем обмороке, либо впал в состояние летаргического сна. В этом состоянии он и был отвезен в клинику к известному врачу-невропатологу, профессору Абелю, и уже там, спустя три дня, его с осторожностью привели в чувство.

Абель поначалу хотел было определить Вольфа в приют, но тот умолял врача не делать этого, и профессор сдался. Редкий случай заинтересовал его, и он оставил мальчика временно при клинике – уж больно необычен был пациент. После того как Вольф в подробностях поведал о своей берлинской жизни, профессор предположил: вероятно, причина случившегося – нервное и физическое перенапряжение, какое организм ребенка не смог вынести.

Абель подолгу беседовал с Вольфом, провел тщательный осмотр и ряд тестов и с удивлением выявил у Вольфа экстраординарные способности: в частности, ряд опытов подтвердил умение управлять собственным организмом. Профессор назвал мальчика «удивительным медиумом», и в клинике за ним закрепилось это прозвище. Абель долго размышлял над тем, как поступить с мальчиком после выписки из клиники. Открывшиеся уникальные способности Вольфа помогли профессору в решении этой проблемы. Вольф не хотел в приют, но и в родительский дом возвращаться тоже не желал. Но ведь надо как-то его устраивать, поэтому, если он обладает необычными способностями, то разумно будет использовать их.

Во время одного из сеансов, которые проводил профессор Абель, обычного его ассистента заменил некий солидного вида господин, неумелый в качестве помощника, но зато фонтанировавший вопросами и энергично раздававший сложные задания. После того как профессор объявил об окончании сеанса, сказав, что на сегодня довольно, господин ни с того, ни с сего захлопал в ладоши, попросил Вольфа подойти к нему, вынул из кармана пухлое портмоне, не глядя, достал из него одну купюру и сунул в карман подростка.

– Я господин Цельмейстер, – сказал он, – импресарио.

– Да, господин Импресарио, – с учтивым поклоном ответил Вольф.

Гость со смехом объяснил: импресарио – это не имя. Более того, тут же, за рабочим столом профессора Абеля, подписал с Вольфом первый в жизни Мессинга профессиональный контракт. Вольф начал работать в берлинском паноптикуме, где он за дневную плату в пять марок в течение шести дней в неделю должен был ложиться в гроб с крышкой из стекла, входить в состояние каталепсии, а потом «оживать».

Умный подросток быстро понял, что если природа наградила его таким необычным талантом, за который другие готовы хорошо платить, то следует заниматься развитием этого таланта. Тогда плата еще вырастет! Вольф работал в паноптикуме, но опыты в клинике профессора Абеля не прекращались, и в результате открылось, что Мессинг обладает и другими способностями медиума и гипнотизера. Более того, ему стало под силу восприятие и самостоятельная передача мысленных приказов.

Цельмейстер сумел по достоинству оценить успехи своего подопечного, и благодаря его старанию Вольф стал одним из артистов всемирно известного цирка Буша, а именно факиром. Он прогуливался по битому стеклу, его кололи иголками, а он не ощущал боли. Он безошибочно находил различные спрятанные предметы, короче говоря, демонстрировал дежурные цирковые чудеса. Он забыл про голод, зарабатывал теперь много, но не переставал тренировать и развивать свои способности. «Я начал тренироваться. В свободные четыре дня недели я ходил на берлинские базары. Вдоль прилавков с овощами, картофелем и мясом стояли краснощекие молодые крестьянки и толстые пожилые женщины из окрестных сел. Покупатели были редки, и в ожидании их многие продавцы сидели, задумавшись о своем. Я шел вдоль прилавков и поочередно, словно верньером приемника, включая все новые станции, «прослушивал» простые и неспешные мысли немецких крестьян о хозяйстве, оставленном дома, о судьбе дочери, вышедшей неудачно замуж, о ценах на продукты, которые упрямо не растут».

Мессинг учится «слышать» без слов, телепатически. Он пишет об этом так: «Дело в том, что я не всех людей одинаково хорошо «слышу» телепатически – пусть простят мне этот глагол «слышать», абсолютно не передающий сущности явления. Суть в том, что чужое желание я ощущаю как бы собственным желанием. Ощущение появляется во мне ощущением же. Если мой индуктор представит, что он хочет пить, и я стану ощущать жажду. Если он представит себе, что гладит пушистую кошку, и я почувствую у себя в руках нечто теплое и пушистое. <…> Вот в чем разница слов «слышать» в обычном понимании и в телепатическом понимании, как я его применяю здесь. Итак, мысли и чувства не всех людей я одинаково хорошо «слышу». Одни «звучат» в мозгу моем громко, другие – приглушенно, третьи – совсем шепотом, из которого долетают только отдельные слова».

В 1915 году, уже в разгар Первой мировой войны, Вольф вместе с цирком совершает гастрольное турне. В Вене одно из представлений цирка посетил Альберт Эйнштейн, который по окончании шоу прошел за кулисы, познакомился с Мессингом, сказал юному дарованию пару лестных слов и пригласил его к себе в гости. Эйнштейну тогда было всего тридцать пять лет, однако имя его уже гремело, поэтому приглашению Вольф необычайно обрадовался. Дома у Эйнштейна его удостоил своего знакомства еще один, не менее известный человек – профессор Венского университета, невропатолог и психиатр Зигмунд Фрейд. Отец психоанализа тут же начал эксперименты. Распоряжения мыслью отдавал Фрейд, выказавший себя задорным шутником, несмотря на свои солидные 65 лет. О заданиях Фрейда вспоминал позже с улыбкой сам Мессинг: «До сих пор помню его мысленное приказание: подойти к туалетному столику, взять пинцет и, вернувшись к Эйнштейну… выщипнуть из его великолепных пышных усов три волоска. Взяв пинцет, я подошел к великому ученому и, извинившись, сообщил ему, что хочет от меня его ученый друг. Эйнштейн улыбнулся, подставил мне щеку. Второе задание было проще: подать Эйнштейну его скрипку и попросить его сыграть на ней. Я выполнил и это безмолвное приказание Фрейда. Эйнштейн засмеялся, взял смычок и заиграл».

После завершения экспериментов все уселись за стол, и вечер пролетел в непринужденной беседе. Вольф чувствовал себя в компании этих двух гениев совершенно свободно, не мешала ни разница в возрасте, ни в общественном положении.

Не исключено, конечно, что Фрейд и Эйнштейн просто хотели помочь симпатичному еврейскому юноше, они ведь и сами были евреями. И своим приглашением на ужин, экспериментами и беседами они оказали ему моральную поддержку. Как бы там ни было, новость об ужине в доме Эйнштейна, растиражированная газетами, способствовала росту известности Мессинга. Знакомство это, вероятно, способствовало и заключению контракта Мессинга с импресарио на международный сольный тур, длившийся целых четыре года. Он вернулся в Польшу богатым и знаменитым.

Но изменился не только он, изменился и мир. Польша, в которую в 1921 году возвратился Мессинг, к тому времени обрела самостоятельность, перестав быть составной частью России. А государству всегда нужны солдаты, поэтому Мессингу пришлось прервать выступления и отправиться служить в армию. На смену сценическим костюмам пришла военная форма. Но маршировал на плацу и учился стрелять из винтовки новобранец Мессинг очень недолго. Узнав, что в Войске Польском появился солдат с такими выдающимися способностями, с ним захотел познакомиться Юзеф Пилсудский – «начальник Польского государства». Вольфа спешно переодели в штатское и отвезли в резиденцию правительства. Там как раз проходил великосветский прием, Пилсудский обожал устраивать светские рауты и удивлять гостей необычными развлечениями. Так что Мессинг появился в качестве своеобразного «угощения». Вспоминает он сам: «Меня ввели в роскошную гостиную. Здесь было собрано высшее придворное общество, блестящие военные, роскошно одетые дамы. Пилсудский был одет в нарочито простое полувоенное платье без орденов и знаков отличия. Начался опыт. За портьерой был спрятан портсигар. Группа придворных следила за тем, как я его нашел. Право же, это было проще простого! Меня наградили аплодисментами. Более близкое знакомство с Пилсудским состоялось позднее в его личном кабинете. «Начальник государства», кстати, это был его официальный титул в те годы, был суеверен, любил «счастливое» число тринадцать».

Знакомство с Пилсудским продолжилось и после того вечера. Известно, что Мессинг выполнял для Пилсудского задание «частного характера». О содержании этого задания Мессинг никогда и никому не рассказывал, не рассказал и в книге своих воспоминаний, изданной в другой стране и много лет спустя, когда маршала Пилсудского уже давно не было в живых.

Военная служба Мессинга круто меняет свое направление – его переводят в криминалисты, что для него намного интересней муштры на плацу. А через некоторое время Мессинг возвращается к артистической карьере. И снова огромные яркие афиши в Варшаве, Париже, Лондоне и Риме приглашают на выступления «гипнотизера, факира и медиума Вольфа Мессинга». Ему аплодировали во всех столицах Европы, в огромных концертных залах и в роскошных императорских дворцах.

Газеты восторженно писали о его потрясающих выступлениях. Личность Мессинга будоражила воображение, а его публичные рекламные трюки приводили в восторг обывателей: например, в Риге его появление на улицах за рулем автомобиля, с закрытыми повязкой глазами, вызывало в прогуливающихся горожанах смесь паники и восторга. О том, куда крутить руль, ему телепатировал сидевший рядом шофер.

Некоторые из «чудес» быстро становились достоянием публики еще и потому, что в них участвовали известные во всем мире политические фигуры. Например, в одном из опытов 1927 года мысленные приказы Мессингу отдавал Махатма Ганди. И хотя Ганди попросил лишь взять со стола флейту и передать ее другому человеку, но это был сам Ганди, поэтому незамысловатый фокус (незамысловатый – для Мессинга) получил огромный резонанс – о нем говорил весь мир.

Как-то Вольфа пригласили в родовой замок могущественного графа Чарторыйского, и граф попросил его найти давно утерянную бриллиантовую брошь. Эта антикварная брошь не только являлась семейной реликвией, но и стоила огромных денег. Считалось, что брошь украли, но вынести брошь из замка вор не смог – как только обнаружилась пропажа, в замке перекрыли все входы-выходы.

Мессинг приехал в замок в образе художника: развевающийся черный плащ, шляпа с широкими полями, длинные волосы. В соответствии с поставленной задачей ему надо было общаться с обитателями и «прослушивать» их, чтобы понять, кто из них вор. Задача поначалу представлялась достаточно легкой, Мессинг разговаривал с людьми, служившими в замке, но… их было очень много.

И «виновник» пока что не обнаруживался. Сам Чарторыйский пребывал в уверенности, что никто из его родственников не мог совершить кражу, равно как люди из прислуги, жившие в замке десятилетиями и служившие графу верой и правдой. Мессинг уже склонялся к мысли, что драгоценная брошь все же каким-то образом покинула пределы замка, и намеревался довести свое мнение до графа, но ему не давала покоя загадочная деталь – слабоумный мальчик, сын одного из слуг. Только его из всех многих обитателей замка не удавалось «прослушать». Мессинг стал внимательней приглядываться к поведению мальчика и обнаружил, что того чрезвычайно привлекало все блестящее – он буквально застывал, неотрывно глядя на какой-нибудь блестящий предмет. Неужели «сорочья болезнь»? Мессинг проводит эксперимент, достает из кармана жилетки свои золотые часы, покачивает ими в воздухе, словно рассеянно поигрывая, а сам не спускает глаз с мальчика. Уловив его завороженный взгляд, он оставляет часы на столе и притворяется, что уходит, а сам прячется за дверью, продолжая наблюдать оттуда за мальчиком. Как только Вольф Мессинг исчез за дверью, мальчик кинулся к столу, молниеносно схватил часы и выбежал из зала. Мессинг поторопился вслед за ним, чтобы понять, как малыш распорядится своей «добычей». Каково же было его удивление, когда мальчик подбежал к чучелу медведя, стоявшему возле лестницы, остановился и опустил часы в оскаленную пасть зверя.

Мессинг позвал Чарторыйского и попросил его дать распоряжение разрезать чучелу шею. Граф немало удивился, но просьбу Мессинга выполнил. Когда шею вспороли острым ножом, оттуда посыпался блестящий дождь: разноцветные стекляшки, елочные игрушки, столовые приборы, кусочки фольги… Среди этих блестящих предметов оказалась и пропавшая бриллиантовая брошь.

Мессинг не прекращал совершенствовать и развивать свои удивительные способности. Оказалось, что кроме экстрасенсорных и телепатических способностей он обладает еще и даром предвидения и чтения судеб.

Выяснилось это совершенно случайно. «Однажды, еще в тридцатые годы, в Польше, пришла ко мне на прием молодая женщина. Она достала фотографию мужчины, несколько моложе ее по возрасту, имеющего явное родственное сходство с ней.

– Мой брат, – объяснила она. – Два года назад он уехал в Америку. За счастьем. И с тех пор – ни единого слова. Жив ли он? Можете ли вы узнать?

…Я смотрю на карточку брата бедной женщины. И вдруг вижу его словно сошедшего с карточки, чуть вроде бы помолодевшего. В хорошем костюме. И говорю:

– Не волнуйтесь, пани. Ваш брат жив. У него были трудные дни, сейчас стало легче. Вы получите от него письмо на тринадцатый день, считая сегодняшний. Это будет первая весточка от него за два года. Потом он будет вам писать чаще.

Женщина ушла от меня и, как водится, рассказала обо всем соседям. Пошла молва. Дошла до газетчиков. Начался спор в печати: ошибся Мессинг или нет? В общем, на тринадцатый, предсказанный мной день в этом местечке собрались корреспонденты чуть ли не всех польских газет. Письмо из далекой Филадельфии пришло с вечерним поездом».

Сам Мессинг пытался объяснить, как это у него получается, что он чувствует:

«Лучше всего я чувствую судьбу человека, которого встречаю первый раз в жизни. Или даже которого не вижу совсем, только держу какой-либо принадлежащий ему предмет, а рядом думает о нем его родственник или близкий человек.

Рассказанный мною эпизод о польском эмигранте относится именно к числу таких случаев: я держал в руке его карточку, а рядом сидела и думала его сестра. Перебирая в памяти сотни подобных случаев, я не могу не остановиться на единственном ошибочном. Впрочем, не совсем ошибочном.

Дело было опять-таки еще в Польше. Ко мне пришла совсем немолодая женщина. Седые волосы. Усталое доброе лицо. Села передо мной и заплакала.

– Сын. Два месяца ни слуху, ни духу. Что с ним?

– Дайте мне его фото, какой-нибудь предмет его. Может быть, у вас есть его письмо?

Женщина достала синий казенный конверт, протянула мне. Я извлек из него исписанный листок бумаги с пятнами расплывшихся чернил. Видно, много слез пролила за последние два месяца любящая мать над этим листком линованной бумаги. Мне вовсе не обязательно в таких случаях читать, но все же я прочитал обращение: «Дорогая мама!..» – и конец: «Твой сын Владик». Сосредоточился. И вижу, убежденно вижу, что человек, написавший эти страницы, мертв. Оборачиваюсь к женщине:

– Пани, будьте тверды. Будьте мужественны. У вас много еще дела в жизни. Вспомните о своей дочери. Она ждет ребенка – вашего внука. Ведь она без вас не сумеет вырастить его.

Всеми силами постарался отвлечь ее от заданного вопроса о сыне. Но разве обманешь материнское сердце? В общем, наконец я сказал:

– Умер Владик.

Женщина поверила сразу. Только через полчаса ушла она от меня, сжимая в руке мокрый от слез платок.

Я было забыл уже об этом случае: в день со мной разговаривали, просили моей помощи, советовались три-четыре человека. И в этом калейдоскопе лиц затерялось усталое доброе лицо, тоскующие глаза матери, потерявшей сына. И конечно же сейчас я не смог бы вспомнить о ней, если бы не продолжение этой истории.

Месяца через полтора получаю телеграмму: «Срочно приезжайте». Меня вызывают в тот город, где я был совсем недавно. Приезжаю с первым поездом. Выхожу из вагона – на вокзале толпа. Только ни приветствий, ни цветов, ни улыбок – серьезные, неприветливые лица. Выходит молодой мужчина:

– Вы и есть Мессинг?

– Да, Мессинг это я.

– Шарлатан Мессинг, думаю, не ожидает от нас доброго приема?

– Почему я шарлатан? Я никогда никого не обманул, не обидел.

– Но вы похоронили меня живого!

– Я не могильщик.

– И чуть-чуть не загнали в гроб вот эту женщину. Мою бедную мать…

Смутно припоминаю ее лицо, виденное мной. Спрашиваю:

– Все-таки кого же я заживо похоронил?

– Меня! – отвечает молодой мужчина.

Пошли разбираться, как это всегда в таких случаях было в еврейских местечках, в дом к раввину. Там я вспомнил всю историю.

– Дайте мне, – прошу женщину, – то письмо, что вы мне тогда показывали.

Раскрывает сумочку, достает. В том же синем конверте, только пятен от слез прибавилось. По моей вине лились эти слезы! Смотрю я на страницы с расплывшимися чернилами и еще раз прихожу к убеждению: умер человек, написавший это письмо, умер человек, написавший «твой сын Владик». Но тогда кто же этот молодой мужчина?

– Вас зовут Владик?

– Да, Владислав.

– Вы собственноручно написали это письмо?

– Нет.

Для меня это «нет» как вспышка молнии, озаряющая мир.

– А кто его написал?

– Мой друг. Под мою диктовку. У меня болела рука. Мы с ним вместе лежали в больнице.

– Ясно. Ваш друг умер?

– Да. Умер. Совершенно неожиданно. Он был совсем нетяжело болен.

Обращаюсь к женщине:

– Пани, простите мне те слезы, что вы пролили после нашей встречи. Но ведь нельзя знать все сразу. Вы мне дали это письмо и сказали, что его написал ваш сын. Я вижу обращение «мама» и подпись «твой сын». И вижу, что рука, написавшая эти слова, мертва. Вот почему я и сказал, что сын ваш умер».

Самое известное предсказание, едва не стоившее Мессингу жизни, он сделал в конце тридцатых годов. Дело было на одном из выступлений в варшавском театре, в присутствии многочисленной публики, как всегда и бывало на сеансах Мессинга. Отвечая на один из заданных вопросов, он сказал, что Гитлер плохо кончит, если и как только нападет на Советский Союз.

Это предсказание знаменитого медиума наутро напечатали на первых страницах все варшавские газеты. А вскоре польские газеты с предостерегающим и грозным пророчеством уже лежали на рабочем столе Гитлера. Фюрер всегда увлекался мистицизмом, имел группу личных астрологов и вообще на предсказания реагировал нервно. Узнав о предсказании Мессинга, он впал в ярость, назвал его врагом рейха и своим личным врагом и пообещал награду в 200 000 марок за голову этого еврейского медиума. Тогда Мессинг лишь посмеялся над угрозой Гитлера.

Но первого сентября 1939 года все резко изменилось. Началась война! С запада в Польшу хлынули немецкие войска. А с восточных границ наступала Советская армия. Польская кавалерия известна своей храбростью и выучкой, но что может сделать кавалерия против броневой мощи танков? Войска фюрера стремительно продвигались на восток, 27 сентября фашисты уже оказались в Варшаве. Всех членов семьи Мессинга отправили в концлагерь, в страшный Майданек, там они и погибли. Вольфу удалось скрыться и избежать участи своих близких. Он остался в Варшаве, жил по поддельным документам, прятался. И видел на улицах листовки с обещаниями крупной награды за его голову.

Его не выдали, но однажды Мессинга остановил немецкий патруль и потребовал предъявить документы. Офицер, главный в патрульной группе, узнав Мессинга, для большей уверенности подвел его к висевшей на стене листовке, сравнил портрет с оригиналом и, убедившись, что не ошибся, резким ударом впечатал лицо предсказателя в стену.

В жандармерии, куда его доставили с шестью выбитыми зубами, оглушенного, Мессинг отчетливо осознал уготованное ему будущее – концлагерь и смерть. Положение казалось абсолютно безнадежным. Выхода не было. И все же Мессинг сумел спастись.

«Сидя в карцере полицейского участка, я понял: или я уйду сейчас, или я погиб. Я напряг все свои силы и заставил собраться у себя в камере тех полицейских, которые в это время были в помещении участка. Всех, включая начальника и кончая тем, который должен стоять на часах у входа. Когда они все, повинуясь моей воле, собрались в камере, я, лежавший совершенно неподвижно, как мертвый, быстро встал и вышел в коридор. Мгновенно, пока они не опомнились, задвинул засов окованной железной двери».

Сломя голову он ринулся к лестнице, побежал было вниз, но снизу доносились голоса, тогда он рывком распахнул окно на лестничной площадке и выпрыгнул со второго этажа. Он не сломал ни рук, ни ног, но удар о мостовую потом всю жизнь напоминал о себе сильными болями в ногах и пояснице.

Встал вопрос: что делать дальше? Оставаться в оккупированной Польше – безумие, его найдут очень быстро, лицо Мессинга слишком хорошо известно. Путь на запад, север, юг закрыт – везде немцы, остается одно – бежать на восток, в Советский Союз. Он добирается до границы в толпе беженцев и переплывает Западный Буг. По счастливой случайности у Мессинга в кармане оказалась та самая листовка, в которой говорилось о награде за его голову. Пограничники его отправили в райком партии, а там повезло еще раз – им занялся заведующий отделом культуры Абрасимов, отвечавший и за формирование разъездных артистических бригад. В то время советская пропаганда концентрировала свою мощь в только что «присоединенных» Западной Белоруссии и Западной Украины. Прошедшие специальное обучение лекторы в сопровождении артистических бригад должны были убедить население этих территорий в преимуществах советского строя, при котором «так вольно дышит человек».

Вскоре Вольф Мессинг уже гастролирует с сольными выступлениями по всей Белоруссии: в Минске, в больших и малых городах. Залы всегда переполнены, везде горячий прием и неизменный аншлаг. А потом Мессинг поближе познакомится с НКВД. Во время одного из концертов в Гомеле на сцене появились два офицера с петлицами НКВД и увели Мессинга с собой, не проронив ни слова. Так же молчаливо его усадили в машину и повезли в неизвестном направлении. В ответ на робкий вопрос о вещах, оставшихся в гостинице, он услышал, что с вещами все в порядке, о них уже позаботились, а о нем тоже побеспокоятся. Мессинг уже был осведомлен о всемогуществе НКВД, потому легко можно представить его чувства и его страхи во время той поездки в машине со спущенными шторками на окнах. Но рано или поздно все поездки заканчиваются. Машина остановилась…

«Приехали, куда – не знаю. Входит человек с усами. Здоровается. Я его узнал сразу. Отвечаю:

– Здравствуйте. А я вас на руках носил.

– Как это? – удивился Сталин.

– Первого мая. На демонстрации».

Вольф Мессинг понравился вождю, он запомнил его и однажды вызвал в Москву, решив проверить его способности. Проверка эта походила больше на развлечение для узкого круга партийной элиты. Однако, по свидетельству Мессинга, это развлечение едва не завершилось трагически.

«Мне было дано задание получить 100 000 рублей в Госбанке по чистой бумажке. Опыт этот чуть не кончился трагически. Я подошел к кассиру, сунул ему вырванный из школьной тетради листок. Раскрыл чемодан, поставил у окошечка на барьер. Пожилой кассир посмотрел на бумажку. Раскрыл кассу. Отсчитал сто тысяч. Для меня это было повторением того случая с железнодорожным кондуктором, которого я заставил принять бумажку за билет. Только теперь это не представляло для меня, по существу, никакого труда. Закрыв чемодан, я отошел к середине зала. Подошли свидетели, которые должны были подписать акт о проведении опыта. Когда эта формальность была закончена, с тем же чемоданчиком я вернулся к кассиру.

Он взглянул на меня, перевел взгляд на чистый тетрадный листок, насаженный им на один гвоздик с погашенными чеками, на чемодан, из которого я начал вынимать тугие нераспечатанные пачки денег. Затем неожиданно откинулся на спинку стула и захрипел. Инфаркт!.. К счастью, он потом выздоровел.

Другое задание состояло в том, чтобы пройти в кабинет очень высокопоставленного лица, тщательно охраняемый. Пройти, разумеется, без пропуска. Я выполнил без труда и это задание».

Этим «очень высокопоставленным лицом», как легко можно понять, был сам Иосиф Виссарионович Сталин. Вождь поинтересовался, а сможет ли Мессинг проникнуть в Кремль без пропуска. Мессинг взглянул на Сталина, оставил на столе свой пропуск, взял девственно чистый лист бумаги и вышел. Но перед этим Сталин приказал всем кремлевским постам усилить бдительность. Но, несмотря на такое распоряжение, Мессингу удалось беспрепятственно пройти через все посты.

Сталин удивился, потом возмутился и приказал провести расследование, каким образом Мессинг оказался в состоянии пройти без пропуска. Выяснилось, что на всех постах вместо пропуска он предъявлял чистый лист бумаги, а потом, на последнем посту, сдал этот «пропуск». Сталин все равно не понимал, как же ему удалось пройти, если всем постам было строжайше приказано «не пропускать». На это Мессинг ответил:

– Товарищ Сталин, вы же отдали приказ не пропускать Мессинга, а я часовым на всех постах внушил, что я – Берия. Так что все объясняется очень просто.

Мессинг был обласкан высшим партийным руководством, и даже, как говорят, ему покровительствовал сам Сталин, так что жизнь в СССР повернулась к медиуму своей солнечной стороной. Он выступал в лучших концертных залах, стал неизменным участником официальных праздничных концертов, на которых присутствовали члены правительства. Иногда Мессинг настолько увлекался, что забывал об осторожности. Например, выступая в клубе НКВД, на вопрос о том, каково его мнение по поводу только что заключенного советско-германском пакта о ненападении, он чуть задумался и ответил, что видит на улицах разрушенного Берлина советские краснозвездные танки.

Зал замер в предчувствии скандала. Заявить такое, когда еще, можно сказать, не высохли чернила подписей Молотова и Риббентропа на мирном договоре! Но все как-то обошлось, и никаких «оргвыводов» в отношении Мессинга не сделали. А в июне 1941 года заполыхала война.

Мессинг оказался в эвакуации далеко на востоке от Москвы, в Новосибирске. Там он познакомился с Аидой Михайловной и женился на ней, она до конца своих дней оставалась его верной ассистенткой и ведущей на концертах. Когда ей однажды задали вопрос, а не страшно ли жить с таким мужем, который, словно рентген, видит «насквозь» и может читать все ее мысли, она чуть пожала плечом и сказала:

– Нет, не боюсь. У меня не бывает плохих мыслей.

Во время войны, когда Мессинг много ездил по стране с концертами, его очень часто просили узнать судьбу родных, близких, любимых, тех, что воевали с фашистами. Мессинг всегда отказывался, он говорил:

– Я не могу сделать счастливой одну семью и лишить надежды другую.

А когда на одном из больших концертов его спросили, когда окончится война, Мессинг не колебался и дал немедленный ответ:

– Восьмого мая 1945 года.

Сталин помнил об этом предсказании и в мае 1945 года Мессинг получил от него личную телеграмму со словами благодарности за такое точное предсказание. Сталин благодарил его и раньше. Это случилось летом 1942-го, эвакуированный Мессинг жил тогда в Ташкенте. Республиканская газета «Правда Востока» напечатала статью о патриотизме «профессора В. Мессинга, пожелавшего подарить Красной Армии самолет, построенный на его личные средства».

Через несколько дней все центральные советские газеты опубликовали правительственную телеграмму, подписанную Сталиным:

«Товарищу Вольфу Мессингу. Примите мой привет и благодарность Красной Армии, товарищ Вольф Мессинг, за вашу заботу о воздушных силах Красной Армии. Ваше желание будет исполнено.

И. Сталин».

На самом деле события разворачивались не так просто, а «забота о воздушных силах Красной Армии» со стороны гражданина Мессинга носила несколько вынужденный характер. В один прекрасный день Мессинга вызвали в НКВД и поинтересовались суммой, которую он готов пожертвовать на нужды армии. Мессинг озвучил вполне солидную, как он полагал, цифру. Но вместо благодарности прозвучал поток резких слов и брани. Как это так? Он, самый высокооплачиваемый артист, хочет отделаться мелкой подачкой? Мессинг подумал и назвал большую сумму. Этого тоже оказалось мало, и Мессингу вручили постановление об аресте по обвинению в шпионаже.

Посидев закрытым в камере, Мессинг быстро осознал, что иного выхода нет – свобода стоит дорого, и выразил горячее желание построить на свои деньги для горячо им любимой Красной Армии самолет. Обвинение было снято, Мессинга незамедлительно выпустили.

Мессинг извлек урок из общения с НКВД и втайне конвертировал все свои сбережения в драгоценности. Он разыскал и нанял проводника и решил перейти советско-иранскую границу, бежать. Иран был хорош тем, что там куча богатых англичан, им есть на что строить самолеты, в Иране никто не станет отнимать у бедного еврея честно заработанные им деньги.

Увы, в этот раз великий медиум дал промашку – не смог прочитать мысли коварного проводника, который привел его в заранее приготовленную засаду. Так Мессинг снова попал в НКВД, к старым знакомым. На первом же допросе следователь заговорщицки подмигнул, улыбнулся и спросил:

– Ну что, товарищ Мессинг, как насчет еще одного самолета?

Так на деньги Мессинга построили еще один самолет для Красной Армии.

После войны Вольф Мессинг возвращается в Москву. Он по-прежнему ездит на гастроли по всей стране, но программа выступлений всегда была строго согласованной, не позволялось никакой отсебятины. В кругу знакомых Мессинг жаловался, что он может намного больше, но ему не дают показать и десятой доли. Кое-кто утверждал, что медиум умел проходить сквозь стены и даже левитировать, но документальных подтверждений такого рода его талантов, к сожалению, не имеется.

Известна история о том, что он спас жизнь сыну вождя всех времен и народов, Василию. Тот поведал Мессингу о намерении лететь с хоккейной командой в Свердловск, на очередной матч. Мессинг же сказал, что лететь не нужно. Василий, человек веселого и сумасбродного нрава, лишь рассмеялся и отмахнулся от совета. Тогда Мессинг набрался смелости и позвонил его отцу, самому Сталину.

– Василию нужно ехать поездом! – сказал он.

Повисла короткая пауза, а потом Сталин спросил:

– Вы советуете или настаиваете, товарищ Мессинг?

– Настаиваю, товарищ Сталин!

Сталин никак не отреагировал, и на этом телефонный разговор закончился. Но Василию Сталин все же приказал ехать поездом. Василий послушался и правильно сделал. Уже в поезде он узнал о страшной трагедии: самолет с хоккейной командой ВВС разбился, подлетая к Свердловску, и все, кто был на борту, погибли.

Ходят слухи и еще об одной мистической истории, когда Мессинг вроде бы мог предотвратить гибель советских космонавтов, но в 1967 году Сталин был давно мертв, а к предсказаниям стареющего Вольфа Григорьевича уже не очень-то прислушивались. А он потом до конца жизни сокрушался, что не смог предотвратить то, что случилось:

«6 апреля 1967 года я проснулся рано утром, и какое-то трагическое предчувствие овладело мною. Я вышел на улицу, купил несколько газет и на первой странице каждой из них увидел сообщение об успешном запуске космического корабля «Союз-1» и рядом фотографию космонавта Владимира Комарова, его биографию. Тут меня неожиданно передернуло от мысли: «Он не вернется!» Дрожь пробежала по моей спине, но не хотелось верить в страшное предчувствие. Я хотел отвлечься от этой мысли, но она неотступно преследовала меня: «Он не вернется!» Я сразу должен был предпринять какие-то меры. Куда-то позвонить. Но куда? Кому? И кто поверит мне? И вообще можно ли прекратить полет? Я попытался логически объяснить крушение, но ясновидение не поддается логике. Через несколько дней радио и газеты сообщили, что Владимир Комаров погиб, возвращаясь с орбиты… Неужели я никак не мог предотвратить эту трагедию?!»

После войны на зарубежные гастроли Мессинга не выпускали, ему не доверяли, потому что в соответствующих органах очень хорошо помнили его намерение ускользнуть из Советского Союза.

Михаил Михалков, брат известного и любимого всеми властями Сергея Михалкова (и сам человек необычной судьбы) был знаком с Мессингом и даже написал о нем книгу. В одном из интервью он рассказывал о встречах с Мессингом и утверждал, что Мессинг: «После войны <…> побывал во многих странах мира. Как я слышал, в Англии он, например, усыпил всех гипнотизеров, которые пришли его послушать. Вообще Мессинг мог парализовать мозг любого живого организма. Мог через стену молча давать задание собаке, которая все точно выполняла. На сцене Мессинг мог «окостенеть»: затылок и пятки ног он клал на стулья. Из зала вызывался самый тучный мужчина, садился на него, и тот не прогибался. Занимался и более полезными делами: после войны Мессинг лечил людей от курения и алкоголизма».

Михаил Владимирович оставил воспоминания и о том, как стал свидетелем встречи Мессинга и известного индийского йога: «Как-то он (Мессинг) пригласил меня в Институт Вишневского, где наши ученые анализировали чудеса, которые демонстрировал индийский йог. Тот много всего показал, в числе прочего длинной иглой проколол себе шею. А потом рассказал о том, что многие в Индии научились снимать болевой рефлекс с ног, рук, шеи, но грудную клетку они не трогают – очень опасно. Мессинг внимательно слушал, смотрел, а потом сказал: „Значит, грудь вы не трогаете? Вот я вам и покажу, как это делается“. Он ушел в отдельный кабинет и вскоре вернулся, раздетый по пояс. Его ассистент достал иглу и со спины стал медленно вводить ее сквозь всю грудную клетку рядом с сердцем. Наконец игла показалась. Йог был потрясен. Иглу вынули, а кровь из ран даже не пошла. Эту процедуру я видел собственными глазами!»

Вольф Мессинг продолжал концертную деятельность даже в возрасте за семьдесят. Энергии ему хватало. Но он был не только человек, наделенный уникальным даром, умный, упорный, находчивый – у него имелись и свои человеческие слабости. Очень сильно его задевало и обижало, что у него нет никакого звания. Но на предложение руководства Москонцерта похлопотать за него Вольф Григорьевич надувал щеки и отказывался приять помощь. «Я не артист! – возмущался Мессинг. – У меня есть звание. Я – Мессинг! Для зрителей важно имя, а не звание!» Но когда в середине шестидесятых годов ему все-таки присвоили звание заслуженного артиста РСФСР, он бурно и искренне радовался.

Вольф Мессинг прожил семьдесят пять лет, намного пережив жену, которую похоронил в 1960 году. В последние годы жил в Москве на улице Герцена, вместе с родной сестрой покойной жены. Его мучили боли в ногах – последствия побега из варшавской жандармерии. Выходя из квартиры, чтобы ехать на операцию, Мессинг обернулся к своему портрету и произнес: «Все, Вольф, ты сюда больше не вернешься». И он оказался прав в своем предчувствии. Операция прошла благополучно, медики не сомневались, что дело идет на поправку, однако 8 ноября 1974 года у Вольфа Мессинга неожиданно произошли отказ почек и отек легких, и он умер. Единственный некролог был напечатан 14 октября в «Вечерней Москве». Он ушел из жизни страшно одиноким. Предали земле Мессинга на Востряковском кладбище, рядом с женой, и несколько лет на его могиле не было ни надгробия, ни памятника. Памятник уже позднее поставила Наталья Лунгина, много лет бывшая его ассистенткой.

Такой была жизнь Вольфа Мессинга, рассказанная им сами.

Но, похоже, была и другая жизнь этого же самого человека.

Серьезных биографий Вольфа Мессинга написано не было, а то, что он сам написал о себе, очень напоминает книгу в жанре фэнтези – уйма фантастических историй и несоответствий, заметных для пытливых читателей.

Вообще же написано о Мессинге очень много, но почти все это – какие-то вольные вариации его книги. Среди всей массы легенд и фантазий на тему о великом медиуме очень редко можно наткнуться на подлинные, достоверные свидетельства. Одним из людей, кто действительно попытался рассказать о реальной личности Мессинга, был Юрий Озеров, сам испробовавший профессию гипнотизера. Озеров говорил, что был настолько удивлен встречей с этим человеком, благодаря которому он заинтересовался тайнами психики и сознания человека, – удивление его было так велико, что он хранил его в себе на протяжении десятков лет.

Некоторые детали жизни Мессинга стали известны Озерову благодаря польскому журналисту Игнатию Шенфельду, который в 1941 году бежал из занятого фашистами Львова, превратностями судьбы оказался в Ташкенте, а там его арестовали как шпиона. В тюрьме Узбекского НКГБ он попал в одну камеру с Мессингом, ожидавшим смертного приговора по обвинению в попытке пересечь государственную границу в военное время.

«Вот рассказ Игнатия Шенфельда о своем сокамернике, знаменитом телепате, услышанный от него самого.

– Родом мы с Мессингом из местечка под Варшавой, называемого Тура Кальвария.

– Как, как? – удивился я. – Кальвария – это же по-латыни Голгофа!

– Да, нашу деревню называли и так. Когда-то у христиан она считалась святым местом, ее даже называли Новым Иерусалимом. В семнадцатом веке там было пять монастырей и шесть костелов с росписями на темы скорбного пути Христа. Позже там стали селиться евреи, принесли в те места хасизм. Постепенно зажиточные христиане переселились в Варшаву, а на их место пришли бедные евреи. Католическое влияние угасло, а хасизм укрепился. Гора Голгофа превратилась в Кальварию, а самым почетным и богатым человеком стал местный цадик.

Мессинги, как и мы, Шенфельды, были из бедных. Отец Вольфа, прозванный в местечке Хаимом Босым, работал летом на фруктовых садах цадика, а зимой – на его же фабрике по производству мармелада. Семья едва сводила концы с концами. Детей у Хаима было трое, Вольф был старшим. Самая трудная работа ложилась на его плечи. Он помогал отцу окуривать сад, бороться с вредителями. Вы знаете, доктор, что это за работа? Глаза вечно воспалены, слезы текут, горло дерет, человек задыхается. А спать до глубокой осени мальчишке приходилось в продуваемом насквозь шалаше.

Неудивительно, что с детства Вольф хотел удрать из родной деревни. Однажды в местечко приехал передвижной цирк «Корделло». Это было семейное предприятие. Его возглавлял пан Антон Кордонек, дрессировщик, фокусник и эквилибрист. Помогали ему жена Розалия, два сына и две дочки-наездницы. Цирк поразил воображение мальчишки.

Денег на билет у тринадцатилетнего Вольфа не было, но он не пропустил ни одного выступления, пролезая в цирк между ног зрителей. Днем он помогал цирковой семье таскать воду, колоть дрова, задавать лошадям сена. Однажды его пригласили к столу, чем мальчик долго гордился. Когда цирк стал собираться в путь, Вольф в отчаянии убежал из дому. С зареванной физиономией он встретил их фургон в десяти километрах от местечка.

Пан Кордонек все понял и показал кнутом: «Залезай». Так начались самостоятельные скитания знаменитого артиста.

В бродячем цирке Вольф научился лежать на утыканной гвоздями доске, глотать шпагу, извергать огонь. Он быстро освоил весь набор немудреных фокусов пана Кордонека. К началу четырнадцатого года цирк исколесил пол-Польши, но неожиданно разразилась война. Сыновей пана Кордонека призвали в армию, и труппа распалась.

Мессингу пришлось искать другую работу. Один ловкий антрепренер придумал для него новый номер. Вольфа укладывали в стеклянный гроб, на голову надевали чалму и демонстрировали его, как йога, голодающего уже сорок дней. Длинный нос, торчащие ребра и впалые щеки вполне убеждали публику. Номер был популярен, Мессингу стали хорошо платить. Он стал лучше питаться и вскоре пополнел. Пришлось прекратить валять дурака.

Между тем годы летели, и артиста, достигшего призывного возраста, взяли в армию. Он стал санитаром тылового госпиталя. После демобилизации Мессинг продолжал выступление в разных балаганах и луна-парках. Возвращаться к отцу без денег он не хотел».

Затем на жизненном пути Мессинга появляется некий пан Залесский, выступавший в амплуа мага, и Вольф берет у него уроки мастерства, оплачивая их из тех денег, что ему удалось скопить. Вскоре он уже ассистирует маэстро.

А еще через полгода Мессинг проводит в Варшаве первый самостоятельный сеанс с ассистенткой. Публике он понравился, и через год после первого выступления Мессинг уже обзаводится собственным антрепренером. Он почти пять лет гастролирует по Польше, придумав себе запоминающееся звание «Раввин с Горы Кальвария». Успех Мессинга неуклонно рос, росла его известность, а с ней и заработки.

Когда, по соглашению между Германией и Советским Союзом, Польша оказалась разделена, а потом гитлеровские войска вторглись в Польшу, то началось тотальное преследование и истребление евреев и коммунистов. В потоке других таких же несчастных беженцев Мессинг добрался до Белостока.

Начало войны застало его в Тбилиси, где у него проходили концерты. Вернувшись в Москву, он был эвакуирован в Ташкент, где и случилась история с неудавшимся переходом через границу. Слава богу, обошлось без смертного приговора, и Мессинг потом продолжал гастроли по всему Союзу. По поводу создания легенды о Мессинге Озеров пишет следующее:

«В журнале «Здоровье» некий Г. И. Косицкий сравнил его искусство с искусством Ойстраха и Клиберна. Надо сказать, что сам Мессинг в создании о себе легенды не участвовал. Он наотрез отказывался подвергать себя каким-либо исследованиям и упорно помалкивал о своем прошлом. Однако слава Мессингу льстила, а потому при всей своей осторожности он снова попался на удочку.

На этот раз его сумел обольстить московский журналист Михаил Васильевич Хвастунов, писавший под псевдонимом «М. Васильев». Он выпустил серию популярных брошюр «Человек и Вселенная», работал над книжкой «Человек наедине с собой».

Обольщению Мессинга способствовала вышедшая тогда книга воспоминаний известного иллюзиониста Михаила Куни. Хвастунов сообразил, каким бестселлером может стать книга Вольфа Мессинга, и приступил к осаде телепата. После недельных уговоров Вольф Григорьевич сдался. Был составлен договор, по которому восемьдесят процентов гонорара должен был получить Хвастунов, Мессингу же доставалась будущая всемирная слава. Михвас, как его называли в московских журналистских кругах, заперся с телепатом на подмосковной даче и несколько дней пытался выжать из Мессинга хоть какие-то мало-мальски сенсационные воспоминания.

Однако таковых не оказалось. Подлинная биография Вольфа Григорьевича никак не соответствовала ходившим о нем легендам. Надо было изобрести телепату новое блистательное прошлое. И Михвас постарался на славу. В фальшивых воспоминаниях жизнь Мессинга наполнилась сногсшибательными встречами. <…> Чтобы придать «воспоминаниям» вес, Михвас нашпиговал их псевдонаучными вставками из своих же брошюр. Литературную стряпню Хвастунова стали печатать отдельными главами в журналах «Смена», «Байкал», «Современник», а также в газетах «Литературная Россия» и «Московский комсомолец». Популярный журнал «Наука и Религия» опубликовал «воспоминания» в пяти больших отрывках.

(Михаил Васильевич Хвастунов был назначен зав. отделом науки в «Комсомольской правде»).

В 1955 году издательство «Советская Россия» объявило о том, что на следующий год «воспоминания» Мессинга выйдут огромным тиражом. Однако этого не случилось. Компетентными органами на книгу был наложен запрет. Больше всего этим был огорчен Михвас – завидный гонорар уплыл из его рук.

Но история фальшивки неожиданно получала продолжение. В середине 1960-х годов в США заговорили о том, что Советское правительство уделяет большое внимание исследованиям в области парапсихологии, и в частности телепатии. Намекали на то, что КГБ с ее помощью скоро научится читать мысли политических противников.

В 1967 году в Москву приехали две ученые дамы – Шейли Острендер и Линн Шредер. Они надеялись выяснить, какими методами коммунисты проникли в парапсихологические тайники. Особых тайн они не узнали, но в 1970 году в издательстве «Бентем Бук» вышла их книга под названием: «ПСИ – научное исследование и практическое использование сверхчувственных сил за железным занавесом». Четвертая глава этой книги была целиком посвящена Мессингу. Она называлась «Вольф Мессинг, медиум, с которым экспериментировал Сталин». Надо ли говорить, что это был дословный перевод комикса Михваса из журнала «Наука и Религия». От встречи с американками ясновидец отказался, но пытливые дамы ничуть не усомнились в подлинности стряпни Хвастунова – Мессинга.

В конце 1970-х годов книга о феномене ПСИ была напечатана в Германии и пошла гулять по свету, выдержав восемь тиражей. Таким образом, слава знаменитого медиума перешагнула границы страны».

Сказка, как водится, оказалась красочней, чем реальная жизнь. Можно продолжать верить и в придуманную версию биографии Мессинга, тем более что серьезных биографических исследований не было. А всяческих версий его жизни – пруд пруди! Мессинг воде бы даже рассказывал, что это именно он убил Сталина с целью спасти советских евреев от преследований.

Не стоит так уж сурово обвинять маэстро в придуманной биографии. Скорее всего, она служила ему своеобразным рекламным буклетом, яркой афишей.

Заслуживает внимания высказывание профессионала, Юрия Горного, профессора и академика, достаточно скептически настроенного по отношению ко многим современным медиумам.

«На протяжении 40 лет с момента проявления интереса к феноменологии человека мне пришлось отследить массу сообщений о феноменах, которые широко известны в экспериментальной психологии. При личном моем экспериментировании со многими широко известными личностями я применял свой метод дискриминационного анализа, в результате чего у большинства так называемых феноменов не обнаружилось рекламируемых психофизиологических особенностей. Все это представлялось мне как мистика, т. е. иллюзия, в которую уверовали как некоторые представители науки, так и широкая зрительская аудитория».

А вот как он описывает «знакомство» с Мессингом:

«В 1966 году в октябре месяце я проверял телепатические способности Мессинга в Семипалатинском мединституте. Приехав в этот город специально для проверки его способностей, я решил познакомиться с маэстро. Он отказал мне в общении. Я был вынужден обратиться к устроителям выступления, работникам местной филармонии, чтобы попасть на публичное выступление. Им я представился их коллегой-музыкантом, играющим в ансамбле. И они мне помогли. Такая моя устремленность заинтересовала Мессинга, и он спросил у них, кто этот надоедливый молодой человек.

Они его информировали, представив меня как музыканта из соседней Барнаульской филармонии.

Во время выступления Мессинга я попросил студентов поучаствовать в сеансе, но с моим заданием. Задание мое было разбито по сложности на три этапа. На первом этапе Мессинг должен был продемонстрировать свои способности мышечной чувствительности к идеомоторным актам участника эксперимента (зрителя). Второй этап – показ своей способности логического мышления. И третий этап – это телепатические способности определить образ, который был известен только мне. Задание было таково по содержанию: спуститься в зрительный зал, остановиться у 3 ряда и топнуть ногой, пройти к 10 ряду и показать на люстру, в конце зала найти портфель, извлечь из него книгу и раскрыть на с. 101. Там взять конверт и определить находящийся в нем символ – голубь мира Пикассо и произнести фразу: «Миру – мир». Как я и предполагал, Мессинг блестяще справился с первым этапом, так как выполнял его с контактом рук. 2-й этап, где он продемонстрировал искусство анализа, прошел удовлетворительно, а 3-й этап оказался абсолютно невыполним для Мессинга, так как информация могла быть передана только в материальной оболочке слова.

Впоследствии я продемонстрировал этим студентам ряд своих сложных этюдов. В частности, определил спрятанную в здании иголку и задуманную в библиотеке книгу, найдя ее, воткнул иголку в то слово, которое они задумали, проведя это без зрительного контроля и контакта рук. Мы возвратились в зал и прошли на сцену, где стоял Вольф Мессинг в окружении многочисленных поклонников. Увидев меня, он произнес: «Молодой человек! Не надо этим увлекаться. Это дано от Бога. Занимайтесь своим делом, и Вы будете великим музыкантом».

Тогда юные студенты не удержались и сказали ему, что я только что за пределами этого зала показал этюд, который сложнее тех, что были в его программе. Это вызвало дикий гнев как у самого Мессинга, так и у устроителей. Свои следующие выступления он отменил».

Тем не менее Юрием Горным как настоящим профессионалом были честно оценены возможности Мессинга и отдано должное его артистическим качествам:

«С Мессингом я был лично знаком и видел, как он работает. Вольф Григорьевич был настроен на честную игру, не использовал никаких трюков и осуждал тех, кто выдавал всякого рода фокусы за телепатию. Его программа всегда состояла из трех частей: написать письмо и вручить загаданному адресату, два произвольных этюда с выполнением мысленных заданий и поиск в зале спрятанной публикой авторучки. Все, что касалось идеомоторики (неосознанных движений), Мессинг проделывал великолепно. Как очень хороший психолог, он выбирал из зала внушаемого человека, брал его за руку и повторял: «Думайте о том, что я должен сделать!» Мысли индуктора Вольф Григорьевич улавливал великолепно. Кроме того, у него была гениальная интуиция».

Жизнь Вольфа Мессинга освещалась сценическими прожекторами, он честно работал в переполненных концертных залах, но был глубоко одинок и умер в одиночестве. Возможно, всего-то и надо, что отделить реального человека, талантливого и одинокого, от красивой легенды про непревзойденного медиума…